Новая философская энциклопедия в четырех томах научно-редакционный совет
жүктеу/скачать 10.52 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- АВТОНОМИЯ И ГЕТЕРОНОМИЯ-в практической
- АВТОНОМНОСТЬ
- К). В.
- во всех
- влиянием аверрочзма
Лит.: Novak f. L'idée de l'autarcie économique. P., 1925; Laum B. Die Geschlossene Wirtschaft. Soziologische Grundlegung des Autarkieproblems. Tub., 1933; Schwer E. Der Autarkie-Begriff im Wandel der Zeit.— «Schmollers Jahrbuch für Gesetzgebung, Verwaltung und Volkswirtschaft im Deutschem Reiche», 1941, 65 Jg., Heft Г, S. 303—338; Festugiere A-J. Autarcie et communauté dans la Créée antique.— Idem. Liberté et civilisation chez les Grecs. P., 1947, p. 109— ==45 АВТОНОМИЯ И ГЕТЕРОНОМИЯ 126 ; Predähl A. Aussenwirtschaft. Weltwirtschaft, Handelspolitik und Währungspolitik. Gott., 1949; WUpert P. Autarkie.—«Reallexicon für Antike und Christentum», Bd. I, 1950, cols. 1039—1050; Wisely M. Self-Sufficiency and the Greek City. — «Journal of the History of Ideas», 1955, 16, p. 416—420; Heiander S. Das Autarkie-Problem in der Wellwirtschaft. B.—München, 1955; Rich A. N. M. The Cynic Conception of Autarkeia.—«Mnemosyne», 1956,9, S. 23—29; Adkins A. W. H. Friendship and «Self-sufficiency» in Homer and Aristotle.— «Classical Quarterly», 1963, 13, p. 30—45; Hasebroek 1. Trade and Politics in Ancient Greece. N. Y., 1965; nôrnach W. E. Autarkie (antik), Historisches Wörterbuch der Philosophie, Bd l. Basel-Stuttg., 1971, S. 685—690; Gigon 0. Antinomien im Polisbegriff des Aristoteles.— Heuenische Poleis, ed. E. Ch. Welskopf. B., 1974, Bd. IV; GaiserK. Das Staatsmodell des Thukidides: zur Rede des Perikies für die Gefallenen. Halb., 1975; Austin M. M., Vidal-Naquet P. Economic and Social History f Ancient Greece. Berkley—Los Angeles, 1977; Kidd 1. G. Posidonian Methodology and the Self-SufTiciency of Virture.— Aspects de la philosophie hellénistique. Gen., 1986, p. 1—21. H. В. Брагинская АВТОНОМИЯ И ГЕТЕРОНОМИЯ-в практической философии Канта два противоположных и в нравственном отношении решающих качества определения воли к хотению и поступку. Автономной является воля, которая сама дает закон своего действия или может мыслиться как сама для себя законодательная (от греч. αυτός—сам и νόμος— закон; самозаконие). Гетерономна воля, заимствующая норму своего воления и поведения не из своего разума, но из иного (от греч. έτερος—иной; инозаконие). Идея автономии родилась как своего рода кантианская гипертрофия закона бескорыстия: Кант подчеркивал, что нравственная воля отвлекается от всякого частного интереса и руководится лишь принципом разума как всеобщего практического законодателя и что в то же время этот разум есть общечеловеческое достояние. Правомерное притязание всякого человека на моральную разумность обосновывает допущение, что нравственным может быть признан только тот закон, который дается собственным нашим разумом или может быть представлен таким образом данным; законно поступающая воля в таком случае не должна искать ни в себе, ни в объекте ничего, кроме интереса собственного всеобщего законодательства. Идея автономии каждой воли разумного существа подает философу мысль сформулировать сам верховный принцип нравственности в духе автономии воли; всякий принцип воли должен иметь возможность представить собою принцип возможного всеобщего нравственного законодательства; поступай так, чтобы твоя воля во всех своих актах могла быть автономна. Автономия предстает с этой точки зрения как подлинный и даже единственный закон морали. Поскольку из автономии воли «следует» вся моральность, оказывается возможным построить некую систематическую этику автономии. Однако эта линия мысли стоит у Канта в противоречии с убежденностью в автономии всякой разумной воли без различия и в том, что эта автономия составляет метафизическое основание достоинства человека и вообще разумной природы. Метафизика автономий составляет важную предпосылку кантианской философии рационального естественного права. Однако категорические императивы этики автономии не могут иметь смысла в метафизике автономии; напротив, категорическая этика автономии предполагает радикальную гетерономию воли всех даже гипотетических ее субъектов. Во имя сохранения категорического характера нравственно-обязывающей силы норм этики автономии хотя бы одна воля должна все же представляться в ней действительно автономной. В отличие от метафизики автономии этика автономии существенно религиозна по своим предпосылкам. Всякий иной определяющий волю закон, если он не выражает собою собственного законодательства воли, характеризуется Кантом как имеющий своим следствием гетерономию воли. Гетерономия есть «неподлинный» принцип нравственности, подчиняющий волю всеобщему же закону, источником которого является, однако, нечто нетождественное нравственной самости воли. Известное свойство объекта воли, а не она сама определяет практическую норму. По Канту, в таком случае всякая норма неизбежно имеет условно-гипотетическую силу; желание нравственно ценного обусловлено желанием объективного содержания воли. Категорическое веление здесь невозможно. Гетерономная воля не свободна; напротив, свобода воли синонимична автономии. Идея автономии воли стала ключевой в нравственной философии Фихте. Свобода и самостоятельность практического разума в каждом личном духе становится у Фихте центральным содержанием нравственного долга; усматривая в природе личного духа «влечение к абсолютной самостоятельности» и признавая в то же время практическую свободу за несомненный метафизический факт, Фихте не может обойти ключевого противоречия автономной этики. Терминология «влечения» к свободе ориентирует на этическую идею, означающую отказ от метафизики личной автономии. Фихте требует, чтобы акт самоопределения личного духа мог быть хотя бы мыслим как стоящий в ряду, завершение которого придаст Я совершенную свободу и независимость. Этот поворот темы автономии делает ее основой для философии нравственной истории духа, рассматриваемой как история прогрессирующей свободы. Автономия есть уже идея, прямо подводящая к этике и философии истории типа гегелевской. Но это означает также признание фактически неустранимой зависимости реальной воли, на фоне которой тезис абсолютной свободы самосознания и самоопределения вновь выводит в религиозно-онтологическое измерение. Нравственной истории как культуре нравственной свободы противостоит замкнутая в себе жизнь реально свободного абсолютного Я. В этом отношении движение системы Фихте в направлении абсолютного идеализма было в немалой мере предопределено дилеммами автономной этики. В дальнейшем проект автономной этики практически не нашел развития в европейской мысли. Характерно, что как формы, в которых воспринимали идею автономии относившиеся к ней с одобрением (ранний В. С. Соловьев), так и формы, в которых отвергали ее критики, находились в русле все той же альтернативы метафизики и этики автономии, и речь шла либо о неприятии радикальноконструктивистских выводов метафизической теории автономии (самозаконодательства воли, действительно едва ли совместимого Со свободой от всякого интереса), либо ограничении смысла автономии автономным принятием закона в максиму, автономным подчинением воли объективному или абсолютному добру. Такое ограничение вполне гармонирует с желанием кантианского разума остаться в своем качестве морального законодателя сугубо формальным, т. е. ограничиться только способом самоопределения воли к добру, не вдаваясь в содержание последнего и подозревая во всякой содержательной этике гетерономию; но
==46 АВТОРИТАРИЗМ если вполне последовательно провести мысль о формальном характере автономного воления и, напротив, о гетерономном характере всякого содержания воли, навязанного ей как закон, окажется, что и этика метафизического аетономизма должна быть В решающем отношении признана гетерономной. Постигающие это критики (Ф. Баадер, в известном смысле Н. А. Бердяев) находят поэтому порок автономизма именно в его метафизической претензии: самозаконном творчестве особого Я именем всеобщего. Благосклонные к автономизму авторы также часто старались показать совместимость его с признанием абсолютной ценности в морали, с надличным законом совести: своеобразной попыткой примирения этики положительноличной свободы с теономно-христианским миросозерцанисм могут считаться философские проекты И. А. Ильина и Н. О. Лосского. Лит.: Кант И. Основоположение к метафизике нравов [П—Ш].-Соч., т. 3. M., 1997; Он же. Критика практического разума.—Там же; Fichte l. G. Das System der Sittenlehre nach den Principien der Wssensehaftslehre.-Fichtes Werke, hg. V. I. H. Fichte, Bd. IV: Zur Rechts- und Sittenlehre II. (Reprint). B., 1971, S. 1-62; Pmiiss G. Kant über Freiheit als Autonomie. Fr., 1974; Dorschel A. Die idealistische Kritik des Willens, Versuch über die Theorie der praktischen Subjektivität bei Kant und Hegel. Hamburg, 1992. А. К. Судаков АВТОНОМНОСТЬ (от греч. αυτός—сам, νόμος—закон; самоуправление)—характеристика высокоорганизованных, прежде всего живых и социальных, систем, означающая, что функционирование и поведение таких систем определяется их внутренними основаниями и не зависит от воздействия внешнего окружения. При анализе автономности основное внимание, как правило, уделяется Проблеме независимости. Независимость является существенным признаком автономности, но далеко не определяющим. Автономность объектов и систем есть прежде всего их действие по внутренним основаниям» по внутренним побуждениям, по законам функционирования своей внутренней организации. Соответственно этому и строится система базовых понятий, выражающих идею автономности. При характеристике автономных живых систем первостепенное значение приобретает проблема внутренней активности при их функционировании и поведении. Эта внутренняя активность—важнейшее и исходное начало в понимании живого. Ее отмечали и зачастую абсолютизировали все естественнонаучные и философские направления, стремившиеся раскрыть тайны живого. Напр., витализм провозглашал наличие особой «жизненной силы» (энтелехии, психеи, археи) у живых систем, определяющей их особенности; проблема активности ныне рассматривается и на уровне микрофизики. Раскрытие природы активности составляет одну из наиболее важных задач науки, при этом в современных исследованиях выделяются два аспекта—энергетический (силовой) и информационный (сигнальный). Активность систем опирается на их энергетику, на способность аккумулировать и освобождать значительные количества энергии. Вопросы энергетики живого ныне активно рассматриваются в рамках биофизических и биохимических исследований. Информационный аспект касается вопросов управления, т. е. взаимодействия структурных начал в организации живого.
Значение автономности, внутренней активности систем следует рассматривать в плане эволюционного учения; автономность сложных систем и подсистем оправдана, когда содействует повышению эффективности функционирования и поведения систем в целом, расширению ареала их существования. Идея активности впитала в себя то новое, что выработано в ходе становления теории вероятностей и ее многочисленных Приложений к познанию реальных процессов и что закреплено в представлениях о случайности. Идея случайности противостоит концепции жесткой детерминации с ее трактовкой причинности как некоторой внешней силы, действующей на тела и вызывающей в них изменения. Идея активности предполагает наличие внутренней динамики и самодетерминации функционирования и поведения систем. Приложения идеи автономности к социальным процессам привели к представлениям о свободе как условии и предпосылке развития общества и человека к выдвижению этического принципа автономности: «Автономия есть... основание достоинства человека и всякого разумного естества» {Кант И. Соч., т. 4, ч. 1. M., с. 278). Автономные системы весьма разнообразны: говорят о разнообразии функций, о высокой специализации автономных систем, проявляющейся в разнообразии действий по отношению к окружающей среде и другим автономным системам. Автономность важна для организации общества, когда национально-территориальные объединения самостоятельно осуществляют функции государственной власти. Самоуправление таких национально-территориальных единиц оправдано, когда оно служит совершенствованию своей внутренней организации, мобилизации их внутренних сил и резервов и повышает эффективность функционирования того целого, в которое входят эти автономные единицы. К). В. Сачков АВТОРИТАРИЗМ (от лат. auctor— создатель, основатель и auctoritas— власть)— понятие, возникшее в 19 в., буквально означает самовластное правление. Среди политических режимов (см. Режим политический) авторитарный занимает промежуточное положение между крайне правыми, деспотическими, тоталитарными и умеренно демократическими. Конкретные авторитарные режимы могут быть ближе или к правому, или к левому политическому флангу и принимать или либерально-демократический облик (правление де Голля во Франции), или право-консервативный, реакционный, и деспотический (правление Перона в Аргентине, Салазара в Португалии и др.). Основные черты авторитаризма: концентрация и централизация личной власти, командное управление; снижение роли представительных институтов; сведение к минимуму оппозиции, автономии политических и общественных организаций (партий, союзов и т. п.); ==47 АВТОРИТАРНАЯ ЛИЧНОСТЬ ограничение в целом ассоциативной жизни общества; сокращение самоуправления; иерархический тип руководства во всех областях жизни общества (см. Иерархия); требование безусловного повиновения; акцент на принуждении. Авторитарная идеология—специфическая форма идеологии порядка, ведущая начало от идеологии реставрации начала 19 в. (Ж.де Местр, Л. де Бональд, Р. де ла Тур дю Пин) с ее романтическим культом исторического прошлого, национальных героев, с развитой политической мифологией (см. Мифология), с акцентом на определяющей роли власти, государства и повиновения (идея Бональда — причинный характер власти короля, дворянство как средство ее осуществления и общество подданных как следствие). К теоретикам авторитаризма нередко относят Т, Гоббса, идеолога сильной государственной власти, способной навести порядок и обуздать анархию неограниченной свободы. Среди других видных теоретиков авторитарного типа правления известны: X. Д. Кортес (1809—53), противник либерализма и социализма, сторонник религиозно-абсолютистской модели; Ф. Ю. Шаль (1801—61)—теоретик монархического варианта авторитаризма; Г. Трейчке (1834— 96) — идеолог и теоретик имперского правления Бисмарка. Исторические формы авторитаризма сменялись от реакционных к консервативным и бонапартистским, затем к либеральным, позже они пополнились националистическим, профашистским (напр., Ш. Моррас) и фашистским вариантами (режим Франко в Испании, военные хунты в разных странах и др.). Во 2-й пол. 20 в. кризисы отдельных национальных государств вызвали к жизни новые авторитарные режимы (Аденауэр в Германии, де Голль во Франции, «железная леди» М. Тэтчер в Англии и др.). Лит.: Maisire J. de. Considérations sur la France. Neuchâtel, 1796; Treilschke H. Vorlesungen über Politik. 2 Bde. В., 1897; Adorno T. W., Frenkel-Braunswik E; Levinson D. J., Sanford R. N. The autoritarian Personality. N. Y., 1950; Lipset S. M. Political Man. N. Y., 1960; L'autorismo e la società contemporanea. Roma, 1969; Clevages, Ideologies and Party Systems. Helsinki, 1964; Almond G. A., fowell G. £. Comparative Politics. Boston, 1966; Autoritarian Politics in modern Society. N. Y., 1970. И. И. Кравченко АВТОРИТАРНАЯ ЛИЧНОСТЬ—понятие, предложенное Э. Фроммом для неофрейдистского истолкования «человека толпы», представителя «массового общества», которого отличают такие черты, как консерватизм, жажда власти, ненависть к представителям других этнических групп, конформизм, догматическо-примитивные стереотипы мышления. Согласно Фромму, человек авторитарного склада испытывает фрустрацию, беспокойство и разочарование от обременительной свободы и чувства одиночества, что обостряет в нем жажду власти, ведет к идентификации себя с авторитетом группы. Последний замещает у авторитарной личности утраченный в современном обществе авторитет отца. Неомарксистские теоретики франкфуртского Института социальных исследований (М. Хоркхаймер, Г. Адорно и др.) в 30—40-е гг. провели исследования авторитета и семьи и также связали возникновение авторитарной личности с распадом семьи. В 1950 Адорно совместно с Э. Френкель-Брюнсвик, Д. Левинсоном и Р. Санфордом издал книгу «Авторитарная личность», где на основе большого эмпирического материала были выявлены авторитарно-фашистские ценностные установки личности (некритичность и шаблонность мышления, презрение к бедным, ксенофобия, антисемитизм). Они разработали социальнопсихологическую трактовку авторитарной личности, объединив типичные для нее черты: отождествление лидера с государством, вождизм (фюрерство), культ власти и повиновения, боязнь свободы и ответственности, гетерофобию, антиинтеллектуальное плебейство, догматизм и др. В ходе исследований были выделены различные типы авторитарной личности: конвенциональный, садистскомазохистский, причудливый, меланхолический, манипулятивный. Проблемами авторитарной личности занимался также Э. Эриксон. Дальнейшее развитие понятие «авторитарная личность» получило в рамках критической литературы относительно указанного исследования Адорно (К. Рогман, Г. Маркузе). Концепция авторитарной личности — социально-психологический вариант объяснения фашизма и догматизма. Она ценна для понимания проблем, типичных для современных посткоммуиистических режимов и для политической жизни общества любого типа или для ее имитации (в СССР). И. И. Кравченко АВТОРИТЕТ (от лат. auctoritas — суждение, совет, власть, образец)—в истории философии этическое понятие, означающее признанное влияние какого-либо лица или писания на жизнь других, тесно связанное с понятием средневекового авторства. Принцип креационизма, лежащий в основе христианского мировидения, предполагал автора бытия. Им считался Бог, возвестивший о созданном им мире в Священном писании, или Библии, которая была, таким образом, книгой-авторитетом. Тексты Библии являлись носителями Истины и потому использовались как средство верификации любых философско-теологических учений и как собрание примеров для правильной жизни. Авторитетами полагались также святые и лица, чьи писания были санкционированы для изучения, комментирования и воспитания (жития святых, трактаты, послания, молитвословия отцов церкви). Это означает, что помимо Писания авторитетом считалось и Предание. Понимание Предания в разных конфессиях неодинаково (в католицизме оно включает в себя святоотеческое наследие до Иоанна Дамаскина, в православии оно не ограничено временными рамками). К числу почитаемых текстов относились также и мирские авторитеты—поэтические, логические, философские сочинения древних языческих авторов, которые были признаны предвестниками христианского вероисповедания. В их число входили Платон (прежде всего «Тимей»), Аристотель (изначально «Категории», «Об истолковании», с 13 в.—«Физика» и «Метафизика»), Вергилий, Овидий и пр. Установка на авторитет тесно связана с историческими (генеалогическими, хронологическими), комментаторскими установками средневекового верующего разума, основная задача которого состояла в причащении Божественной истине. Такое отношение к авторитету было связано с тем, что в первые века христианства возник особый строй мысли, ориентированный на древность, святость и правильность, а потому авторитетность. Ранние отцы церкви (Климент Римский, Игнатий Богоносец, Поликарл
==48 АВТОРИТЕТ Смирнский) вслед за апостолами начали создавать сыгравший большую роль в Средние века жанр посланий в форме назиданий, увещаний, притч, в которых формулировались этические максимы в связи с идеей спасения, определялись способы приобщения человека к правильной жизни, ставшие впоследствии церковными таинствами крещения, евхаристии, исповеди и молитвы. Необходимость этих тщательно прописанных процедур не доказывалась, а показывалась, что собственно и обосновывало их авторитетность. Любые доказательства, основанные на умозаключениях, перед лицом, неисповедимости истины суть ненадежный источник для познания Бога. Надежным является, как полагал Тертуляиая, лишь тот источник, на который можно сослаться как на «свидетельство относительно смысла, происхождения, преемства и доказательства суждений» (Тертуляиан. О свидетельстве души.—В кн.: Он же. Избр. соч. М., 1994, с. 83). Таковым является традиция, поскольку она не может быть вымышленной одним человеком, но есть нечто, принадлежащее всем. Хранитель традиции— душа обладающего речью человека. Душа дозволяет нерефлексированное употребление слов обыденного языка типа «что Бог даст», «если Бог захочет», «Бог рассудит». Высказывания такого рода превращают любую душу в свидетеля ее божественного происхождения, поскольку она открыто и свободно указывает на имя Бога. Понятая таким образом душа позволяет судить и об авторстве. В этом смысле она—пророчица, толковательница знамений, провидица событий. Она—первая авторитетная ступень познания, дарованного человеку Богом. Все последующие ступени опосредованы ею. Авторитетность души «говорит» в любом сочинении. Поскольку же в нем говорит душа, по природе близкая Богу, то необходимо доверять и своим, и тем более божественным сочинениям, ибо Писание хронологически возникло ранее других творений. Опора на авторитет не является следствием слепой веры в догматы или иные церковные предписания. Напротив, с его помощью предполагалась возможность найти разумный ответ. Поскольку истина полагалась данной и возвещенной, то христианский ум изначально, как говорил Августин, к ней «льнул», был ей причащен. Человеческий разум был верующим в разумную божественную реальность, а вера была разумной. Для средневековых интеллектуалов авторитеты были способом проверки собственного разума на правильность своих построений, суждений, умозаключений, которые могли, помимо прочего, оспаривать, критиковать сами авторитеты. Это обстоятельство нисколько не умаляло идеи авторитета, исходящей из коренящейся в душе традиционности мышления и действования. Крушение «авторитетной» мысли началось с 13 в., когда с влиянием аверрочзма и аристотелизма произошло раздвоение истины на истины разума и истины веры. Разум с этого времени начинает утрачивать свое определение верующего, а вера перестает претендовать на звание разумной. Авторитет в современном смысле предполагает уважение, достоинство, значимость в любой области жизнедеятельности.
С. С. Неретина АВТОРИТЕТ СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ-в широком смысле общепризнанное влияние лица или организации в различных сферах общественной жизни, основанное на знаниях, нравственных достоинствах, опыте. В узком — одна из форм осуществления власти, с помощью которой обеспечивается контроль за действиями людей и их согласование. Авторитет—комплексное интегральное качество его субъекта (носителя авторитета). Он обусловлен признанием со стороны других лиц и ограниченностью возможностей рациональной оценки и обоснования ими возникающих альтернатив. Авторитет основан на доверии к качествам и достоинствам его носителя. Авторитет приобретается, зависит от эффективности выполнения субъектом своих социальных функций и не сохраняется, если не подкрепляется последующей деятельностью. Эффективность авторитета во многом определяется взаимодействием его с другими формами осуществления власти. Авторитет связан со способностью лица или группы лиц направить деятельность и поведение человека, не прибегая к принуждению, насилию и т. д. В отличие от внешнего принуждения, опирающегося на постоянную возможность прямого применения силы (насилия), власть авторитета поддерживается моральными основаниями (нравственными качествами субъекта), рационально обоснованной системой правовых норм, обеспечивающей законность, а также харизмой политического лидера, наделяемого экстраординарными качествами (святости, мудрости и др.). Если следовать классификации М. Вебера, в первом случае возникает традиционный способ закрепления авторитета, во втором—рационально-легальный, в третьем — харизматический. Легитимации подлежат все основные элементы механизма образования авторитета: институты, через которые он осуществляется, авторитетные роли носителя авторитета и способ провозглашения и структура самих авторитетных требований и распоряжений. Американский социолог Э. Шилз, развивая концепции Вебера о легитимации авторитета, подчеркнул, что авторитет—это способ принятия субъектами определенных обязательств, а провозглашаемые авторитетные нормы, распоряжения носителей авторитета принимаются на веру и на основе доверия. Речь идет о вере в некую прямую или косвенную связь с высшей «легитимирующей властью», которой может считаться воля бога, «завет» основателей государства или общества, «воля народа», «естественное право» и т. д. Т. о., не только харизматический (как полагал Вебер), но и традиционный и рационально-легальный способы легитимации авторитета, по Э. Шилзу, также покоятся на «вере в некую связь» со священным (харизматическим) источником, хотя эта связь опосредована. В современной социологии легитимация охватывает не только носителей авторитета, но и исполнителей обращенных к ним распоряжений. Характеристика и оценка социальной функции авторитета различаются в зависимости от того, какой из выделенных М. Вебером «идеальных типов» принимается за основной и наиболее адекватный самому «принципу» авторитета. Те социологи, кто таковым считают харизматический ==49 АГАМА-АНУСАРА авторитет, связывают его с произволом тоталитарной власти, подчеркивают зависимость авторитета от политического насилия, необходимость развенчания всех и всяческих авторитетов как «идеологического камуфляжа» тоталитаризма с целью создания «общества без авторитетов», каковым они считают «подлинно демократическое» общество. Те социологи, кто отстаивают антилиберальные ценности, усматривают в авторитете необходимый инструмент «воли к власти». Те социологи, политики, кто исходит из «модели» рационально-легального авторитета, видят в нем необходимый элемент либерально-конституционной власти. Социологи и политологи, которые ориентируются на традиционный авторитет как основополагающую форму осуществления власти, расходятся в оценке его социальных функций в зависимости от того, тяготеют ли они к консервативным или радикально политическим взглядам. Если для представителей консервативных взглядов «традиционность» авторитета является условием его «стабилизирующей» функции в обществе, то для защитников радикализма традиционность авторитета—тормоз на пути «общественного прогресса». Лит.: Технологии политической власти, Киев, 1994; Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М., 1994; РайхВ. Психология масс и фашизм. СПб., 1997; Политические элиты России. М., 1998; Weber M. Gesammelte Aufsätze zur Sozial und Wirtschaftsgeschichte. Tub.. 1924; Lasswell u. Power and Personality. N. Y„ 1948; Sirohal R. Autorität, ihr Wesen und ihre Funktion im Leben der Gemeinschaft. FreibuKg-W., 1955; Eckstein ff. and Gurr T. R. Patterns of Authority. A Structural Basis for Political Inquiry. L., 1975; Will E. U. Authority. L., 1982; Wer A. Powershift. N. Y., 1990. Г. Ю. Семигин жүктеу/скачать 10.52 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|