Первая 5 серая лавина кайзера 5 часть вторая 130 трагедия под сольдау 130 часть третья 306 отхлынувшая волна 306

ЗАБОТЫ ГИНДЕНБУРГА

Вечером, в Лобау, Гинденбург и Людендорф подводят в своей штаб-квартире итоги дня. Баланс неудовлетворителен. Правофланговая группа 8-ой германской армии, подчиненная генералу фон Франсуа, в продолжении дня, правда, вынудила Артамонова отступить на основные позиции, однако, ей не удалось, как это предусматривал приказ, «опрокинуть противника». Русские по-прежнему непоколебимо стояли в глубоких окопах, готовые каждую минуту отразить новый натиск немцев.

Более того: на правом фланге корпуса Франсуа собирались грозовые тучи. Оберкомандо Ахт получило сообщение, что большие кавалерийские массы русских движутся в обход германского фланга. Гинденбургу, правда, было еще неясно, следует ли в непосредственной близости за этой массой конницы и пехота, но те донесения, которые были получены накануне, тревожили его известием, что из Варшавы по железной дороге к зоне сражений приближаются сильные подкрепления. Но даже, если бы эти подкрепления находились еще далеко, а русская кавалерия решила повторить налет, подобный тому, который был осуществлен под Лаутенбургом, если бы она вторично ринулась в тыл группы Франсуа, положение создалось бы отчаянное. Если же вслед за этой кавалерией двинулась масса русской пехоты и артиллерия, то...

При этой мысли Гинденбург разводил руками. Всему плану грозила гибель, 8-ая армия была бы разбита.

Из этих соображений, Гинденбургу пришлось перенести все внимание на свои фланги. Только от них зависела удача операций, осуществляя которые, он надеялся окружить русских. Действия корпуса Шольца, поэтому, теперь становились второстепенными, и все внимание должно было быть перенесено на операции группы Франсуа.

Глаза Гинденбурга и Людендорфа скользят по карте, следуют по извилинам рек и дорог, выше, на север, к корпусам Макензена и Бюлова, где сложилась своеобразная обстановка. Здесь дивизии Благовещенского были действительно «опрокинуты», но показания пленных были сбивчивыми, и Оберкомандо Ахт вовсе не представляло себе, что за беспорядок царил в отступающих частях русского генерала. Макензен и Бюлов доносили, что неприятель отступил в сравнительном порядке, заняв сильно укрепленные позиции, и что, по всей вероятности, он будет защищать их до последней капли крови.

Это сообщение еще более усиливало тревогу германских генералов, от которых зависела участь Восточной Пруссии и даже всей войны. За спинами полков Бюлова и Макензена, как выяснилось, не было больше никаких войск, кроме русских, кроме Ренненкампфа. В противоречии с перехваченной радиограммой, топчущаяся на месте армия Ренненкампфа теперь шла значительно быстрее, чем на это рассчитывали немцы. Фактически от тыла корпусов Макензена и Бюлова ее отделял только один переход.

...Впереди Благовещенский, который, как предполагалось, встретит попытку атаковать сильным контрударом, а сзади — корпуса Ренненкампфа и его несчетная кавалерия. Что же удивительного, что в этот день Гинденбург был очень удручен, а Людендорф впоследствии признавался, что нервы его готовы были сдать. Несмотря на это, оба генерала упорно проводили раз намеченный план, решив идти ва-банк, — а чем это могло кончиться, знать должна была только судьба.

Коротко говоря, германское командование не могло терять ни секунды времени. В продолжение следующего дня должно было совершиться решительное: армия Самсонова должна быть — и во что бы то ни стало, — разбита на голову, прежде чем к полю битвы подоспеет Ренненкампф, который, в свою очередь, разбил бы восьмую германскую армию.

ГВАРДИЯ ИДЕТ!

В продолжении дня последние автомобили штаба второй армии оставили Остроленку. Наконец-то командующий армией мог оказаться в непосредственной близости к своим войскам! В 4 часа дня после продолжительной поездки, хотя от Остроленки до Нейденбурга всего 70 верст, он прибыл в свою новую штаб-квартиру, устроенную в доме нейденбургского ландрата, где офицеры ждали своего командира с обедом, приготовленным немецкими руками.

Вместе с Самсоновым в Нейденбург приехал и английский военный атташе Нокс, который впоследствии рассказывал, что в этот день Самсонов был в радостном и возбужденном настроении.

Атмосфера в Нейденбурге сильно разнилась от атмосферы Остроленки. Здесь Самсонов слышал раздававшийся со всех сторон гул канонады. Он был при своих войсках и, — что его еще больше всего радовало, — войска находились в действии, причем, согласно имеющимся сведениям, характер их был более или менее благополучным. Теперь неопределенность, которая так мучила генерала, должна была исчезнуть, должно было, наконец, стать ясным, откуда же наступают германцы, с востока, или с севера?

Вечером, после затянувшегося обеда, Самсонов приступил к выяснению обстановки. Его левый фланговый корпус, корпус Артамонова, выдержал день тяжелых боев и находился теперь, как уже указывалось, на основных позициях у деревни Уздау. Самсонов вызвал Артамонова по телефону, и в длительном разговоре выяснил, что Артамонов надеется не только удержать позицию, но и перейти в наступление, как только ему удастся подтянуть подкрепления. О пятнадцатом корпусе Мартоса сообщалось, что этот корпус своими авангардами достиг Хоэнштейна и, следовательно, планомерно развивает данную ему директиву. Примыкающий к нему корпус Клюева, тринадцатый, сообщал, что он так же планомерно движется вперед, и уже находится в непосредственной близости от Алленштейна. Только на крайнем правом фланге, на участке генерала Благовещенского, царила неясность. Сведения оттуда не поступили, и Самсонов не мог даже предполагать, что в тот момент, когда он спокойно изучает карту, шестого корпуса, в сущности, больше нет.

Не знал Самсонов и следующего: во-первых, что подчиненная Мартосу вторая дивизия 23-го корпуса, которая предполагалась в районе Гросс-Гардинена, пополудни потерпела сильное поражение и была отброшена; во-вторых, что генерал Благовещенский совершенно потерял голову, и остатки его дивизий отступают на Ортельсбург. Ему даже в голову не могло придти, что один из дивизионных командиров, палец которого был оторван пулей, несется в Белосток, оставив на произвол судьбы свою истерзанную дивизию.

В тот час, когда Самсонов решил отдохнуть, он, в противоположность Гинденбургу, был спокоен. Ему казалось, что положение дел на фронте второй армии сравнительно благополучно. Правда, до сих пор не было ясности, где же в конце концов находятся главные массы неприятеля, но эта неопределенность искупалась удовлетворением, что почти все корпуса достигли намеченных целей.

Ночь с 26 на 27 августа была темной. Тонкий серп нарождающегося месяца скрылся за горизонтом, и августовский мрак рассеивался только редкими, проглядывающими между облаками звездами. В тяжелом, коротком сне лежали войска немцев и русских.

Рано утром, на рассвете, Гинденбург и Людендорф покинули свою штаб-квартиру в Лобау и направились в Гильгенбург, — местечко на южном берегу большого озера Дамерау. Там уже в продолжении ночи был приготовлен для них наблюдательный пост, устроенный на небольшом возвышении. Откуда можно беспрепятственно наблюдать ход сражения, которое должно было разыграться на фронте корпусов Франсуа и Шольца.

В тот момент, когда оба генерала садились в автомобиль, подошел офицер и передал телеграмму. Франсуа сообщал, что Уздау уже взята и «преследование неприятеля происходит в направлении Нейденбурга».

Радостная новость была большого значения. Понурый и потерявший уверенность Людендорф не мог удержаться от триумфального возгласа —«Битва выиграна!»

Выиграна?

Через три четверти часа оба генерала прибыли в Гильгенбург и приникли к окулярам дальномера. Зеркала трубы отразили красивый ландшафт. В нескольких сотнях метров справа речонка Велле образовала живописные извилины, поблескивая в хаосе низеньких холмов. Дальше, на юго-восток, начинались обширные леса и слева от них, где местность становилась более спокойной, взор преграждался цепью холмов, из которых самый высокий, «Высота 220», скрывала Нейденбург. Тут и там поблескивали в лучах восходящего солнца серебряные пространства озер. Перед ними расстилался ландшафт, усеянный рощицами, постепенно карабкающимися вверх, вплоть до обширного открытого плато, над которым доминировала высота 207. Тут-то и находилось скопление домов роковой деревушки Уздау.

Видеть ее, однако, было невозможно. Не из-за холмов, нет... «Высота 207» казалась подлинным вулканом, находящимся в стадии извержения. Земля кипела, вершина была окутана непроницаемым дымом, который медленно подымался к небу.

И каково же было изумление обоих генералов, когда они установили, что этот феномен являлся результатом действия их собственной артиллерии, расставленной гигантским полукругом вокруг высот Уздау. Не больше и не меньше, как 112 орудий громили позиции Артамонова. Германская артиллерия действовала со всей интенсивностью, выбрасывая тысячи и тысячи гранат всех калибров, но русские не оставались в долгу и энергично отвечали на огонь батарей неприятеля.

— Что же происходило?

Людендорф поспешил к телефону и потребовал спешно и немедленно генерала Франсуа к аппарату. То, что он услышал, было поразительным. Оказалось, что командир первой германской дивизии заблудился в предрассветном тумане и принял совершенно незначительную деревушку за Уздау, взял ее и поспешил сообщить о своем громадном успехе по всем телефонным линиям.

Нужно было исправлять ошибку. Франсуа, смущенный и яростный, заявил, что он концентрирует большинство своих сил вокруг настоящей Уздау и что неприятель вскоре будет одновременно охвачен и с востока, и с севера, и с северо-востока.

Хватит ли для этого удара сил?

Возможно, но может быть и нет.

Людендорф выделяет из корпуса Шольца 6 батальонов пехоты, 2 эскадрона и 2 батареи, дает этой ударной группе название бригады Шметтау и приказывает генералу того же имени поддержать левый фланг группы Франсуа.

Уздау пылала, когда в 11 час. утра Франсуа начал генеральное наступление. Русские, искрошенные ураганным огнем 112 орудий, оставили окопы и постепенно отошли на юго-восток.

На этот раз «Орешек» позиции был взят, и Франсуа мог отдать приказ своей первой дивизии двинуться на Нейденбург.

И в то время, когда наступление корпуса Франсуа удачно развивается, в то время, как его хрипло кричащие солдаты берут Уздау, тот же корпус оказывается под угрозой серьезной опасности, народившейся на фланге, — нет, не только на фланге генерала Франсуа, а на карте судьбы всей Восточной Пруссии...

На поле битвы появляется неожиданно и внезапно готовящий удар правому флангу 8-ой германский армии мощный кулак новых русских войск, до сих пор еще не фигурировавших здесь. С неописуемым порывом на Франсуа устремляется отборное войско русского царя — гвардия, вернее третья гвардейская дивизия и первая стрелковая бригада. Кроме того, на Франсуа гикающей волной катится та кавалерийская дивизия, которая уже накануне сеяла тревогу во всей окрестности. И весь этот ураган русских гвардейцев и кавалеристов ударяет по флангу Франсуа, опрокидывает пятую бригаду ландвера, бросает ее на третью бригаду, не останавливается, бросает третью бригаду на четвертую, перемешивает все и вынуждает до сих пор стойких солдат Франсуа к паническому бегству.

Возникший у немцев беспорядок не замедлил превратиться в панику. Часть пехоты удалось задержать только в окрестностях Хейнрихсдорфа, но «некоторые отступающие части были обнаружены еще более далеко», как признает Рейхсархив.

Паника распространилась глубоко в тыл первого корпуса. Гинденбург после взятия Уздау посетил наблюдательный пункт генерала Шольца у Фрегенау и вернулся в свою штаб-квартиру в Лобау, словно для того, чтобы наблюдать неприятное зрелище бегущих войск, которые запрудили все улицы, устремляясь на запад.

Генерал Гофман, свидетель всего этого, рассказывает коротко:

— В Лобау мы встретили обоз первого корпуса, который, к нашему большому изумленно, произвел поворот «налево кругом» и ринулся к северу. Изумленный, я спросил начальника колонны, некоего капитана Шнейдера, в чем дело, и тот мне объяснил, что получил приказ двигаться на север. Возвратившись в свою канцелярию, я был вызван по телефону. Говорила станция Монтово. Начальник обозной колонны, подвозившей снаряды к корпусу Франсуа, доложил: «Сюда, в Монтово, прибежал второй батальон 4-го гренадерского полка. Он находится в полном беспорядке. Командир батальона говорит, что первый корпус совершенно разбит, а двадцатый отступает. Он сказал, что мог спастись от катастрофы только путем самого быстрого отступления». На основании этих сведений, начальник колонны и приказал обозам повернуть в двинуться на север. Я потребовал к аппарату самого командира батальона н разнес его. Я отдал ему приказ повернуть батальон и двигаться до тех пор, покамест он не встретит неприятеля.

От Хейнрихсдорфа до Монтова по крайней мере 30 километров. Батальон гренадер обладал довольно длинными ногами.