Глава 7 О ФОРМАХ РЕАЛИЗАЦИИ ОБЩЕПРАВОВЫХ ПРИНЦИПОВ КОНСТИТУЦИОННОЙ ЭКОНОМИКИ

Конституционный Суд РФ, в отличие от других российских судов, довольно часто ссылается на принцип справедливости (правда, не называя его конституционным принципом).

Наиболее заметным решением, основанным на принципе справедливости, является Определение КС РФ от 9 декабря 1999 г. № 209-О об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гр. Куркиной Е.А. на нарушение ее конституционных прав ст. 535 ГК РСФСР 1964 г.¹⁵⁰ Данное Определение, несмотря на то, что заявительнице было отказано в принятии ее жалобы к рассмотрению, содержит важную правовую позицию. Не случайно это Определение было «замечено» законодателем при принятии части третьей ГК РФ.

Фабула дела

Районный суд на основании ст. 535 ГК РСФСР отказал Куркиной Е.А. в иске о признании за ней права собственности на завещанную ей квартиру. Суд мотивировал отказ тем, что наследником 2/3 имущества умершей завещательницы признан ее супруг как имеющий по закону право на обязательную долю в наследстве.

В своей жалобе в КС РФ гр. Куркина просила проверить конституционность ст. 535 ГК РСФСР, согласно которой несовершеннолетние или нетрудоспособные дети наследодателя (в том числе усыновленные), а также нетрудоспособные супруг, родители (усыновители) иждивенцы умершего наследуют, независимо от содержания завещания, не менее двух третей доли, которая причиталась бы каждому из них при наследовании по закону (обязательная доля). Заявительница считает, что этой нормой нарушаются ее конституционные права, закрепленные ст. 18 и 35 (ч. 1 и 4) Конституции РФ.

Одним из аспектов конституционного принципа неприкосновенности права частной собственности является свобода завещания. Однако есть ли у свободы завещания границы и не должны ли они определяться принципом справедливости?

Не случайно не ограниченная ничем свобода завещания стала постепенно на протяжении XIX в. ограничиваться в пользу семьи наследодателя. К.Д. Кавелин писал о том, что наследодатель имеет в отношении близких лиц обязанности: «Он должен их устроить и обеспечить материально; этого требуют и справедливость, и общественная польза»¹⁵¹.

Под влиянием идеи справедливости в проект Гражданского уложения Российской Империи были включены нормы об обязательной доле. Затем институт обязательной доли в Советском государстве был введен постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 28 мая 1928 г.¹⁵².

Конституционный Суд РФ, отказав в принятии жалобы гр. Куркиной, вместе с тем определил, что положение ст. 535 ГК РСФСР о праве нетрудоспособного супруга умершего на обязательную долю в наследстве не исключает права других наследников обращаться в суд с иском о проверке оснований для признания права этого лица на обязательную долю в наследстве и для изменения ее размера с учетом фактических обстоятельств конкретного дела (наличие у лица, имеющего право на обязательную долю в наследстве, собственного имущества, достаточного для проживания, и др.), исходя из принципа социальной справедливости и требования строго соразмерного конституционно признаваемым целям ограничения гарантированного гражданам права наследования.

Свое решение КС РФ мотивировал следующим образом.

Исходя из ст. 17 (ч. 3) Конституции РФ, в соответствии с которой осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц, в ст. 535 ГК РСФСР установлено право на обязательную наследственную долю, ограничивающее свободу завещания в целях материального обеспечения несовершеннолетних и нетрудоспособных наследников, которые нуждаются в особой защите и в силу этого не могут быть отстранены от наследования. Однако такое ограничение права наследника по завещанию не противоречит ст. 55 (ч. 3) Конституции РФ, предусматривающей возможность ограничения федеральным законом прав и свобод человека и гражданина лишь постольку и лишь в той мере, в какой это не только презюмируется, но действительно является необходимым в целях защиты прав и законных интересов других лиц. Поэтому при толковании и применении ст. 535 ГК РСФСР не могут не учитываться основанные на Конституции РФ законоположения, усиливающие гарантии права частной собственности на имущество, включая право распоряжаться им, и права каждого на судебную защиту. Это относится и к праву граждан на наследование, судебная защита которого также должна обеспечиваться реально.

Между тем, как отметил КС РФ, анализ практики применения ст. 535 ГК РСФСР свидетельствует о том, что праву нетрудоспособного супруга на обязательную долю в наследстве суды придают абсолютный, императивный характер без учета обстоятельств конкретного дела, в частности наличия у нетрудоспособного наследника по закону собственного имущества, его участия в образовании общей собственности, длительности совместного пользования ею. Предоставление наследнику обязательной наследственной доли в полном объеме во всех без исключения случаях, а также неправильное определение субъекта, имеющего право на обязательную долю в наследстве, могут приводить к нарушению принципа социальной справедливости и к отказу гражданам в их праве на судебную защиту.

Необходимость судебной оценки указанных обстоятельств вытекает из того, что судебный контроль представляет собой одну из существенных гарантий защиты конституционных прав граждан, тем более в случаях, когда фактические обстоятельства конкретного дела свидетельствуют о наличии гражданско-правового спора. Однако это возможно только на основе установления и исследования фактических обстоятельств, что является прерогативой судов общей юрисдикции и не входит в компетенцию Конституционного Суда РФ, который согласно ст. 3 Закона о Конституционном Суде РФ решает только вопросы права.

С учетом Определения Конституционного Суда РФ от 9 декабря 1999 г. по жалобе гр. Куркиной федеральный законодатель в п. 4 ст. 1149 ГК РФ «Право на обязательную долю в наследстве» закрепил следующую норму: «Если осуществление права на обязательную долю в наследстве повлечет за собой невозможность передать наследнику по завещанию имущество, которым наследник, имеющий право необязательную долю, при жизни наследодателя не пользовался, а наследник по завещанию пользовался для проживания (жилой дом, квартира, иное жилое помещение, дача и тому подобное) или использовал в качестве основного источника получения средств к существованию (орудия труда, творческая мастерская и тому подобное), суд может с учетом имущественного положения наследников, имеющих право на обязательную долю, уменьшить размер обязательной доли или отказать в ее присуждении».

Принцип справедливости был применен Конституционным Судом РФ при вынесении постановления от 23 декабря 1997 г. по делу о проверке конституционности п. 2 ст. 855 ГК РФ.

На это обратил внимание А.Л. Маковский, размышляя о нравственных основах гражданского законодательства: «Неужели мораль нашего общества позволяет поставить налоговые требования государства выше требований увечных и семей погибших кормильцев о возмещении вреда, раньше требований об алиментах, о заработной плате? Конституционный Суд Российской Федерации, признав, что в первоначальной редакции п. 2 ст. 855 Гражданского кодекса законодателем была выдержана определенная логика, ответил на этот вопрос отрицательно. Более того, Суд сказал, что последующие дополнения и изменения этой нормы «не соответствуют.. критериям справедливости». Это, возможно, самый важный мотив, использованный Судом, ибо он означает, что в конечном итоге критерием верности многих правовых норм является справедливость, нравственное чувство общества»¹⁵³.

Принцип справедливости необходимо учитывать при установлении в нормативном порядке пределов юридической ответственности, а также при определении меры ответственности лица в конкретном деле. Анализируя норму ст. 6 УК РСФСР (1960 г.), в соответствии с которой наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые к лицу, совершившему преступление, должны быть справедливыми, В.Н. Кудрявцев и С.Г. Келина обращают внимание на то, что в данном случае справедливость в качестве правового принципа понимается, как: 1) справедливая криминализация деяния, 2) определение справедливого наказания в законе, 3) назначение справедливого наказания конкретному лицу за преступление¹⁵⁴.

Постановлением КС РФ от 12 мая 1998 г. № 14-П по делу о проверке конституционности отдельных положений абз. 6 ст. 6 и абз. 2 ч. 1 ст. 7 Закона РФ «О применении контрольно-кассовых машин при осуществлении денежных расчетов с населением»¹⁵⁵ признано не соответствующим Конституции РФ, ее ст. 19 (ч. 1), 34 (ч. 1), 35 (ч. 1, 2 и 3) и 55 (ч. 3), содержащееся в абз. 2 ч. 1 ст. 7 названного Закона положение, согласно которому предприятие (в том числе физическое лицо, осуществляющее предпринимательскую деятельность без образования юридического лица, в случае осуществления им торговых операций или оказания услуг), ведущее денежные расчеты с населением без применения контрольно-кассовой машины, подвергается штрафу в 350-кратном установленном законом размере минимальной месячной оплаты труда.

При этом КС исходил из того, что установление законодателем недифференцированного по размеру штрафа за неприменение контрольно-кассовых машин при осуществлении денежных расчетов с населением, невозможность его снижения не позволяют применять эту меру взыскания с учетом характера совершенного правонарушения, размера причиненного вреда, степени вины правонарушителя, его имущественного положения и иных существенных обстоятельств, что нарушает принципы справедливости наказания, его индивидуализации и соразмерности. В таких условиях столь большой штраф за данное право нарушение может превратиться из меры воздействия в инструмент подавления экономической самостоятельности и инициативы, чрезмерного ограничения свободы предпринимательства и права частной собственности.

Справедливым должно быть и возмещение ущерба в соответствии с нормами гражданского права. В качестве примера можно привести Определение КС РФ от 16 октября 2001 г. № 48-О об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гр. Щепачева В.А. на нарушение его конституционных прав ст. 167 ГК РФ.

Статья 167 ГК РФ устанавливает, что недействительная сделка не влечет юридических последствий, за исключением тех, которые связаны с ее недействительностью, и недействительна с момента ее совершения.

При недействительности сделки каждая из сторон обязана возвратить другой все полученное по сделке, а в случае невозможности возвратить полученное в натуре (в том числе тогда, когда полученное выражается в пользовании имуществом, выполненной работе или предоставленной услуге) возместить его стоимость в деньгах, если иные последствия недействительности сделки не предусмотрены законом.

Оспариваемое заявителем положение о возмещении денежной стоимости полученного направлено на защиту имущественных прав стороны по сделке и развивается в положениях ст. 1105 ГК РФ применяемой согласно ст. 1103 ГК РФ, к требованиям о возврате исполненного по недействительной сделке.

Пунктом 1 ст. 1105 ГК РФ предусмотрено, что в случае невозможности возвратить имущество в натуре (в рассматриваемом случае при невозможности возвратить в натуре приватизационные чеки в связи с изъятием их из гражданского оборота) приобретатель (правопреемником которого в данном случае является Департамент государственного и муниципального имущества г. Москвы) должен возместить потерпевшему действительную стоимость этого имущества на момент его приобретения, а также убытки, вызванные последующим изменением стоимости имущества.

При определении того, что собой представляет действительная стоимость, необходимо учитывать требования конституционных принципов справедливости и неприкосновенности частной собственности. Установленная в ч. 3 ст. 35 Конституции РФ гарантия равноценного возмещения должна выступать в качестве основного юридического критерия того, какой является «действительная стоимость», о которой говорится в ст. 1105 ГК РФ.

Принцип справедливости получил воплощение в ч. 1 ст. 333 ГК РФ, в соответствии с которой суду предоставляется право снижать размер неустойки при ее явной несоразмерности последствиям нарушения обязательств.

В ряде определений Конституционный Суд РФ сформулировал свою правовую позицию, выражающуюся в том, что данная норма ГК РФ не нарушает конституционные права человека.

Граждане В.А. Мокрыщев, В.А. Педан, И.Т. Семенищев, А.В. Марченко, З.И. Егорова и А.М. Бузулуцкая обратились в КС РФ с жалобами о проверке конституционности ст. 333 (ч. 1) ГК РФ, согласно которой суд вправе уменьшить подлежащую уплате неустойку, если она явно несоразмерна последствиям нарушения обязательства.

Поводом к обращению послужило уменьшение судами в их делах на основании указанного положения закона сумм пеней за просрочку платежей в возмещение вреда, причиненного здоровью при исполнении трудовых обязанностей. Заявители считают, что этим самым были нарушены их права, гарантированные ст. 2, 4 (ч. 2), 7 (ч. 2), 8 (ч. 2), 19 (ч. 1 и 2), 39 (ч. 1), 41 (ч. 1), 46 (ч. 1) и 52, 55 (ч. 2), 76 (ч. 1, 5 и 6) Конституции РФ.

По делам заявителей неустойка за несвоевременную выплату сумм возмещения вреда была взыскана не только на основании названных норм ГК РФ, но и действовавших в то время Правил возмещения работодателями вреда, причиненного работникам увечьем, профессиональным заболеванием либо иным повреждением здоровья, связанными с исполнением трудовых обязанностей (ч. 3 ст. 51 Правил). В соответствии со ст. 1 названных Правил отношения по возмещению вреда, причиненного работникам увечьем, профессиональным заболеванием либо иным повреждением здоровья, связанными с исполнением ими трудовых обязанностей, регулировались не только этими Правилами, но и ГК РФ.

Таким образом, гражданское законодательство предусматривает неустойку в качестве способа обеспечения исполнения обязательства независимо от того, возникает ли оно из договора или вследствие причинения вреда, в частности, из-за повреждения здоровья трудовым увечьем или профессиональным заболеванием. Одновременно суду предоставляется право снижать размер неустойки при ее явной несоразмерности последствиям нарушения обязательства (ч. 1 ст. 333 ГК РФ).

Несоответствие оспоренного положения закона Конституции РФ заявители усматривают в том, что оно является основанием для снижения размера неустойки при задержке платежей в возмещение вреда, причиненного трудовым увечьем или профессиональным заболеванием здоровью, т.е. такому неотчуждаемому нематериальному благу, которое принадлежит человеку от рождения, является необходимым условием реализации других прав и свобод, а потому подлежит повышенной защите.

Однако, как указал КС РФ в своем Определении от 10 января 2002 г. № 11-О, сама по себе возможность снижения размера неустойки, выступающей в качестве способа обеспечения обязательства по возмещению вреда, причиненного повреждением здоровья, в случае ее явной несоразмерности последствиям нарушения такого обязательства не может рассматриваться как снижение степени защиты столь специфического нематериального блага, каковым является здоровье человека, охраняемое Конституцией РФ (ст. 17, ч. 3 ст. 37 и ст. 41).

Законодательство, регулирующее объем и характер возмещения вреда, причиненного повреждением здоровья, прежде всего предусматривает полное возмещение потерпевшему материального ущерба.

В его состав включается возмещение утраченного потерпевшим заработка (дохода), который он имел либо определенно мог иметь, а также дополнительно понесенных расходов, вызванных повреждением здоровья, в том числе расходов на лечение, дополнительное питание, приобретение лекарств, протезирование, посторонний уход, санаторно-курортное лечение, приобретение специальных транспортных средств, подготовку к другой профессии, если установлено, что потерпевший нуждается в этих видах помощи и уходе и не имеет права на их бесплатное получение (п. 1 ст. 1085 ГК РФ и ст. 8, 21—23 указанных Правил).

Кроме того, исходя из особенностей защищаемого блага, каковым является здоровье потерпевших в данном виде правоотношений, наряду с возмещением материального ущерба компенсируется и причиненный моральный вред (ст. 2, 12, 150 (п. 2), 151 (ч. 1), 1099 (п. 1, 3), 1100 ГК РФ, ст. 8 и 25 названных Правил).

Из общих положений гражданского законодательства об ответственности за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательств (ст. 393 ГК РФ) вытекает также обязанность должника возместить убытки, причиненные несвоевременной уплатой сумм в возмещение повреждения здоровья.

Следовательно, с учетом конституционно-значимой ценности здоровья как неотъемлемого и неотчуждаемого права, принадлежащего человеку от рождения, законодатель предусмотрел комплекс мер, направленных на возмещение вреда в случае его повреждения. При этом в соответствии с ч. 2 ст. 333 ГК РФ право суда уменьшить неустойку относится лишь к возможности ее снижения за просрочку исполнения обязательства по своевременной выплате сумм возмещения и не ограничивает право потерпевшего на полное возмещение вреда, причиненного здоровью, возмещение морального вреда и убытков.

Таким образом, заключил Суд, оспоренное положение ст. 333 (ч. 1) ГК РФ само по себе не может рассматриваться как неконституционное, поскольку не ограничивает имеющиеся правовые способы защиты здоровья при его повреждении в связи с трудовым увечьем или профессиональным заболеванием, а направлено на реализацию требования о соразмерности ответственности, основанного на общих принципах права, вытекающих из Конституции РФ. Возложение законодателем на суды общей юрисдикции решения вопроса об уменьшении размера неустойки при ее явной несоразмерности последствиям нарушения обязательства вытекает из конституционных прерогатив правосудия, которое по самой своей сути может признаваться таковым лишь при условии, что оно отвечает требованиям справедливости (ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 г.).

Вместе с тем при решении вопроса об уменьшении неустойки за задержку платежей в возмещение вреда, причиненного здоровью в результате трудового увечья или профессионального заболевания, суды в каждом конкретном случае с учетом того же требования справедливости правосудия обязаны учитывать специфику данного вида правоотношений и характер охраняемого блага. В противном случае институт неустойки, выступающий в качестве гарантии исполнения обязательства по возмещению вреда, причиненного здоровью, может не достигнуть поставленной перед ним цели.

Западные исследователи обращают внимание на то, что принцип пропорциональности является важным элементом в концепции правового государства. Сам по себе этот принцип происходит из положений законов, введенных Фридрихом Великим, которые ограничивали усмотрение органов государства при осуществлении ими полицейских функций¹⁵⁶.

Согласно принципу пропорциональности органы власти не могут налагать на граждан обязательства, превышающие установленные пределы необходимости, вытекающей из публичного интереса, для достижения цели, преследуемой данной мерой. Если установленные обязательства явно непропорциональны целям, мера будет аннулирована¹⁵⁷.

Принцип пропорциональности, берущий начало в праве Германии, был введен в европейское право, в частности в право Европейского Союза, Судом ЕС, а затем получил закрепление в Договорах об образовании ЕС. В соответствии с Маастрихтским договором в Договор о ЕС была введена новая статья — 3в. Третий параграф этой статьи предусматривал: «Любые действия Сообщества не должны идти далее того, что необходимо для достижения целей настоящего Договора».

Принцип пропорциональности закреплен в национальном праве большинства европейских стран, что и позволило Суду ЕС, а также Суду по правам человека, применяющему Европейскую Конвенцию о защите прав человека и основных свобод, возвести данный принцип в разряд общих принципов права.

Применительно к каждому из прав человека, защищаемых Европейской Конвенцией, в ней фиксируются критерии допустимого вмешательства государства, основанные на принципе пропорциональности, в силу чего он приобретает универсальное значение.

Исходя из духа и смысла всей Европейской Конвенции Европейский Суд развил и дополнил критерии допустимости вмешательства государства в имущественные права. В частности, в решении по иску «Спорронг и Лоннрот» он вывел принцип, который лег в основу всей последующей судебной практики применения ст. 1 Протокола № 1 к Европейской Конвенции: «Для целей настоящего положения (Протокола № 1) Суд должен установить, было ли соблюдено справедливое равновесие между требованиями общественного интереса и требованиями защиты основных прав частных лиц»¹⁵⁸.

Как правило, необходимость введения законодательных ограничений связана с признанием важности каких-либо общественных (публичных) интересов, которые выступают в качестве цели, ради достижения которой норма, служащая способом достижения цели, вводит ограничение основного права. При этом, естественно, возникает проблема соразмерности средства и цели. Конституционный принцип соразмерности (пропорциональности), который является формой выражения общеправового принципа соразмерности, содержит правила, запреты, адресованные прежде всего законодателю.

Принципиальная возможность ограничения основных экономических прав обычно связывается со зрелостью, сознательностью предпринимателей, которые, обладая капиталом, собственностью, должны учитывать, что собственность не только дает право, но и порождает многочисленные обязанности перед обществом. «Предписание о том, что частная предпринимательская деятельность не может входить в противоречие с общественной пользой, а также признание правомерности предпринимательской деятельности со стороны публичной власти и возможности регулирования в законодательном порядке программных мероприятий и контроля относительно их соответствия социальным целям, с одной стороны, характеризовали итальянскую экономику как смешанную, а с другой — свидетельствовали о зрелости и дисциплинированности итальянского капитализма», — считает Агостино Кариола¹⁵⁹.

Цель вводимых ограничений основных экономических прав должна быть действительно публичной и важной, а способы ее достижения должны иметь минимально ограничительный характер, — таково основное содержание рассматриваемого принципа.

Принцип пропорциональности адресован не только законодателю, но и судам, которые, применяя закон, вводящий ограничения экономической свободы, выступают в роли оценщиков ограничительных действий законодателя.

Принцип пропорциональности, безусловно, предоставляет судам большую степень усмотрения, поскольку позволяет судебной власти как самостоятельной (ст. 10 Конституции РФ) определять, является ли избранная государством ограничительная мера адекватной для достижения цели.

Суть ограничительных мер — это определенная экономическая политика государства, осуществляющего государственное регулирование рыночной экономики.

Государственное регулирование предпринимательства представляет собой систему экономического, социального, организационного, правового и политического обеспечения государством благоприятной среды для формирования и устойчивого развития современного предпринимательства¹⁶⁰.

Оценивая предусмотренную законом ограничительную меру, суд должен учитывать действие принципа разделения властей и определять меру своего участия в формировании экономической политики.

Активное государственное регулирование предпринимательства в ХХ в. создало разнообразную судебную практику оценки конституционности законодательных актов, в которых воплощаются те или иные элементы экономической политики государства. Рассмотрение дел, связанных с оценкой конституционности законов, ограничивающих экономическую свободу, представляет собой немалую трудность, поскольку связано с оценкой целесообразности и даже разумности проводимой экономической политики. Осознание особой сложности таких дел позволило высшим судам выработать ряд интересных концепций и прежде всего концепцию самоограничения судов и даже их «нейтралитета» при оценке разумности экономической политики¹⁶¹.

Поскольку суды, руководствуясь концепцией самоограничения, предоставляют достаточно широкую дискрецию законодательным органам (и правительству), можно утверждать, что принцип соразмерности (пропорциональности) адресован и судам.

Как отмечается в Послании Президента РФ Федеральному Собранию на 2001 г., эффективность государства должна определяться не столько объемом контролируемой им собственности, сколько действенностью политических, правовых и административных механизмов соблюдения общественных интересов в стране.

В целях создания экономического публичного порядка государство вправе вводить ограничения основных экономических прав. Возможность несовпадения частных интересов предпринимателей, собственников с публичными — это реальность, которая продиктовала необходимость включения в Конституцию положений, определяющих конституционно-правовые рамки и возможности по ограничению экономических прав. Однако вмешательство государства в сферу экономики не должно быть чрезмерным.

Как положительную и полезную можно с этой точки зрения оценить инициативу Правительства России, подготовившего и внесшего в Государственную Думу пакет законопроектов по дебюрократизации и минимизации административного вмешательства государства в дела бизнеса. Последовательно должен сокращаться перечень лицензируемых видов деятельности, требований обязательной сертификации продукции, случаев необходимости разного рода согласований, разрешений, аккредитаций и т.д.

Основные экономические права, даже если они не содержат оговорки о возможности ограничений, могут быть ограничены путем принятия федерального закона (ст. 55, ч. 3 Конституции РФ). Но поскольку основные права не содержат указаний о возможных пределах ограничений, а лишь отсылают к закону, возникает вопрос относительно интенсивности такого рода вторжений в сферу экономических прав и свобод. Ведь формально законодатель может ограничить то или иное основное право в любом объеме и в результате выхолостить его содержание.

Предупреждая такую угрозу, Конституционный Суд РФ в ряде своих решений старался выстроить конституционно-правовую защиту, используя принцип пропорциональности и обеспечения баланса публичных и частных интересов.

В этих целях суд использует понятие основного содержания субъективного конституционного права, которое означает, что законодательное ограничение сферы экономической свободы не должно быть чрезмерным, тем самым вырабатывая от решения к решению систему критериев о пределах вторжения.

Важно отметить, что в своей практике Конституционный Суд России сближается с теми представлениями о пределах возможных ограничений основных прав и свобод, которые сложились в европейском конституционном праве, во многом благодаря деятельности Европейского Суда по правам человека в Страсбурге.

Российское законодательство является и правовым, и социальным. Усиление социальной роли государства — адекватная реакция на усложнение общественных связей. Поэтому порой государство оказывается вынужденным вторгаться в сферы общественных отношений, которые ранее казались носящими исключительно частноправовой характер. Такого рода примером может служить институт банкротства.

Если раньше целью данного института была исключительно ликвидация дел должника для максимально быстрого удовлетворения интересов кредиторов (т.е. законы имели прокредиторскую направленность), то в настоящее время почти во всех государствах рыночной экономики учитывается, что банкротство предприятий-должников, и в особенности градообразующих, а также наиболее крупных банков, влечет негативные экономические и социальные последствия не только для работников и собственников таких предприятий и банков, но и для экономики регионов или даже страны.

Постепенно стали появляться специальные правовые процедуры, направленные на оказание содействия неплатежеспособным должникам (санкция, реструктуризация и т.д.).

Эти процедуры приобрели особую актуальность после кризиса 1998 г.

Федеральным Собранием были приняты законы о банкротстве и реструктуризации кредитных организаций, которые в отдельных своих частях стали предметом рассмотрения в Конституционном Суде.

Законы о банкротстве и реструктуризации банков предусматривают институт моратория, т.е. приостановление удовлетворения требования кредиторов. В частности, в соответствии со ст. 13 Федерального закона от 8 июля 1999 г. № 144-ФЗ «O реструктуризации кредитных организаций»¹⁶² вводится мораторий на удовлетворение требований кредиторов по обязательствам кредитной организации в соответствии со ст. 26 Федерального закона от 25 февраля 1999 г. № 40-ФЗ «O несостоятельности (банкротстве) кредитных организаций» (с послед. изм. и доп.)¹⁶³.

Институт моратория представляет собой серьезное вмешательство со стороны государства в частноправовую по своей природе сферу отношений между коммерческими банками и их вкладчиками. Мораторий ограничивает имущественные права значительного числа вкладчиков, охраняемые Конституцией.

В силу конституционных принципов верховенства закона и связанности законом органы исполнительной власти должны обладать ограниченными полномочиями по вопросам отсрочки исполнения обязательств. Не случайно в ст. 202 ГК РФ установлено, что мораторий может быть объявлен только Правительством РФ и лишь на основании закона.

Закон о реструктуризации кредитных организаций наделил правом пролонгировать мораторий некоммерческую организацию Агентство по реструктуризации кредитных организаций (АРКО).

Анализируя конституционность норм Закона о реструктуризации кредитных организаций, Конституционный Суд РФ пришел к выводу, что, поскольку мораторий на удовлетворение требований кредиторов-вкладчиков является своего рода экономической льготой, предоставляемой должнику-банку, причем не за счет государства, а за счет вкладчиков, применение таких ограничительных по своим последствиям мер должно быть сбалансированным. Именно поэтому, признав сам по себе институт моратория не противоречащим Конституции, КС РФ в постановлении от 12 марта 2001 г. № 4-П¹⁶⁴ обратил внимание федерального законодателя на необходимость дальнейшего совершенствования законодательства о несостоятельности (банкротстве) в части компенсации ущерба, причиняемого кредиторам введением моратория на удовлетворение их требований.

Эта тема получила развитие в постановлении КС РФ от 3 июля 2001 г. № 10-П¹⁶⁵. Поскольку мораторий означает публичноправовое вмешательство в частноправовые отношения, правовое регулирование затрагиваемых им отношений должно основываться на общеправовом принципе соразмерности и пропорциональности вводимых ограничений, с тем чтобы исключалось произвольное ухудшение условий договора для гражданина-вкладчика, являющегося, как правило, экономически слабой стороной в договоре банковского вклада.

Применение принципа соразмерности Конституционным Судом РФ можно проиллюстрировать на примере дела о проверке конституционности ч. 1 и 2 ст. 560 ГК РСФСР в связи с жалобой гр. А.Б. Наумова¹⁶⁶.

Часть 1 ст. 560 ГК РСФСР, обжалуемая заявителем, неразрывно связана с ч. 2 этой статьи, согласно которой, если после смерти члена колхозного двора других членов двора не остается, к имуществу двора применяются общие правила наследования.

Нормы ч. 1 и 2 ст. 560 ГК РСФСР, не отменяя права наследования, допускали открытие наследства лишь при прекращении колхозного двора, в том числе после смерти последнего его члена. Специальный порядок открытия наследства в колхозном дворе, отличный от общих норм наследственного права, ставил субъективное право наследования в зависимость от не имеющих отношения к индивиду условий (от прекращения существования колхозного двора в различных формах), характер которых делал субъективное право практически нереализуемым.

При этом право члена колхозного двора составить завещание на долю в имуществе двора формально сохранялось. Однако при наличии других членов двора наследство в колхозном дворе после смерти завещателя не открывалось, а завещание на долю имущества колхозного двора объявлялось недействительным. Таким образом, условия, определенные законодателем, лишали наследодателей и наследников возможности осуществлять свободное волеизъявление по завещанию и принятию наследства либо отказу от него. Установление такого рода условий искажало основное содержание права наследования. Как отметил Конституционный Суд РФ, указанные ограничения, направленные на то, чтобы не допустить открытия наследства в имуществе колхозного двора, не соотносимы ни с одной из целей, перечисленных в ст. 55 (ч. 3) Конституции РФ, которые могли бы оправдать ограничения прав граждан федеральным законом. По мнению Суда, законодатель вправе учитывать специфику отношений, возникающих в области сельскохозяйственного производства, и в целях защиты законных интересов его участников вводить на основании федерального закона соразмерные ограничения конституционного права наследования. Подобный характер имеет правило ст. 258 ГК РФ 1994 г., в соответствии с которым земельный участок и средства производства, принадлежащие крестьянскому (фермерскому) хозяйству, при выходе какого-либо его члена из хозяйства разделу не подлежат. Вышедший из хозяйства имеет право на получение денежной компенсации, соразмерной его доле в общей собственности на это имущество.

Аналогичный способ защиты интересов может использоваться по отношению к подсобным хозяйствам, занявшим место существовавших ранее колхозных дворов. Правила ст. 560 ГК РСФСР ограничивали конституционные права наследодателей и наследников не соответствующим Конституции РФ образом, не соразмерно указанным в ней целям и в силу этого противоречат Конституции РФ.

Постановление КС РФ по делу о проверке конституционности ст. 560 ГК РСФСР послужило основой для конструирования норм о специфике наследования имущества члена крестьянского (фермерского) хозяйства в разд. VI «Наследственное право» части третьей ГК РФ. В статье 1179 ГК РФ предусматривается, что после смерти любого члена крестьянского (фермерского) хозяйства наследство открывается и наследование осуществляется на общих основаниях с соблюдением при этом правил ст. 253—255 и 257—259 ГК РФ.

Если наследник умершего члена крестьянского (фермерского) хозяйства сам членом этого хозяйства не является, он имеет право на получение компенсации, соразмерной наследуемой им доле в имуществе, находящемся в общей совместной собственности членов хозяйства. При отсутствии соглашения между членами хозяйства и указанным наследником об ином доля наследодателя в этом имуществе считается равной долям других членов хозяйства. В случае принятия такого наследника в члены хозяйства указанная компенсация ему не выплачивается.

Данная норма имеет своей целью сохранение крестьянского (фермерского) хозяйства как единого экономического целого, не допуская неразумного и неэффективного дробления (парцелляции) этого хозяйства.

Остается только сожалеть, что законодатель не предусмотрел возможность выплаты причитающейся наследнику умершего члена крестьянского (фермерского) хозяйства денежной компенсации с рассрочкой до 10—15 лет. Дело в том, что с учетом экономического состояния крестьянских хозяйств выплата единовременной денежной компенсации может закончиться банкротством хозяйства, в то время как рассрочка платежа позволила бы решить проблему выплаты не столь болезненным образом. В новом Законе о крестьянском (фермерском) хозяйстве целесообразно предусмотреть такую возможность.

Принцип соразмерности (пропорциональности) относится к ограничениям прав и свобод.

Самым сложным, как ни странно, оказывается формализация того, что собой представляет данное понятие.

Конституционное понятие «ограничение прав» имеет целый ряд «родственных» и весьма близких правовых понятий, в связи с чем возникает потребность в их разграничении.

Прежде всего требует выяснения вопрос, являются установленные в самой Конституции пределы основных прав и свобод их ограничением или это их конституционно-правовое регулирование.

К. Штерн писал, что установление конституционным правом границ (пределов) основных прав неизбежно. Об этом свидетельствует давно существующее в немецкой доктрине учение об «имманентных пределах» основных прав¹⁶⁷.

Когда в ч. 2 ст. 34 российской Конституции закрепляется правило о недопустимости экономической деятельности, направленной на монополизацию и недобросовестную конкуренцию, этим не ограничивается конституционное право на свободное использование своих способностей и имущества для предпринимательской деятельности, поскольку устанавливаются естественные, имманентно присущие данному праву границы.

Учитывая, что регулирование прав (осуществляемое как Конституцией, так и федеральным законом — см. п. «в» ч. 1 ст. 71 Конституции РФ) отличается от ограничения прав, Конституционный Суд РФ отказал в принятии к рассмотрению жалобы гр. Редекопа на нарушение его конституционного права на занятие предпринимательской деятельностью нормой п. 4 ст. 7 Закона РФ «O защите прав потребителей»¹⁶⁸. Оспариваемая норма предусматривает, что, если на товары (работы, услуги) законом или в установленном им порядке, в частности стандартами, установлены обязательные требования, обеспечивающие их безопасность для жизни, здоровья потребителя, окружающей среды и предотвращение причинения вреда имуществу потребителя, соответствие товаров (работ, услуг) указанным требованиям подлежит обязательному подтверждению в порядке, предусмотренном законом и иными правовыми актами. Перечень товаров (работ, услуг), подлежащих обязательному подтверждению их соответствия указанным требованиям, утверждается Правительством РФ.

Статья 7 (п. 4, абз. 1) Закона РФ от 7 февраля 1992 г. № 2300-1 «O защите прав потребителей» (в редакции от 9 января 1996 г. и 17 декабря 1999 г.¹⁶⁹) предусматривает условия осуществления предпринимательской деятельности хозяйствующих субъектов, занимающихся реализацией товаров. Данные условия имеют своей целью обеспечение безопасности товаров (работ, услуг) для жизни и здоровья потребителя, окружающей среды и предотвращение причинения вреда имуществу потребителя. Тем самым оспариваемой нормой Закона обеспечивается защита жизни, здоровья и имущества потребителей, охрана окружающей среды, что соответствует общему конституционному принципу недопустимости нарушения прав и свобод одних лиц осуществлением прав и свобод других (ст. 17 Конституции РФ).

Об ограничении права можно было бы говорить в том случае, если бы основное право, предусмотренное ст. 34 Конституции РФ, гарантировало возможность предпринимателям производить любые продукты, в том числе и отравленные.

Необходимо различать понятия «ограничение прав» и «обременение правами».

В ГК РФ употребляется понятие «обременение правами». В соответствии с п. 1 ст. 700 ГК РФ ссудодатель в договоре безвозмездного пользования вправе произвести отчуждение вещи или передать ее в возмездное пользование третьему лицу. При этом к новому собственнику или пользователю переходят права по ранее заключенному договору безвозмездного пользования, а его права в отношении вещи обременяются правами ссудополучателя.

Такого рода обременения, равно как и обременение залогом, сервитутом, не являются, с нашей точки зрения, ограничением прав. Это примеры их регулирования. Меры гражданско-правовой ответственности, обеспечительные меры (гл. 25 и 23 ГК РФ) не являются случаями ограничения прав, поскольку представляют собой регулирование гражданских прав, осуществляемое самим Гражданским кодексом.

Типичным примером ограничений гражданских прав может служить ограничение прав, гарантированных ГК РФ, вводимое иными федеральными законами.

Статья 837 ГК РФ, устанавливая виды банковских вкладов, одновременно определяет права вкладчиков. В тех же случаях, когда федеральный закон ограничивает «первоначальный объем» их прав путем установления препятствий в пользовании и владении вкладом, имеет место ограничение права (выше приводились примеры таких ограничений, установленные Законом о реструктуризации кредитных организаций).

В части 2 ст. 55 Конституции РФ указано, что федеральный законодатель в своей деятельности по регулированию и защите прав и свобод человека и гражданина не должен издавать законы, «отменяющие или умаляющие права и свободы человека и гражданина». В связи с этим возникает необходимость выяснить, в каком соотношении находятся понятия «умаление права» и «ограничение права». Полагаем, что, когда законодатель принимает федеральный закон, ограничивающий права и свободы человека и гражданина в той мере, в какой это необходимо в конституционно-значимых целях, перечисленных в ч. 3 ст. 55 Конституции, имеет место допустимое ограничение прав и свобод. Если же федеральный законодатель путем принятия закона ограничивает права и свободы без учета этих целей либо с учетом их, но не в той мере, в какой это необходимо, т.е. непропорционально, чрезмерно, тогда имеет место умаление прав и свобод. Умаление основных прав и свобод встречается не только в законотворческой, но и в правоприменительной деятельности, если правоприменитель интерпретирует какое-либо основное право как несамостоятельное, т.е. входящее в содержание другого основного права.