ИСТОРИЯ РЕПРЕССИЙ В средЕ НИЖЕГОРОДСКИХ МУСУЛЬМАН

Тема конференции очень сложная, и многие это особо отметили в своих выступлениях. Меня как мусульманского священнослужителя всегда интересовала история родного края, но, к большому сожалению, она преподавалась как-то однобоко и, конечно же, без всяких полутонов: белое – красное, хорошо – плохо, друзья – враги.

Тема моего выступления – репрессии в мусульманской среде в довоенный период. В 2011 году мусульманское сообщество отметило 92 годовщину трагического события, произошедшего в татарской деревне Семеновка, когда в январе 1919 года представителями власти без суда и следствия были расстреляны 50 человек. За что они были расстреляны, почему они погибли, почему за этот кровавый беспредел никто не понес наказания, почему никто не стал разбираться в этом вопиющемся факте?! Более того, кровавый семеновский след протянулся и в последующие годы, вовлекая в процесс репрессий 1930-х годов в качестве новых жертв родственников убиенных.

Обычно изучение репрессивной политики советской власти принято делить на два этапа в рассмотрении этого вопроса – советский и современный. Характерной чертой советского этапа является запрет данной темы и недоступность архивных материалов для исследователей. Это было обусловлено особенностями советского строя и политического режима. Только после развала СССР в 1990-х годах, когда стали доступными ранее засекреченные следственные материалы НКВД (КГБ), мы смогли узнать о масштабах репрессий, жертвами которых стали кристально чистые, богобоязненные, порядочные люди. Среди погибших в ходе Семеновской трагедии – 7 имамов. Их уничтожили только за то, что они являлись священнослужителями, призывали к добру, справедливости, сеяли в душах людей «разумное, доброе, вечное». Правда, это был единичный случай расстрела имамов в начальный период существования советской власти. Следует сказать, что в период с 1917 года до середины 1990-х годов государство допускало сосуществование двух мировоззренческих систем. Делалась как бы попытка симбиоза религии с идеями социализма.

Вскоре после окончания Гражданской войны в ходе стабилизации внутригосударственной политики, смены внешнеполитических приоритетов, переориентации на развитие отношений с западными державами и ослабления интересов к востоку, государство с 1921 по 1928 год, желая упрочить свое положение, отодвигает на второй план потребность союза с духовенством, в том числе мусульманским.

В период окончательного свёртывания государственно-религиозных отношений против мусульманского духовенства начинают применяться репрессии. В 1929–1930-е годы на Нижегородчине число репрессированных сельских мулл достигло 11 человек (они получили от 3-х месяцев тюрьмы до 5 лет исправительно-трудовых лагерей). Правда, ни один из них не был приговорен к расстрелу. В татарских деревнях представителей духовенства, которых наряду с кулаками и торговцами относили в разряд чуждых элементов, лишали политических прав.

Таким образом, в начале 1930-х годов были обозначены «чуждые элементы», борьба с которыми должна была привести к политическому и идеологическому доминированию советской власти в татарских деревнях. В период усиления тоталитаризма в стране и развертывания коллективизации репрессии против инакомыслящих (в данном случае кулаков и духовенства) становятся одним из элементов внутренней политики.

Переломным в репрессивной политике советского государства стал 1937 год. Ряд партийных решений, постановлений правительства, приказов силовых ведомств вывели ее на новый уровень, когда физическое уничтожение людей достигло беспримерных масштабов. Как и прежде, пострадало духовенство всех конфессий, объявленное «классово чуждым элементом». Антирелигиозная политика советского государства проявилась также в уголовном преследовании духовенства по политическим мотивам. Политические репрессии сыграли наиболее разрушительную роль в уничтожении духовенства как части общества. Период с августа 1936 до конца 1938 года во всех исследованиях характеризуется как время массовых репрессий, время Большого террора. Был выдвинут тезис об обострении классовых противоречий по мере продвижения к социализму, который был призван оправдать в глазах народа массовые репрессии.

На протяжении 1937 года в пределах татарских поселений Горьковской области прокатилась мощная волна репрессий, в ходе которых была выявлена и разоблачена целая сеть так называемой «контрреволюционной организации Краснооктябрьского района». Считалось, что ее идейным руководителем является заместитель председателя Центра Духовного управления мусульман (ЦДУМ) Кашафутдин Тарджеманов, который был осужден на 10 лет за «контрреволюционную деятельность» и умер в 1943 году в тюрьме. Также были арестованы имам мечети г. Горького С. Исхаков и краснооктябрьские имамы А. Хакимов, М. Сайдашев и М. Ганеев, лично знакомые с К. Тарджемановым. На протяжении осени – зимы 1937/38 гг. НКВД выявил причастных к данной организации горьковских и провинциальных имамов. В эти годы репрессиям подверглись 73 имама, из них 56 человек были расстреляны, в том числе и те священнослужители, которые подвергались преследованиям в 1929–1930 годах.

Специфичными в деле построения обвинения являлись два момента. Во-первых, инкриминирование националистических настроений и их увязывание с концепциями панисламизма и пантюркизма. Во-вторых, НКВД оперировал данными о торговых связях горьковских татар, охватывавших Поволжье, центральные районы страны и достигавших даже Финляндии. Ни для кого не являлось секретом, что татарская диаспора Финляндии насчитывала около трех тысяч человек, которые являлись выходцами из Нижегородской области. Эти факты хорошо укладывались в процесс выявления шпионских связей местного населения, при этом торговые и родственные связи инкриминировались как шпионская деятельность. Конечно, эти связи потенциально могли быть использованы в интересах иностранных разведок, но это еще не значило, что они именно таким образом использовались. Позднейшие проверки, проведенные во второй половине 1950-х годов, подтвердили необоснованность такого рода обвинений.

Жертвами репрессий становились выходцы из семей священнослужителей, представители сельской интеллигенции (врачи, учителя), партийные и советские функционеры, а так же ранее раскулаченные лица. Обвинения строились на основании их небезупречного прошлого, наличия родственных связей с «антисоветчиками», «антисоветской агитации», к которой относили любые высказывания о действительности. Так формировался удобный предлог для расправы с неугодными социальными слоями, в особенности, с духовенством, которое представляли в качестве основного идейного врага. Параллельно происходило закрытие мечетей. Причиной репрессирования имамов в Нижегородской области, так же как и в других регионах СССР, было стремление подорвать влияние мусульманского духовенства на население, исповедовавшее ислам. Это стремление выразилось в антирелигиозной политике компартии и органов государственной власти, уголовном преследовании духовных лидеров татар-мусульман юго-востока Нижегородской области, обвинении их в провале реализации ряда экономических и социальных проектов советского руководства.

Активная политическая, экономическая и социальная деятельность имамов стала предпосылкой их обвинений в антисоветской деятельности. В ходе осуществления «Большого террора» и «чисток» 1937–1938 годов итогом репрессий явилось физическое уничтожение мусульманского духовенства как носителя религиозных ценностей, традиций, мировоззрения и идеологии, чуждых советскому обществу.

Устранение духовенства прервало преемственность культурных и религиозных традиций и сильно осложнило их трансляцию молодым поколениям нижегородцев-мусульман.

АКТЕРСКАЯ «ГОЛГОФА»

(СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ ПОЛИТИЧЕСКИХ РЕПРЕССИЙ

В ТЕАТРАЛЬНОЙ СРЕДЕ ГОРОДА ГОРЬКОГО)

Вернуться к Содержанию
Вячеслав Ильич Жучков,

заведующий литературной частью

Нижегородского академического

театра драмы им. Горького
Политические репрессии, прокатившиеся по стране в 1930-е годы, не обошли и актерскую среду. На нижегородской сцене в разные годы блистали такие известнейшие артисты, как Татьяна Окуневская, Тамара Якобсон, Вацлав Дворжецкий, Антонина Самарина. Их имена составляют славу театральной жизни страны. Но в их собственной биографии были трагические страницы – обвинения по политическим статьям, тюрьмы, лагеря.

Я хочу подробнее остановиться на судьбе Антонины Николаевны Самариной – первой и единственной из театральных деятелей Нижнего Новгорода, удостоенной высокого звания народной артистки СССР.

Ее сценическая карьера началась в Одессе, где летом 1917 года ее отец, выдающийся режиссер и антрепренер Николай Иванович Собольщиков-Самарин открыл театр миниатюр «Улыбки». Но события революции и Гражданской войны разлучили отца и дочь. В том году Самарина вышла замуж за актера Розенталя и уехала с ним в город Николаев, который вскоре был захвачен белогвардейцами генерала Слащева. Волею обстоятельств в 1921 году Антонина Николаевна с мужем оказались в Бессарабии. Русского профессионального театра в Румынии не было, играли в наспех сколоченных труппах по провинциальным городам. За четыре года эмиграции все больше тянуло на Родину.

В эмиграции Самарина выходит второй раз замуж за актера Георгия Ивановича Юрьева. Они пытаются вернуться в Россию, но этому препятствуют дипломатические отношения между Румынией, Польшей и СССР. Несмотря на все хлопоты, официально выехать из буржуазной Румынии в Советскую Россию не удалось, и актеры решились на крайний шаг: в январе 1926 года нелегально пересекли государственную границу. Тогда они и предположить не могли, чем это обернется для них в будущем. С радужными надеждами приехали Самарина и Юрьев в Нижний Новгород, но сразу поступить в театральную труппу не удалось, хотя уже два года театром руководил Н.И. Собольщиков-Самарин.

Шесть лет не принимали Антонину Николаевну в труппу Горьковского театра. Тогда действовал закон о семейственности, не допускавший работать в одном коллективе нескольким членам семьи. Актрисе пришлось скитаться из театра в театр – Орел, Архангельск, Ялта, Казань, Саратов, Симферополь… Сезонная система стала изживать себя к началу 30-х годов, и нижегородский театр перешел на круглогодичную работу. И в числе актеров, набранных в постоянную труппу, оказались А.Н. Самарина и Г.И. Юрьев. Самарина быстро заняла ведущее положение в труппе, завоевала успех у зрителей. Она много играла и стала любимицей местных театралов.

В 1937 и 1938 годах проходили выборы в Верховные Советы СССР и РСФСР. Кандидатом от Горьковской области в оба Совета выдвигался нарком внутренних дел СССР Н.И. Ежов. В декабре 1937 года он приехал в Горький и выступил перед избирателями с речью, в которой обосновал необходимость «изощренные методы борьба классового врага» и «разоблачить шпионов, диверсантов и вредителей». И вот с июня 1937 года, когда на пост первого секретаря обкома партии вступил Ю.М. Каганович, на Горьковскую область обрушилась страшная волна репрессий и беззакония.

Ночью 14 июня после сыгранного спектакля «Анна Каренина» Самарина и Юрьев были арестованы и доставлены в известный «розовый дом» на улице Воробьева. Им было предъявлено обвинение в нелегальном переходе государственной границы СССР и шпионаже в пользу Румынии. На следующий день Самарина должна была участвовать в репетиции спектакля «Дети Ванюшина», но в театр не явилась. Николай Иванович, постановщик спектакля, начал репетицию без нее, умело скрывая свое беспокойство и горе. Новый театральный сезон 1938/39 годов прошел без Самариной и Юрьева. А они в это время играли свои главные роли уже не на сцене, а в жизни, оставаясь порядочными людьми, преданными Родине и искусству, несмотря на допросы, оскорбления и избиения. Самарина лишь просила не бить ее по лицу: «Я же актриса!», – говорила она.

В тюрьме ее продержали до 24 января 1939 года, а потом выпустили. Несомненно, ее спасли хлопоты отца, использовавшего все свое влияние и авторитет, обращавшегося во все инстанции, вплоть до А.А. Жданова. Но обвинение по антисоветской 58-й статье с нее снято не было. Оказавшись на свободе, Самарина не только окунулась в творческую работу, но и начала активную борьбу за освобождение безвинно осужденного мужа. Писала она и всесильному Л.П. Берия. Вот выдержка из этого письма:

В письме она назвала и другие обвинения, предъявленные Юрьеву: знакомства среди белоэмигрантов и работников полиции Румынии, а также участие в их нелегальном пересечении границы неких Артемия Ткаченко и Ивана Зуба, агентов румынской полиции. Никаких фактов, подтверждающих эти обвинения, мужу предъявлено не было. Ратуя за пересмотр его дела, актриса наивно полагала, что справедливость восторжествует. Но этого не произошло. Ответа на письмо она также не получила.

Началась война. В конце 1941 года Антонина Николаевна получила письмо от мужа, написанное им 23 ноября со ст. Сухо-Безводное. В нем говорилось, что он осужден особым совещанием сроком на 8 лет лагерей как «социально опасный элемент». Также просил помочь деньгами, табаком, сахаром и прислать одноактных пьес или комедий для лагерной сцены.

Самарина много и с успехом играла в годы войны, в том числе в госпиталях, на призывных пунктах. И продолжала хлопотать о муже. Осенью 1943 года неожиданно пришло его освобождение. Но Георгию Ивановичу не разрешили вернуться в Горький, запрещено ему было жить и в других крупных городах. Юрьев обосновался в Павлове на Оке, где был драматический театр. Потянулись годы бытовой неустроенности и творческой неудовлетворенности. С женой они могли только переписываться – судьба их окончательно разлучила. Горечь от сознания изломанности судеб не покидала обоих всю жизнь. Семью Самариной заменил театр. В 1948 году ей присвоили звание заслуженной артистки РСФСР, а через 20 лет, в 1968 году – народной артистки СССР.

В 1971 году Антонины Николаевны не стало. Ее жизненным девизом, несмотря на все перенесенные беды, оставались слова Ф. Гойи: «Жизнь, сколько ее ни кляни, стоит того, чтобы ее прожить, и всегда будет стоить».

Диссиденты 1950–1991 годов – уроженцы

и жители Горьковской области

Вернуться к Содержанию
Владимир Борисович Пантелеев,

руководитель Нижегородского отделения

РОО «Общество жертв коммунистического террора».

В настоящее время в Нижнем Новгороде проживает 2307 реабилитированных (имеющих об этом соответствующие документы), в том числе 77 человек, находившихся в тюрьмах и лагерях (из этих политзаключенных в областном центре проживают 13 человек).

В «закрытом» городе Горьком с марта 1953 по ноябрь 1990 года было арестовано и осуждено около 70 инакомыслящих – так называемых «диссидентов». Это были люди разных возрастов и занятий: студенты и преподаватели, рабочие, военные, пенсионеры и инвалиды. Вот несколько имен из этого списка: студент-заочник И. Давыденко, главный врач института восстановительной хирургии М. Нерославский, конструктор М. Дербенев (1953), подполковник А. Матвейчук (1955), учащиеся вечерней школы В. Споров, Ю. Талюк и их учительница Л. Пожарицкая, капитан-лейтенант В. Севастьянов и инженер-майор А. Павлов (1957), слесарь-комсомолец А. Смирнов и пенсионер-инвалид В. Пецун (1958), инвалид-глухонемой В. Заварзин (1966), студент Владимир Жильцов, учителя М. Капранов и В. Павленков, журналист С. Пономарев (1970), журналист, зав. отделом газеты В. Пантелеев (1971) и многие другие.

Среди них и Александр Ковбасюк, арестованный в 1964 году, когда был студентом, – сейчас ему 66 лет, он инвалид 2-й группы, ночует в подвалах и живет подаяниями, т.к. дом, где он жил, снесли, а пенсию ему не выплачивают из-за отсутствия постоянного места жительства.

В Нижегородской области ни один из бывших политзаключенных не допущен ни в одно из звеньев государственного или муниципального управления. Федеральный закон «О реабилитации жертв политических репрессий» даровал им жалкие льготы, но они в регионе не предоставлялись «узникам совести» – для них не было ни бесплатных лекарств, ни внеочередного медицинского обслуживания, ни санаторных путевок, а в 2004 году эти льготы были отменены правительством.

В 1993 году действие ст. 19 ФЗ «О реабилитации…» было приостановлено, а Комиссия при Президенте РФ по реабилитации жертв лишена реальных прав. С 1993 года ограничено право реабилитированных инвалидов на бесплатное обеспечение автомобилем по медицинским показаниям (в ст. 16 п. «в» внесена хитрая ограничительная поправка «при отсутствии противопоказаний к вождению автомобиля», на основании чего многим было отказано).

С 1994 года ограничено право реабилитированных на бесплатный проезд один раз в год по железной дороге (чиновники, ссылаясь на п. 5 Постановления Правительства РФ от 03.05.1994 г. «О порядке предоставления льгот реабилитированным…», вынуждают их покупать билеты за свой счет, а потом месяцами упрашивать органы соцзащиты вернуть затраченные деньги).

С 1995 года ограничено право реабилитированных на освобождение от уплаты государственной пошлины в нотариальных конторах и ЗАГСах по вопросам, связанным с применением ФЗ «О реабилитации…».

В 1996 году Постановлением Правительства РФ № 820 от 17.07.1996 г. отменено возмещение затрат на содержание умерших в морге и на приобретение венка за счет государства, что ранее предусматривалось Постановлением Правительства № 616.

В 1999 году Указом Президента РФ № 1359 отменен Указ Президента РФ № 92 от 24.08.1991 г. «Об архивах КГБ СССР» о рассекречивании законодательных и ведомственных актов, служивших основанием для массовых репрессий, и снятии с этих актов всех ограничений. Таким образом, народ вновь лишили права знать правду.

С 2000 года право реабилитированных на компенсацию – за годы, проведенные в заключении, рабский труд, отобранные дома и разграбленное имущество – ограничено со 100 минимальных окладов до фиксированной суммы в 10 тысяч рублей.

С 2001 года власти повсеместно отказывают реабилитированным в праве на получение беспроцентной ссуды на строительство жилья: Госдума прекратила финансирование ст. 13 ФЗ «О реабилитации».

С 2002 года из нового пенсионного законодательства исключено право реабилитированных на повышение пенсии за причиненный государством вред (что противоречит ст. ст. 52, 53, 55 ч.2., 56 ч. 3 Конституции РФ).

Этот список можно продолжать. Но и приведенные факты иллюстрируют антинародную тенденцию текущего законодательства. При этом нельзя забывать, что «Лучший пророк для будущего – прошлое» (Дж. Байрон).

Чтобы не повторилось кровавое прошлое, нужно помнить о жертвах репрессий и помогать тем, кому еще можно помочь.

Секция 2.

Владимир получил очень хорошее образование в Нижегородской духовной семинарии, которую окончил в начале 1920-х годов. Время это было непростое – начало гонений на духовенство. Отец отговаривал его стать священником, но Владимир всегда отличался стойкостью своих убеждений, а горячая вера победила сомнения и страх.

В 1910 году был заключен брак с выпускницей Нижегородского епархиального училища Марией Александровной Чернолесской. Через год родился старший сын Александр, всего же в семье было 8 детей, выжило 7 (шесть сыновей, 2 дочери). Познакомился он со своей женой в Кстовском районе, где она была сельской учительницей (село Нижние Ключищи).

Первым местом служения о. Владимира стало село Борисово Поле Вадского района, где он был рукоположен во священника (Троицкая церковь, на фото). Прихожанам новый батюшка пришелся по душе, он проявлял к ним участие, поддерживал добрым словом. Поэтому когда в 1933 году за ним пришли «из органов», крестьяне дружно встали на его защиту. Дедушке предъявили условия – отбыть трудовую повинность на лесоповале. Сельчане предлагали вместо него отработать трудовую повинность, но власти не разрешили. Отца Владимира арестовали 10 января 1933 года, а 19 февраля тройкой НКВД он был приговорен к пяти годам лагерей. Вскоре, правда, его досрочно освободили и направили в село Тепло-Троицкое Дальнеконстантиновского района.

Троицкая церковь была построена в 1813 году. При ней существовали библиотека и церковноприходская школа. Их основали священники Аргентовы (известная династия).

Жена о. Владимира матушка Мария взялась за обучение ребятишек, обучала их даже на дому.

Мария Александровна Прудовская,

Я горжусь дедушкой, его несгибаемостью, тем моральным и человеческим подвигом, который он совершил. Но все мои попытки установить место его захоронения, пока не увенчались успехом. В нашей семье бережно хранятся немногие фотографии. На одной дедушка изображен еще семинаристом, на другой запечатлено село Борисово Поле Вадского района. На этом снимке хорошо видна Троицкая церковь, в которой он служил.

В селе Тепло-Троицкое сохранилась Троицкая церковь, но в очень плохом состоянии, нуждается в реставрации. Делались попытки ее восстановить, один предприниматель даже выделил большую сумму денег на это благородное дело, но куда они ушли, никто объяснить не может.

В январе 2007 года я впервые побывала в этом селе. Теперь оно преимущественно дачное, оживает в летнее время, но осталось и несколько коренных жителей, которые хранят память о тех далеких событиях. Мы приехали делегацией с участниками конференции «Новомученики земли Нижегородской», в составе которой был иеромонах Вознесенского Печерского монастыря отец Евфимий. Он отслужил панихиду в полуразрушенной церкви.

Я собрала документы о дедушке и предоставила их в Комиссию по канонизации при Нижегородской епархии. Они давно находятся на рассмотрении в Синоде, но, к сожалению, со сменой Патриарха процесс приостановлен.

В 1990 году я послала запрос в областную Прокуратуру, и получила ответ, что мой дед был полностью реабилитирован по обоим делам 1933 и 1937 гг. Никаких других сведений нет.

Мой отец после трагической гибели деда стал главой семьи. Ему тогда было 26 лет (он 1911 года рождения), поднял на ноги братьев и сестер. Закончил 9 классов, последний класс был профильным, готовили счетоводов-бухгалтеров. Благодаря своим способностям он стал финансовым руководителем крупного предприятия – Горьковского речного порта. Умер в 1985 году, ничего не зная о судьбе своего отца.

Какой-то рок преследовал мужскую половину нашей семьи. Один сын умер в младенчестве, другой, Константин, без вести пропал в годы Великой Отечественной войны. Возможно, погиб в первые месяцы войны в районе города Кандалакши. Ему было всего 20 лет. Вениамин был директором сельской школы, погиб на охоте при невыясненных обстоятельствах. Ему было 30 лет, осталось двое детей. Сергей умер от рака, Борис – от легочного заболевания. Дочь Зоя прожила долгую жизнь, прожила до 87 лет, жила в Городце, где была начальником главпочтамта. На сегодняшний день жива младшая дочь Владимира Александровича, Нина Владимировна Штернова. Ей 84 года (она 1927 года рождения). Она всю жизнь посвятила педагогике, была преподавателем начальных классов.

В настоящее время, чтобы жива была память о дедушке, использую любую возможность рассказать о его подвиге. Выступала в Благовещенском монастыре, в Центральной городской библиотеке на Лаврентьевских чтениях в память новомученика епископа Лаврентия Князева, давала материалы в газеты «Нижегородские епархиальные ведомости», районную газету Дальнеконстантиновского района «Родная земля». Справка о Владимире Александровиче Прудовском есть в 6-м томе «Книги памяти жертв политических репрессий Нижегородской области». Я благодарна Центральной городской библиотеке за предоставленную возможность рассказать о своем дедушке.