При сдаче крепости, взрывая свою батарею

Он проходил по двору при ликующих криках детей. Затем он направлялся в конференц-зал, и тогда дети в робком благоговении отставали. Так бывало с утра, когда он приезжал. Затем, когда начинались занятия, доктор Штайнер посещал отдельные классы.

И вот 16 января 1923 года он посетил одиннадцатый класс. Мы как раз читали поэму Вольфрама фон Эшенбаха «Парсифаль». Входя в класс, доктор Штайнер застал нас за чтением следующих стихов:
Меч, верность рыцарю храня,

Ломается вдруг пополам;

Обломки погрузи ты там

В неиссякающий исток,

И восстановится клинок .

У камня в утренних лучах.

Потом некий ясный свет явился в его чертах, и глаза его засияли. Он встал и вмешался в преподавание. Он всегда очень оживлялся при таких обстоятельствах. Он задавал ученикам вопросы, смотрел, кто вызовется отвечать. И тогда между ним и детьми происходили блистательные беседы. На этот раз он сказал:

— Грааль, это происходит от «gradalis», что значит «ступенчатый». Ибо путь Парсифаля идёт по ступеням: от глупости, через сомнение, к благодушию.

Потом он взял мел и написал слово «благодушие», сказав:

— Это блаженство. Только в нём слово «душа». Душа и блаженство совпадают.

Затем он спросил:

— Скажите, в какую эпоху было то, о чём вам только что рассказывал доктор Штайн?

Дети ответили:

— Это было в Средневековье.

— Ну да, — сказал доктор Штайнер, — но можно сказать точнее. Видите ли, переживания Парсифаля описаны так, что можно отчётливо себе представить: описываются обстоятельства восьмого—девятого веков. То были кровавые времена. Люди привыкли жить среди кровопролития. Повсюду был ещё дикий лес. Там шла борьба. Повсюду ещё приносились кровавые жертвы. Но этот лес время от времени пересекали светлые, ясные образы в сверкающих доспехах. Когда они добирались туда, где в лесу жили люди, те шушукались, переговаривались, но не ввязывались больше в схватки и воздерживались от грабежа. Эти проезжие рыцари, являвшиеся время от времени в своих сверкающих доспехах, были те, кто заботился о кровавом порядке в те кровавые времена. В центре этого разрозненного рыцарства находились «рыцари Артура», или, как их тогда называли, «рыцари Меча». Их центр был в северной Франции, в Англии. Но были в то время и другие рыцари. Подумайте: рыцари Артура были рыцарями Меча, кем же были тогда другие рыцари?

Так доктор Штайнер предоставил судить об этом детям. Он помогал им, пока один школьник не сказал: «Другие были «Рыцари Слова».

— Поистине, — сказал доктор Штайнер, — это совершенно правильно. Другие, действительно, были «Рыцари Слова». Слово — тоже меч, но меч необычный. Слово — это меч, исходящий из человеческих уст. Видите, о каком мече идёт здесь речь.

Доктор Штайнер взял книгу у меня из рук и начал читать, прерывая чтение разъясняющими словами:
Меч, верность рыцарю храня,

Ломается вдруг пополам.

В неиссякающий исток

И восстановится клинок

У камня до начала дня.

Доктор Штайнер добавил:

— Дракон, который сидит у ключа, откуда начинается поток, показывает вам дикость тогдашнего человечества. Эту дикость, дикость кровных сил, должен победить Парсифаль.

Когда я увидел, что доктор Штайнер готов многое сказать по нашей теме, я задал ему вопрос, на который мы не могли ответить. Я обратил внимание детей на то, что в «Парсифале» некоторые события описываются многократно. Например, две встречи Парсифаля с Йешутой, супругой герцога Орилуса.

Затем встреча с Сигуной или встреча с Кундри; и замок Грааля Парсифаль посещает дважды и т.д. Так что я спросил:

— Господин доктор, мы никак не можем понять, почему в «Парсифале» так часто повторяются одни и те же картины, но с каждым разом, лучше, чище, совершеннее.

На это доктор Штайнер сказал:

— Картины в «Парсифале» повторяются дважды, так как сначала всегда переживается старое. Выясняется, что в нём нет нужды. Потом оно переживается как новое, обновлённое духовным источником, и тогда в нём начинают нуждаться. Кстати, все образы Грааля имеют исторический и общечеловеческий смысл. Например, каждому надлежит в своей человечности вернуться к истоку, как Парсифалю, который поддерживал свою связь с духовным источником, после каждого подвига посылая побеждённого рыцаря к женщине, хранящей этот источник.

Вот что сказал нам тогда доктор Штайнер. Его слова содержали два особенно важных указания. Во-первых, он сообщил, когда начинается время Парсифаля, а именно в VIII-IX веках, потом он предложил метод — и это было второе важное указание, как продолжается повествование о Граале: путь к истоку должен быть найден. В дальнейшей беседе доктор Штайнер заверил меня, что я понял его правильно:

— Да, время Парсифаля — это поворот от восьмого к девятому веку. Нет недостатка в описаниях, подтверждающих это отчётливейшим образом. Восьмое и девятое столетия, они характеризуются кровью, которой тогда было много пролито¹¹.

Кретьен де Труа — поэт сказания о Граале. Он начал «Персеваля», но постигшая его смерть не позволила ему довести повествование до конца. Три других поэта, чьи имена дошли до нас, продолжили его труд. Первым был Готье де Дуланс, второй Манессье, третий — Герберт. Нас интересует в особенности Герберт; от него идёт вставка между дополнением Готье и дополнением Манессье, то есть Герберт пролагает для приключений Персеваля окольный путь, у которого тот же исходный пункт, что и у Манессье, куда и возвращается повествование. Это место, где Персеваль, вторично оказавшись в замке Грааля, после многих мытарств и приключений, «снова острит свой добрый меч (меч Грааля)» и осведомляется о том, что значит Грааль и кровоточащее копьё. Место, где упоминается имя Герберта, буквально гласит: «Герберт приступил к продолжению сказания, и ниспошли, Господь, ему силу и победу, искореняющую всякое зло, и да завершит он „Персеваля”, по наставлению книги, где обозначена его суть. Герберт, вещающий нам и повествующий, начал там, где Персеваль, пережив много мытарств и трудов, снова заострил добрый меч (подразумевается меч Грааля), осведомился о Граале и спросил, что знаменует кровоточащее копьё».

Так мы узнаём, с какого места включается повествование Герберта. В конце всего произведения упоминается Манессье: «Кто посетит эту землю, узрит гроб, почиющий на четырёх золотых столбах, как о том свидетельствует Манессье, доведший дело до конца во имя графини Йоханны, она же дама и владычица Фландрии, доблестная госпожа, которую Господь одарил разумом, доблестью, добротой, и, вняв многим повествованиям о её добрых обычаях, завершил я во имя её мою книгу, начатую мною во имя её предка, и никто другой не налагал на книгу руку и не дерзал довести её до конца. Ради вас, госпожа, так потрудился Манессье, что верно и сообразно довёл историю до конца. И вправду начал он паянием меча. Что он сказал и поведал, находится в Салесбиери, где, как свидетельствует и доказывает история, сидел король Артур, как могут обнаружить в запечатлённом пергаменте все, кого туда приведёт путь».
Оба эти места¹² отмечает Холланд в своём труде «Кретьен фон Труа» (Тюбинген, 1857, s. 214). Знаменательно, что уже Лахман (Wolfram von Eschenbach, s. XXI) упоминает Герберта и Манессье, ссылающихся на письменные источники, как будто они, по собственному признанию, возобновляют чей-то прерванный труд, а исходный пункт их работы — вторичное явление Персеваля у „roi percheor”¹³, где Персеваль восстанавливает сломанный меч».

Благодаря толкованию доктора Штайнера мы получаем возможность понять, какое значение при этом имеет меч Грааля. Сломанный меч — поэтическое произведение, сохранившееся лишь в отрывках. Оба продолжателя должны начать там, где восстанавливается меч Грааля, то есть само произведение.

Кто продолжает произведение, должен появиться у камня, где ещё не светит солнце дневного сознания, и принести с собой обломки меча. Здесь, где источник вдохновения, ключ Кунневары (так зовётся, по Вольфраму фон Эшенбаху, женщина, хранящая источник), из обломков предания снова возникает в своей целости меч духа.

Глава вторая
Переживания Грааля,

всплывающие в VIII и IX веках
Рудольф Штайнер указывал, что повествование о Граале становится экзотерическим около 1180 года. Действительно, различные повествования о Граале всплывают лишь в это время. То, что было опубликовано в 1180 году, жило в душах уже с VIII-IX веков в формах, с тех пор образовывавших то, что было представлено Кретьеном де Труа или Вольфрамом фон Эшенбахом¹⁴. Здесь приводятся только некоторые данные, подтверждающие, что слагатели историй о Граале сознательно возводили переживания Грааля к восьмому или девятому столетию. «Grand St.Graal», или «Lestoire del St.Graal» повествует о видении, которое в 717 году от Страстей Господних, то есть в 750 году от Р.Х., в ночь со Страстного четверга на Страстную пятницу в пустыни Bloie Bretagne пережил некий отшельник, сомневавшийся в Триединстве. Спаситель приносит ему книгу величиною в пядь, в которой отшельник прочитывает сначала Его родословную, потом историю Святого Грааля. Здесь мы находим свидетельство о том, что сага о Граале обрабатывалась уже в течение восьмого столетия. Имеются и другие исторические данные — и подобное упоминание одно из них — явственно показывающие, что рассматриваемые здесь переживания следует искать в VIII или IX веке. Нельзя, конечно, настаивать на документальности свидетельства от 750 года так как в те времена история Грааля жила ещё не в форме книги, она жила как видение. И никаким другим способом, кроме более позднего упоминания, не могло быть сообщено то, что восходит к 750 году от Р.Х. Это определяется самим существом дела. Даже важнейшие документы из эпохи Карла Великого, которых касается наше исследование, происходят из более позднего времени. Иначе и быть не может, ибо эзотерическое лишь позже становится достоянием всех людей, а в начале живёт лишь в тайных беседах, передаваясь из уст в уста. В таких беседах оно живёт полной жизнью. Это отчётливо подчёркивается здесь, чтобы каждый, требующий современных документов, осознал, насколько невыполнимо бывает подобное требование. Не стоит желать того, чего не может быть.

Другой вклад в свидетельства о восьмом столетии или о времени между VIII и IX веком — так называемое «Translatio sanguinis Domini»¹⁵ от Райхенау. Это повествование о перенесении Христовой Крови в Райхенау: Codex Augiensis LXXXIV fol. 125-136. Латинский текст этого повествования в сокращённом виде напечатан у Мабийона, а также у Перетца, и полностью опубликован в «Собрании источников по истории Бадена» Ф.Й.Моне, т. I, Карлсруэ (изд. Маклот), 1848. На страницах 66-67 находятся 36 глав, дошедшие до нас от всей рукописи. Здесь в немецком переводе передаётся то, что составляет содержание этих 36 глав. Перевод, по моей просьбе, предоставил господин Иоахим Шульц, которому я здесь выражаю сердечную благодарность. Примечания и переложение латинских стихов принадлежат мне.

Перепечатанную ниже легенду в её цельности, с подробным комментарием я вверяю читателю, чтобы тот через неё убедился: в VIII-IX веках при дворе Каролингов разворачивалось историческое движение, до сих пор почти незамеченное, носителем которого был аббат Вальдо из Райхенау, характеризуемый легендой как искатель Грааля. Подчёркивание этой и следующей легенды разницей в шрифтах производится ради читателя, чтобы тот мог с большей лёгкостью извлечь из целого книги включённый в неё исторический материал, обретая возможность быстро охватить основной ход мыслей, и не вдаваться в изучение единичного из всех прилагаемых источников.
О Святой Крови в Райхенау
1. «О Ты, Чьё тело было пригвождено к пространнейшему древу Креста, Христос, Ты принял на Себя все грехи мира. Тебя молю я, просвети небесным светом заблудший ум, освободи от узы онемевший мой язык. Ты вдохнови мой дух, Ты будь моим проводником, будь моему деянью кормчим. Что Ты внушишь мне, что начну я, Ты доведи до истинного завершенья. Тебя хвалою воспеваю, заклинаю Твоею собственною кровью, пролитой Твоим нежнейшим телом, о Ты, белый Агнец. Грядешь ко мне Ты от Восора в красочно сияющих одеждах¹⁶, Ты один, топтавший в точиле, и за Тобой одним идут дикие народы. Преисполненный смиренья и любви, как Агнец, претерпел Ты крестную муку. О Спаситель Иисус, воскрес Ты, Победитель смерти, с могущественной силой. Приди ко мне на помощь Ты, мой Избавитель, Воскресением Своим Ты сокрушивший узы смерти и принесший вечные радости желанной жизни».

Таковы стихи, которыми пишущий предваряет своё повествование. Он ссылается на главу 63 из Книги пророка Исаии; на ту же самую главу, как мы увидим, указывают художественные образы креста в Нидермюнстере, доставленного туда Гуго Турским и содержащего реликвию Крови, пролитой Иисусом. Ссылка на пророка подкреплена словами, выражающими строгость повествователя к себе и к своему начинанию.

2. Поелику мне надлежит написать о драгоценной Крови Господа Иисуса Христа, коею род человеческий спасён от власти исконного врага, желал бы я, Отче Nonnosus¹⁷, вверить себя твоей молитве, дабы вашими молитвами вы поддержали меня, ибо по твоему поручению и по просьбе остальной братии принял я на себя бремя, чрезмерное для моих слабых сил. Ибо никогда не подобало в чём-либо отказывать велению праведников; ибо послушание лучше, чем жертва. Но так же и вы не можете отказать в помощи и поощрении мне, кому так легко оступиться. Итак, я приступаю к возложенному на меня труду, хотя оный труд выше моих сил, но мой долг — вершить его ради Спасителя. Ибо что может быть достойнее и целительнее, чем способствовать Его восхвалению, снова и снова чеканить в словах славу Его, искупившего нас Своими страданиями, исцелившего наши раны Своею Кровью? И сие издревле было предначертано образом Агнца. Как народ Божий, стадо Его было избавлено пролитием Его Крови от губительного грабительства, так и нас спасот вражеского вторжения Агнец потоком Своей Крови. Об этом Агнце глаголет Апостол: Как наш пасхальный Агнец, заклан был Христос. При этом подобает помыслить во славу Распятого о приснопамятном древе, на коем висело Его драгоценное Тело, о сияющем блеске Святого Креста. Ибо на этом стволе зиждется наше исцеление, наше спасение, и действенность миротворительного Креста распространяется по всему кругу земному, прославляя Того, Кто висел на нём. Слово «крест» по-гречески «стаурос», ибо крестом реставрируется Вселенная. Когда мы речем о Христе, да не отречемся мы от Его двух природ, ибо Он подвержен страстям (passibilis) в Своей человечности и равен (coaequalis) Богу Отцу в Своей Божественности. Но и тебя не намерен я обойти, о ты завистливая, ядоносная смерть. Ибо как человек праведный и благочестивый, хотел бы я, затронутый твоей возрастающей скверной, тебя попрать и тебя самоё повергнуть в смятение, ты, «чьё существо — изрядный срам», ты «зачатая виной от семени змеиного, но погибнешь от предначертанного терпения, когда оно воцарится». Ибо в то время, как ты всё мараешь своей постыдной пакостью, твоё загрязнение уничтожается чистейшим течением Крови Христовой. Тебе, предательнице смерти, мир Божественный устами пророческими предрёк смерть: О Смерть, я стану твоей смертью. Я буду для тебя укусом (укус — по-латыни «morsus») там в глубине преисподней; ты восприняла своё ужасное имя (по-латыни имя смерти «mors») от надкушения пагубного яблока. Ты, посягнувшая на Жизнедавца, узришь себя пронзённой противокрюком твоей гнусной мерзости и твоим собственным кусачим жалом. Воздыхая, будешь ты сетовать, ибо ты одна ввергаешься в погибель, когда все умершие во Христе восстают к жизни, ибо своим алчным укусом враждебно набросилась на Божественное. Упразднена смерть победой. Смерть, где жало твое?..

3. Во времена преславного императора Карла услышал некий Азан¹⁸, правитель города Иерусалима, о добродетелях, чудесах и несравненных битвах Карла Великого. И он воспылал желанием воочию узреть перед собой лик этого великого человека, насладиться его упоительной беседой и завязать с ним узы дружбы. Тогда направил он в Рим своих послов, открыл папе Льву¹⁹ своё желание, прося его одновременно, не подарит ли он ему своим содействием возможность счастливой встречи с императором. Он обещает преподнести императору несравненное сокровище, если по воле Божией случится так, что они оба встретятся и Азану доведётся узреть любезные черты императорского лика. Столь драгоценно это сокровище, что ни ему самому, ни его предкам не довелось бы обрести нечто более драгоценное, и, несомненно, до сих пор через море никогда не могло быть переправлено нечто подобное в государство франков. Папа Лев спешно отправил посла в Аахен, в резиденцию императора, где тогда император как раз находился, и довёл до его сведения просьбу градоправителя Азана, настоятельно увещевая императора, да соблаговолит он удовлетворить эту просьбу. Император не усмотрел, однако, в этом послании ничего значительного, объявил его ничтожным и не принял никаких мер, чтобы встретить Азана. Когда папа узнал, что император отверг просьбу Азана, был он этим известием больно задет. И снова послал он к императору другого избранного посла, дабы тот передал ему: «Если ты тот, за кого тебя принимает весь мир и круг Вселенной, почитаемый и все-хвальный, тогда подобало бы тебе не пожалеть своей жизни, коли вещи так совпали, чтобы подвигнуть тебя на это, и следовало бы тебе на собственных ногах идти да идти, пока не достигнешь такого сокровища». Подобные речи тронули, наконец, императора, которому скипетр дарован силами небесными. Быстро вскочил он на коня и направился в Рим.

4. Полный радостного предчувствия, отправился градоправитель Азан из града Давидова навстречу императору. С собою вёз он упомянутое драгоценное сокровище и добрался до острова Корсика, где задержался, так как был обессилен и не мог продолжать столь желанное для него путешествие. Оттуда направил он послов в Рим, указал на причину своей слабости и молил императора не отказать ему и прибыть к нему на остров. Он обещал ему знатнейшие подарки, которые ценнее всех других сокровищ. Но император устрашился опасностей на море. Воды всегда вызывали в нём робость²⁰. И вот он созывает своих доверенных советников и осведомляется, кого из них следует ему послать на остров. И поскольку ни в одном из них не обнаружил он готовности к такому путешествию, то назначил он сам одного, а именно священника Эйнхарда²¹, ибо его одного почёл он пригоднейшим к выполнению своего поручения в подобном деле. Ему повелел он поспешить на остров. Но и Эйнхард был полон страха перед морскими далями и будто бы возразил повелителю, сказав следующее: «Пошли меня до крайнего предела земли, но только на суше, пусть к отдалённейшим народам, и я со всей верностью исполню твоё повеление, опасные, ненадёжные водные пути отвращают меня и ужасают». Когда король услышал это, он пришёл в сильное волнение, ибо не знал, как найти другого посла, и другие тоже извиняли свой отказ опасностями морского пути. Затем прошло три дня²².

5. Но среди королевской знати были ещё двое, а именно Вальдо и Хунфрид. Хунфрид правил тогда всей Истрией, а Вальдо был настоятель монастыря Райхенау. Кроме того, король вверил ему епископство Павию и епископство Базель. После смерти прежнего епископа эти епископства оставались на его попечении, пока не будут улажены текущие дела. Ибо Вальдо был добродетелен, и король чувствовал к нему такое доверие, что избрал его своим духовником. Ниже мы ещё поговорим о нём, а пока мы должны далее прослеживать начатое²³.

6. Наконец, на исходе третьего дня, когда солнце уже склонялось к закату и к багряному небу близилась ночь, начал Вальдо иночествующий среди прочих разговоров настоятельными словами побуждать Хунфрида взять на себя посланничество ради властителя и отправиться на остров к Азану-градоправителю. «Не видишь ли ты, — говорил он, — в каком смятении наш государь, поскольку не может он достичь исполнения своего желания? Азан тоже мог бы устремить посланническое путешествие к своей цели, но у государя нашего нет возможности со своей стороны установить с ним связь». Хунфрид недружелюбно воспринял слова Вальдо и сказал: «Почему бы тебе самому не исполнить того, что ты требуешь от меня?» На что тот ответил: «Если ты туда отправишься, конечно же, я отправлюсь с тобою». И когда Вальдо усилил свои уговоры, Хунфрид наконец уступил и пообещал, что он соберётся в путь.

7. Обрадованный таким согласием и заверением Хунфрида, пошёл Вальдо после вечернего богослужения в спальный покой, где находился король, постучал в дверь и был допущен до короля. Утешительными словами облегчил Вальдо гнёт королевской печали. «Государь, — сказал он, — есть муж, готовый к тому, что ты пошлёшь его» — и, говоря так, поведал он королю, какое обещание дал Хунфрид. Тогда король сказал: «Слава Богу» — и повелел: «Ступай снова к своему другу и приходите оба ко мне до начала дня». Пока Вальдо беседовал с королём, Хунфрид послал ему тем временем известие, что не намерен путешествовать, как они условились. Тогда Вальдо молвил посланному: «Да как же это возможно, чтобы он отказывался отправиться в путь, когда я уже известил государя о его обещании?» Когда Хунфрид узнал об этом, был он всё-таки вынужден согласиться на отбытие. Рано утром, когда заря красочно лучилась и в небе меркли звёзды, пришли они оба, согласно королевскому повелению, во дворец. Там держал король совет со своими князьями, послав потом Вальдо и Хунфрида ко градоправителю с чрезвычайно ценными дарами и с большими деньгами, которые собрал он со всего круга земного. И взошли оба на корабль с многочисленными драгоценными грузами и после благополучного плавания достигли вышепоименованного острова. Там нашли они Азана, лежащего в тяжёлом недуге²⁴ и передали ему великие дары, посланные императором.

8. Внемли, Спаситель, мне, недостойному, с моей мольбою

При крестных муках, при священном пролитии Твоей Крови.

Укрепи мой дух, разреши узы языка моего,

Дабы о сокровище, дарованном нам Корсикой,

Воистину мне поведать и достойно его прославить.
Эйнхард, биограф Карла Великого.

Макс Бюхнер в своём труде «Эйнхард как художник» (тетрадь 210, «Исследования по истории немецкого искусства», Страсбург, 1919) доказал, что Эйнхард воспроизвёл для потомства свой портрет в Сен-Дени в Париже на бронзовой двери, изготовленной им самим.²⁵
Азан принял изобилие даров, посланных ему императором, с подобающим благоговением. Но он очень опечалился, поскольку не прибыл сам император, которого ожидал он с несказанной любовью. И среди прочего, что возникло тогда в разговоре, он будто бы сказал следующее: «Поистине отягощён я злою болезнью, и не дано мне, бедному, божественно-духовным миром самолично предстать перед желанным давно мужем, дабы я узрел его и от его вожделенного облика и от его речи радостно отбыл. Ах, если бы ему посчастливилось посетить меня, но он убоялся моря, как часто бывает».

9. Таковы почитаемые, из всех приношений мира желаннейшие дары и то пресвятое, превосходящее все драгоценности сокровище, которое было доставлено с острова Корсика властителю Карлу: ампула из оникса, наполненная Кровью Спасителя, далее крестик из золота, отделанный малыми драгоценными камнями, в четырёх своих полосах заключающий Христову Кровь и несущий в средоточии частицу Креста Господня. Этот крестик Ты, всеблагий Иисус, милостиво послал в защиту и утешение преданных Тебе в Райхенау. Тебе, Христе, хвала и почитание. К сокровищу также принадлежали: терновый венец, облекавший любимую главу нашего Спасителя, далее один из гвоздей, прибивавших нежные Христовы члены ко Кресту, а также древесина от Креста, на котором висело бесценное тело Господа. Затем камень с гроба, освящённого целительным Телом Христовым: кроме того, различные мази и специи вместе с другими щедрыми дарами, предназначенными для императора.

10. Получив эти предивные дары, взошли блаженно счастливые посланцы на корабль и плыли, как мы полагаем, под надёжной защитой великого сокровища, которое они везли с собой, при благоприятном ветре, пока не бросили якорь в гавани, принадлежавшей, должно быть, монастырю блаженной Анастасии, что на Сицилии. Там Хунфрид оставил Вальдо, дабы тот оберегал с величайшим благоговением святыню сокровища, а сам поспешил к императору, ожидавшему послов своих в Равенне, поведал об успехе вверенного ему посольства, описал в подробностях путешествие и рассказал об исходе всего предприятия. Наконец, сообщил он императору, где оставил он Вальдо со святейшим сокровищем. Преисполненный радости от несказанно благого предзнаменования, император отправился незамедлительно со своими вельможами босой в путь. И совершили они паломничество, прошли, не надевая обуви, 50 миль от Равенны до упомянутого места на Сицилии и нашли там преславное сокровище, благоговейно оберегаемое. С великим смирением император приблизился к нему и унёс с собой. А потом он сам порадел о святыне как ревностный богочтитель, поместив большую часть её в своей капелле, дабы она пребывала там всегда. Некоторую же часть он отделил, распределив святыню по другим хранилищам²⁶.

Но не подобает излагать сие во всех подробностях, дабы слишком пространное вступление не отвратило усердного читателя. Ибо уже в начале повествования вознамерился я подробно описать, как целебная Христова Кровь, заключённая в крестике, в новейшее время прибыла на остров Райхенау.

11.

Высшая слава, хвала, почитанье Тебе, Христе Боже,

И, сострадая пространствам обширным земли неоглядной,

Нашей обители дар утешительный Ты уготовал.




Вальдо из Райхенау принимает Кровь Христа от умирающего хранителя реликвии. Картина в церкви Райхенау-Миттелъцеллъ.




Вальдо из Райхенау и его друг Хунфрид передают Карлу Великому Христову Кровь. Перепечатано с разрешения господина Тео Келлера, фотографа, Инзель Райхенау, Бодензее.
Когда сие дело было благополучно доведено до конца и императорское посольство было с успехом завершено Вальдо и Хунфридом, совещался император со своими князьями и обсуждал с ними, какие дары соответствовали бы трудам и заслугам верных послов. Поскольку все советники поддержали подобное намерение, сказал он им, как дошло до нас, следующее: «Вы одни²⁷ обеспечили нам столь возвышенную почесть, ибо ваше посольство было совершено с такой деятельной силой и никто другой в моём государстве не отважился на такое опасное путешествие. Потому требуйте чистосердечно что бы то ни было из моего владения, и я незамедлительно вам это предоставлю, всем объявив, как я наградил вас.

12. Тогда аббат Вальдо высказал своё заветнейшее желание превыше всех прочих и попросил императора предоставить ему и его братьям в Райхенау привилегию. И этого удалось ему достигнуть наилучшим образом, так что стало для него возможным обрести для своего монастыря подобающее управление не только благодаря привилегии, но и благодаря подобающим земельным угодьям и богатым денежным вкладам.

13. Также для других упомянутых областей, для епископства Павии и для епископской кафедры земли Базель добился он выполнения своей просьбы, обращённой к императору. Вальдо просил учредить в обеих местностях особое епископство и просил также, дабы император как истинный человек Божий благоволил полностью поддержать сие особое руководительство.

14. Эти отличнейшие добродетели и душевные качества Вальдо никоим образом не позволяют себя замалчивать²⁸. Через некоторое время стал он также настоятелем монастыря Святого Дионисия (то есть аббатства Сен-Дени в Париже), мученика Христова. Император избрал его к сему, ибо его преданность Богу и задушевная близость с императором (о чём уже было сказано выше) сделали его достойным занять подобное место. Но Вальдо нашёл там устав монашеской жизни почти разрушенным и братьев, предающихся скорее мирской, нежели духовной жизни. Вальдо, воспламенённый могучим пылом Божественного огня, сразу же попытался властно вернуть братьев в лоно истинного устава, призвав даже вооружённых ратников, чтобы они ворвались в капитул и силой усмирили сопротивление строптивых. Но вопреки сему полагался он также и на высшую благодать ради их окончательного спасения, не только обличая братию неукоснительно, но и подавая предварительный пример мягкого увещевания с призыванием к поддержанию орденской жизни, уже оставленной ими. Так развращённых братьев превращал он в кротких, ревностных и смиренных. О блаженный муж, чьё памятование никогда не угаснет в сей обители, чьё имя вечно будет прославляться, пока совершается пресуществленье этого мира²⁹. Ибо братья были привержены ему с такой преданной любовью и так почитали своего дорогого отца, что они, когда он покинул орудие своего тела, теплили на его могиле день и ночь неугасимую свечу, находящуюся, помнится, в особой апсиде. И сегодня ещё в наши дни это неуклонно соблюдается из любви нынешних к его существу³⁰.

15. Хунфрид, напротив, был уже в летах и не столь охоч до временных даров; потому, как дошло до нас, высказал он свою просьбу так: «Ах, государь мой, я уже стар, и подобает мне больше думать о будущей жизни, и едва ли мне к лицу стремиться к земным почестям. Потому я не прошу у тебя ничего другого, кроме того маленького креста, в котором Христова Кровь, не откажи моей верноподданнической мольбе в этом даре». Император выслушал эту просьбу сперва неблагосклонно, но, так как он дал своё королевское слово, не отказался он удовлетворить желание Хунфрида.

16. Когда желание Хунфрида осуществилось и обрёл он вожделенное сокровище, воздвиг он монастырь в Шеннисе³¹ (ибо Хунфрид был тогда

17. Только во славу Господней Крови и оного креста да будет позволено дополнить сие писание повествованием о приснопамятном чуде, совершившемся в то время. А именно, когда Адальберт, как сказано, унаследовал по праву отчее имение, случилось так, что Руодперт, вассал императора Людовика, коварной лестью склонил своего государя передать Хурретию ему. И случилось так, что Адальберт был изгнан и Руодперт присвоил это владение. Лишённый отцовского наследия, а также всего своего достояния, сохранив лишь реликвию Господней Крови, Адальберт бежал к своему брату, владевшему тогда Истрией. С помощью брата собрал он ополчение мужей и выступил против Руодперта, пребывавшего как раз в те дни в городе Цицерс³³. Руодперт хотел бежать, не видя возможности принять бой, но, когда он покидал город, лягнул его в колено и поверг на землю конь, как говорят, вороной, которого вёл он в поводу. И как только положили его на щит, смерть быстро сделала своё; так унизительно расстался он с нынешней жизнью. Очевидно произошло сие не без помощи Божественной Крови и частицы Святого Креста, кои — в чём нельзя усумниться — достались Адальберту, носившему, как подобает, крестик при себе, одержав таким образом победу над врагом. Адальберт почувствовал к нему сострадание, препроводил вместе со своими присными его труп на носилки и передал его для погребения монастырю Линдау. Затем он вернулся снова в своё родовое имение и пребывал там до своей смерти, осуществляя правление крепкой рукой.

18. После него принял его сын Удальрих отцовское наследство. И сохранял он сокровище до конца дней своих, как подобает.

19. Ему наследовала его дочь, по имени Эмма, и она как сонаследница отцовского достояния тщательно оберегала перешедшее к ней драгоценное дерево и ещё при своей жизни вверила его своему сыну Удальриху.

20. В это время воспылал некий Вальтер и его супруга Свана-хильд (Сванхильда)³⁴ дивным желанием завладеть непомерно ценным сокровищем. Ибо и он, и она были сердечно преданы Божественному, ревностно вознося хвалу Божественному миру и святым. И произошло так, что вышеупомянутый Удальрих³⁵ попросил себе в жёны дочь Вальтера и Сванхильд, но, когда обрёл её как свою супругу, родители её по этому случаю попросили крест³⁶ и получили его от Удальриха. А когда крест перешёл к ним, выставили они его для подобающего почитания в капелле, построенной у них в крепости.

21. И было там явлено Божественное знамение, о коем непозволительно умолчать нам. Боголюбивая госпожа пожелала скрыть крестик от глаз, дабы кто-нибудь знатный не увидел драгоценность и не пожелал ею завладеть. И повесила она крестик на обратной стороне другого креста в той же капелле. Но как только она снова вошла, увидела она крестик висящим на лицевой стороне оного креста. Дивным образом переменил он место. Полагая, будто некто из её челяди решился на такую перемену, снял крестик с обратной стороны и перевесил на лицевую, выбранила она свою челядь и велела повесить крестик на прежнее место. Но как только она вернулась в капеллу, нашла она крестик висящим на лицевой стороне. Тогда уразумела она святое чудотворение и, если я не ошибаюсь, утвердилась во мнении, что Спаситель, проливший Свою Кровь за всё человечество, отнюдь не хочет скрывать целебную силу благодатного древа, а, напротив, желает, чтобы сия целительная сила обнаруживалась во славу Его.

22. И о другом чуде мы никоим образом не можем умолчать. Герцог Буркхард Швабский враждовал с упомянутым Вальтером³⁷. Он собрал большое воинское ополчение и осадил эту крепость. И когда уже готов он был взять крепость штурмом и обитатели крепости охвачены были ужасом, вышла боголюбивая госпожа навстречу врагам и подняла святой крест. И вот громким голосом умоляет она и заклинает их любовью всемогущего Божества и святостью благословенного дня (а был то Страстной четверг), да откажутся они от этой жестокой битвы, дабы обитатели замка в мирном покое со всеми другими христианами земного круга могли отпраздновать этот день. А их противники, однако, утратив страх Божий, рвались в битву и угрожали, что отнюдь не отступят, пока не победят. Наконец, поднялся один, более отважный, чем другие, на вершину утёса и надеялся уже ворваться в крепость. Тогда одиниз обитателей замка, имевший духовное звание, сразил врага мощным броском камня, и тот рухнул с утёса вместе со своим щитом, полумёртвый. Поистине бедный глупец, отважившийся противостоять мощи сияющего креста! Когда штурмующие увидели это, они отступили, и страх умиротворил их. Ибо кто мог усомниться, что Христос Кровью Своей и Святым Своим Крестом поддержал Своих присных, споспешествуя им против супостатов? Он, восторжествовавший сим знамением над древним супостатом и всё человечество искупивший током Своей Святой Крови.

23. Когда во славу Божию это свершилось, оба они сохраняли долгое время Крест Господень у себя, вознамериваясь никому не передавать его при своей жизни. А по истечении их дней завещали они перенести Крест в островной монастырь блаженной Девы Марии. О, сколь непостижимо было для них верховное водительство и то, что этим водительством предопределено как необходимость.

24.

Далее о драгоценном сокровище речь моя будет,

И для такого труда ниспошли, Сыне Божий, мне силу.

25.

Что несравненной ценой Твоей спасительной крови

Братьев Ты увенчал велелепным целебным залогом.
Когда Сванахильд достигла монастыря, тайно неся при себе маленький крестик, была она принята со всяческим почтением. Ей были предоставлены подобающие покои, и несколько братьев назначены были ей в услужение. И вот настал вечер, и пришло время, когда «Феба с ночного челна своим светом сияет на землю», и велела госпожа зажечь лампаду и водворить её перед крестиком. И тогда пытались братья узнать, что это за священный предмет. Она же предпочитала скрывать, как дело обстоит в действительности, и объявила, что это реликвии святых и что она предпочитает иметь их при себе дома и в пути ради собственного спасения. Так что она твёрдо решила утаить сведения о драгоценном сокровище и не пожелала открыть их даже своему брату Удальриху⁴⁰, тогдашнему привратнику монастыря, хотя он должен был внушать ей больше доверия. Но поскольку те упорно просили её поведать им истинную суть дела, уступает она, наконец, их трогательным настояниям и открывает им скрываемую ею доселе тайну. И возликовали братья и принялись умолять её, дабы водворила она сию святыню в базилику на эту ночь; она же отвергла эту просьбу и не соглашалась расстаться со своими реликвиями хоть на мгновение. Но братья возразили: «Негоже, чтобы предрагоценнейшая священная вещь пребывала вне церкви, не лучше ли отнести её в дом Божий, где воздадут ей почести, коих она вряд ли удостоится в месте мирском». И вот уступает она неустанным мольбам братьев, коих поддержали своим вмешательством и её вассалы, и даёт наконец согласие, хотя и долго отказывала в нём. В особенности один из вассалов, по имени Тугольф⁴¹, выступал за выполнение просьбы. И за то, счастливый, впоследствии испытал чудесную помощь, что здесь я обойду, но представлю её на должном месте. Преисполненные радости, взяли братья священное сокровище с собой и отправились в церковь блаженной Девы Марии, где оно было благоговейно выставлено, дабы возвестить остальным братьям отрадное свершение.

26. Когда братья всё это узнали, начали они, полные невыразимой радости при первых признаках рассвета, когда «Розовой правя четвёркой, Аврора в небо взмывала»⁴², наливать воду в сосуд и освящать сию воду погружением крестика, чтобы, по крайней мере, осталась от крестика хоть святая вода, если госпожа откажет в дивном даре, не взирая даже на их мольбы. Ибо не ведали они ещё, к чему всё это идёт. От вкушения сей воды почувствовали себя сразу исцелёнными некоторые больные. В особенности один из братьев, лежавший длительное время в изнурительном недуге, сразу же обрёл при вкушении целительной воды чудесным образом полное выздоровление.

27. Тогда вознесли братья в глубочайшем смирении крест и, босые, образовав процессию, проследовали вокруг монастыря, проникновенно моля, да будет им вверена Кровь Христова как дар и да пребудет это несравненное сокровище с ними как непреходящее утешение, и по милостивой воле Христовой не удалялось бы впредь оно из монастыря. Так при хвалебных песнопениях достигают они капеллы Святого Килиана⁴³. Там с молитвой ожидала их госпожа, которую они туда призвали. Тогда простёрлись братья снаружи, образовав на земле крест, и послали к ней пять старших монахов, среди них её брата Удальриха, избрав его тем охотней, дабы передал он их прошение сестре, ибо, как они полагали, его слова будут иметь для неё, без сомнения, тем больший вес. И заклинают они её любовью к Спасителю, искупившему наши прегрешения Крестом Своим и Кровью, да подарит она оный крестик блаженной Богоматери и Приснодеве Марии, да возблистает он в храме Божием и да пребудет он там ради всеобщего вечного спасения. И обещали они ей возносить постоянные молитвы и вечное прославление Христу и Его пресвятой Матери и совершать сие неустанно. Также намеревались они в мирском послушании сделать для госпожи всё, что могут.

28. Но Сванахильд приняла сие прошение весьма неблагосклонно. Она поразмыслила и, как передают, сказала следующее: «Как я могу решиться на подобное дело, не спросившись моего супруга? Без его согласия и совета не осмелюсь я удовлетворить ваше прошенйе. К тому же я давно свято и твёрдо обещала самой себе никогда, пока я живу, не выпускать из рук сию драгоценность, дабы не лишаться подобного утешения, пока я телесно пребываю в этом мире. Но я дала обет, что, когда я преставлюсь, крестик должен быть передан блаженной Приснодеве Марии». После сих слов, преисполнена радости, взяла она крестик и продолжала путь, а община братьев осталась в глубокой печали.

29.

Ты же, о Иисусе — хвала Тебе — нежно и кротко

Преображая печаль в ликование радости светлой.

30. И узрела она наконец явственно причину своей хвори и поспешно, повелела доставить крестик назад в монастырь. Но когда её люди начали отнекиваться, оправдываясь трудностями ночного пути, и просили отсрочки до утра, она сказала: «Не доживу я до утра и не увижу света нового дня. Потому поспешите и поверьте мне, что, если вы не помедлите, утром вам уже не придётся мучиться моими хворостями. Идите и постарайтесь быстрее выполнить обет моей нужды». Она чувствовала себя подавленной величайшим стеснением и не надеялась избавиться от насилия смерти, если исполнение сего дела будет откладываться и дальше. Но как только она в твёрдом и неколебимом сознании распорядилась, что надлежит выполнить, тут же испытала она чудесное и невероятное облегчение и поняла, что поправляется, так что она сама даже смогла проводить своих посланных, несущих крестик в монастырь, босая, до ворот своего пристанища, не боясь инея, только что покрывшего землю.

31. На раннем рассвете, когда «Титании светоч спугивал звёзды златые», достигли её посланные монастыря. И вверили они драгоценное сокровище вышеупомянутой капелле Святого Килиана. И случилось так чудесным образом, что крест водворился на следующий день в тот же час туда, откуда накануне был унесён. А посланные отозвали в сторону одного из братьев, передали ему дружелюбные приветы госпожи, показали ему нежданно возвращённый крест, поведали ему всё, что постигло их госпожу в пути, описали, как, мучимая сильной болью, отослала она священное сокровище назад, сообщили ему одно за другим все обстоятельства.

32. Брат был сперва изумлён непредвиденным свершением, но при рассмотрении всех сих вещей преисполнился радости. Он сразу же призвал Удальриха, как они его просили; ему передали они крест, и он, преисполненный нетерпения и радости, возвестил всё остальным братьям. Они восприняли вести утешенным сердцем, глубоко обрадованные. Незамедлительно собрались они и отправились, босые, в капеллу и обошли с высоко поднятыми триумфальными хоругвями монастырь. Они перенесли сокровище в храм Пречистой Девы Марии с радостным восхвалением, где все монахи острова образовали круг. Во всей церкви были зажжены свечи, колокола звонили, и звучными голосами запели братья «Те Deum laudamus»⁴⁵. По завершении песнопения взял Удальрих целительный знак, водрузил его на алтаре Приснодевы Марии, что соответствовало воле, сообщённой ему его сестрой через посланных, и явил крест всей молящейся братии в глубоком смирении. Так смятение предшествующей печали обратилось в ликование последующей радости. И решили они, что будут сами и завещают своим преемникам ежегодно достойно и торжественно, увековечив это обыкновение, праздновать день, когда чудесный знак дошёл до Райхенау. Они обозначили седьмое ноября 925 года как день, когда драгоценное сокровище прибыло на остров и, дабы это установление не забылось, а всегда оставалось памятным, уговорились они вписать его в свой устав наряду с другими праздниками, посвящёнными святым.

33. Мы же никоим образом не смеем обойти молчанием великое чудо, совершившееся в тот же день. У Тугольфа, упомянутого нами вассала госпожи, был сын, от рождения расслабленный членами. Уже десять или более лет лежал он в параличе и не мог ступать ногами по земле. Стопам его не хватало твёрдости для ходьбы. Так и лежал он всё время, но в тот день, когда драгоценное сокровище прибыло на остров, окрепли его кости и слабые члены, как невредимые, и отрок обрёл желанное здоровье. Кто не узрит заслугу Тугольфа, проявившуюся в исцелении его сына? Он был, как сказано, деятельнейший ходатай у своей госпожи. Это он просил её не отказывать служителям Христовым в их просьбе и подарить монастырю сияющие сокровища. Когда отец вернулся домой, постиг величие чуда, совершившегося с его сыном, и сообразил, что чудо совершилось как раз в тот день, то, возвратившись через некоторое время в монастырь, возвестил он сие предивное событие, и все вознесли своё благодарение Богу, приписав исцеление сына заслугам отца.

34.

Ибо ты пролита Телом Христовым святым,

Ибо в мире, Христос, Твоё существо просияло

И пролилась Твоя Кровь, чтоб наши скорби целить.

35. Когда всё это завершилось, вверилась госпожа напоследок божественно-духовному миру, целительному кресту, спасительной Христовой Крови и всем святым, простилась с братией, пожелав монахам всякого блага и отбыла с несказанной радостью домой. Когда же она вернулась из своего путешествия, супруг её Вальтер осведомился, где же крестик. Узнав, что крестика при ней нет, он возмутился и осыпал свою супругу яростными упрёками, а она поведала ему в подробностях всё, что с ней произошло, какой ужас и какое тяжкое стеснение вынудили её передать крестик монахам, неотступно выпрашивавшим его для монастыря. Наконец, завершила она своё повествование такими словами: «Поистине я признаюсь, что, когда бы я не отправила почитаемый знак со всем благоговением в монастырь, охваченная острейшей болью, была бы я тут же сражена смертью и не пережила бы утра следующего дня». Когда супруг её услышал это, он весьма удивился. Возмущение его сменилось изумлением, и он успокоился. Наконец, он прославил за совершившееся Божественную власть и вознёс ко Господу и к Его святым свою благодарность. Когда впоследствии сам он посетил монастырь, подтвердил он дарение крестика своим нерушимым согласием. Он попросил монахов молиться за него и, восхищённый их крепким утешением, отбыл в радости.

36. Доведя всё сие повествование до конца, хотели бы мы продолжить, что мы начали о вышеупомянутом брате...
Легенда прерывается здесь, незавершённая.
Эта легенда о препровождении Святой Крови в Райхенау отчётливо показывает, что пишущий легенду хочет соотнести представление о Граале с Карлом Великим и с его окружением. Повествование указывает на определённых лиц, и они представлены в свете, в котором другие исторические повествования их не представляют. Лица, отчётливо не выступающие у Эйнхарда, намеренно выдвигаются здесь на первый план.

Если «Препровождение Крови» возникло лишь около 950 года, оно является ценным древним первоисточником. Ибо оно доказывает, что через 150 лет после события существовала основательная традиция, подтверждающая наличие тех двух течений, попадающих в поле нашего зрения, в особенности здесь. Одно из этих течений латинское, представленное преимущественно Эйнхардом, и другое, чей носитель — Вальдо из Райхенау, более разрабатывающий народное, германское (ср.> с. 50 примеч. 2 и с. 120?). Только тот, что знаком с этими двумя течениями, может характеризовать их, как это делает пишущий легенду. Но наличие этих двух течений — очевидное обстоятельство в истории, тем не менее не проступающее резко в обычных её изложениях. Так что в пишущем легенду не следует видеть зачинателя этой традиции, а вернее, напротив, предположить, что через 150 лет он знал кое-что ещё о противостоянии латинской и германской традиции.

Мы присовокупляем к легенде о Вальдо ещё одну и намерены её поведать читателю, так как она позволяет отчётливо увидеть, что Вальдо из Райхенау был не единственным искателем Грааля при дворе Карла Великого. В лице рыцаря Гуго нам является новый искатель Грааля. Шаг за шагом читатель знакомится с кругом друзей из окружения Карла Великого и Людвига Благочестивого и узнаёт, как этот круг служил Граалю.