В соответствии с тем, куда направлен твой взгляд

В соответствии с тем, куда направлен твой взгляд,

Туда или сюда.

- Нил, Нил, смотри!

Она поднялась на поросшую виноградом террасу и показала на что-то в небе.

- Птицы летят! Птицы летят! Ураган приближается!

Чёрный треугольник сносило на северо-восток, небо было похоже на ослепительную фантазию. Я пожал плечами и побрёл по пляжу куда глаза глядят. Маленькие белые и красные крабы бегали вокруг во всех направлениях, стаи зуйков носились меж скал. Мне бы хотелось пронзить их всех, каждый камешек гальки и рваные тени от пальм, чтобы удержать их всех под огнём моего взгляда до тех пор, пока крошечный секрет не вырвется вперёд. И всегда это внезапное ощущение очень важного воспоминания, которое я снова не могу найти – что же тогда я забыл… что?

Затем я послал всё к черту и снова отправился в путь.

На дальнем конце острова лежали камни – груды гранита, будто после страшного взрыва. Я пробирался по побережью. Воздух был удушающим. Солнце уже садилось. Над одним плато находилось другое. Я пробирался всё дальше. Мне становилось всё интересней: я прибыл на этот остров как будто для того, чтобы взобраться на эти камни – а Мохини, её боги, её судьба, её птицы, всё казалось таким смехотворным и нереальным для меня – своего рода болезненное изобретение. О чём я беспокоился? я смеялся себе в рукав (правда у меня не было никаких рукавов – по случайному совпадению я отрезал их этим утром). Я взобрался на третье плато… и именно на нём что-то произошло. Что-то, чего я так и не могу с тех пор объяснить. О! Должно быть, существует очень простое объяснение, но я очень осторожно отношусь к простым вещам; чем проще вещь, тем она чудесней, это последнее убежище чудесного. Или, возможно, это прорыв квадрата А-8 находящегося по ту сторону, в квадрат А-8 здесь, внизу? "Совпадение"…. Это было подобно музыке. Я бы был готов поклясться, что это музыка, голос или инструмент, очень нежный, как маленькие капли, очень краткий – зов, просто зов. Две маленькие ноты, которые поднимались в воздухе, поднимались и угасали. Я остановился. Мое сердце быстро билось, как будто этот зов был предназначен мне. Я оглянулся назад; дом скрылся внизу за холмом, покрытым деревьями Гул Мохур – это не могло доноситься оттуда. И, тем не менее, это было похоже на звук эктара - перебор струн. Но я сломал эктар… . Тогда кто? Я взобрался ещё выше. Всё было неподвижным. Воздух казался твёрдым от жары. И вдруг я услышал резкие крики. Я посмотрел вверх: огромное баньяновое дерево, шум испуганных попугаев и несколько скалящих зубы обезьян. Затем тишина.

Я находился на Мысе.

И море. Широкое искрящееся море, насколько может окинуть взгляд, без ряби, неподвижное как разлитая ртуть, ослепительно белое. Исчез даже порт. Нигде не было ни тени, ни человеческого существа. Это было подобно озеру в начале миров – белое рождение в день, когда вечность улыбалась сама себе…. И затем, поднялись они - две ноты, посреди камней, две маленькие ноты, чистые, чистые, о, такие чистые! Я обошёл вокруг баньяна - никого. Две мучительно чистые, пронзительные ноты, как будто готовые сломаться, но ничего не ломалось; они росли и росли, и напротив, это я, вдруг, был готов сломаться. И третья нота… о!, я не знаю, внезапная пропасть, дыра в памяти, всё растворялось: прошлое, настоящее, воспоминания, красота, страны, лица, всё, что ты переживал и желал, тысячи нитей, которые тебя держат – и больше ничего не держит. Всё исчезало, тебя больше там не было. Тебя никогда там не было – это было иллюзией! Как будто ты проживал жизнь за жизнью без какой-либо цели, полностью позади всего: позади себя, позади других, позади вещей, и затем, вдруг, это рухнуло, ты находишься в другом путешествии. Времени хватает только на то, чтобы сказать ох! и вот оно. Всё ломается… ты смотришь из другого окна. И ничего необычного, никаких галлюцинаций, ничего театрального; это даже было противоположностью галлюцинаций: чистая маленькая нота, нота подобная истинной ноте мира, верной ноте – Ноте. Как будто была только одна нота. Мне хотелось кричать: да, да, это то, вот оно! Абсолютно то. То, чего я ждал миллионы лет! Сладость абсолютного узнавания.

Вторжение сладости.

Это продолжалось лишь несколько секунд.

Я находился перед ослепительной пустотой – была ли она предо мной или во мне? Я смотрел на море, на возвращающиеся катамараны, на тёмно-красный купол деревьев Гул-Мохур и больше ничего не понимал. Я ничего не понимал, это было лживым, пустым: экзотической театральной декорацией, наложенной на светящуюся реальность. Но что я здесь делал, какого дьявола я здесь ждал? Я должен уходить прочь, уходить прочь немедленно, уезжать, искать нить снова – уезжать… но куда? В другую страну, мою страну, страну из которой я пришёл. Ах! Я больше не знаю, моя память затуманилась и все мои имена фальшивы; я одет во взятые на время одежды, моя жизнь – ложь! Кто расскажет откуда я пришёл, о моём имени, моём рождении, о моём месте? Не пережил ли я нечто другое однажды, в более истинные времена, не был ли я чем-то совершенно иным?… Иногда я, кажется, вспоминаю обширную страну из которой я пришёл и музыку, и огромные снежные поля под неподвижным солнцем. Где моя дорога, моя серебряная нить? Всё затуманилось, я больше ничего не знаю, я потерял пароль. В сердце человека есть горение – это всё что я знаю; это моя широта и долгота огня, это мой постоянный азимут. Есть какое-то ужасное отсутствие в сердце человека. И если это не там, то нет ничего; крошечная, маленькая нота, которая бьётся и бьётся, и если ты упустил свою ноту, то мир становится фальшивым и всё становится фальшивым.

- О, Нил, я так испугалась.

Она была одета во всё красное - с ума сойти! Яркое, кроваво-красное.

- Я искала тебя везде. Что ты делал? Как странно ты выглядишь.

Её распущенные волосы разметались по лицу. Она тяжело дышала. Затем мир обрушился на меня как скрипящая повозка: попугаи, обезьяны, обжигающие испарения, и эта женщина закутавшая меня в рубиново-красный туман.

- Пойдём, Нил, дом так красив! Я зажгла свет везде…

Всё, внезапно, вдруг, затянулось облаками, как будто я вошёл в тёмную страну, должно быть я замечтался.

- Светильники горят во всех комнатах. Ситары ждут нас, эктары и сароды… Я буду играть для тебя.

Я спал, или я переместился из одного сна в другой?

- О, Нил, Нил, где ты? На что ты смотришь? Ты что не видишь, что приближается шторм?

И ты переходишь из одного сна в другой, из одной страны в другую: развитые и неразвитые, блаженно неуловимые, мгновенные как запах или крик; красные, бесконечно серые, незаселённые никем. И ты идёшь без передышки, бродяга миров, не имеющий ни одного безопасного места.

И мне было стыдно за мой приступ сна. Но был ли этот сон более реальным лишь потому, что был красным и схватил меня за живое?

- Шторм движется на запад, Нил, ты разве не видишь?

Страна, которая не движется, дом, который остаётся.

- Пойдём, Нил, пойдём. Мне не нравится это место. Оно подходит для самоубийц.

Я погладил её волосы. Скала пылала.

- Пойдём, пожалуйста, пойдём домой. Дом похож на праздник.

Её мягкая грудь была напротив моей, её бронзовая кожа светилась на солнце.

- Да, Мони, да, мне нравится, что ты в рубиново-красном и такая смуглая; сегодня вечером у нас будет праздник.

Смуглая… . Женщины, это всегда был возврат в полусвет и забвение.

- Я взяла с собой ковры из Кашмира. Мы будем гулять в синем кедровом лесу.

Я уже потерял себя в твоём лесу.

- Нил, любимый, ты в самом деле уезжаешь?

- Прекрати, Мони, прекрати это. Я не знаю.

Лёгкий бриз коснулся моря, упали сухие листья.

- Вечером, когда дует ветер, дом вибрирует как большой ситар.

- Да, Мони…

- Знаешь, когда я была совсем маленькой, я обычно приходила сюда. Я боялась.

- Чего?

Мимо быстро пролетел клин журавлей. Море приобрело свинцовый оттенок.

- Я видела это во сне… Я была ещё ребёнком: я почти падала, я была там, где сейчас находишься ты, и затем… Нил, у меня ощущение, что мир полон образов, которые становятся реальностью. Они там, они существуют, иногда видишь заранее, и затем происходит несчастный случай. Нил, Нил… .

- Что это за сказки?

Она прижалась ко мне. Вдруг перед моими глазами промелькнул образ Саньясина.

- Я не знаю, Нил. Иногда я боюсь.

- Ты сумасшедшая.

- Нет, Нил, я не сумасшедшая. Судьба предопределена.

- Что за чепуха!

Она подняла на меня свои глаза. В них была почти непереносимая слабость.

- Ради небес, посмотри, открой глаза!

Она смотрела куда-то за меня и я почувствовал нечто тяжёлое… зловещее, угрожающее – я должен бежать прочь, спасаться немедленно. Но рядом был этот взгляд, который сдерживал меня. Она взяла меня за руки.

- Ты не видишь… Мир полон образов, Нил!

Я не знаю, на что позади меня она смотрела, но было душно и я начал терять ясность ума.

- О, Нил, если бы ты пожелал, мы могли бы изменить нашу судьбу; мы могли бы вызвать прекрасный образ, который изменит жизнь. В мире есть и прекрасные образы, мы могли бы изгнать смерть, призвать прекрасный образ и сделать его реальностью. Вместе мы смогли бы создать прекрасную жизнь. Посмотри, Нил, посмотри хорошо, это прекрасный взгляд, взгляд, который создаёт, и разве ты не синеглазый Нил-Акша?

- Я Нил - ничто, и я ненавижу сложности. Я свободен, ты слышишь? А что до твоей судьбы, то я плюю ей в лицо.

В это самое мгновение яростный порыв ветра пронёсся над островом. С криками улетели прочь все попугаи. Что-то случилось, я мог бы поклясться в этом. Во мне что-то остановилось, посмотрело и сфотографировало местность, как будто я впервые открыл глаза, и я почувствовал, что произнёс слова, которые не должен был произносить никогда.

Она опустила руки. В своём красном сари она была похожа на статую.

- Пойдём домой.

Я не двигался.

- Пойдём домой. Опускается ночь, разве ты не видишь что всё небо багровое?

С запада накатывались клубящиеся массы. Неистовые порывы ветра начали поднимать волны на море.

- Пойдём, Нил, а то будет слишком поздно.

Разбрасывая брызги, падали капли дождя. Горячая земля пахла как потная негритянка. Затем она начала торопливо говорить, как будто, вдруг, чего-то испугалась:

- Я захватила с собой для тебя белую одежду, наш дом похож на праздник, светильники горят повсюду…

- Но в чём дело, Мони? Ты испугалась дождя?

- Нил, не бросай меня, я боюсь.

У неё был странный взгляд, но в нём был не страх, и я не мог разобрать, что это было. Внезапно грянул гром, над островом разнёсся пронзительный визг: все цветы взлетели как облака красных птиц.

- Скоро будет слишком поздно, Нил.

Я окаменел. Я чувствовал опасность, но откуда? Что за опасность?

Слишком поздно, Нил, слишком поздно…. Затем я вдруг понял: мой корабль! Laurelbank, мой корабль!

Я вырвал свои руки.

- Я тебя умоляю…

Горизонт побагровел, море покрылось пеной. Какое-то мгновение я смотрел на эти несчастные глаза, на эти трогательные губы:

- Нил!

Я как сумасшедший побежал к пристани.

Я бежал десять лет. Я думаю, я мог бы оббежать полземли, если бы было нужно, добежать до дьявола, если необходимо. И каждый раз я говорю НЕТ. Нет их жалкому счастью, маленькому тошнотворному счастью, ласковой крысиной ловушке, гниению в цветах. Я говорю нет и мог бы говорить нет ещё сто семь лет, если необходимо. Нет вашей струнной музыке, нет вашей раздутой радости, нет вашим островам мёда или перьев и вашему изысканному удушью; нет всему этому переодеванию пустоты и набиванию манекенов. Я, Я, я - ноль, пустота, кожа манекена, которая хочет настоящую вещь и не хочет никакой чепухи. Я хочу полноты, настоящего. И никакого мятежа; я говорю нет вашим "за" и вашим "против" – нечего проклинать, нечего забывать, всё одно и тоже: ваши свободы заперты как и ваши двери, ваша доброта – две цепкие руки вашей нищеты, ваше добро – обратная сторона вашего зла или та же самая сторона, и всё марширует по парам как на свадьбе: чёрное с белым, радости с печалями, ваши боги с вашими дьяволами. Что касается меня – я выбрался из этой пещеры, и спокойной вам всем ночи! Мне нечего хранить - ни дня, ни минуты позади меня. Мне нечего брать с собой - моя сумка пуста. Я живу в долг, и я рождён только в ваших реестрах. Я ничто, трижды ничто, я тот, кому не нужны ваши пустяки. Я бросил манекен - и что осталось?

Дом был залит светом, "наш" дом…. Веранда излучала свет под порывами дождя; мой лоб кровоточил. Нет, я не бунтовал, я кричал "свобода", но это было просто то, страстное желание воздуха – чего-то другого, чего-то другого… полностью "другого", ах! которое, тем не менее, не является другим. Я бежал в этом красном лесу, как лунатик, бегущий за своим телом, как тонущий человек, хватающий воздух…. Нет, у меня нет дома, нет страны, нет жены, нет имени, нет будущего, и я не на свадебной вечеринке. Я не буду делать никаких маленьких Нилов, которые будут делать других маленьких Нилов, которые, в свою очередь, будут делать других маленьких Нилов… и снова всё начинается по кругу. Но не началось ничего! Нет ни одной секунды, которую нужно спасти, ни одной настоящей минуты. Где хоть одна капля, которая имела бы значение во всём этом? Кажется, я провёл жизни, глядя на несуществующие тонны и тонны протекающих мимо Ефратов и Брахмапутр – совершенно бесцельно.

Я бежал сквозь ночи, как будто они следовали за мной по пятам - маленькие Нилы, сделавшие маленьких Нилов, которые также сделали маленьких Нилов - все упакованные в один невыносимый момент, с единственным криком: "Когда же мы начнём жить?" Всё семейство, несущееся галопом сквозь ночь. Я летел как вор на ковре из красных цветов, сопровождаемый аккомпанементом музыки не принадлежащей их миру и пьянящей как вино: свобода, свобода, свобода, Laurelbank, и никакой чепухи!

И я бегу до сих пор.

На берегу были трое человек и катамаран, выброшенный на мель. Воющий ветер, колючки, летящая пена и мой рот, полный песка. Я обратился к самому старшему.

- Возьмите меня в порт.

- В порт? Ты хочешь попасть в порт?

Он смотрел на меня, крича сквозь ветер – затем развернулся ко мне спиной. Я тоже закричал.

- Я заплачу!

Он бросил весло на пляж; пустая корзина покатилась в заросли кактусов.

- Послушай, ты, идиот! Вот, смотри…

Я тряс своим бумажником как одержимый. Он остановился, держа в руках конец верёвки.

- Мне кажется, ты не видишь какой ветер?

- Послушай, я дам тебе всё, что ты захочешь. Мы сможем доплыть до начала бури – через двадцать минут мы будем в порту.

Он посмотрел на небо позади меня, затем на бумажник. У меня начала возвращаться надежда.

- Я моряк. Я помогу тебе.

Остальные стали проявлять признаки нетерпения. Он втянул носом ветер.

- Через десять минут стемнеет.

- Ну и что! Мы будем идти прямо на берег – мы не сможем пройти мимо…

Я вытащил две банкноты, две смехотворные банкноты – они слиплись и промокли насквозь. Это было абсурдом.

Он пожал плечами. Со мной было покончено. Мои часы! У меня всё ещё есть мои часы.

- Посмотри.

Я был вне себя. Если бы я мог, я бы его ударил. Он мельком взглянул на часы. Выплюнул песок и снова начал тянуть катамаран. Я был пойман в ловушку как крыса.

Ноги подкосились подо мной. Картина катастрофы развернулась перед моими глазами: без денег, без работы, билет потерян, работа оплачена лишь наполовину, за шесть месяцев мне будет оплачено в другом рейсе…. Я сходил с ума от ярости. Не оставалось ничего другого, как вернуться домой и сделать маленькую семью.

Внезапно я замахнулся, готовый ударить - она была там. Если бы взгляд полный ненависти мог убить, я убил бы её в тот же момент.

Затем я остановился и не смог сдвинуться с места. Она стояла там, неподвижная, прямая, в своём красном сари, немного надо мной, будто на высоком холме из песка, настолько абсолютно спокойная среди этого яростного ветра и вырванных цветов, что была подобна богине из святилища, украшенной для обрядов; её волос был распущен, глаза были такими большими, что казалось, поглотили всё лицо: без просьб, без слёз, без упрёков, будто охваченная вечностью, живущая только той сладостью, которая смотрела на меня, смотрела прямо в глубины моей души, которая, кажется, смотрела на меня всегда, такая тёплая, такая уверенная – мы никогда не теряли друг друга. Мы не могли потерять друг друга! Мы были вместе, всегда вместе… вечно вместе.

Затем, за одну секунду, я полюбил её.

Она приблизилась без слов. Сняла свой золотой браслет и положила его в руки мужчины. Она снова посмотрела на меня с невыносимой сладостью, поклонилась мне сложив руки, как кланяются в храме божеству. И ушла.

- Пойдём, чужестранец. Поторопись, над нами уже темнеет.

Так они идут

Любовники или враги,

Братья и прохожие,

жүктеу/скачать 1.46 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: