Сборник статей участников IV международной научной конференции 25-26 апреля 2008 года Челябинск Том 3 Челябинск 2008

О.А. Агаркова

Оренбург, Россия

ЭТИКЕТНЫЕ ЗАИМСТВОВАНИЯ РУССКОГО ЯЗЫКА

Слово «этикет» возникло во Франции и употребляется со времен Людовика XIV. Речевой этикет понимается как система языковых знаков и правил их употребления, принятых в данном обществе в данное время с целью установления речевого контакта между собеседниками и поддержания общения в эмоционально положительной тональности в соответствии с речевой ситуацией [Формановская 1989: 15].

Богатейший словарно-фразеологический состав русского вежливого обхождения формировался веками на исконно русской основе, хотя и не без влияния других культур. Сформировавшийся в условиях эволюционных и революционных общественных преобразований, межэтнических и межгосударственных связей, он хранит отпечатки сословных, профессиональных, религиозных, морально-этических, политических, национальных, половых, родственных и возрастных отношений между людьми [Балакай 2001: 4].

Анализ «Словаря русского речевого этикета», включающий 6000 слов и выражений, показал, что этикетные заимствования составляют 0,7 % (82 формулы речевого этикета) и входят в состав таких тематических групп, как обращение, приветствие, комплимент, прощание, просьба, извинение, благодарность, утешение.

Заимствования русского языка в области этикета можно свести к трем группам:

1) заимствования из европейских языков. Самая многочисленная группа, в которую входит 72 формулы вежливости, где заимствования из французского языка составляют 25 выражений, из английского – 18, из латинского – 12, из немецкого – 7, из итальянского – 7, из греческого – 3, из шведского – 1;

2) заимствования из родственных русскому языков. Польский этикет обогатил русскую речь четырьмя выражениями, в украинском языке позаимствовано 2 формулы;

3) заимствования из тюркских языков. Самая маленькая группа, в которой было зафиксировано 3 выражения вежливости.

Наибольшее количество заимствований отмечено в тематической группе обращение. Среди них можно выделить наиболее употребительные выражения французского (мадам/madame, мосье/monsieur, мон шер/mon cher), английского (леди/lady, мисс/miss, мистер/mister), немецкого (фрау/ Frau, герр/Herr, фрейлейн/Fraulein), итальянского (маэстро/maestro), польского (пан/pan, пани/pani), тюркского (джигит) и украинского (хлопец) языков.

В тематических группах просьба и утешение выявлен самый низкий процент заимствованных формул вежливости, которые получили распространение как крылатые фразы. Например, выражение из латинского языка: Sic fata voluerunt – «так судьбе угодно». Поговорка, употребляющаяся как форма утешения: ничего не поделаешь, надо принимать всё, как есть, такова судьба; так на роду написано. Или шутливая формула утешения из популярной книги шведской писательницы А. Линдгрен «Три повести о Карлсоне, который живет на крыше»: Пустяки, дело житейское!

С XVI в. под влиянием модного польского этикета дошло до нас вы. Тому содействовало также влияние современных европейских языков на русское общество в XVIII в.

С конца XVII в. по иноземному образцу в господской среде стали появляться у нас доброе утро, добрый день, добрый вечер, но и им предшествовали чисто русские выражения типа добръ здоровъ – снова с пожеланием здоровья. Все начиналось и кончалось пожеланием здоровья, – и здравицы в застолье, и прощание при разлуке: «Будь здоров!». Этим национальным пожеланием русские отличались от многих европейцев, у которых смысл приветствия заключается в пожелании радости, счастья и добра. Русский человек все это вместе видел в здоровье.

С XVIII в. под влиянием европейских языков стали появляться своего рода «переводы» таких новых приветствий: «всего хорошего», «желаю вам». Привет – тоже старинное славянское слово, только значило оно «призыв» или «намерение», на которое должен следовать ответ. Уже в древности по образцу латинских сочетаний мы получили «привет пустили», что и сохранилось до наших дней: приветы посылают, получают, отвергают и т.д.

Пока, например, возникло в годы первой мировой войны, как перевод с немецкого einstweilen или французского à bientôt.

В большинстве европейских языков исходной идеей обращения было: «если вам это нравится» или «для вашего удовольствия» (французское s’il vous plaît, английское if you like). Русская мысль и чувство в поисках формы вежливой просьбы пошли по иному пути: не «ваше удовольствие», а «ваша доброта» – отзывчивость и расположение в центре внимания человека, который обращается к вам с русским словом пожалуйста.

Особый интерес, на наш взгляд, представляют заимствования из греческого языка, употребляющиеся главным образом в церковной службе. Выражение исполать!/Σis πoλλα ετη – «многая лета» (многие лета, дай Бог многие лета) является приветствованием архиерея. В обыденной речи данная этикетная формула представляет собой устаревшее, возвышенное пожелание долголетней благополучной жизни (чаще при поздравлении в адрес именинника, молодоженов).

Греческое выражение осанна/hosanna (древнееврейское – «спасение» – хвалебный возглас в христианском и иудейском богослужении) в русский язык вошло из Библии. У евреев это было приветствие, употреблявшееся при встрече, в котором выражалось пожелание человеку здоровья, мира и благополучия. По сказанию иудейского раввина Илии, слово осанна было возглашаемо у евреев в праздник сеней, кущей, то есть палаток, или шатров, сплетаемых из древесных ветвей, в воспоминание о странствии израильтян в пустыне. В этот праздник народ, после сбора урожая плодов, восемь дней жил на полях, в шалашах, носил в руках ветви и, встречая друг друга радостным приветствием, восклицал: Осанна! Отчего и сами ветви назывались осанна! Этим восклицанием евреи выражали радость, благожелание, любовь и преданность Иисусу Христу во время его входа в Иерусалим [Балакай 2001: 330]. В настоящее время в русском языке данное выражение является устаревшей формой шутливо-восторженного приветствия, восхваления. И я восклицаю – ура! и даже Осанна! и даже Эльèн, что по-венгерски значит что-то хорошее. Я очень рад за Вас, что Вы действительно сделали добрую покупку – и успокоились и получили новое поле для деятельности [И. Тургенев. Письмо А.А. Фету, 27, 31 августа 1860].

Подводя итог всему вышесказанному, можно процитировать В.Е. Гольдина «… этикет – лишь одно из многочисленных средств общения, используемых людьми. Сравнение его с главным средством человеческого общения – языком – позволяет лучше разобраться не только в этикете, но и в самом языке» [Гольдин 1983: 4].

Список литературы

1. 
   Гольдин, В. Е. Речь и этикет [Текст] / В.Е. Гольдин. – М.: Просвещение, 1983. – 109с.
   
2. 
   Словарь русского речевого этикета [Текст] : 2-е изд., испр. и доп. (6000 слов и выражений) / сост. А.Г. Балакай. – М.: АСТ-ПРЕСС, 2001. – 672с.
   
3. 
   Формановская, Н. И. Речевой этикет и культура общения [Текст] / Н.И. Формановская. – М.: Высшая школа, 1989. – 159с.
   

О.К. Андрющенко

Павлодар, Казахстан

ПРАГМАТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ КОММУНИКАТИВНОГО АКТА ПРЕДВЫБОРНОЙ ЛИСТОВКИ
Как любой коммуникативный акт, предвыборный дискурс представляет собой процесс обмена информацией коммуникантов, причем со стороны исследуемого дискурса перлокутивный эффект прослеживается не сразу. Это объясняется несколькими причинами: во-первых, коммуникативная ситуация предвыборного дискурса является непрямой, опосредованной или, по словам Темиргазиной З.К., неканонической – это «ситуация с так называемым «отодвинутым фактором адресата», например, письма. Для эпистолярной речи характерны координаты «я - ты - не здесь - не сейчас», поскольку говорящий и адресат не находятся в непосредственном контакте в момент речи, то есть разделены в пространстве и времени» [Темиргазина 2002: 81].

Во-вторых, в отличие от прямого контакта, когда адресант либо знает интересы адресата и за счет этого пытается достигнуть перлокуции, либо может изменить/заменить тактику общения, если реакция адресата на информацию не является положительной для отправителя, в неканонической коммуникативной ситуации у адресата такой возможности нет. Поэтому, чтобы извлечь максимальную пользу от данного общения, адресант должен знать, кому именно и с какой целью отправляет сообщение. Наиболее ярко такой вид коммуникативного акта, на наш взгляд, представлен в некоторых жанрах предвыборного дискурса, а именно в предвыборной листовке.

Листовка является посредником, особым текстом, при помощи которого осуществляется коммуникативный акт между участниками общения: кандидатом (адресант) и избирателями (адресат). Особенность такого коммуникативного акта заключается в том, что в качестве отправителя информации выступает один человек, а получателя – неопределенное количество. Но, как известно, «эффективное и успешное речевое общение невозможно без учета говорящим «фактора адресата» - тех характеристик личности слушающего (психологических, социальных, профессиональных, национальных), от которых зависит полноценное восприятие целей говорящего. <…> При полном отсутствии у говорящего сведений о слушающем речевое общение может оказаться неэффективным» [Темиргазина 2002: 74-75]. Таким образом, чтобы преодолеть расстояние между коммуникантами и прогнозировать положительный для себя результат, адресант обращается к определенной категории людей (чаще фигурирующей как «незащищенные слои населения»). Зная интересы адресата, говорящий не допустит провала коммуникативного акта, так как «…этаблировать коммуникативный акт в надежде на случайное взаимопонимание есть в высшей степени рискованное предприятие. Проблема выбора адресата – это проблема его предварительного изучения, а отнюдь не проблема поиска единомышленника» [Клюев 2002: 70]. Таким образом, необходимым условием успешного общения является предварительное изучение адресантом интересов адресата. Применительно к коммуникативному акту предвыборного дискурса, это означает знание кандидатом нужд, проблем избирателей.

Изучив материалы листовок, мы можем выделить приоритетные направления, на которых адресант заостряет внимание и которые, на его взгляд, необходимо реформировать/улучшать. Это, конечно же, экономическая стабильность: «Нельзя допустить того, чтобы удорожание товаров и инфляция «съедали» доходы казахстанцев»; пенсионное обеспечение: «Каждому пенсионеру – заслуженную заботу!»; поддержка материнства и семьи: «Крепкая семья – крепкая нация!»; развитие образования: «Нужно приближать казахстанское образование к мировым стандартам: оно должно стать передовым и доступным»; жилищное обеспечение: «Никто не должен остаться без крыши над головой!»; борьба с преступностью: «Казахстанцы должны чувствовать себя в безопасности и быть уверены в неприкосновенности своей личности, частной жизни и собственности!» и т.д. (Из предвыборной платформы народно-демократической партии «Нур Отан»).

Помещая в листовку пункты предвыборной программы, адресант пытается не просто ознакомить с ней избирателей, но и сформировать положительной облик человека достойного, отвечающего за свои слова и смотрящего далеко вперед, знающего не только интересы граждан, но и всего региона/области/страны в целом. Именно поэтому в листовку включаются, помимо приоритетов конкретных/индивидуальных (имеющих материальное воплощение), всеобщие, направленные на улучшение политической ситуации в стране и жизни вообще и т.п. К ним относятся повышение эффективности работы государственных органов: «Государство должно служить народу!»; обеспечение стабильности и межнационального согласия: «Мир и согласие в стране – достаток в каждом доме!»; развитие культуры и нравственности: «Нравственное здоровье общества основано на высокой культуре и традициях!»; укрепление позиций Казахстана в регионе и мире: «Мы – за сильный Казахстан в стабильно развивающемся и безопасном мире!» (Из предвыборной платформы народно-демократической партии «Нур Отан»).

Чаще всего, зная интересы адресата и делая на них ставку в своей предвыборной программе, адресант не стремится к конкретизации своих обещаний, обходясь либо (А) упоминанием в тексте листовки (в виде рубрики), либо (Б) дает контекст расплывчато, неясно, без сигнала, каким образом его необходимо развернуть:

А) «Направляю свои знания, опыт и возможности на защиту жизненных интересов наиболее уязвимых и социально не защищенных слоев населения: пенсионеров, инвалидов, молодежи» (Из предвыборной листовки кандидата в депутаты Павлодарского городского маслихата Теренченко И.).

Б) «Проявлять постоянную заботу о ветеранах ВОВ, воинах-интернационалистах, пенсионерах, инвалидах, привлекая к этому внимание депутатов, руководителей предприятий и организаций города» (Из предвыборной листовки кандидата в депутаты Павлодарского городского маслихата Ватутина С.). Каким образом данный кандидат собирается заботиться о перечисленных категориях людей (моральная или материальная поддержка будет оказываться, в листовке не оговаривается, поэтому, используя конструкции такого типа, адресант не берет на себя никаких обязательств) и привлекать внимание сильных мира сего к нуждам незащищенных слоев населения непонятно.

И наоборот, указывая якобы реальный путь воплощения своих обещаний, адресант вводит цифры, проценты, несуществующие данные, чтобы привлечь внимание адресата, заинтересовать его (ведь поверить в статистику легче, чем пустым словам): «Довести уровень прожиточного минимума в 2008 году до 20000 тенге, базовой пенсии до 12000 тенге минимальной пенсии с учетом базовой до 24000 тенге. Довести размер средней пенсии до 90000 тенге к 2012 году» (Из предвыборной программы демократической партии «Ак жол»). Однако неясным остается следующее: каким образом изменить систему расчета пенсий, если она описана в законе о пенсиях? И еще: из каких средств осуществлять увеличение выплат, если бюджетные средства (если они имеются в виду) планируются заранее и определенно на другие нужды.

Используя данные приемы воздействия на избирателей, создатели предвыборных текстов таким образом уверяют, что они действительно знают, как улучшить жизнь: «Мы знаем, как создать в стране рабочие места. Как повысить зарплату и пенсии. Как повысить качество здравоохранения и образования. Мы знаем, как бороться с коррупцией. Мы знаем, как помочь тебе в достижении твоей мечты» (Из предвыборной листовки демократической партии «Ак жол»).

В других менее частых случаях контекст конкретизируется. Сначала предлагается сфера распространения обещаний: «Нужно постоянно развивать систему обеспечения пенсионеров». Для того чтобы адресат правильно истолковал смысл программы, чтобы убрать из текста неясность, авторы листовки конкретизируют контекст: «Наши достижения:

Добившись высоких темпов экономического роста, государство стало направлять на улучшение жизни населения огромные ресурсы. Регулярно повышаются пенсии, заработная плата и пособия. Мы говорили о необходимости увеличения к 2009 году бюджетных расходов на финансирование здравоохранения, образования и науки в 2 раза. Уже в 2007 году государственные расходы на образование и здравоохранение выросли в 2,3 раза, а финансирование науки – в 2,2 раза».

Данный контекст подтверждает реалистичность выполнения обещаний с помощью доказательства выполнения прошлых обещаний, поэтому адресант развертывает текст, вводя новые цели, которые будут достигнуты, если он будет избран: «Мы приложим все усилия, чтобы:

Таким образом, коммуникативный акт предвыборной листовки представляет собой неканонический коммуникативный акт, имеющий свои особенности и условия осуществления. Одним из необходимых условий инициации и успешности данного коммуникативного акта является знание адресантом интересов/нужд/проблем адресата. В зависимости от замысла автора листовки лексика в текстах получает разную степень конкретизации. Не уточняя смысл контекста, адресант делает его неопределенным, относительным, многозначным.

1. 
   Клюев, Е. В. Речевая коммуникация [Текст] : учебное пособие для университетов и институтов / Е.В.Клюев. – М.: РИПОЛ КЛАССИК, 2002. – 320с.
   
2. 
   Темиргазина, З. К. Современные теории в отечественной и зарубежной лингвистике [Текст] / З.К.Темиргазина. – изд. 2-е, дополн. – Павлодар: ТОО НПФ «ЭКО», 2002. – 140с.
   

Д. В. Арсеньева

Санкт-Петербург, Россия

СЕМАНТИКА И ПРАГМАТИКА ЯЗЫКОВЫХ ЕДИНИЦ МЕТАТЕКСТА
НА ПРИМЕРЕ РОМАНА В. НАБОКОВА «ОТЧАЯНИЕ»
Метатекст является структурно-семантическим аналогом соотношения семантического и прагматического аспектов языковых единиц в общем, что видно на разных уровнях функционирования метаединиц: уровня семантики и функционирования метаэлементов, уровня взаимосоотношения метатекста и образов, мотивов, сюжетных линий и сем романа, уровня интерпретации общего смысла произведения через метатекст. На основе функционально-семантического признака мы выделяем отдельные категории внутри метатекста (метатекстовый каркас) и категории, смежные с метатекстом (сюжетная линия, сема романа).

Существует внутренняя соотнесенность между планом формального выражения метаэлементов и их функциями, то есть между семантическим и прагматическим планом. Так, функцию 1) рациональной и 2) эмоциональной оценки в первую очередь выполняют вводные слова (кажется, увы); 3) функцию комментария по поводу построения текста – вводные слова (во-первых) и вставные предложения «...(представьте, что дальше следует история зеркал)» [Набоков 2000: 409]; 4) функцию информационного комментария, в том числе функцию приложения и авторизации чужого слова – а) вводные, б) вставные предложения, в) приложения; 5) функцию обращения – обращения.

Метаэлементы данных 5 групп составляют первый, базовый метатекстовый каркас текста. Метатекст 1 уровня является в прямом смысле слова структурным каркасом текста. Метатекст 1 уровня связан с сюжетом и с семами романа: так как весь текстовый объем романа, содержащий метаэлементы, относится к дневнику Германа (за мелким ислючением прямых реплик персонажей), то можно говорить о качественном соответствии метатекста 1 уровня, 1 сюжетной линии Германа и 1 семы нарративной стратегиии героя.

Каждый случай участия метаэлемента в тексте романа (единицы 1 метатекстового каркаса) рассматривается на предмет внутреннего логического диссонанса/ассонанса данной фразы. К случаям внесения во фразу логического диссонанса относятся следующие: 1) случаи логически излишней рациональной оценки в описании событий и явлений прошлого: «Да, она любила меня» (герой, описывая прошлые события и явления, пытается сам себя и читателя убедить в своей правоте или прямо высказывает свою неуверенность); 2) случаи логически излишней рациональной оценки в утверждении ментального модуса: «Конечно, я все помню» (герой пытается эмоциональным, субъективным путем придать силу своим предположениям); 3) случаи логически излишнего в пределах данной фразы обращения, часто при большой плотности обращений в соседних фразах: «Я, дорогой читатель, пошел...» (герой навязчиво ищет внимания и сочувствия читателя). Однако обращения – особая категория метаэлементов коммуникативного режима, единственная категория, рассматриваемая одновременно с точки зрения правомерности использования в одной конкретной фразе и с точки зрения совпадения – несовпадения с другими единицами своего класса во всем тексте романа.

Метатекст 2 уровня составляют утверждения ментального модуса, содержащие мотивы – утверждения характера рассуждения, размышления, заключения об отвлеченных категориях (сходства, двойничества, обмана, преступления).

Единицы каркаса 2 уровня рассматриваются на предмет взаимного совпадения/несовпадения в пределах всего романа. Мы выделяем три внутренних вида метатекста в пределах данного метатекстового каркаса и в пределах каждой группы одинаковых, похожих или противоположных мотивов: смежный, дублирующий и разводящий, которые существуют только в их смежном по отношению друг к другу пространстве.

При соседстве метаэлементов, содержащих внутренний диссонанс в утверждение ментального модуса, это утверждение подвергается более тщательной верификации, даже если оно совпадает с совокупностью всех других утверждений, содержащих этот же мотив. Если в утверждении ментального модуса, содержащем какой-либо мотив, содержится метаэлемент, вносящий эффект логического диссонанса, то тем больше вероятность, что утверждение ментального модуса, содержащее этот мотив, будет ложно.

Большинство утверждений ментального модуса в романе входит в сферу автовысказываний Героя и содержит в себе мотивы сходства, двойничества как категорий общих и как практически связанных с Феликсом, поэтому очевидна близкая связь метатекста 2 уровня со 2 сюжетной линией Германа – Феликса и со 2 семой развития проблемы сходства/несходства героев.

Метатекст 3 уровня формируется различными текстовыми единицами, выражающими прямую и косвенную характеристику всех персонажей (включая третьи лица, авторов изречений), читателя и самого Германа.

Метатекст 3 уровня тематически связан с 3 сюжетной линией общения Германа с персонажами (включая Феликса, читателя, всех адресатов речи Германа – авторов изречений и т.д.) и с 3 семой истинности – ложности замысла Германа.

Мы выделяем образы в значении функционально значимых, семантически выделяемых единиц сюжета, относительно стабильных, которые важны с точки зрения дальнейшего нахождения варьируемых в тексте мотивов и, с другой стороны, для интерпретации некоторых случаев метатекста 3 уровня – уровня прямой и косвенной характеристики всех персонажей, читателей и Германа. В связи с дальнейшей работой нами выделены образы палки, зеркала, желтого столба, леса, коммивояжера.

Более сложные единицы романа – мотивы – литературоведческие категории, связанные в общем масштабе произведения с образами, сюжетом, семами, и категория, связанная с метатекстом разных порядков (прежде всего, с метатекстом 2 уровня – метатекстом утверждений ментального модуса, содержащим мотивы, а также в связи с метатекстом 3 уровня, содержащим прямые и косвенные характиристики всех персонажей, читателя и Германа). Для последующей с ними работы нами были выделены мотивы: 1) отвлеченных понятий: мотив способности, чудной силы, провидения, сходства, двойничества, отражения, преступления, шантажа, корысти, обмана, ошибки, памяти, небытия, сна, лжи, побега 2) конкретных понятий: мотив ветра, письма, портрета, оркестра, шоколада, бритвы/бритья, воды, дамы в лиловом/сиреневом с веером, черни, беженского беллетриста, животных, кинематографа.

В области взаимоотношения мотивов и метаэлементов встречаются случаи эмоциональной, рациональной оценкой утверждения ментального модуса, содержащего мотив, комментарием по поводу построения такого утверждения, комментарием – добавочной к утверждению информацией, и обращением, напрямую не связанным с интерпретацией данного утверждения, содержащего мотив, но сюжетно, композиционно значимым (с точки зрения объекта обращений персонажей романа).

Метатексты 3 уровней тематически связаны с 3 главными сюжетными линиями романа. Каждая сюжетная линия потенциально может содержать более широкие тематические пласты романа, нежели представленные в нашей статье в связи с метатекстом.

К линии Германа относится весь текстовый объем, посвященный описанию Германом событий романа, описанию персонажей, описанию своих состояний; к линии Германа – Феликса относятся все рассуждения персонажей и Германа об их сходстве/несходстве, относящиеся к этому портретные характеристики Феликса; к линии противостояния Германа другим персонажам относятся все прямые и косвенные характеристики персонажей, включая самого Германа, Феликса, читателя, всех третьих лиц (авторов изречений и т.д.).

Три семы романа тематически связаны с каркасами 3 уровней и с 3 сюжетными линиями. Учитывая то структурное (композиционное) наполнение сюжетных линий романа и лингвистически-семантическое наполнение метатекстовых каркасов, рассмотренное ранее, мы прослеживаем все случаи их неполного, но преобладающего взаимосоответствия: каждая сюжетная линия взаимопересекается с метатекстовыми каркасами всех уровней и часто захватывает лингвистическое наполнение 2 других метатекстовых каркасов и 2 других сюжетных линий. Мы выделяем наиболее значимые и очевидные взаимосоответствия сюжетных линий и метатекстовых каркасов с метатекстовой точки зрения, то есть ориентируясь на функциональный признак того или иного метатекстового каркаса, накладывая на него соответствующее содержание романа. Метатекстовый каркас 1 уровня соответствует 1 сюжетной линии Германа, то есть сюжетно-функциональный аналог соответствия метатекстового каркаса 1 уровня и 1 сюжетной линии (1 сема) – нарративная стратегия героя. Сюжетно-функциональный аналог соответствия метатекстового каркаса 2 уровня и 2 сюжетной линии (2 сема) – развитие проблемы сходства/несходства героев на материале романа. Сюжетно-функциональный аналог метатекстового каркаса 3 уровня и 3 сюжетной линии (3 сема) – истинность/ложность замысла Германа.

На следующем этапе мы прослеживаем метатекстовое наполнение каждой сюжетной линии и каждого метатекстового каркаса, вычисляем количество случаев метатекста каждого уровня, случаев вносящего дисссонанс метатекста, метатекста смежного, разводящего и дублирующего и на основе соотношения этих параметров делаем выводы об интерпретации каждой семы.

В тексте романа могут находиться лингвистически выраженные доказательства верности/неверности утверждений и характеристик, которые требуют особенно тщательной верификации: другое утверждение, однозначно говорящее о сути данного события или состояния, или другие утверждения, доводящие до ее понимания косвенным, индуктивным путем, при помощи единиц сюжета. Если имеется несколько тематически сходных но противоречивых утверждений и их верность/неверность сложно определить основываясь на сюжете, то в качестве относительного признака верности какого-либо утверждения рассматривается 1) преобладание тематически сходных утверждений с метаэлементами, не вносящими диссонанс, над тематически сходными утверждениями с метаэлементами, вносящими диссонанс, и 2) преобладание случаев, из случаев тематически сходных, смежного/дублирующего метатекста над разводящим (для метаэлементов с функцией обращения и информационного комментария – авторизации чужого слова и приложения, и для метатекста 2 и 3 уровня).

Основываясь на ключевых параметрах описания сюжетных линий и метатекстовых каркасов и их взаимоотношения в романе, можно утверждать о комплексах их семантико-прагматического соответствия: 1) сюжетная линия Германа реализуется в семе нарративной стартегии героя. Сема приобретает интерпретацию объективного недоверия к нарративной стратегии героя: несмотря на преобладние метатекста, не вносящего диссонанс, преобладает число никак текстуально не подтверждаемых утверждений. 2) сюжетная линия Германа – Феликса реализуется в семе развития проблемы сходства/несходства героев. Сема приобретает интерпретацию сходства героев с точки зрения Германа благодаря преобладанию случаев смежного метатекста данного мотива над разводящим и сравнительно малому числу вносящих диссонанс метаэлементов 1 уровня. 3) сюжетная линия противостояния Германа другим персонажам реализуется в семе истинность/ложность замысла Германа. Сема приобретает интерпретацию ложности благодаря преобладающим случаям разводящего метатекста данного мотива над смежным и большому числу вносящих диссонанс метаэлементов 1 уровня.

Таким образом, следуя определению прагматической функции метатекста на разных уровнях, выделяя метатекстовые каркасы разных уровней на основе образов и мотивов, на базе каркасов в соответствии с сюжетными линями романа выстраивая семы и определяя статус высказываний в пользу верности/неверности, мы приходим к выводу, что метатекст романа «Отчаяние» выражается тремя способами: с точки зрения адекватности конкретного текста – вносимыми в текст предпосылками верификации текста, которые формируют сему нарративной стратегии героя; предпосылками исследования через метатекст авторского мировоззрения, что формирует сему развития проблемы сходства/несходства героев; предпосылками исследования через метатекст адекватности искусства, что формирует сему истинности – ложности замысла Германа, которые интерпретируются в сторону ложности нарративной стратегии/сходства/ложности.

1. 
   Набоков, В. В. «Отчаяние» [Текст] / В.В. Набоков // Собрание сочинений в 5 томах. – Том 4. – СПб., 2000. – 838c.
   

Г.С. Атакьян

Майкоп, Россия

ПРАГМАТИЧЕСКИЙ ХАРАКТЕР РЕКЛАМЫ ТУРИЗМА И ОТДЫХА
В ПРЕССЕ
В лингвистической науке о рекламе прагматический аспект является одним из основных направлений исследования, что обусловлено предназначением рекламного текста – оказывать максимальное воздействие на потребителей. Очевидно, что в рекламной коммуникации воздействующая функция значительно преобладает над информативной функцией, и поэтому рекламный текст носит прагматический характер.

Однако прагматический аспект нельзя отнести к числу основательно изученных: с одной стороны, реклама представляет собой феномен, который требует повышенного внимания ученых на протяжении длительного времени (что касается отечественной рекламы, то это относительно новое для России явление); с другой стороны, достаточно сложной и многоаспектной является сама прагматика рекламного текста, поскольку исследование проблемы воздействия в рекламе осуществляется с привлечением знаний многих лингвистических наук. По словам ученых, сегодня прагматика представляет собой междисциплинарную область. «Не имея четких контуров, она включает комплекс вопросов, связанных с говорящим субъектом, адресатом, их взаимодействием в коммуникации, ситуацией общения» [Маслова 2007: 32].

Безусловно, проблема воздействия находит отражение во многих монографиях и научных статьях, но в большинстве случаев этот вопрос рассматривается в рамках изучения рекламной коммуникации в целом. Между тем стратегия речевого воздействия строится, как правило, исходя из того, какой именно товар или услуга подлежит рекламированию. Отсюда следует необходимость дифференцированного подхода к исследованию рекламного текста. Предмет нашего внимания – реклама туризма и отдыха, размещенная на страницах периодических изданий. Туристическая реклама, занимающая большую часть российского информационного пространства, состоит из весьма разнообразных жанровых форм – от объявления до очерка, и вследствие своего богатого жанрового репертуара она является плодотворным материалом для исследования проблемы воздействия на целевую аудиторию.

Прагматическая направленность рекламного текста предполагает достижение заданного результата, а это значит, что «прагматика может рассматриваться как фактор определенного вида воздействия на поведение человека» [Колшанский 1983: 5]. Воздействие на поведение адресата рекламного сообщения осуществляется с помощью различных стилистических приемов и языковых средств, и задача данной статьи – показать, какие из них являются наиболее характерными для рекламы туризма и отдыха. Обращение к тем или иным приемам во многом связано с выбранной стратегией речевого воздействия. В данном виде рекламной деятельности применяются как рациональные, так и эмоциональные стратегии, причем нередко они соединяются в одно целое.

Эмоциональные стратегии нередко применяются в текстах небольшого объема – в рекламном объявлении, развернутом рекламном обращении, а также корреспонденции. В этом случае первостепенную роль играют эмоционально-оценочные метафоры и эпитеты, которые следует считать прагматическими интенсификаторами, поскольку они экспрессивно выделяют рекламируемый объект из ряда однородных и тем самым акцентируют на нем внимание адресата. Например:

Я покажу вам остров, где золотые пляжи раскинулись у подножия гор, где меняются времена года, а радушие людей – никогда. Кипр – гавань беззаботности и тишины для каждого гостя, рай для гурманов с самым изысканным вкусом [Отдохни. № 46. 2007].

Следует заметить, что метафора, свойственная туристической рекламе, кардинально отличается от газетной метафоры, поскольку здесь она выступает как «способ украшения речи», выполняя не только эмоционально-оценочную функцию, но и изобразительную. Аналогичную роль играют и эпитеты:

Рекламируя то или иное путешествие, авторы нередко подчеркивают, что туристы могут отправляться в поездку не только «за впечатлениями», но и из сугубо практических соображений. В таком случае используются и точные эпитеты, то есть рациональное начало дополняет эмоциональное:

Усиление экспрессивности путем нанизывания языковых единиц с высокой степенью проявления признака делает речь и благозвучной, и «сладкозвучной», что позволяет оказывать воздействие на психологическое восприятие передаваемой информации. Высокая частотность употребления экспрессивной положительно-оценочной лексики помогает создать вокруг рекламируемого объекта атмосферу праздника, а также передать предвкушение счастья, радостных эмоций:

В качестве прагматического интенсификатора выступает и лексический повтор, причем повторяемое слово (или его производные) обычно встречается в сильных позициях текста:

Судя по нашим наблюдениям, в речевой структуре текстов, посвященных туризму и отдыху, главная роль отводится словам, обозначающим меру и степень проявления признака. Например, стилистически значимым может быть количественное наречие, выполняющее функцию усиленного воздействия благодаря тому, что занимает синтаксическую позицию анафоры:

Прагматически ориентированными становятся и выразительные, образные сравнения, если они апеллируют к переживаниям детского возраста или юности, то есть к тем периодам в жизни человека, которые связаны с теплыми воспоминаниями. Подобные сравнения особенно характерны для восточной поэзии, и поэтому не случайно их можно встретить в текстах, рекламирующих путешествие в арабские страны:

Анализ показал, что прагматический потенциал текстов, рекламирующих туризм и отдых, формируется с помощью различных вопросительных конструкций, которые привлекают и удерживают внимание адресата и в то же время подталкивают его к принятию решения. Вот почему здесь особенно распространены риторические вопросы, а также вопросно-ответные конструкции, создающие диалогичность и одновременно экспрессивность:

…Сколько вы знаете мест, где вы можете одновременно наслаждаться морем и кататься на лыжах? Анталия – Сакликент – одно из таких мест [Отдохни. № 47. 2007];

Где еще можно почувствовать себя богиней, как не в месте рождения богини любви? [Отдохни. № 50. 2007].

Учитывая большую роль вопросительных конструкций в установлении контакта с читателем, рекламисты нередко выносят их в зачин текста, с тем чтобы сразу заинтересовать читателя:

Обращает на себя внимание то, что употребление вопросительных предложений сочетается с прямыми призывами к читателю. Такие конструкции особенно характерны для газетных заглавий:

Таким образом, мы видим, что прагматический характер туристической рекламы отличает повышенная оценочность и повышенная экспрессивность.

1. Колшанский, Г. В. Прагматическая характеристика вербальной коммуникации [Текст] / Г.В. Колшанский // Сб. науч. тр. МГПИИЯ им. М.Тореза. – М., 1983. – Вып. 205. – С. 3 – 12.

2. Маслова, А. Ю. Введение в прагмалингвистику [Текст] / А.Ю. Маслова. – М., 2007. – 152с.

М.В. Афанасьева