Современные политические теории. Опыт запада



бет6/19
Дата25.06.2016
өлшемі1.57 Mb.
#158656
түріУчебное пособие
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   19

(а) Эмпирическая теория — группа не связанных друг с другом аб­страктных утверждений, состоящая из предположений, дефиниций, ги­потез, которые можно проверить эмпирически, которые описывают и объясняют данный феномен или группу феноменов.

(б) Объяснение — это причинно-следственная оценка какого-то фе­номена или группы феноменов.

И позитивисты, и бихевиоралисты крайне озабочены тем, как узнать, что теория неверна. И те, и другие признают три варианта оценки тео­рии:

Во-первых, «хорошая» теория должна быть внутренне логичной.

Во-вторых, «хорошая «теория, связанная с определенным классом феноменов, должна, насколько это возможно, быть совместимой с дру­гими теориями, пытающимися объяснить соответствующие феномены.

В-третьих, и это самое главное, подлинно объясняющие теории должны быть способны делать эмпирические предсказания, которые затем могут быть проверены с помощью наблюдения.

Единственный осмысленный способ выбора из конкурирующих друг с другом теорий — это эмпирическая проверка. Эта проверка может быть осуществлена либо на уровне индивидуального социального акте­ра, или на уровне социальной структуры, в зависимости от природы испытываемой теории.

Характерными чертами бихевиоралистского подхода к политиче­скому исследованию как раз и являются два требования: эмпирическое наблюдение и эмпирическая проверка, что в целом соответствует пози­тивистской доктрине. Бихевиоралисты стремились систематически ис­пользовать все имеющиеся в их распоряжении данные, а не ограничи­ваться небольшой группой иллюстративных примеров. На практике это означало, что, когда какое-то утверждение проверяется, исследователь не может ограничиваться только рассмотрением случаев, имеющих от­ношение к делу, а должен изучить все случаи, или, по крайней мере, весьма репрезентативное число таких случаев.

Неудивительно, поэтому, что для бихевиоралистов важное значение имела статистика. Она позволяла изучить множество данных, которые могли бы служить эмпирическими свидетельствами. Однако бихевио-рализм не означает предпочтения количественных методов анализа за счет качественного. Действительно, бихевиоралисты часто обращались к количественным данным и другим эвристическим свидетельствам. Но это не означает, что они делали только это. Наоборот, для бихевиорали­стов качественный и количественный анализ был в равной степени при­емлемым. Для них значение имело не то, являются ли методы анализа количественными или качественными, а то, что, с одной стороны, они используются для оценки высказанных предположений; а с другой — что данные используются систематически, а не иллюстративно.

81

Другая характерная черта бихевиорализма выражена не столь явно, но имеет не меньшее значение. Научные теории в принципе должны всегда быть фальсифицированы. Обратим внимание, что речь идет о научных, а не просто об эмпирических теориях. Как мы видим, бихе-виоралисты демонстрировали свою приверженность теориям Карла Поппера и его ревизии традиционного позитивизма, в частности, крите­рию фальсифицируемости.



Все аспекты бихевиоралистских теорий должны быть потенциально фальсифицируемыми. Однако Лакатос писал, что большинство теорий в естественных и социальных науках содержат нефальсифицируемые ут­верждения, которые чаще всего оказываются основополагающими. Эти ключевые предположения часто принимают форму высокоабстрактных утверждений, которые невозможно проверить эмпирически. Но это во­все не означает, что сама теория не может быть фальсифицирована. Ес­ли из ключевого абстрактного положения могут быть выведены некие другие утверждения, которые можно проверить эмпирически, то вся теория может считаться фальсифицируемой. Такой подход дает воз­можность исследователю определять условия, при которых данная тео­рия может быть признана научной.

Бихевиорализм в лучших своих образцах внес немаловажный теоре­тический и эмпирический вклад в понимание и объяснение социального поведения. Сильная сторона бихевиоралистского подхода заключается в том, что он использует форму анализа, способную к репликации (по­вторению). Ученые, работающие в бихевиоралистской традиции, всегда стремятся к тому, чтобы другие исследователи, делающие аналогичные утверждения и использующие подобные данные, пришли к таким же выводам. Такая заинтересованность в подтверждении своих заключений предполагает наличие очень ясно формулируемых требований к иссле­дованию:

1. что именно они пытаются объяснить?

2. конкретное теоретическое объяснение, которое выдвигает уче­ный;

3. каким образом он использует эмпирические свидетельства для того, чтобы дать оценку теоретическому объяснению.

Такая ясность означает, что бихевиоралисты уходили от исследова­ния любых размытых и нечетко сформулированных проблем.

БИХЕВИОРИЗМ — ведущее направление в американской психологии ХГХ— XX веков, в основе которого лежит понимание поведения человека и живот­ных как совокупности двигательных и сводимых к ним вербальных и эмо­циональных реакций на воздействия (стимулы) внешней среды.

82

БИХЕВИОРАЛИЗМ — политическая теория, изучающая политику через по­ведение актеров (действующих лиц), многое взявшее из психологической теории бихевиоризма.



«Поведение» — ключевой элемент бихевиорализма. Оно и предо­пределяет то, что именно является сущностью социальной системы. Оно же становится основным элементом анализа в политической науке. Изучать поведение — это значит выяснить, что же в действительности происходит в рамках права и политических идеологий. Поведение включает в себя подход к чему-либо, равно как и действия. Оно рас­сматривается бихевиоралистами как более фундаментальная категория, по сравнению с правилами и нормами, поскольку имеет отношение к живой политике. Это, разумеется, не означает, что нормы и идеологии не имеют значения в политической жизни, однако их значение опреде­ляется тем, какую роль они играют в поведении человека. Для того, чтобы понять политическую систему не достаточно просто сконцентри­ровать свое внимание на нормативных чертах политической деятельно­сти, необходимо обратиться к самому поведению. Понятно, почему ключевыми категориями бихевиорализма стали «стимул/реакция» и «вызов/ответ».

Впервые бихевиорализм к политической науке попытались приме­нить в 20—30 гг. XX века группа ученых Чикагского университета во главе с Чарльзом Мерриамом. Эстафету подхватил его учение Гарольд Лассулл, внесший очень большой вклад в разработку этого подхода к политической теории.

В 50 — начале 60-х годов бихевиоралистский подход занял домини­рующие позиции в политической науке.

МЕРРИАМ, Чарльз (1874—1953) — видный американский ученый, один из создателей политической науки. С 1923 по 1940 г. возглавлял в Чикагском университете отделение политической науки — ведущий в те годы политоло­гический центр США. Основатель так называемой чикагской школы полити­ческой науки. Основные труды: «Новые аспекты политики», «Роль политики в общественном развитии», «Систематическая политика», «Политическая власть: ее структура и сфера действия», «Что такое демократия?» и др.

Очищение политического знания от метафизики ставило своей це­лью достижение идеала объективного, свободного от субъективных влияний и верований. Перенесение на политическую науку методов анализа, использовавшихся позитивистами в естественных науках, дало возможность отныне рассматривать политическую реальность как есте­ственную, а политический процесс как протекающий в соответствии с

83

некими универсальными «регулярностями», доступными эмпирическо­му анализу. Основания повторяемости были связаны с природой чело­века — отсюда концепция «естественного человека» в политическом мире.



Политический процесс рассматривался бихевиоралистами как реа­лизация некоего первоначального волевого усилия, придающего поли­тический смысл всякому поведенческому акту. Доминирующей чертой человеческой психики провозглашалось стремление к власти. Власть — исходный пункт и конечная цель всякого политического действия. Практически вся политическая теория превратилась в учение о власти.

Бихевиоралисты значительно расширили представление о власти по сравнению с «классическими» представлениями, по существу, прирав­няв ее к политическим отношениям в целом. Иным словами, концепция власти у бихевиоралистов отличалась нестрогостью и неточностью. Понятно, что во многом это связано с многозначностью английского термина «power» (власть, сила, могущество и т.д.). Однако множество значений власти, которое придают ей бихевиоралисты, может быть объ­единено вокруг «стремления к власти». Лассуэлл считает, что оно при­суще всем людям во все времена, в любом обществе и социальном слое. Причем, пишет Лассуэлл, люди могут и не воспринимать свою или чу­жую деятельность как стремление к власти. Они говорят, что хотят по­бедить в споре, выиграть игру, сделать карьеру, приобрести авторитет или «имя», но за всем этим стоит стремление к власти.

«Единственное, что присуще всем типам отношений власти и влияния, — это воздействие на политику. То, как проявляется воздействие и на какой основе оно осуществляется, суть преходящие моменты, конкрет­ное содержание которых в определенной ситуации можно установить, лишь изучая реальные воздействия находящихся в этой ситуации субъ-

— писал Лассуэлл в работе, написанной совместно с А.Капланом, «Власть и общество: рамки политического исследования».____________

ЛАССУЭЛЛ, Гарольд — (1902—1978). Видный американский политический теоретик. В своей знаменитой работе «Кто что получает, когда и как» (1936) он определил политологию как науку о влиянии и влиятельности. Под влия­нием он понимал очень широкую и мягкую форму власти. Главной целью демократии он провозгласил человеческое достоинство.

7 Lassell H., Kaplan A. Power and Society: A Framework for Political Inquiry. New Haven (Conn.), 1962. P. 92.

84

Политика — сферы взаимодействия. Поэтому индивид, побуждае­мый волей к власти, вступает с другими индивидами в коммуникацию по поводу власти. Возникает силовое поле. Сознательно очищенное авторами теории от любых других показателей. Интересен подход би-хевиоралистов также к государственной власти. Традиционная полити­ческая наука исходила из того, что власть изначально была присуща государству. Бихевиоралисты попытались найти «естественное» проис­хождение государственной власти — они увидели в ней механический агрегат отдельных воль. Так же они подходили и к проблеме институ­тов.



Лассуэлл отрицал идею всеобщего блага как функцию государства. Он вообще выступил против абстрактно-моралистской трактовки госу­дарства как некоего идеала. Государственная власть возникает путем слияния, столкновения, соединения и отталкивания, борьбы и равнове­сия воль к власти, то есть как силовое поле, где встречаются люди, об­ладающие собственным вариантом поведения.

Политическая система общества, полагал Лассуэлл, всегда выступа­ет как особая структура, в которой власть распределена между всеми ее элементами так, что устанавливается определенный баланс сил, стре­мящихся к власти и достигающих ее. Нарушение этого баланса в сторо­ну чрезмерной централизации власти, или, напротив, ее распыления влечет за собой дисфункцию и может привести к распаду политической системы. Тогда задача государственной власти заключается в сохране­нии баланса политических сил.

Сталкивающиеся индивидуальные воли к власти, в конце концов, формируют устойчивые способы взаимодействий, в определенной сте­пени теряющие подвижность. Субъекты власти вступают в определен­ные соглашения или «сделки», результаты которых фиксируются в пра­вилах и нормах. Всякое такое соглашение одновременно и ограничение воли к власти, и условие ее реализации. Лассуэлл говорит о «рынке вла­сти», описывая все происходящее там как «игру».

Игровая ситуация заключается в следующем: побеждает тот, кто вы­игрывает по правилам, а стремление нарушить правила, то есть выиг­рать незаконно, наказывается. Правила игры должны исходить от нее самой, а не навязываться извне. Иными словами, это должен быть само­регулирующийся «политический рынок», аналогичный обычному эко­номическому рынку. Реальный рынок власти предстает в трудах бихе-виоралистов как разгул страстей, недугов, социальных пороков и т.д. Политический рынок рассматривается как состязание субъектов власти: кто кого.

В качестве упорядочевающей силы, стоящей над «политическим рынком», выступает государство. Государство как бы обладает властью

85

до и сверх всякой власти, является всеобщим условием процесса рас­пределения и перераспределения власти в обществе. По существу, это означает всесилие государства. Иными словами, между рыночной и эта­тистской линией в трудах бихевиоралистов имеется серьезное противо­речие.



Исследователи, работающие в бихевиоралистской традиции в 90-е годы, согласились с тем, что теоретический анализ всегда должен быть начальным пунктом для серьезного эмпирического исследования. Это вовсе не означает, что теории не могут быть модифицированы, пере­смотрены или вообще отброшены на основе эмпирических наблюдений. Теория действует как средство, предохраняющее исследователя от по­гружения в излишние детали наблюдаемого, что приводит к тому, что абстрактные дедуктивные выводы могут быть сделаны в отношении связей между разными феноменами. Кроме того, теория не просто гене­рирует гипотезы, подлежащие эмпирической проверке, но дает пред­ставление о том, что должно быть проверено и как. Многие постбихе-виоралисты идут еще дальше в направлении эпистемологического реля­тивизма. Они часто говорят о том, что где-то там существует объектив­ная реальность, которая только и ждет, чтобы ее открыли «научным» методом. Сегодня они считают, что теория должна играть центральную роль в социальном анализе. Они даже признают возможность разных теоретических подходов, и что они могут привести к разным выводам. Но это вовсе не означает, что эмпирическая проверка потеряла свое значение. Наоборот, постбихевиоралисты полагают, что хотя эмпириче­ская проверка и стала труднее, но они допускают даже эмпирически обоснованные научные предсказания. По их мнению, каждая теория может по-своему искать свое эмпирическое подтверждение. Однако до тех пор, пока теория не получила своего эмпирического подтверждения, она не может получить статус объяснительной теории.

Для бихевиоралистов, а также постбихевиоралистов главной целью научного исследования является объяснение поведения на индивиду­альном и групповом уровне. В бихевиорализме присутствует идея при­чинности. Хотя причинность, по их мнению, отражает способ нашего мышления в той же мере, как и «реальность», она неизбежный спутник любой попытки объяснения. Они также настаивают на том, что если мы хотим, чтобы в нашу теорию поверили, необходимо подтвердить ее эм­пирически. Постбихевиоралисты утверждают, что почти все социаль­ные и политические исследователи, работающие с эмпирическим мате­риалом, в той или иной форме поддерживают этот взгляд. Если встать на эту точку зрения, то влияние постбихевиорализма на политическую теорию огромно. Каждый теоретик политики во многих отношениях постбихевиоралист.

86

4.3. ЗАКАТ ПОЗИТИВИЗМА И ВОЗРОЖДЕНИЕ НОР­МАТИВНОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ

Поначалу могло показаться, что позитивизм имеет целый ряд пре­имуществ по сравнению с «классической» методологией. Важнейшим из них был принцип верификации, который позволил провести четкую демаркационную линию между науками, имеющими и не имеющими ясного познавательного содержания. Однако с течением времени имен­но эта ясность стала вызывать сомнения. Оказалось, что крайне трудно дать полноценную оценку самому принципу верификации. Очевидно, что он не является тавтологией или истиной по определению. В то же время он не содержит в себе и обобщения опыта (хотя вроде бы он ут­верждает, что это именно так, множество свидетельств опровергает это). Постепенно все большее число исследователей начало признавать, что принцип верификации сам не отвечает критерию обоснованности, ибо не может быть подтвержден чувственными данными. Одним из возможных выходов было заявление, что принцип верификации — это вовсе не утверждение, а правило. Основной вопрос в отношении любо­го утверждения — это вопрос о том, является ли оно истинным или ложным. В отношении правил такой вопрос не ставится. Он формули­руется по-другому: Данное правило правильно или ошибочно? Имеет основания или нет? Хорошее или плохое? Иными словами, принцип верификации превращается в рекомендацию, но тогда мы должны были бы относиться к нему в соответствии с тем требованием, которое он сам и утверждает, то есть следует поставить вопрос: по каким основаниям мы признаем принцип верификации?

Обычно позитивисты дают два ответа. Первый из них сводится к следующему: принять принцип в качестве фундаментального эпистемо­логического правила значит привести оценку в соответствие с реально­стью (А.Айер). Но это весьма проблематичное объяснение, поскольку оно предполагает, что мы можем описать природу реальности. Очевид­но, что здесь возникает замкнутый круг. Если наше представление о реальности (сформировавшееся до введения принципа верификации) правильно, то тогда мы пришли к нему до того, как сформировали кри­терий, который, как предполагается, должен ввести различие между чувственным и нечувственным характером наших представлений. Сама

87

по себе идея сравнения эпистемологического подхода с реальностью весьма сомнительна, поскольку способ познания должен стать критери­ем того, что является реальным, а что нереальным, или имеет и не имеет смысла. Такой путь спасения принципа верификации от угрозы, созда­ваемой его собственным принятием, таким образом, оказывается весьма неубедительным.



Альтернативное объяснение необходимости принципа верификации как правила заключается в том, что в каком-то смысле принцип форму­лирует основное определение естественных наук. А поскольку эти нау­ки играют такую важную роль в нашей культуре, то мы должны при­нять в качестве основного эпистемологического правила то, которое в наибольшей степени соответствует ориентации науки (Р.Карнап). Но здесь видны две трудности.

Прежде всего, не так уж очевидно, что принцип верификации дейст­вительно является основным научным положением. Так, знаменитый английский философ Карл Поппер сделал утверждение с точностью до наоборот: верификация, по его мнению, приведет к еще большему раз­рыву между рациональностью и наукой. Поппер считает, что обычно мы можем подтвердить только такие положения, если в состоянии пе­речислить все те вещи, совокупность которых обозначает данное пред­ложение. Например, если я скажу, что у меня в кармане пять каранда­шей, это может быть полностью подтверждено путем проверки содер­жимого моего кармана.

Однако такой подход не имеет отношения к законам науки, посколь­ку чаще всего они представляют собой ничем не ограниченные обобще­ния. Например, возьмем предложение «при повышении температуры лед тает». Поскольку это предложение относится к неизвестному числу случаев, то оно не может получить полное подтверждение, поскольку мы не можем сказать, сколько именно примеров нам нужно для того, чтобы сформулировать доказанное общее правило. Поэтому верифика­ция не может стать критерием науки. В противном случае наука не смогла бы признать по рациональным основаниям некоторые из наибо­лее фундаментальных законов.

Вместо верификации Карл Поппер предложил критерий фалъсифи-цируемости. Для объяснения его смысла он привел свой знаменитый пример: если мы не сможем найти хотя бы одного черного лебедя, то можно утверждать, что все лебеди белые.

Поппер придавал важное значение творческому воображению в нау­ке, в частности, гипотезам, которые затем могут опровергаться с помо­щью фальсификационного эксперимента. Если гипотезу не удается фальсифицировать, то она может быть признана как научный факт. Иными словами, Поппер предложил доказательство от противного. Ар-

гументы Поппера показались научной общественности весьма убеди­тельными. В результате число сторонников позитивизма начало быстро идти на убыль.

Таким образом, позитивизм постепенно потерял свое влияние на эпистемологическом уровне. В немалой степени это было заслугой не только Поппера, но и того же Витгенштейна, который в своих «Синей» и «Коричневой книге», «Философских исследованиях» и в ряде других поздних работ подверг позитивизм интенсивной критике. Если «Логи­ко-философский трактат» Витгенштейна, по существу, инспирировал позитивизм, то его поздние работы сыграли немаловажную роль для его развенчания. По существу, тот же Витгенштейн открыл новую страницу в развитии теории и методологии в постпозитивистском мире.

Хотя целостная позитивистская программа утратила свое влияние, однако некоторые ее положения и сегодня сохраняют свое значение, в частности, идея о различии между фактом и ценностью, а также антина­турализм в этике. Эти и некоторые другие положения и термины вошли в обновленную политическую теорию, которая пережила, начиная с 1970-х годов подлинное возрождение.



Вопросы для самопроверки N?

1. Поясните смысл следующих терминов:

♦ эпистемология;

♦ рационализм;

♦ тавтология;

♦ трансцендентальный/трансцендентный.

2. Почему логические позитивисты считают, что теория не может сказать ничего значимого о природе ценностей?

3. В чем заключается принцип верификации?

4. В каком смысле Витгенштейн употребляет понятие тавтологии?

5. Поясните значение индивидуалистического и бихевиоралистского под­ходов к политической науке?

6. В чем заключается критерий фальсифицируемости?

7. Что общего между бихевиорализмом и позитивизмом?

8. В чем специфика бихевиоралистского метода исследования?

9. Как Гарольд Лассуэлл рассматривает власть? Что в его теории говорит о том, что он — бихевиоралист?

10. Какие недостатки есть у бихевиорализма?

11. Какую роль в бихевиоралистской теории играют такие понятия как вызов/ответ или стимул/реакция?



Дополнительная литература

89

1. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1958.



2. Никифоров А.Л. Философия науки: история и методология. М.: Дом интеллектуальной книги, 1998. Гл. 1.

3. Зотов А.Ф., Мельвиль Ю.К. Западная философия XX века. М.: Проспект, 1998. С. 334--Ш.

4. История современной зарубежной философии. Компаративистский подход. В 2 т. СПб.: Лань, 1998. Т. 2. Гл. 4. С. 131—135.

5. Цукерман А. Введение в политический анализ. Реферат-дайджест. Со­ставитель В.С.Комаровский. М., 1995. Гл. 6.

6. Власть. Очерки современной политической философии Запада / Под ред. В.В.Мшвениерадзе. М.: Наука, 1989. С. 95—127.

7. Антология мировой политической мысли. В 5 томах. Т. 2 / Под ред. Т.А.Алексеевой. М.: Мысль, 1997. С. 175—184.

90

Лекция 5

ИНСТИТУЦИОНАЛИЗМ. РА­ЦИОНАЛИЗМ В ПОЛИТИКЕ

Исследование политических институтов — центральная проблема политической науки. По мнению многих исследователей, политическая наука отделилась от философии, политической экономии и даже социо­логии, превратившись в самостоятельную дисциплину именно благода­ря этой проблематике. По существу, — это единственная тема, которую политологи не делят с другими отраслями знаний. Увлечение исследо­ванием формально-легальных политических структур в начале века бы­ло столь велико, что Грэхем Уоллес констатировал в 1908 году, что

«все, изучающие политику, анализируют институты и избегают анали­зировать человека».

Действительно, сложность и противоречивость политической жизни, появление новых процессов и явлений, таких как бюрократизация, ми­литаризм, коррупция и т.д., заставили политических исследователей по-новому посмотреть на государство и власть. Говоря словами американ­ского политолога Л.Козера, представители политической науки концен­трировали свое внимание на

«государстве как институте, осуществляющем монополию законного применения силы на данной территории» (определение Вебера)1.

Что же такое институт?_______________________________________

Термин «институт» происходит от латинского слова «institutum», что означа­ет «установление» или «учреждение». Политический институт — это, во-первых, состояние организованной общности, организационная форма объе­динения людей в особое сообщество, основывающееся на коллективной во-



1 Цит. по: Современная буржуазная политическая наука: проблемы государства и демократии / Под ред. Г.Х.Шахназарова. М.: Наука, 1982. С. 9.

91

ле, целях и образах жизнедеятельности; во-вторых, идеальная модель ассо­циации людей, формирующаяся по поводу власти и влияния, поддерживаю­щая интеграцию человека и коллектива, управляемость общностью и опи­рающаяся на коллективные ценности, организационные принципы, рацио­нальные нормы (установления), и, в-третьих, — реализация и воспроизвод­ство моделей (систем принципов и норм, правил и целей) общения в струк­туре совокупной практики политической активности индивидов и групп, че­ловеческого социума в целом2.



5.1. ГОСУДАРСТВО КАК ИНСТИТУТ

Прежде чем перейти к рассмотрению основных особенностей и на­правлений институционализма, вспомним, что такое государство. Нач­нем с известной притчи о трех слепых философах, которых попросили определить, что такое слон. Один, который держался за хобот, сказал, что слон — длинный и гибкий как змея. Другой, дотронувшись до ноги, сказал, что слон — высокий и круглый как ствол дерева. А третий, дер­жавшийся за ухо, сказал, что слон — это нечто тонкое и висячее. В прошлом политические мыслители, пытаясь дать определение такому институту как государство, по существу, делали то же самое. Он хвата­лись за отдельные аспекты государства, а затем начинали доказывать, что именно этот аспект важнее всего.

Что же такое современное государство?

Современное государство — это модернистский (современный) и западный проект. Оно складывалось на протяжении нескольких столе­тий в Европе, начиная со Средневековья. Средневековая система управ­ления была очень сложной и многоуровневой. Одновременно действо­вали слабые императоры и сильные короли, влиятельные аристократы (графы и князья) и несколько уровней частично автономных дворян. В соответствии с феодальными установлениями, эти разные уровни вла­сти были связаны друг с другом сложной системой взаимных обяза­тельств. Эту сложную картину следует дополнить собственной иерар­хией Католической церкви, влияние которой отнюдь не ограничивалось религиозно-идеологической сферой. Не стоит сбрасывать со счетов и ранние формы парламентов, уже действовавших на некоторых террито­риях.

В XVI-XVIII вв., то есть с началом периода Модерна (Современно­сти), в разных районах Европы начали появляться сильные централизо­ванные правители, который стремились установить неограниченный

2 Дегтярев А.А. Основы политической теории. М.: Высшая школа, 1998. С. 100— 101.

92

контроль над своей территорией — абсолютные монархи. Им удалось ограничить независимую власть графов, князей, бояр или баронов, обес­печить централизованный сбор налогов, создать большие армии и раз­ветвленный бюрократический аппарат, систему законов и правил. В тех странах, где победила протестантская Реформация, королям удалось установить свою власть также и над церковью. В ряде стран они сильно ограничили деятельность парламентов, сохранившихся со времен Сред­невековья.



В XVIII — начале XIX вв. рост государств получил мощный им­пульс в результате Французской и Американской революций. В резуль­тате американской революции было создано первое «сконструирован­ное» государство и весьма эффективная конституционная модель. Рево­люции привели к мощной мобилизации в армии обычных людей, быст­ро сменивших профессиональные армии аристократов. Империя Напо­леона во Франции продолжила эту массовую мобилизацию, открыв путь тому типу европейского и американского государственного строи­тельства, который стал преобладающим уже к концу XIX столетия. Массовые армии, начальное образование и протест против универсали­стских притязаний широко распространившегося либерализма привели к возникновению «национальных государств» (Nation state). Значение такого типа государственного устройства стало понятным после объе­динения Германии и Италии (1848—1870 гг.), а также Гражданской войны в США в 1860-е годы. Еще одним важным событием стал распад Испанской и Португальской империй в Латинской Америке и формиро­вание множества самостоятельных латиноамериканских государств, формировавших свое государственное устройство по европейским, а отчасти американскому образцу. Начиная с 1980 г. то есть с наступле­нием эпохи империализма, европейские державы создают колониаль­ные империи, тем не менее сохраняя тип национального государства в метрополиях. Приблизительно в это же время быстрыми темпами свою модернизацию осуществляет Япония, создавая большую армию, бюро­кратию, вводя всеобщую грамотность и т.д.

В XX веке, после окончания 1-й мировой войны, произошел распад Австро-Венгрии, завершивший процесс складывания системы нацио­нальных государств в Европе. Октябрьская революция в России также имела своим результатом модернизацию государственной формы, во­плотившуюся в Советском Союзе. В России не сложилось националь­ное государство, но, несомненно, форма Советской централизованной федерации была более современной формой, нежели неограниченная монархия. Деколонизация в 60-е годы Французской, Британской и Бель­гийской колониальных империй привела к образованию множества са­мостоятельных государств в 50—60 гг. Тенденция к увеличению числа самостоятельных государств продолжает сохраняться и поныне, во что

93

немаловажный вклад внесли дезинтеграция СССР и Югославии. Тем не менее, следует сказать, что множество из возникших самостоятельных государств, хотя и называют себя национальными, таковыми на самом деле не являются. Национальное государство, понимаемое в либераль­ном смысле, предполагает наличие сложившейся нации, объединенной общим языком, культурой, традицией, самоидентификацией, внутрен­ним рынком, но, что самое главное, — политическим сообществом. Помимо этого, современное государство должно обладать целым рядом обязательных признаков.



Приведем отрывок из работы известного французского политиче­ского теоретика Мориса Дюверже «Политические институты и консти­туционное право» (1960):

«Слово "государство" имеет два разных значения. Когда говорят о вме­шательстве государства в дела частного сектора, критикуют его и соби­раются реформровать, то имеют в виду совокупность управленческой организации, коллектив управляющих. Когда же гвоорят, что Франция, Италия, Великобритания являются государствами, то это означает, что они являются человеческими сообществами особого типа, суверенными нациями. Конечно, между этими значениями существуют родственные связи: государство в первом значении (государство — правительство) обозначает совокупность правителей современной нации, то есть госу­дарство во втором смысле (государство-нацию). В конечном счете вто­рое значение шире первого и в некотором роде включает его. Несмотря на это, важно четко различать оба значения слова "государство": в большинстве случаев контекст позволяет избежать путаницы. ... Государство-нация представляет собой объединение людей, сообщество, характеризуемое по нескольким критериям: в нем особенно крепки узы солидарности, оно обладает наиболее могущественной организацией. Таким образом, различие между государством и другими объедине­ниями людей, скорее, не качественное, а количественное: государст­во является самым полным, законченным и совершенным из челове­ческих сообществ, существующих в настоящее время. Отсюда проис­текает то, что юристы называют "государственным суверенитетом", в котором они видят основное определение государства.

...В настоящее время государства-нации представляют человеческие сообщества. Политически организованные наилучшим образом, т.е. со­общества, властная структура которых является наиболее сложной, со­вершенной, законченной. Правителей других сообществ часто изучают, избрав в качестве референтной группы руководителей государства: по сравнению со вторыми первые часто пребывают в зачаточном состоя-

3 Дюверже М. Политические институты и конституционное право // Антология мировой политической мысли в 5 томах. Т. 2. С. 657.

94

П.Данливи из Лондонской школы экономики и политической науки называет следующие основные характеристики современного государ­ства:



1. Государство — это форма организованных институтов, каким-то образом связанных друг с другом. Это позволяет определять госу­дарство как некую «единицу», как если бы все институты были од­ним действующим лицом. Институты — это отобранные с мораль­ной точки зрения социальные структуры (например, институт «обе­щания»), формальные организации (государственные ведомства) или комплексные совокупности правил (право, законодательство).

2. Разумеется, государство начинает вести себя как единый актер толь­ко на определенной дистанции. При ближайшем рассмотрении, лег­ко заметить, что разные институты государства стремятся к различ­ным целям, то есть государство как целое — это условность.

3. Государство должно действовать в конкретной пространственной области, в которой проживающее население составляет особое об­щество. Государство не может существовать без собственной терри­тории. Однако государство не может быть и на пустом месте, где нет никакого населения. Более того, это население должно быть органи­зовано в общество. Оно должно в большей степени взаимодейство­вать в своей среде, чем вовне, и демонстрировать свое единство че­рез язык, культуру, образ жизни.

4. Задачей государственных институтов должно быть принятие коллек­тивных решений и забота о том, чтобы эти решения исполнялись. Если группа институтов не принимает таких решений, или не в со­стоянии их выполнить, то это не государство.

5. Существование государства определяет сферу «публичности», часть социальной жизни, которая столь же ясно отличается от частной сферы в индивидуальной или коллективной деятельности. Таким об­разом, публичная сфера включает в себя чисто правительственную деятельность, а также политическую деятельность по оказанию влияния на государственные институты.

Официальная сфера Публичная сфера Публичная сфера

Частная сфера

95

Рис.1.

Кроме того, Данливи называет 7 дополнительных характеристик го­сударства, отнюдь не менее значимых, но выделенных им в отдельный список:

1. Суверенитет означает, что государство является высшим источни­ком власти на данной территории, а также осуществляет контроль над применением силы и принуждения. Кроме того, государство — высший центр принятия решений. Государство должно действовать вне зависимости от какого-либо внешнего контроля, тогда оно счи­тается суверенным.

2. Государство осуществляет контроль над въездом и выездом из стра­ны. Оно также определяет, кто именно является гражданином дан­ной страны, а кто нет.

3. Для того, чтобы обеспечить легитимность государства, оно должно демонстрировать свое стремление к защите интересов всего общест­ва и воплощать «общую волю» своих членов. Иными словами, госу­дарство должно постоянно подтверждать идеологически и этически свою законность своего существования.

4. Государство должно быть признано легитимным наиболее влиятель­ными группами в обществе. Не всякое государство получает под­держку большинства, но любое государство, если оно не является эфемерным, должно обладать существенной поддержкой со стороны какой-то части общества.

5. Современные государства имеют ряд общих черт с организационной точки зрения. Ими управляет бюрократия — формальные, иерархи­ческие организации, или, говоря словами Вебера, «бюджетные еди­ницы», финансируемые со сбора налогов, которые каждое государ­ство должно собирать с максимальной эффективностью. Именно контраст с капиталистическим производством, которое в условиях рыночной экономики финансируется с продаж и прибыли, является на сегодняшний день одним из важнейших путей идентификации го­сударственной сферы.

6. Современные государства различаются между собой также тем, как именно они регулируют социальную сферу — через использование легального аппарата для контроля над гражданским обществом. Обычно это фиксируется Конституцией — письменным документом (за исключением Великобритании, где письменной конституции нет, а государственное устройство регулируется на основании ряда от­дельных актов и прецедентов).

7. Режим должен быть признан как «государство» со стороны других государств. Признание суверенного государства со стороны других государств включает признание за ним определенных прав и обязан-

96

ностей на основе международного права, в том числе признание



принципа невмешательства в его внутренние дела4.

В настоящее время лишь немногие государства удовлетворяют всем названным критериям. Однако свыше 160 современных государств от­вечает их большинству. И хотя государственная форма управления се­годня является практически общепризнанной, есть государства и госу­дарства.

Следует отметить, что довольно ясно наблюдается тенденция к рас­пространению государства на все новые и новые сферы общественной жизни. В XVI—XVII веках важнейшим «вызовом» для жизни и имуще­ства подданных была бесконечная «война вех против всех». Томас Гоббс, как мы помним, поставил вопрос о сильной монархической вла­сти. Государство «ответило» на этот «вызов» созданием больших ар­мий, полиции, судов и т.д. В XVIII веке стало ясно, что величайшую угрозу для подданных несет уже само государство, ничем не ограни­ченная монархическая власть. «Ответом» на это стала идея разделения властей, принятие Конституций, введение избирательных систем.

Еще сто лет назад, в конце XIX столетия, демократические государ­ства в Европе и Северной Америке продолжали выполнять следующие традиционные функции:

♦ оборона;

♦ внутреннее законодательство;

♦ поддержка рынка с помощью системы законов;

♦ частичные общественные работы;

♦ сбор налогов.

Индустриализация и урбанизация ускорили развитие системы мас­сового образования, а также рост правительственных социальных про­грамм (ответ на «вызов» стихии рынка). После второй мировой войны широкое развитие получила программа «государства всеобщего благо­состояния» (welfare state). Британские социалисты ставили вопрос о том, что государство должно заботиться о человеке от колыбели до гро­ба. Сегодня нормой для развитых стран стало положение об обязатель­ном минимальном обеспечении каждого гражданина со стороны госу­дарства.

В свою очередь, принятие широких социальных программ вызвало быстрый рост бюрократии, особенно между 1945 и 1976 гг. в связи с идеей «государства всеобщего благосостояния», причем в наибольшей степени рос бюрократический аппарат в региональных и местных орга­нах. На разбухание государства влияют и другие факторы: например, в период «холодной войны» резко возросли расходы на оборону и после

4 Dunleavy P.J. Introduction to Politics. University of London, 1995. P. 7—8.

97

ее окончания не вернулись к прежним объемам; рост преступности при­водит к разбуханию полицейских структур и т.д. Иными словами, пред­сказание Вебера, что будущее принадлежит бюрократическому госу­дарству, похоже, начинает сбываться.



5.2. ОСНОВНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ИНСТИТУЦИО­НАЛЬНОГО ПОДХОДА

Институциональный подход использует три основных метода иссле­дования:

♦ описательно-индуктивный;

♦ формально-легальный;

♦ и историко-компаративистский.

Начнем с описательно-индуктивного метода. Описательный подход нередко называют современной историей. Его представители прибегают к обычным историческим методам исследования и изучают события, эпохи, деятельность конкретных людей и институтов. В своих исследо­ваниях они описывают и анализируют феномены, случившиеся в про­шлом, но объясняющие современные политические феномены. Он де­лает основной акцент на объяснении и понимании, а не на формулиро­вании законов. История для них — великий учитель мудрости. Именно так работают, например, современные международники, когда ищут истоки современных конфликтов в истории.

Довольно грубо можно сказать, что история занимается конкретным, а политическая теория — наиболее общим.

«Изучение истории делает нечто большее, чем просто оттачивает факты и позволяет нам делать или проверять обобщения. Она расширяет гори­зонт, корректирует перспективу, и она строит подходы к событиям, ко­торые могут иметь исторический смысл. Мы замечаем отношения меж­ду относительно изолированными событиями. Мы понимаем, что истоки настоящего похоронены далеко в прошлом, и что история — это про­шлая политика, а сегодняшняя политика — это будущая история»5.

Политические институты отнюдь не всегда создавались сознательно, скорее наоборот. Они развивались довольно медленно, как мы показали выше на примере государства. Именно это и делает исторический ана­лиз совершенно необходимым для понимания конкретного института.

Отличительной чертой описательно-индуктивного подхода является «гиперфактуальность». Иными словами, наблюдение является первич­ным, то есть приоритетное значение всегда придается фактам. С точки



5 Sait E.M. Political Institutions: A Preface. NY: Appleton—Century, 1938. P. 49.

98

зрения представителей этого подхода, политические институты являют­ся реальными и это их главное достоинство. Они вполне конкретны, за ними можно наблюдать, на них можно указать и даже потрогать. Мож­но изучить, как именно они функционируют. Иными словами, нет ниче­го более естественного, чем обращение к их конкретике, к самому фак­ту их существования, характеру его действий и способу осуществления власти. Именно так об этом методе исследования писал, например, Дэ­вид Истон.



Несмотря на то, что «гиперфактуальность» — характерная черта этого метода, он позволяет объединить эмпирическое исследование по­литики с анализом политических ценностей. Для того, чтобы опреде­лить политические институты, необходимо, полагает Майкл Оакшотт, чтобы они содержали в себе нормативные элементы.

Этот подход считается индуктивным, поскольку строится на основе повторяющихся наблюдений. Самым важным здесь является то, что изучение политических институтов позволяет фактам говорить самим за себя, оно обнаруживает нелюбовь к теории, в особенности современной социальной и политической теории, которая считается вторичной, если не опасной.




Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   19




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет