Часть III
енности
Слияние действительного и ценностного
Я начну с объяснения того, что я называю высшим переживанием, потому
что именно на примере этих переживаний наиболее просто и подробно
можно продемонстрировать мой тезис. Понятие <высшее переживание>
объединяет в себе лучшие мгновения человеческой жизни, счастливейшие
мгновения человеческого бытия, переживания экстаза, увлечения,
блаженства, величайшей радости. Я обнаружил, что эти переживания имеют
глубокие эстетические основания, такие как творческий экстаз,
материнская любовь, совершенные сексуальные переживания, родительская
любовь, переживания при родах и многие другие. Я использую
словосочетание <высшие переживания> как обобщенное и абстрактное
понятие, потому что обнаружил, что все эти экстатические переживания
имеют общие характеристики. Можно представить себе обобщенную схему
или абстрактную модель, которая описывала бы общие характеристики всех
подобных переживаний. Пользуясь этим понятием, мы сможем говорить
одновременно обо всех переживаниях подобного рода и о каждом из них в
отдельности (66,88,89).
Я получил от своих испытуемых множество описаний высших переживаний и
их мировосприятия в такие моменты. Эти описания можно подвергнуть
схематизации и обобщению.
Это необходимо сделать еще и потому, что кроме схематизации и
обобщения я не вижу другой возможности как-то осмыслить и упорядочить
многообразие накопленных мною определений и словесных конструктов.
Если попытаться сделать выжимку из множества слов и описаний мира,
каким он представляется людям в мгновения высших переживаний (а я
выслушал около сотни человек), то все это многообразие можно свести к
следующим основным характеристикам: правда, красота, цельность,
гармония, живость, уникальность, совершенство, нужность и
необходимость, завершенность, справедливость, порядок, простота,
богатство, спокойствие и вольность, игра, самодостаточность.
118
Ценности
Хотя этот список - всего лишь выжимка, сделанная одним конкретным
исследователем, я не сомневаюсь, что любой другой исследователь,
задавшись подобной целью, составит примерно такой же список. Я уверен,
отличия будут крайне незначительными и касаться они будут лишь подбора
более подходящих синонимов к тем же понятиям.
Эти понятия очень абстрактны. Да и как иначе? Ведь каждое из них
объединяет в себе несколько сторон очень разных по происхождению и
проявлениям переживаний. Само величие и широта охватываемого явления
неизбежно предполагают общий характер и абстрактность обозначающего
его слова.
Это - нюансы мировосприятия в моменты высших переживаний. Здесь могут
быть отличия только в степени выраженности, яркости того или иного
впечатления - иногда люди в первую очередь постигают правдивость и
истинность мира, а иногда - красоту.
Я хочу подчеркнуть, что этими понятиями обозначены характеристики
мира. Это описания мира, отчеты о его восприятии, свидетельства о том,
каким он представляется людям в лучшие моменты их жизни, и даже о том,
что он представляет из себя на самом деле. По сути эти описания сродни
репортажу журналиста, ставшего свидетелем некого события, или отчету
ученого, столкнувшегося с любопытными на его взгляд фактами. Это не
описания идеального мира и не проекции желаний исследователя. Это не
иллюзии и не галлюцинации - нельзя сказать, что человек, настигнутый
высшим переживанием, испытывает эмоциональный катаклизм, выключающий
его когнитивные способности. Напротив, высшие переживания обычно
оцениваются людьми как моменты просветления, мгновения постижения
истинных и подлинных характеристик реальности, прежде недоступных
пониманию*.
* Есть одна очень старая проблема - проблема соотношения истины и
откровения. Религия, как общественный институт, выросла на том, что
отказывалась признавать существование этой проблемы, но нас не должна
сбивать с толку и завораживать убежденность мистиков в абсолютной
истинности их мироощущения, данного им в откровении. Да, это своего
рода постижение истины - для них. Но и многим из нас знакомо это
чувство искренней убежденности в том, что перед нами открывается
истина - когда нас настигают мгновения откровений.
Однако человек три тысячи лет пишет свою историю и за это время уже
успел понять, что одной убежденности в истине недостаточно, -
необходимо некое внешнее подтверждение этой истины. Должна быть
какая-то методика верификации, некий прагматический тест, некая мерка;
мы должны подходить к этим откровениям с некоторой долей осторожности,
хладнокровия и сдержанности. Слишком многие духовидцы, провидцы и
пророки чувствовали абсолютную убежденность и заражали ею окружающих,
но впоследствии бывали посрамлены.
В известной степени это разочарование - разочарование в личных
откровениях - способствовало рождению науки. С тех пор и по
сегодняшний день официальная, классическая наука отметает откровение и
озарение, как не заслуживающие доверия.
Слияние действительного и ценностного
119
Так случилось, что именно мы - психологи и психиатры - оказались
первыми у истоков новой эры в науке. Психотерапевтический опыт
вынуждает нас повседневно сталкиваться с озарениями, высшими
переживаниями, безысходным отчаянием, прозрением и экстазом, как на
примере наших пациентов, так и на собственном опыте. Для нас все эти
переживания стали обычными, и мы уже можем утверждать, что хотя бы
некоторые из них несут в себе черты достоверности.
Пусть химик, биолог или инженер обескураженно разводит руками, в
очередной раз сталкиваясь с вечно новым открытием, что истина
рождается именно этим, вечно новым способом: внезапно, в момент
озарения, как взрыв, проламывая стены, преодолевая сопротивление,
преодолевая страх провидца. Для нас это работа; наш долг - испытывать
опасные истины, истины, испытующие нашу самооценку.
Холодный скептицизм ученого неоправдан даже по отношению к холодной
объективной реальности. Сама история науки, во всяком случае биографии
великих ученых, являют собой и дивный эпиграф внезапного,
экстатического постижения истины, и трудную повесть о медленном,
тщательном, постепенном подтверждении ее другими людьми, чья работа
так же отлична от полета мысли первых, как труд скарабея отличается от
свободного парения орла. В связи с этим мне вспоминается, как Кеккуле
увидел во сне кольцеобразную структуру бензола.
Бытует расхожее мнение, что суть науки заключается в накоплении
достоверных данных, в подтверждении истинности гипотез и скрупулезной
проверке идей на предмет правильности или неправильности. Но наука в
любом случае также является и инструментом открытия, а значит, ей
следует понять, что благоприятствует инсайту, откровению, прозрению, и
как затем использовать их в качестве научных данных. Другие примеры
подобного миропостижения - я говорю о высшем постижении, об особой
проницательности, приходящей к человеку в момент высшего переживания,
о способности увидеть ранее скрытую истину - можно найти в высшей
любви, в некоторых религиозных переживаниях, в групповой психотерапии,
в интеллектуальных озарениях и глубоких эстетических переживаниях.
Буквально в последнее время у нас появилась возможность валидизации
подобных способов познания. Эксперименты, проводимые независимо в трех
разных университетах, в которых исследовалась возможность лечения
алкоголизма при помощи ЛСД, оказались успешны в пятидесяти процентах
случаев (1). Я отдаю себе отчет в том, что очень скоро мы оправимся от
радости, вызванной этим удивительным достижением, этим нежданным
чудом, и со свойственной человеку ненасытностью примемся требовательно
вопрошать: <А что же те, которые не вылечились?> Но пока я хочу
процитировать письмо, полученное мною от доктора А. Хоффера.
Датировано оно февралем 1963 года:
120
Ценности
<Мы стремились использовать предельные переживания как терапевтический
инструмент. Наши пациенты-алкоголики принимали ЛСД или мескалин,
слушали музыку, подвергались визуальной стимуляции и словесному
внушению, - все было направлено на то, чтобы вызвать у них предельные
переживания. Такой курс лечения у нас прошли более пятисот
алкоголиков, и сегодня я могу сформулировать некоторые общие
закономерности. Первая и основная заключается в том, что большинство
излечившихся алкоголиков испытывали предельные переживания. И
наоборот, из тех, кто не испытывал таковых, не излечился практически
ни один.
Кроме этого, у нас появились серьезные данные, позволяющие говорить о
том, что аффект является главным компонентом предельного переживания.
Некоторые из испытуемых в первые два дня эксперимента вместо ЛСД
принимали пеницилламин, который вызывал у них переживания, аналогичные
тем, что вызывает ЛСД, но с меньшей выраженностью аффекта. Эти
пациенты погружались в галлюцинирование того же зрительного ряда, у
них отмечалось аналогичное смещение и искажение в способах мышления и
рассуждений, но их эмоциональный фон оставался ровным, они были скорее
сторонними наблюдателями за своими чувствами, нежели участниками
происходящих с ними событий. То есть, эти испытуемые не имели
предельных переживаний. И в результате только десять процентов из них
мы смогли счесть излеченными против ожидавшихся нами шестидесяти
процентов>.
Сейчас мы приступим к подъему на самую вершину - мы примемся за
составление перечня характеристик реальности, светлых черт того мира,
что видится людям в мгновения высших переживаний, и докажем, что они
совпадают с тем, что принято называть вечными ценностями или вечными
истинами. Мы увидим царство старого, доброго триединства - правды,
красоты и добродетели. То есть, перечень описанных характеристик мира,
являющегося взору человека в такие мгновения, одновременно является и
перечнем ценностей. Эти характеристики испокон веков высоко ценимы
великими религиозными мыслителями и философами, и список этот почти
полностью совпадает с теми вещами и явлениями, что у наиболее
серьезных мыслителей человечества заслуживало звания главного или
высшего смысла жизни.
Хочу повторить, что мой тезис формулируется в терминах науки, которую
я определяю как популярную. Любой человек может попытаться
переформулировать его, проверить его для себя; любой может проделать
то же, что проделал я; может, если пожелает, столь же объективно, как
это делал я, записать на магнитофон все, что ответят ему его
испытуемые, и затем обнародовать эти ответы. То, что я изложу ниже -
не схоластика.
Слияние действительного и ценностного
121
Мои опыты можно повторить, подтвердить или опровергнуть, мои выводы,
если угодно, поддаются даже количественной оценке. Они окончательны и
надежны именно в том смысле, что, если взяться повторить эксперимент,
то мы получим те же самые результаты. Даже с точки зрения
ортодоксальной, позитивистской науки девятнадцатого столетия мои
выводы нельзя считать ненаучными. Мои выводы - это когнитивное
заявление, это описание объективной реальности, характеристик космоса,
мира, существующего независимо от воли и пристрастий человека, который
только сообщает о нем и только описывает его, это сухой перечень того,
каким видится мир человеку. Эти данные можно обрабатывать
традиционными научными методами, устанавливая меру их точности или
неточности*.
Однако это же описание мироощущения одновременно выступает и как
оценочное описание. Перед нами предстают ценности, способные
воодушевить человека, вещи, за которые человек готов пойти на смерть,
терпеть боль, страдания и лишения. Их можно назвать <высшими>
ценностями потому, что они, как правило, открываются лучшим людям, в
лучшие моменты их жизни, при самых благоприятных условиях. Мы
оказываемся в понятийной среде высшей, более совершенной, более
одухотворенной жизни, и хочется сразу добавить, что погружение в эту
среду должно стать и главной целью психотерапии, и конечной целью
образования, образования в самом широком понимании этого слова. Именно
в этой атмосфере зарождаются качества, так восхищающие нас в великих
людях, качества, которые были присущи нашим героям, нашим святым,
которые приписывают даже нашим богам.
Таким образом, когнитивный процесс становится одновременно и процессом
определения ценностей. То, что существует, принимает свойства
должного. Факты становятся оценками. Реальный мир, увиденный и
понятый, превращается в мир ценимый и желанный. Мир, который <есть>,
ста-
* Любой человек в меру своей заинтересованности в состоянии продолжить
эти исследования. Например, некоторые из моих студентов осуществили
несколько экспериментов. В одном из них, очень простом, который мы
затеяли только для того, чтобы показать, в каком направлении можно
продолжать работу, мы обнаружили, что у девушек - учащихся колледжа -
высшие переживания зачастую вызываются любовными чувствами и
осознанием того, что они любимы. И напротив, их ровесники-юноши больше
ценят такие вещи, как решение поставленной перед собой задачи, успех,
достижение превосходства над окружающими. Этот вывод согласуется и со
здравым смыслом, и с клиническими данными. Можно представить себе
множество других исследований подобного рода; поле для опытов
безгранично расширилось после того, как было доказано, что высшие
переживания достижимы искусственным путем, при помощи лекарственных
препаратов.
722
Ценности
новится миром, который <должен быть>. То есть, говоря другими словами,
действительное сливается с ценностным*.
Трудности с определением понятия <ценности>. Очевидно, что все, о чем
здесь идет речь, имеет отношение к ценностям (21,93), как бы
по-разному мы ни определяли это понятие. Не вызывает сомнений, что это
слово для разных людей обозначает совершенно разные вещи. Я убежден,
что из-за путаницы со значениями, которые придаются этому термину, в
скором времени мы откажемся от него в пользу более точных, более
пригодных к употреблению терминов, каждый из которых будет содержать в
себе одно значение из того множества, что сегодня объединяется
понятием <ценности>.
Если поддаться искушению образного мышления, мы можем представить себе
понятие <ценности> как большой сундук, где хранятся самые
разнообразные, зачастую непонятные вещи. Многие философы, писавшие о
ценностях, пытались найти некую формулу, определение, которые
позволили бы объяснить, почему под крышкой одного сундука оказались
такие разные вещи. Они настойчиво задавались вопросом: <Что на самом
деле обозначает это слово?> - забывая, что слово само по себе может не
значить ничего, что оно может быть просто биркой на сундуке. В таком
случае возможно только плюралистическое описание понятия, только
составление списка вещей, только перечень значений, которые
приписывают слову разные люди.
Я предлагаю вашему вниманию серию частных наблюдений, череду
предположений и ряд вопросов, посвященных разным сторонам этой
проблемы, - и таким образом попытаюсь добиться слияния или хотя бы
приблизиться к слиянию того, что люди называют <ценностями>, и того,
что заслуживает звания <факты>. Мы с вами попытаемся перейти от
лексиграфических споров к большему пониманию того, что на самом деле
происходит с явлениями, изучаемыми психологией и психотерапией,
покинем холодный космос семантики и обратимся к миру природы. И это
будет первым шагом к тому, чтобы признать поднятые нами проблемы
научными (в широком понимании научного, включающем в себя не только
сухие цифры экспериментальных данных, но и опыт человеческих
переживаний).
Психотерапия как поиск <существующего> и <должного>. Подобный же метод
рассуждений мне хочется применить и по отношению к феноменам
психотерапии и самопознания. Обычно человек, задавшись целью
Считаю нужным сразу же оговориться, что <должно>, как я употребляю
это понятие, являет собой нечто отличное от невротического <должно> по
Хорни (см. главу 3 в (49)).
<Долженствование> по Хорни обычно исходит извне, от некого арбитра,
долженствование a priori, перфекционистское, - одним словом, заведомо
неисполнимое. Когда я говорю о <долге>, я подразумеваю конституционный
уклад организма, реальный потенциал, заложенный в нем, который может
быть задействован и который организм призывает на помощь в случае
угрозы заболевания.
Слияние действительного и ценностного
понять, чему он равен, что он представляет из себя на самом деле,
подходит к этому с точки зрения <долженствования>. Что я должен
делать? Каким я должен быть? Как мне поступить в этой ситуации?
Посвятить мне себя этой работе или той? Развестись или нет? Быть или
не быть?
Неискушенный человек, оказавшийся рядом, склонен воспринимать такие
вопросы однозначно. Он сразу же отзовется <я бы на твоем месте...> - и
даст конкретный совет. Но специалист не может не знать, что советы
такого рода в лучшем случае не помогают решить проблему, а в худшем
могут нанести непоправимый вред. Я бы не взялся растолковывать другому
человеку, как ему следует поступить в той или иной ситуации, не стал
бы давать конкретных советов.
Мы уже знаем, что для того, чтобы человек понял, как ему следует
поступать, он прежде должен понять, кто он такой, что он из себя
представляет. Прямая дорога к главным нравственным и ценностным
решениям, к верному самоопределению, к <правильности> идет через
самого человека, через познание им своей природы, своих особенностей,
через открытие им правды о самом себе. Чем глубже он познает свою
природу, желания своего внутреннего <Я>, свой темперамент, свою
конституцию, свои потребности и устремления, чем отчетливее он
осознает, что на самом деле доставляет ему радость, тем легче,
естественнее, автоматичнее, эпифеноменальнее будет решена им проблема
ценностного выбора. (Это не мое наблюдение, это одно из величайших
открытий фрейдизма, незаслуженно обойденное вниманием.) Если человек
познает, что именно согласуется с его природой, что приемлемо для нее
и что нужно ей, то многие проблемы просто отпадут сами собой, а
решение остальных не составит труда*. (Не стоит забывать, что по-
* Нельзя сказать, что познание своей идентичности, достижение
аутентичности, полная самореализация автоматически избавляют человека
от всех этических проблем. Когда отпадут псевдопроблемы, четче
проступят реальные. Но, без сомнения, человек, ясно осознающий себя,
легче решит и их. Честность перед собой, ясное понимание собственной
природы служат необходимыми предпосылками естественности морального
выбора. Я ни в коем случае не беру на себя смелость утверждать, что
для этого достаточно просто стать аутентичным или хорошо познать себя.
Зачастую одной аутентичности недостаточно - она выступает в качестве
необходимого, но отнюдь не достаточного условия. Я пока не оставляю в
стороне несомненное обучающее воздействие психотерапии, когда терапевт
становится для своего пациента примером для подражания, когда пациент
невольно принимает систему ценностей терапевта. Хочу
сконцентрироваться на основных вопросах: Что главное для человека? Что
второстепенное? Что нужно развивать? Что нужно минимизировать? К чему
должна стремиться психотерапия - просто помогать человеку обнаруживать
правду о нем самом, то есть к чистому самопознанию, или ставить перед
собой более прагматические цели? Попутно замечу, что если мы не хотим
навязывать или внушать пациенту свое мировосприятие и свою систему
ценностей, мы можем воспользоваться как уроками отчужденности
психотерапевта от пациента, преподанными Фрейдом, так и методом <спора
о главном> экзистенциальной психотерапии48.
124
Ценности
знание природы одного человека одновременно приближает нас к познанию
человеческой природы в целом.)
Таким образом, мы помогаем человеку обрести его <должно> при помощи
того, что <есть>. Познание своей глубинной сущности это - одновременно
и постижение фактов, и постижение ценностей. Такого рода ценностный
поиск, хотя он основывается на сборе данных, фактов, информации, то
есть на поиске истины, находится непосредственно под юрисдикцией
науки. Что касается психоанализа, как и всех прочих, не посягающих на
целостность человека, а только раскрывающих его сущность,
невмешательных, даосистичных методов терапии, то одинаково справедливо
будет сказать, что они с одной стороны являются научными методами, а с
другой - способами постижения смысла жизни; терапия такого рода - это
всегда нравственный поиск, даже поиск божественного в
естественнонаучном смысле.
Заметьте, во всех этих методах терапевтический процесс и цель терапии
(еще один обычный контраст между тем, что <есть> и что <должно быть>)
неотделимы друг от друга. Попытки развести эти две стороны одного
явления выглядели бы нелепо, если бы не грозили трагичным исходом. В
данном случае ближайшая цель терапии и сам процесс терапии - это поиск
того, что представляет из себя человек. Вы хотите понять, каким вам
следует быть? Тогда поймите, что вы представляете из себя! <Обрети
себя>! Взявшись описать, каким должен стать человек, мы невольно
опишем, какой он есть в своей природе'.
Здесь <ценность> понимается как телос, как желанная цель, как реально
существующая конечная станция, земля обетованная. Истинное <Я>, к
которому стремится человек, уже существует, и следы его присутствия
зримы, так же как в истинном обучении главное - не диплом, вручаемый в
конце четырехлетнего пути, а сам этот путь - мгновение за мгновением,
посвященные учению, познанию, размышлению. Так же и рай - не небесные
врата, в которые праведник вступает после смерти, освободившись от
бремени жизни, но сама жизнь. Рай уже здесь, он окружает нас.
Бытие и Становление существуют бок о бок, одновременно, в каждом
текущем моменте. Так, путешествие будет в радость только тогда, если
не вспоминать ежеминутно, как далек пункт назначения. Слишком поздно
ко многим из нас приходит понимание, что выход на пенсию, мнившийся
благостным отдыхом от трудов - не такое уж счастье, а вместе с
пониманием приходит и чувство горечи от того, что так мало радовались
мы своей работе и своей молодости.
* <Реальное Я> в некотором смысле тоже является конструктом, выдумкой.
Слияние действительного и ценностного
125
Смиренность или готовность принять. Есть еще один способ сблизить
действительное и ценностное, и этот способ - смирение. В этом случае
человек добивается согласия с собой, слияния действительного и
Достарыңызбен бөлісу: |