Тема войны и мира в советской литературе

Третий урок — практикум (см. Практикум под ред. Ю. И. Лыссого, с. 402-420).

Тема войны заняла особое место в развитии послевоенной литературы...
К следующему уроку учащиеся получают задания:

1. Подготовить сообщение на тему «Литература второй половины ХХ века» (по плану составленному на уроке)

2 Подготовиться к обсуждению произведений К Воробьева «Убиты под Москвой» Ю Бондарева «Горячий снег», В. Быкова «Сотников».

3. Написать отзыв об одном из этих произведений.

4. Выписать из текста (текстов) 4—5 примеров в которых наиболее ярко проявляется жизненное кредо главных (главного) героев

«... Идет время, но не тускнеют в памяти людей годы войны. Великая Отечественная!

Без ложной скромности мы можем повторить слова “... наша военная литература — лучшие ее книги — великая литература”¹».

Литература о войне продолжает произведения, написанные в 1941—1945 гг. и в послевоенный период. В 1945—1950 гг. главной в творчестве была тема Великой Победы. Это еще не анализ не исследование: «Почему так случилось, что враг дошел до Волги, но победа все-таки состоялась?» В 60-е годы начинается новый этап в развитии этой темы. Иногда произведения К. Симонова, Г. Бакланова, Ю. Бондарева, К. Воробьева, Б. Васильева, В. Богомолова называют «прозой психологического драматизма» Эти писатели знали войну по собственному фронтовому опыту. Их интересовали не масштабные битвы и торжественные марши, а «пядь земли», за которую дрались и умирали солдаты. Их произведения о том, как попадали в окружение, как отступали, как в отчаянном напряжении сил одолевали врага.

В. Быков говорил: «Война — это повод поговорить о хорошем и плохом в человеке», т. е. войной должны заниматься историки, а писатели — осмыслять нравственные истоки в военных событиях и в человеке.

Многим из старшеклассников неизвестно имя писателя Константина Воробьева (1919—1975). Он родился в Курской области, воспитывался в детском доме. Кремлевский курсант К. Воробьев участвовал в битве под Москвой, попал в плен, был в концлагере, бежал, партизанил в Литве. Все его произведения автобиографичны: «Убиты под Москвой», «Это мы, господи!», «Крик» и др. В 90-е годы появилось много публикаций о его творчестве.

Как знамение воспринималось появление правдивых книг о войне, среди них — и Константина Воробьева. Читая и перечитывая его военные повести «Убиты под Москвой» «Крик» и недавно увидевшую свет повесть «Это мы господи!..», задаешься вопросом в чем же притягательная сила этих произведений, почему столько лет они волнуют самых разных читателей.

Прежде всего, они «покоряют правдой, художественным воссозданием реального облика войны, той достоверностью, что дается только словом горьким опытом, опытом солдата писателя»².

Осенью 1941 г была брошена на фронт учебная рота кремлевских курсантов («Убиты под Москвой»). Двести сорок человек... и все одного роста, но каждый индивидуален, каждый выбрал свой путь в этом жесточайшем из боев. Эти рослые мальчики умирали с честью и мужеством. В живых остался только лейтенант Алексей Ястребцов. Стать свидетелем массового убийства — это еще не все, что уготовила ему судьба… Действие продолжается всего пять дней, но кажется, что это годы. К. Воробьев в описании разгрома наших частей правдив и честен (это было новым в литературе).

В период тяжелых испытаний для страны, каким явилась война 1941—1945 гг., писатели стали и летописцами, и участниками народного героизма С первых же дней войны вместе со всем народом ушли на фронт известные и неизвестные писатели.

Многие мастера пера «рождались» на полях сражений и уже в послевоенные годы поведали миру о суровых днях испытаний, о том, как в великой битве, в нечеловеческих условиях раскрывается духовная красота человека, сражавшегося за счастье грядущих поколений. Об этом роман Ю. Бондарева «Горячий снег». Именно на Сталинградском фронте, на реке Мышковой, было первое боевое крещение писателя первый его бой.

Это произведение рождала не только горячая и живая память писателя — участника событий, но и непосредственные встречи автора с маршалами и генералами, анализ многих архивных материалов и кадров кинохроники. «Горячий снег» — большая книга о героико-трагическом прошлом — создавалась и памятью, и современностью. Действие романа происходит под Сталинградом, где была окружена гитлеровская группировка. Но немцы еще не побеждены. Танковая армия Манштейна пытается прорваться к окруженным гитлеровским войскам и встречает на своем пути русскую армию под командованием генерала Бессонова. «Ни шагу назад, выбивать танки! Стоять и о смерти забыть!» — таков приказ Бессонова. Он понимал всю меру ответственности как командующего, в чьей власти находятся десятки тысяч жизней, от решения которого зависит успех или неуспех операции. Генерал Бессонов знал, как велика опасность, знал, что она угрожает армиям, окружившим Паулюса, войскам, которые начали гнать гитлеровцев на запад. И поскольку он знал это, он должен был принять решение, чтобы устранить опасность. Его решение практически верно, хотя со стороны его действия могут казаться чересчур категорическими и беспощадными. Вспомним хотя бы эпизод с танкистами, которые, не выдержав напряжения, отошли. «Немедленно в танк и вперед! Откуда сумели вырваться! — приказывает Бессонов командиру. А если еще раз подумаете об этом “вырваться”, пойдете под суд как трус и паникер! Немедленно вперед!» Бывают обстоятельства, когда высшей степенью проявления гуманности является безжалостная требовательность. В таких обстоятельствах изображается Бессонов.

А ведь он болен! Помимо всего многообразного и трудного, чем он обязан заниматься в качестве командующего армией, он постоянно должен еще преодолевать в себе муки физические и нравственные: «Но то, что почти постоянно приходилось испытывать мешающую боль в голени, отчего немели пальцы на правой ступне и порой появлялось нечто похожее на страх перед бессмысленным, как пустота, лежанием в госпитале, куда опасался попасть вторично, если откроется рана, и то, что после назначения в армию он все время думал о судьбе сына, рождало в нем тревожные толчки душевной неполноценности, странной зыбкости, чего терпеть не мог ни в себе, ни в других». В часы сражения Бессонов отстраняет от себя все: боль от незажившей раны, думы об участи попавшего в плен сына-лейтенанта. Ничто не должно мешать трезвой оценке фронтовых событий. К тому приказу, который он произнес, Бессонов подготовился раньше: «Он не хотел успокаивать, оправдывать, обманывать самого себя — он шел на высоту с этим обдуманным, готовым приказом, уже полагаясь на сознательную беспощадность его как единственно возможное решение в сложившейся на сейчас обстановке, заранее представляя потери в полках, хотя можно, казалось, было бы, рискуя следующим часом, отдать другой приказ ввести в бой силы второго эшелона корпуса или армейский резерв. Но ни Бессонов, ни кто другой не способен был предвидеть, как сложится переменчивое положение через час, через два, т. е. то положение для всей армии, когда уже представлялась невозможность исправить что-либо».

Такова жестокая правда войны. Такова тяжелая ответственность командира — произносить суровые приказы, вроде того, который еще раз произнес Бессонов: «До конца боя буду у вас на энпэ. Стоять на занимаемых рубежах до последнего. Для всех без исключения объективная причина ухода с позиции может быть одна — смерть».

Но искусство полководца не в отдаче суровых или жестких приказов, а в умении анализировать факты и принимать единственное из многих решений. Бессонов знал, что «за все на войне надо платить кровью — за неуспех и за успех, ибо другой платы нет, ничем ее заменить нельзя». Бессонов верил своих солдат, в их мужество и не ошибся. Артиллеристы выбили у Манштейна танки. Выстояли. Не просто выстояли! Обеспечили победу! Случилось то, во что трудно было поверить. «Там, на том берегу, в раздавленных танками траншеях, на разгромленных позициях батарей, начали вести огонь, вступали в бой те оставшиеся в окружении, отрезанные от дивизии, кто по всем расчетам никак не должен был уцелеть и не числился в живых». Когда бой откатился от станицы, Бессонов направился в боевые порядки войск, державших оборону. Шестерых человек встречает на позиции дивизии Деева командующий армией, только шестерых... Дорогой ценой досталась победа! Это правда, которую нужно знать, чтобы понять истинную цену нашим сегодняшним мирным дням. Жесткий, совсем не сентиментальный, Бессонов не может сдержать слез восхищения перед героизмом своих солдат.

«Спасибо вам! — говорит он уцелевшим воинам. — Спасибо, от меня! Все, что могу... Сполна заслужили и Героев, но все, что могу... За этот бой сердечное мое спасибо! Теперь легче будет. Теперь наступать будем».

Бондарев показал в романе, как человек на войне проходил проверку на человечность через «нечеловеческое испытание огнем». Исход боя решает поведение каждого солдата, взаимная поддержка, мужество и стойкость всех людей. Перед ними стояла нелегкая задача выстоять, не дрогнуть перед лицом смерти.

Наиболее грамотно, безошибочно и результативно действует командир орудия, во многих ситуациях смело и успешно берущий на себя функции и комвзвода, и комбата. Но в центре внимания автора лейтенант Кузнецов. Он от природы добр, откровенен, полон сочувствия и интереса к людям. В бою, в минуты смертельной опасности, герой начинает преодолевать самого себя. Он не привык, не научился посылать людей на вполне вероятную смерть. Но к этому невозможно привыкнуть (тем более научиться, если ты человек, а не машина). А смерть на войне повсюду.

«Как приказывать, как требовать выполнить то, что сам сделать пока не можешь». «Я не имею права так. Не имею! Это отвратительное бессилие... Надо снять панорамы! Я боюсь умереть? Почему я боюсь умереть? Осколок в голову... Я боюсь осколка в голову?.. Нет, сейчас выскочу из окна. ... У меня не хватает сил выскочить из ровика... Готов приказать, а сам сидеть здесь».

Он стыдится, мучается, мечется.

И только когда он сам смог сделать то, что должен был приказать другим, Кузнецов чувствует за собой не только командирское, но и моральное право требовать и спрашивать с других. Он бросался в самые жаркие бои на помощь товарищам.

Сержант Уханов ведет огонь по танкам, которые прорвались уже на батарею. Сражаются все, кто только может держать автомат или поднять гранату. Но даже в такой сложной обстановке Кузнецов заботится о людях. Он не может оправдать Дроздовского, пославшего на бессмысленную гибель Сергуненкова. Дроздовский был лучшим в училище и командиром батареи назначен вполне заслуженно. Он хочет сам, независимо ни от кого и ни от чего, отличиться. Нацелен на подвиг, как никто другой. Но что-то не «сработало» в этом подготовленном к войне молодом командире. Слишком нетерпеливо спешил отличиться, искал, сразу все поставив на карту, нечто вроде своего Тулона. Поэтому мог навязывать свое самое опасное для жизни других и практически бессмысленное решение. Но нельзя считать Дроздовского трусом, не выдержавшим испытаний, не сумевшим преодолеть «или-или». Он храбро сражался.

В самые трудные моменты боя люди забыли чувство страха перед танками, перед смертью или ранением, они выполнили свой долг до конца. Какая же выдержка у них, если их батарея, уже единственная, продолжала стрелять по врагу! Другие батареи были подавлены, и их расчеты погибли. Бондарев утверждает, что в подобные минуты рождалась победа. В такие часы духовно крепли люди, обагрившие своей кровью снег, ставший горячим. Никакие танки не смог ли сломить их волю.
БЫКОВ В. «СОТНИКОВ» (1970)

На обелиске одной из братских могил под Кировоградом в длинном списке погибших и его фамилия. Он узнал об этом через много лет после войны, побывав на месте кровавых боев, а спас его тогда счастливый случай: тяжело раненный, он выполз из хаты, через которую тут же прошли фашистские танки. Подобрали его потом, видимо, санитары другой части, а в полку посчитали погибшим, отправили матери «похоронку».

Быков писал, что многие книги о войне продиктованы их авторам не остывшим и ныне чувством долга людей, «вдоволь насмотревшихся на кровь, муки и пот пехоты»¹. На войне люди часто стоят перед тяжким выбором: жизнь или смерть; жизнь, к ценой нравственного падения, или смерть от руки палачей третьего не дано, уклониться невозможно, ты сам должен выбрать свою судьбу. Эта ситуация в центре авторского внимания в произведении Быкова «Сотников» (1970). Два человека, два героя повести предстают перед читателями Рыбак и Сотников.

В Рыбаке многое вызывает симпатию. В нем нет бездушия, задних мыслей, жестокого расчета. Это человек без амбиций и претензий, ни зависть, ни злоба его не гложут. «Он не любил причинять людям зло — обижать невзначай или с умыслом, не терпел, когда на него таили обиду. В армии, правда, трудно было обойтись без жесткости — случалось, и взыскивал, но старался, чтобы все выглядело по-хорошему, ради пользы службы». Ему свойственно чувство товарищества. Он искренне сочувствует Сотникову, и Сотникова трогает его внимание. Заметив, что Сотников мерзнет в шинели и пилотке, он отдает ему полотенце, чтобы тот хотя бы шею замотал. Делится с ним остатками порции пареной ржи. И не только о своем напарнике заботится Рыбак — для него «не так важно было, что вдвоем они остались голодными, — больше тревожила мысль о тех, которые мерзли теперь на болоте. За неделю боев и беготни по лесам люди измотались, отощали на одной картошке, без хлеба, к тому же четверо было ранено, двоих несли с собой на носилках». Рыбак сил не пожалеет, если надо кому-то помочь. Когда в перестрелке с полицаями Сотникова ранили, Рыбак, которому удалось оторваться от преследователей, возвратился за товарищем, помог ему ползти или идти, нес его на себе. Парень он здоровый, крепкий, но «он так устал, как не уставал, наверно, ни когда в жизни...» И в бою под огнем он вел себя достойно. Они с Сотниковым и сблизились после того, как вместе прикрывали отход их сильно потрепанного карателями отряда, а это трёбовало и выдержки, и смелости.

Как же случилось, что неплохой парень, по природе своей не трус и не шкурник, попав в руки врагов, перешел на их сторону, стал полицаем и участвовал в казни своего товарища, с которым они вместе отбивались от карателей, которого он, изнемогая от усталости, тащил на себе, чтобы спасти от смерти или фашистского плена? Как это могло произойти?

Разобраться в этом поможет рассказанный Быковым случай, который, вероятно, и был первотолчком, заставившим его размышлять над той нравственной проблемой, что легла в основу «Сотникова». В августе 1944 г. в одном румынском селе писатель встретил военнопленного, который поведал ему печальную и одновременно страшную историю. В бою на днепропетровском плацдарме тот не погиб, а был ранен и попал в плен. Он захотел выжить и, вознамерившись обхитрить немцев, записался во власовскую армию с надеждой улучить момент и перебежать к своим. В конце концов оказался в плену у наших, конечно же, сдался сам...

«Оказавшись в плену, он превыше всего поставил собственную жизнь и решил обхитрить фашистов. И вот плачевный результат этой хитрости...»²

В «Сотникове» автор испытывает своих героев не огнем, не голодом, не угрозой смерти, а ее неотвратимостью. Это проверка человека безвыходностью: может ли выдержать, при каких условиях? Быков ведет повествование таким образом, что мы видим происходящее попеременно то глазами Сотникова, то глазами Рыбака.

Композиция повести предоставляет героям равные возможности для самораскрытия, которые они «используют» каждый в соответствии со своим характером: Сотников чтобы постоянно судить себя, перепроверять нравственную обоснованность своих поступков; Рыбак для самооправдания, когда у него возникает смутное беспокойство, верно ли он поступает. Конечно, эти попытки примирить противостоящие друг другу моральные обязательства и жизненные обстоятельства, найти для себя какую-то лазейку, иллюзорны и наивны, но надо учесть страшную тяжесть этих «навалившихся» на героев повести бесчеловечных обстоятельств. Без этого нельзя вершить над ними нравственный суд.

Идея повести — в обличении не предательства как такового, а нравственного компромисса, который может привести к предательству. Безоговорочно осуждая поступок Рыбака, автор к самому персонажу относится не однозначно — поначалу даже с симпатией, потом с жалостью; в финале повести он вызывает у него не ненависть, а скорее презрение, смешанное с жалостью. Причину падения Рыбака писатель видит «в его душевной всеядности, несформированности его нравственности».

Иным предстает перед читателями Сотников. Мрачноватый, нескладный, неустойчивый. Герой повести не сразу завоевывает читательское уважение и симпатию. Были у него и недостатки — безоглядная категоричность, например. Но Быков хочет показать, что столь мужественно и бесстрашно мог вести себя перед лицом фашистских палачей только такой Сотников, каким он был, со всеми достоинствами и недостатками. Его нравственное чувство никогда не дремлет, определяя его поведение и в большом и в малом. Сотников не может совершить опрометчивый поступок, не подумать о возможных последствиях того или иного своего шага. Обостренное нравственное чувство удерживает его и от малых, незаметных компромиссов. Он понимал, что стоит только протянуть фашистам палец — и придется служить им, превратиться в часть той машины, которую во что бы то ни стало необходимо уничтожить. На этом он стоял твердо и неколебимо. Именно потому, что он предъявлял к себе самые жесткие требования, Сотников смог устоять — ни пытки, ни угроза смерти не сломили его, он не предал ни других, ни себя, ни дела, которому служил. К страшному испытанию, выпавшему на его долю, он был нравственно подготовлен.

Суровые уроки преподала ему война, но он воспринимал те из них, которые укрепляли его волю к сопротивлению обстоятельствам, его решимость, не считаясь ни с чем, не изменять своим принципам. Сотников убежден был, что в бою надо драться невзирая ни на что и до последней возможности. В плену он убедился, что перед теми, кто преодолел страх смерти, фашистские палачи бессильны.

Перед смертью Сотников решает попытаться спасти сидящих вместе с ним в полицейском подвале людей: он откроет немцам, кто он, признается, что убил полицая, и заявит, что остальные тут ни при чем. Но план смертью своей купить избавление тем, кто был рядом с ним, рухнул — страстное желание, чтобы и смерть его стала деянием, оказалось неосуществимым... Ему оставалось только одно — встретить свой смертный час с солдатским мужеством, «уйти из этого мира по совести, со свойственным человеку достоинством». Стоя с накинутой петлей, Сотников и тут остается верен себе, думает о других: он находит силы, чтобы поддержать мальчишку. Сотников «одними глазами улыбнулся мальцу — ничего, браток». Эта улыбка означала, что фашистские палачи не всесильны и не всевластны, они не могут одолеть того, кто им не покорился¹.

Василь Быков от трагедии души в «Сотникове» перешел к размышлениям о национальной трагедии народа («Знак беды», «Карьера», «Облава», «Стужа»). Мастерство писателя всегда поражает своей точностью и жизненной горечью. От «Сотникова» и до последних произведений автора в центре повествования психологически и философски разработанные темы предательства и доносительства.

1. Прочитайте одно из названных ранее произведений («Убиты под Москвой», «Горячий снег»², «Сотников»).

2. Напишите отзыв об этом произведении.

3. Выпишите из текста 4—5 примеров, в которых наиболее ярко проявляется жизненное кредо главных (главного) героя.

Проза Ю. Бондарева большое явление, значение которого во многом еще не раскрыто нашей критикой. Здесь сплелись воедино трагизм и лирика, философское раздумье и мастерство живописно образной пластики, для писателя характерны не батальные решения, не событийный момент, а углубленное исследование человеческой души. Не просто обостренная социальная конфликтность, но выявление противоречий бытия.

«Берег» (1975) — это роман о нелегкой цене Победы в самой из кровопролитных войн, о тех невосполнимых утратах, что понес наш народ и человечество в целом, отстаивая свою свободу и независимость. Фронтовые годы освещены философской мыслью, обогащенной современным представлением о судьбах прошлого.

Ю. Бондарева давно волновала тема выбора. Интерес художника понятен, ибо, как он сам писал, именно эта проблема «дает возможность исследовать не самую войну, а возможности человеческого духа, проявляющиеся на войне». В романе «Выбор» (1980) исследуется не случай или казус (Илья Рамзин не заурядный изменник, не обычный трус и дезертир), но сложное социально-психологическое явление. Новое постижение Ю. Бондаревым темы войны и мира состоит в том, что им показана иллюзорность теории «личного наслаждения в эпоху противопоставления двух миров», развенчан идеал сытости и потребительства на призрачной «нейтральной полосе» и философия преуспевания под тенью золотого тельца. Философская концепция «Выбора» — это противостояние духовности и бездуховности, светлого мира добра, эмоциональной щедрости, таланта — бездарности и эгоцентризму, социалистического образа жизни рваческой морали потребления. Война становится «точкой отсчета» и биографии, и нравственного кодекса героев, которые живут сегодня. Так происходит с писателем Никитиным («Берег») и художником Васильевым («Выбор»). Это романы о человеческих судьбах, в них раскрывается суть философии Ю. Бондарева: «Я считаю, что нельзя говорить о “военном романе” как таковом, потому что в художественной литературе может быть только “роман о человеке” и только одна тема — человек».

Совсем иной подход к военной теме у В. Распутина.

Яркий художественный опыт проделал автор в повести «Живи и помни» (1974), исследовав психологию предательства: почему Андрей Гуськов, ранее хороший солдат, стал дезертиром? Писатель не спешит вынести ему приговор. Он позволяет Гуськову выговориться и оправдаться. Слушателем стала его жена Настена, которая добровольно берет на себя часть вины мужа. Писатель показывает, как постепенно нарушаются связи Андрея с тем, что свято и дорого человеку, — с людьми, природой. Постепенно разрушается его душа. Кара человека в самом себе. Говоря о Настене, Распутин постоянно подчеркивает ее терпение: «Настена терпела: в обычае русской бабы устраивать свою жизнь лишь однажды и терпеть все, что в ней выпадает». Светлая, трудолюбивая, скромная, ясная, любящая, «покладистая» — такой предстает Настена перед читателем.

После появления мужа-беглеца многое изменилось в ее судьбе. Пропали простые человеческие радости. Появляется усталость, отчаяние, чувство вины. «Виновата в этом была Настена. Слушая Андрея, она поддавалась ему, верила, что оно так все и есть, как он говорит, что нет у них сейчас другого выхода, как скрываться ему здесь, а ей молчать там, стиснув зубы, продираясь сквозь дни, точно сквозь острые камни к какому-то неясному пока, неизвестному, спасительному исходу. Но едва она оставалась одна, подступало отчаяние и мучительной жутью пронизывалось сердце: да что же они делают? Что они делают? На что надеются? Правда — она сквозь камни прорастет, посреди Ангары в самом быстром, глубоком месте поднимется из воды горящим деревом. Не лучше ли Андрею все же выйти и повиниться? Веруют же! Об одном кающемся будет больше радости в небе, чем о десяти праведных...» Почему стыд? Забыла о своем гражданском долге? Забыла ли?

Обратите внимание на конец повести. «Стыдно… почему так истошно стыдно и перед Андреем, и перед людьми, и перед собой? Где набрала она вины для такого стыда?» Кульминационный момент повести — самоубийство Настены вместе с долгожданным, но так и не родившимся ребенком. Она, а не Андрей, добровольно и самой высшей мерой платит за вину. Трагедия Настены далеко не личная, ибо к ней не остаются безучастными жители всей Атамановки. Обратите внимание на художественный прием, который использует писатель. И хотя по старинному славянскому обычаю самоубийц хоронят за оградой кладбища, но похоронить так Настену не дали женщины деревни. В этом штрихе — «не дали», вскользь брошенном и не развитом дальше, проглядывает авторское отношение к героине: его боль о ней и сочувствие к ее горькой судьбе.

Так в чем же конечный смысл повести? Что хотел сказать ею В. Распутин? «Живи и помни...». Это, во-первых, указание на неотвратимость расплаты для Гуськова: этой расплатой, самым страшным наказанием станет для него память о том, что из-за него погибли жена и ребенок. Но повесть имеет и другой, более широкий нравственный смысл. Об этом точно сказал Виктор Астафьев: «...живи и помни, человек: в беде, в кручине, в самые тяжкие дни испытаний место твое — рядом с твоим народом; всякое отступничество, вызванное слабостью ль твоей, неразумением ли, оборачивается еще большим горем для твоей Родины и народа, а стало быть и — для тебя».