Сорок пять
Майки бросил камень. В окно Элли не попал, камень ударился о водосточную трубу и отрикошетил в кусты. Но сдаваться он не собирался — по крайней мере, пока не поговорит с ней.
Он отыскал еще камень и швырнул его. Тот попал в край оконной рамы. Майки обождал, присев на корточки на лужайке в тихом саду. Но ничего не произошло. Никакого движения. Тогда он поискал в траве, нашел камень побольше и замахнулся.
И тут распахнулась входная дверь.
Черт! На пороге стояла не Элли, а ее мать:
— Ты что творишь?
— Элли дома?
Мама Элли вышла на крыльцо. На ней был халат и тапки.
— Ты что, бросаешь камни в окна?
— Я же не разбил.
— Какая разница?
— Она дома?
— Слышал про такую штуку — телефон?
— Она не берет трубку.
— И что это значит, по-твоему?
То, что Элли несчастна, как и он. И им надо поговорить.
Ее мать сложила руки на груди:
— Ты как вообще вошел? Если перелез через ограду, это, между прочим, преступление.
— Я просто хочу с ней повидаться.
— А камни в окна бросать — уголовное преступление. Так что шел бы ты домой, пока я полицию не вызвала.
За ее спиной, на полу под лестницей, стоял портфель из новенькой черной кожи. Может, ее отец запланировал ранний визит к адвокату? Адвокат у них был хороший. Карин сказала: знаменитый, не проиграл еще ни одного дела. Но ни полиция, ни отец Элли, ни адвокаты — ничто не способно было ему помешать.
Он отошел назад и вгляделся в окна второго этажа.
— Элли! — прокричал он.
— А ну хватит! — прошипела ее мать. — А то мужа позову.
— Элли!
— Прекрати сейчас же!
Тут он вздрогнул — на крыльцо вышла Элли. Она стояла за спиной матери в пижаме. Вид у нее был усталый, под глазами синяки. Ему так и захотелось взять ее на руки и унести туда, где никто ее не тронет.
— Ты что тут делаешь? — пробормотала она.
— Надо было тебя увидеть.
— Что-нибудь случилось? Мать преградила ей путь рукой:
— А ну-ка в дом!
Но Элли не обратила на нее внимания:
— Карин в порядке?
— Нам надо поговорить.
Мать попыталась затолкнуть ее в коридор:
— Папа сейчас выйдет из душа. Увидит, что тут творится, и жди беды.
Но его теперь ни один папа в мире не мог напугать, и, чтобы доказать это, он подошел ближе:
— Ты в школу не ходишь. Я каждый день жду у ворот.
— Пару дней не ходила, а теперь вот готовлюсь к экзаменам, нас отпустили.
— Я тебе писал. Но ни одного сообщения в ответ.
— Прости. Думала, так будет лучше. Он помял траву ботинком.
— Я должен тебе кое-что сказать.
— Это так важно?
— Ну да.
Она пристально посмотрела на него, потом повернулась к матери:
— Мам, можно?
Мать глянула за ее спину, в коридор; вид у нее был неуверенный.
— А папа?
— Ну, необязательно же ему говорить, — со слабой улыбкой ответила Элли.
Ее мать затеребила пуговицу на халате.
— Ладно, придумаю что-нибудь. — И взглянула на Майки: — Только побыстрее.
Она скрылась в коридоре. Элли закрыла за собой дверь и посмотрела на него:
— Что такое? В чем дело?
Он вдруг забыл, что хотел сказать. Когда он думал о ней, то вспоминал ее в доме на берегу — как горели ее глаза, сколько в ней было смелости. Сейчас, стоя перед ним, она выглядела понурой и печальной. Не так он себе все представлял.
А ей казалось, что она не должна быть здесь, с ним. Ей бы сидеть в комнате с конспектами и учебниками и ждать, пока пройдет бесконечное утро. А не стоять в саду и не чувствовать странное тепло, разливающееся по телу.
— Хочешь прогуляться? — спросил он.
Ей хотелось бежать, не идти — спуститься к реке, спрятаться под деревьями. Сколько дней она думала о нем, и вот он рядом, так близко; он так прекрасен, что сердце щемит.
Она встряхнула головой:
— Нельзя мне.
— Это не причина. Скажи, почему нельзя.
Ну что она могла ответить? Потому что он снова может ее поцеловать? И если это произойдет, она не сумеет остановиться, даже если захочет? Потому что Карин ни к чему новые переживания, не заслуживает она такого ? А Майки лучше подумать о своей жизни — и для этого она должна оставить его в покое?
— Что они с тобой сделали, Элли?
Почему ей так нравится, когда он произносит ее имя вслух? Как будто никто до него этого не делал.
— Ничего. — Она села на крыльцо и обхватила колени. — Мне надолго нельзя отлучаться.
Он присел рядом. Она не смотрела на него. Ведь стоило взглянуть хоть разок, и прощай самообладание, а она пообещала себе, что этого не произойдет.
— Отец по-прежнему на тебя наседает? — спросил он.
— Он теперь решил меня игнорировать.
— А у брата как дела?
— Ты правда хочешь знать?
— Ну да.
Но она знала, что стоит заговорить о Томе — и она проявит слабость. А ей хотелось быть сильной. Она пожала плечами, сделав вид, что ее это не интересует.
— Он боится, конечно. Меня к нему не пускают, но, судя по рассказам, все так себе.
— А как твоя мама? Поддерживает тебя?
— Да, мама молодец. Все время подбадривает меня, да и я ее тоже. А ты? Как у тебя складывается? Работу не нашел?
— Пока нет. Правда, мама позвонила в колледж, и оказалось, что у них на самом деле есть программа по кулинарной практике. Помнишь, я тебе говорил?
Она кивнула. В тот самый первый раз, у реки.
— Может, конечно, ничего из этого и не выйдет, но мне уже прислали бланк заявления, и я его заполнил, так что мало ли? — Он легонько толкнул ее локтем. — Может, увидимся в сентябре уже на учебе.
Да нет, не увидятся они, потому что, если он поступит в колледж, ей придется выбрать другое место. Может, у нее есть какая-нибудь двоюродная бабка, о которой ей никто не говорил, и можно будет пожить у нее? Или в доме на берегу, а учиться заочно. Она бы выращивала цветы, плавала в море. Забыла бы о Майки.
Он опустил ногу и поставил ее на траву рядом с ее ногой, и внезапно их стопы соприкоснулись. Раз, два — и от этого прикосновения ее нога словно вспыхнула, точно всем существом она разом перенеслась в то место, где он дотронулся до нее.
Она отдернула ногу и отсела от него подальше:
— Так о чем ты хотел поговорить?
Он достал табак и свернул сигарету. Она все это время сидела очень тихо.
— О Карин, — ответил он наконец.
— А что с ней?
— Хотел лично тебе сказать, не по телефону.
— Ну так говори.
Он закурил, прикрываясь от ветра ладонью, и глубоко затянулся, потом выдохнул дым и посмотрел ей прямо в глаза:
— Она во вторник в школу возвращается. Будет сдавать экзамен по рисованию.
— Тот же, что и я.
— Я в курсе.
Они вдвоем с Карин в одном классе в один и тот же день, в окружении злобных одноклассников, для которых все это — лишь развлечение.
— Ей предложили отдельный класс, — добавил он, — но она отказалась. Хочет сдавать вместе со всеми. Вот, решил, что тебе следует знать, хотя, может быть, в школе уже сказали.
— Не сказали.
Он придвинулся чуть ближе:
— Ну, и что думаешь?
Она отвернулась и взглянула на ворота:
— Я могла бы попросить отдельный класс. Вместо Карин.
— Карин тоже это предложила.
— Правда? Значит, так ей хочется? Ну ладно, попрошу, чтобы меня посадили отдельно. Или сдам экзамен в другое время. В следующем году, например.
— Элли, прекрати.
— Прекратить что?
— Наказывать себя. — Он прислонился к двери и посмотрел ей в глаза. — Это твой брат обидел Карин, не ты.
Она встала:
— Мне пора.
— Так, значит? Просто уйдешь, и все?
Он вздохнул и поднялся. Она попыталась запомнить каждую мелочь — как он отряхивал грязь с джинсов, убирал табак в карман, спускался вниз по ступенькам. Все это она будет вспоминать потом, в своей комнате, когда он уйдет. Как же ей нравились его непринужденная поза, свободная походка. На лужайке он обернулся. Глаза у него были карие, с золотыми крапинками, ресницы — длинные. Он стиснул зубы, мускулы на лице и скулы напряглись. Взгляд его потемнел.
Какая глупость. Разве может быть, чтобы двое так любили друг друга и не могли быть вместе? Ну почему нельзя? Почему? Он вдруг почувствовал, как его охватила злость. Она отвергает единственное хорошее, что вообще есть во всей этой истории.
Он сделал шаг к дому:
— Пойдем погуляем.
Она покачала головой, даже не глядя на него:
— Не могу.
— Знаю, тебе кажется, что, если мы будем вместе, всем от этого станет хуже, но мы сделали и кое-что хорошее.
— Что, например?
— Карин больше не торчит в квартире.
— Она бы вообще там не торчала, если бы я сразу сказала правду.
И тут он понял, что его бесит. Элли словно попала в замкнутый круг самобичевания и никак не могла вырваться. То же самое делала и Карин, запершись дома.
Элли сняла этот груз с ее плеч, но теперь ей самой приходилось его нести. А они не должны были нести его, ни та, ни другая, — то был удел Тома Паркера. Он протянул руку:
— Пойдем. Повидаешься с Карин.
— Что? Нет!
— Ты поступила очень храбро, решившись ей помочь, и она это знает. Откуда уверенность, что она тебя ненавидит? Вот сама у нее и спросишь.
Элли была в ужасе:
— Не могу.
— Почему? Что она тебе такого сделает?
— Ничего, но ей самой будет неприятно. Я несколько недель собиралась с духом, чтобы признаться. Стерла вещественные доказательства!
— Потому что не знала, где правда, а где ложь, и не хотела, чтобы снимки попали в Интернет. — Он сам удивился тому, насколько разумно звучали его доводы, но он был уверен в своих словах. — Карин-то все помогают — и полиция, и группа поддержки жертв насилия. Ей не приходится переживать все это в одиночку. А ты должна будешь в суде выступить против родного брата, и тебе никто не помогает, никто. И ты могла бы передумать, но не делаешь этого. Более отважного человека я еще не встречал. — Он подошел ближе. — Пойдем, сама спросишь Карин, что она думает на этот счет.
Элли попятилась к двери:
— Меня мама зовет.
— Я ничего не слышал.
— А может, папа.
— Элли, прекрати. Это же я, Майки. Я вижу, чем ты занимаешься. Наказываешь себя. Это не поможет.
— Но я не нарочно! — Она залилась краской. — Мне так стыдно.
— Карин не думает о тебе плохо.
— А как она обо мне думает?
— Кажется, она понимает, что сделала бы то же самое, окажись на твоем месте.
Элли вздохнула. Солнечные лучи грели дверь и кирпичную стену дома. Она стояла на самом солнце.
— Я ей письмо написала, — проговорила она, — но так и не отослала. Том по-прежнему отказывается признать себя виновным, ты же в курсе, наверное? Карин придется всю душу вывернуть наизнанку, все узнают о ее личной жизни в подробностях. Это будет ужасно, а главное, ничего не изменится.
— Но ты тут ни при чем. Карин понимает, на что идет. Она сама мне вечно цитирует статистику. — Он сделал еще один шаг ей навстречу. — Я знаю, ты считаешь, что я плохо на тебя влияю, и, может, так оно и есть, но можем мы хоть чуть-чуть побыть вдвоем?
Майкл подошел еще ближе. Ему хотелось, чтобы она поняла: Карин не настроена против нее так категорически, как ей кажется. Вот только сегодня утром она пронюхала каким-то образом, что он собрался к Элли, и одарила его своей фирменной насмешливой улыбочкой. Скажи ей, что я приду на свадьбу, заявила она, но подружкой невесты быть не собираюсь. И если ее братец тоже будет там, не обещаю, что не прибью его. Но не мог же он рассказать об этом Элли — она же перепугается до смерти, еще, не дай бог, решит, что он и впрямь собрался сделать ей предложение.
— Послушай, — проговорил он, — Карин теперь каждый день выходит из дому, у нее куча друзей. И я знаю, что твой брат не признает себя виновным и в суде ее ждет кошмар... и отец твой полный идиот, а мать моя по-прежнему хлещет херес за завтраком и прячет бутылку в стенном шкафу, надеясь, что никто не заметит. Чудес не бывает, Элли, и нам с тобой необязательно при Карин прямо целоваться, но может же из всего этого выйти хоть что-то хорошее?
— Хм... — ответила она, склонив голову набок, — может, и выйдет.
Он рассмеялся:
— Пойдем прогуляемся. Снимай пижаму, выберемся отсюда.
Рядом закричала птица, перелетев с дерева на дерево. Они одновременно повернулись и увидели ее, и это что-то изменило. Элли словно растаяла.
— Смотри, — сказала она, — небо золотое.
Оно и вправду сияло. Солнце поднялось над воротами, розовое и золотистое свечение слилось воедино, и кроны деревьев утопали в лучах.
— Ну, давай же, Элли, просто пройдемся. Никому еще от этого плохо не стало. Мы с тобой в одной команде.
Она хмуро взглянула на него, растерявшись на мгновение. Солнечные лучи упали на стену за ее спиной.
— В команде Маккензи? Он улыбнулся:
— Нуда. Что-то вроде того.
Она оставила дома свою пижаму, тапочки, халат, учебники, конспекты и родителей.
— Я иду гулять, — бросила она с порога.
Мама с папой посмотрели на нее из-за стола. От их взглядов ничего не укрылось — ни красная помада, ни летнее платье, совсем короткое, такое, что все ноги открыты, ни новые туфли.
Она поцеловала мать в щеку:
— Увидимся. Та улыбнулась:
— Прекрасно выглядишь, Элли. Иди.
— Гулять, говоришь? — спросил отец.
— Ну да. Прекрасный день.
— А помаду по погоде подбирала?
— Захотелось накраситься.
— Это не объяснение.
Он так и остался сидеть, нахмурившись. Элли погрустнела, заметив взгляд, которым перекинулись родители, — напряженный, вежливый, отстраненный. Маме может из-за этой прогулки достаться, точно достанется, если отец выяснит, с кем это Элли пошла гулять. Но потом, может быть, она сама осмелится ему в этом признаться, и, возможно, мать даже встанет на ее сторону. Раз за разом она убедит отца смириться.
На прощание она чмокнула его в макушку. Он, кажется, удивился.
— Только не на весь день, — проворчал он. — Не забывай, у тебя экзамены.
— Ну да, мое будущее под угрозой. Я в курсе.
Это прозвучало совсем не так, как она задумывала. Будто ей плевать. Но она и об учебе думала, просто теперь ей важно было сохранить равновесие. В сутках много часов на подготовку к экзаменам, но так мало солнечного света.
Порой, если хочешь чего-то действительно сильно, можно сделать так, чтобы это свершилось. Если скучаешь по человеку так отчаянно, что все внутри горит, можно повторять его имя снова и снова, и тогда он по -чувствует и придет. Это называется симпатической магией: надо просто поверить — и все получится.
Перед ней открылся новый мир — она и Майки, утреннее солнце над воротами и день, который будет не похожим на все остальные. Платье у нее было в оранжево-зеленый горошек, яркое, как огни на карусели. Майки хотел было присвистнуть, но сдержался.
— Да ты просто красотка! — выпалил он. Элли улыбнулась:
— Отец по-прежнему считает, что меня можно подкупить, хоть со мной и не разговаривает. Вот это платье, например, напоминание о том, какая куча подарков меня ждет, если я засяду наконец за учебу и получу одни пятерки за все десять экзаменов.
— Ты так себе целый новый гардероб заработаешь.
— Если буду продолжать встречаться с тобой, мне это не светит.
Она слегка толкнула его, давая понять, что пошутила, и нажала на кнопку, открывающую ворота. Они вышли на улицу и встали рядом, глядя, как те медленно закрываются.
— Там город... — он показал налево, — а там что, не знаю.
Перед ними раскинулось поле. По краям его высились деревья, солнце отражалось в лужах, а зеленые листья тянулись к небу. Две вороны сели на землю и тут же поднялись ввысь.
— Я бы туда пошел, если ты не против, — проговорил он.
Они зашагали вдоль поля. Дорога была неровная, но грязь засохла на солнце и затвердела. Они поговорили о Карин, о суде, но вскоре поняли, что есть много других тем. Элли рассказала об экзамене по рисованию и своем проекте под названием «Красное», о том, что с приходом тепла планирует снова заняться плаванием.
— Ты мне обещала, что мы с тобой искупаемся в море, — заметил он, — помнишь?
Она насмешливо подняла бровь. Как ему нравилось, когда она так делала.
— А ты обещал научить меня готовить.
— Научу.
— Значит, и я свое обещание сдержу.
Потом он рассказал ей о том, как Деке расстроился, что Майки не поделился с ним своими проблемами, и предложил ему пройти практику в пабе, если он все-таки поступит в колледж- Изложил и свою теорию о том, что Джеко на самом деле влюблен в Карин, и это ему совсем не нравится, конечно, но в то же время он понимает, что не его это дело. Они шли и шли, а погода менялась — то солнце выглянет, то тень, то солнце, то снова тень. Деревья покачивались на ветру; листья набирались сил перед летом.
Они подошли к тропинке, вьющейся меж деревьев и ведущей к другому полю. Оно было больше и простиралось дальше. С их приближением греющиеся на солнце птицы встрепенулись и защебетали. Это было прекрасно.
Что, если эта тропа ведет к берегу? И если долго идти, можно выйти к морю?
— Не знаю, как ты, — сказал он, — но я бы погулял еще.
— Ага, — ответила она, — я тоже.
Шагая рядом с ней, он чувствовал себя абсолютно счастливым. Их пальцы время от времени соприкасались, и он чувствовал, как их тянет друг к другу, словно магнитом. Впервые за много дней — да что там, впервые в жизни, наверное, — ему ничего не хотелось менять.
Конец
|
Благодарности
Спасибо всем, кто поделился со мной своим опытом, историями из жизни и временем, в особенности Дебби Адлер, Крису Роллингсу, Гонул Гюней, Энн Макшейн, Саре Пеппер, Эндрю Сент-Джону, Меган Данн, Анне Оуэн, Луис Хилл, Марион Скотт, Бетани Скотт, Вив Паркер, Симоне Баллетти, Патрису Лоуренсу, Натали Аби-Эззи, Кэт Госкович, Саре Лернер, Эве Левин, Стеф Пикснер, Арчи Хиллу, Дэвиду Фиклингу, Белле Пирсон, Ханне Фетерстоун и Кэтрин Кларк.
|
http://www.readfree.ru/ - лучшая электронная библиотека «Альтернативной литературы».
Достарыңызбен бөлісу: |
