Двадцать семь
Места для зрителей в зале суда располагались не высоко, как в телепередачах про суд, — это были просто стулья, составленные в несколько рядов с проходом между ними. Когда Элли вошла, никто не зашептался, не притих, судья в окружении адвокатов не стал неодобрительно цокать языком, как бы отчитывая ее за опоздание. Люди просто сидели на стульях и ждали, когда все начнется. Стейси с приятелями устроилась в дальнем углу, и, хотя они таращились на Элли во все глаза, когда та прошагала по проходу и протиснулась, чтобы занять место рядом с матерью, никто, кроме них, не обратил на нее внимания.
— Я уж думала, ты заблудилась, — шепнула мать и погладила Элли по руке, точно обещая, что отныне все будет в порядке.
Все это было очень похоже на безрадостную свадьбу в душном ЗАГСе: шафер-пристав, снующий с документами в руках, Том в первом ряду, жених в ожидании невесты. Только вот невеста приходить не собиралась. Карин Маккензи сидела дома и плакала, свадебное платье было изрезано в клочья, и лимузин ждал напрасно. Не выйду я за него замуж, нет! Он — жестокое чудовище, и я его ненавижу.
Том был напутан — Элли поняла это по тому, как он вперился взглядом в пол, по его напрягшимся плечам. На нем был новый костюм, выбранный отцом за хорошую ткань и качественный пошив. Но Элли знала, что под пиджаком на спине и под мышками рубашка уже вся в поту.
Мать толкнула ее локтем:
— Ее мать только что вошла. Барри сказал.
Элли слегка повернула голову, притворяясь, что не так уж ей и интересно. Шагая по проходу, мама Майки, кажется, с трудом пыталась сосредоточиться: голову держала очень прямо, спину тоже. Майки шел за ней, а позади — Джеко. Элли глаз от них не могла отвести, глядя, как они ищут место.
— Какая молодая, — прошептала ее мать. — Думаешь, эти два парня от разных отцов?
— Они не братья.
— Всякое может быть. Ты-то откуда знаешь?
Элли даже не подумала отвечать. Ее сердце наполнилось нежностью, когда она увидела, как Майки помогает матери сесть, снять куртку. Она, кажется, очень нервничала; глаза ее бегали по залу.
Майки тоже снял куртку и окинул взглядом зал. Увидел Тома, их отца и адвоката, склонивших головы для совещания в последнюю минуту. А потом его взгляд упал на Элли, и словно невидимый электропровод протянулся от нее к нему через весь зал. Она поспешно отвернулась и принялась сосредоточенно рассматривать высокое окно над судейской скамьей. По небу плыло тонкое серое облачко. Она скрестила ноги под стулом, потом вытянула и снова скрестила.
Мать снова дернула ее:
— Начинается. Вот судья.
Пристав объявил: «Всем встать!» И все встали, как раз когда судья вошел через боковую дверь. Парик у него был получше, чем у адвокатов, а мантия черная с фиолетовым. Он сел за длинную судейскую скамью под геральдическим знаком, и всем велели сесть. Сам пристав тоже сел за маленький столик, а адвокаты оказались лицом к судье, разложив на своих столах ноутбуки и папки с бумагами.
Элли вдруг поняла, что не может сконцентрироваться, перед глазами все плыло. Майки сидел прямо позади, в каких-то трех рядах с другой стороны прохода. Со стороны невесты.
Адвокаты по очереди встали для разговора с судьей. Говорили о показаниях, на которые опирается обвинение, о материалах, которые могли бы пойти на пользу защите, сыпали юридическими терминами. Собравшиеся наблюдатели склонились вперед на своих стульях, пытаясь что-нибудь разобрать.
Смотрит ли на нее Майки? Ему вообще ее видно с того места, где он сидит? Может, только затылок? Или затылок и плечи? Адвокаты все говорили и говорили, и вот уже публика начала скучающе ерзать. Но только Элли обрадовалась, что Барри был прав и всем просто станет скучно и они уйдут домой, как Тома вызвали на скамью подсудимых. Тут уж все чуть стулья не опрокинули.
Скамья располагалась сбоку от адвокатского стола и была наполовину отделена перегородкой. К ней вела лестница. Когда Том взошел на нее в своем лучшем костюме, все в зале смогли увидеть его лицо. Он был еще бледнее, чем в машине, и выглядел очень испуганным.
— Ваше имя Томас Александр Паркер? — спросил судья.
— Да. — Его голос был очень юным — и таким родным, что у нее закололо сердце.
Судья зачитал его дату рождения и адрес. Даже индекс не забыл. Затем зачитал обвинение, и весь зал словно содрогнулся. Слово «изнасилование» зазвенело эхом в ее голове. Судья спросил Тома, понимает ли тот, в чем его обвиняют.
— Да, — ответил Том. Словно принес клятву.
— Признаете ли вы себя виновным?
Элли слышала, как бьется ее сердце, как тикает мозг — вокруг все словно замедлилось. Он бы мог отказаться от всяких признаний. Сказать, что было временное помутнение. Или признаться, что он это сделал.
— Нет, не признаю.
Зал взорвался негодованием, с одной стороны, и аплодисментами — с другой. Должно быть, кое-кто из друзей Тома тоже пришел на заседание, потому что раздался возглас: «Молодец, приятель!» Судья постучал молоточком и призвал к порядку.
Воспользовавшись переполохом, Элли украдкой взглянула на Майки.
Тот потупился в пол, и вид у него был такой, будто все кончено. Увидев его, она задрожала всем телом. Он любил свою сестру, поэтому и пытался ей помочь. И мать любил — достаточно посмотреть, как он ее обнимает, как она жмется к нему. Он ради них на все готов, наверное, — и разве не для этого нужна семья? Разве не об этом вечно твердит ей Том? Но теперь Майки придется пойти домой и сказать Карин, что через несколько недель, которые пролетят так быстро, что и не заметишь, она должна будет выйти из квартиры, явиться в суд и рассказать о том, что произошло. Всю ее жизнь разложат по косточкам и исследуют под микроскопом совершенно незнакомые люди; кто угодно сможет прийти в суд и смотреть на нее. «Нет, не признаю».
Эти слова точно отпечатались у Элли в мозгу. Каждый раз, закрывая глаза, она видела их горящими, как пламя.
|
Двадцать восемь
Майки варил кофе на кухне и следил одновременно и за Карин, и за Джеко. Вообще-то, он не хотел тут торчать, ему бы сейчас ехать на работу, но мать бросилась наверх, как только они вернулись с суда, а он знал: кофе — это единственное, что может заставить ее спуститься.
Карин наматывала волосы на палец и внимательно слушала Джеко. Тот рассказывал, как вслух назвал Тома Паркера ублюдком на лестнице в здании суда.
— Мы все заорали на него, когда он вышел, — говорил Джеко. — Он даже пальто на голову натянул, так ему было стыдно. Знаешь, сколько людей тебя поддерживает? Там была куча твоих друзей из школы.
— Надо бы написать им, — ответила Карин. — А то вела себя ужасно. Иногда трудно поверить, что все о тебе не забыли.
— Забыли? Да нет же, все готовы тебя поддержать. — Джеко сделал вид, что боксирует. — Проблема в том, что от судов этих толку никакого. Предоставили бы дело нам, обычным людям, мы бы этого козла еще на парковке линчевали и повесили на дереве.
— Плохая мысль, — покачала головой Карин. — Смотри, что случилось с Майки, стоило ему подобраться поближе.
Майки нахмурился:
— Ерунду не говори. Ублюдку здорово досталось.
— Да ты все это ради себя сделал.
Сперва она Джиллиан разболтала про драку, теперь высмеивает его перед лучшим другом! У Майки дар речи пропал от такой неблагодарности.
— Ты, когда домой вернулся, был как из фильма ужасов, — продолжала Карин. — И кому это помогло в итоге?
Она покачала головой, как мать, разочарованная поведением ребенка.
— А все потому что он один пошел, — поддакнул ей Джеко.
— Ну да, и забыл мозги с собой прихватить. — С этими словами она потянулась через стол и постучала Джеко по голове. Оба рассмеялись.
Эта парочка начала действовать Майки на нервы. Он тут стоит, варит кофе — а эти хоть бы предложили свою помощь. Лучше бы прибрались, чем сидеть и чесать языками. На столе жуткий беспорядок — пепельницы, грязные кофейные чашки, тарелки от завтрака, грязный стакан с белой пленкой от молока. Тут даже пахнет плесенью, как будто что-то сгнило. И Майки знал, что, когда сегодня вернется домой с работы, встретит его та же картина. А еще видел, что Джеко как-то переменился, только вот как именно — понять не мог. Разглагольствуя о том, что случилось в зале суда, Джеко вел себя так, будто он здесь главный. Раньше так не было.
— А сестрица его чуть в обморок не грохнулась, — продолжал он. — Пришлось его мамаше ее вывести, усадить и обмахивать газетками.
— Ты имеешь в виду Элли Паркер?
— Нуда, ее.
— Она была дома в ту ночь, — заметила Карин, — а делает вид, будто ничего не знает. Я же тебе про нее рассказывала, да, Майки?
Майки кивнул, раскладывая сахар и ложки. Имя Элли, произнесенное походя, словно обожгло его.
— Я все больше и больше вспоминаю, — обратилась Карин к Джеко. — В ту ночь я с ней несколько раз разговаривала. Она мне даже ведро принесла на случай, если меня стошнит, а в показаниях утверждает, что все время спала.
Джеко нахмурился:
— А что полиции не расскажешь?
— Да я рассказала, но они говорят, этого мало — мое слово против ее. А она вряд ли заложит брата, как думаешь?
— Ты не проголодалась? — Майки не терпелось сменить тему. — Ела что-нибудь, пока нас не было?
— Нет.
Джеко недовольно покачал головой, как будто он тут служил шеф — поваром.
— Ты должна нормально питаться, — сказал он. — Майки рассказывал, что ты совсем себя забросила.
— Правда? — Карин злобно зыркнула на Майки, добавлявшего молоко в кофе.
Ну вот, теперь у нее есть еще одна причина на него дуться.
— Ну да ладно, — продолжал Джеко. — В знак восхищения твоей храбростью я тут тебе кое-что купил. — Он порылся в пакете из машины и достал жестянку с конфетами.
Майки знал, что он купил их в местном супермаркете — видел спецпредложение, две коробки по цене одной. Интересно, куда Джеко дел вторую коробку?
Но Карин так просияла, будто он ей айпод подарил. И тут же посмотрела на Майки — мол, а ты почему никогда для меня ничего подобного не делаешь? И с таким же выражением лица оторвала скотч, открыла банку и понюхала:
— Рождеством пахнет.
Майки хорошо знал, что любит его сестра — чипсы со вкусом креветок, белый шоколад, шоколадное драже и «Принглс». Ей был бы приятен такой подарок, так почему он не додумался? Мог бы приготовить ей целый ужин, кстати, это даже лучше, чем чипсы. Глядя, как Джеко с ходу ей угодил, Майки вдруг безумно разозлился — ведь Джеко с ней не живет. Да он понятия не имеет, что это значит — жить с тремя женщинами под одной крышей! Хотел бы он на него тогда посмотреть!
Карин в восторге смотрела на шоколад; разноцветные обертки сияли. Выбрав зеленую треугольную конфету, она протянула коробку Джеко. Тот взял, не глядя, развернул и сунул в рот. Хоть бы ему попалась кокосовая, самая невкусная, подумал Майки.
Он поставил перед ними чашки с кофе.
— Только быстрее пей, — обратился он к Джеко. — Нам через минуту выходить.
— Да полно же еще времени, — ответил тот и взял еще конфету.
Майки вдруг захотелось увидеть Сьенну — по той лишь причине, что та считала Джеко придурком. Он пошел на кухню и отправил ей сообщение. Она сразу же ответила: «Отвянь, козел». А что? Он вполне заслужил.
А потом, чтобы стало еще хуже, он зашел в почту и прочел накопившуюся кучу сообщений для Элли, которые так и не отправил. Как биение сердца, они следовали одно за другим: «Скучаю», «Давай встретимся», «Прости меня».
Он все их стер.
Карин права — она будет защищать брата. Надо быть идиотом, чтобы решить обратное.
Когда Майки вернулся в гостиную, Джеко рассуждал о том, что Карин слишком много времени проводит в одиночестве и ей это не на пользу. Мол, неплохо бы пригласить друзей.
— Я бы мог с тобой сегодня утром побыть. Мне только в радость.
— Да ничего. Со мной Джиллиан была. Джеко не понял.
— Джиллиан — ее надсмотрщица из полиции, — объяснил Майки. — Карин считает, что у нее солнце из задницы светит.
Карин покачала головой:
— Не цепляйся ко мне, Майки.
— Пойду отнесу матери кофе, — сказал он. — И потом сразу едем, Джеко, ладно?
Джеко кивнул и опять повернулся к Карин.
— Как думаешь, — проговорил он, — может, скоро попробуешь выйти ненадолго, прокатимся вместе?
Ну и придурок.
Наверху мать сидела на кровати с пепельницей на коленях. Он поставил кофе рядом на стол.
— Как Карин? — спросила она.
— Как ни странно, лучше.
— Ты ей сказал, что он не признал себя виновным?
— Джиллиан сказала. Хотя вряд ли это кого-то удивило, как думаешь?
— Ну да, пожалуй. — Она затянулась и выпустила дым в окно. — Не знаю, как с ней разговаривать, Майки.
— Да не волнуйся ты. Джеко уже все за тебя сделал.
— А я не только про сегодня. Вообще. Сижу здесь, с тех пор как все случилось, и пытаюсь понять, как же мне быть. — Она повернулась к нему, и в глазах ее он увидел отчаяние. — Я злюсь на нее, а ведь это неправильно, да? Все время думаю: ну за что нам все это? Как она это допустила? Почему так напилась, почему даже не сопротивлялась?
Майки замер. Иногда и он задавался теми же вопросами, но никогда не решился бы признаться в этом вслух.
Мать докурила сигарету и затушила ее в пепельнице:
— Я злюсь и на этого парня, который ее обидел, и на себя за то, что поволокла ее в полицию, и на друзей, которые ее бросили. Вот где они сейчас, а? Мы уже несколько недель их не видели.
— Просто она отказывается с ними встречаться.
— Да всем было бы проще, если бы она вообще ничего не сказала. Могла бы и дальше жить, как обычно, и попытаться забыть. Ничего невозможного в этом нет. Просто заталкиваешь плохие мысли подальше и делаешь вид, как будто ничего не было.
— Ты на самом деле так думаешь, мам?
— Ну, а по-твоему, суд этот принесет хоть какую-то пользу? Я считаю, она должна вернуться в школу и сдать экзамены. Сделай она так, то сразу почувствовала бы себя лучше, а потом нашла бы работу и забыла обо всем.
Но нет, когда я об этом заговариваю, Карин лишь качает головой и сидит... сидит целыми днями на своем проклятом диване! — Она взяла кофе, отпила глоток и тут же поставила чашку на место, будто вкус у кофе был отвратительный. — Скажи, как я должна со всем этим справиться, Майки? Что мне делать?
— Просто оставайся для Карин мамой, вот и все. Помогай ей и все такое.
Она уронила голову на руки:
— Но сколько же это может продолжаться! Не думала, что все так будет.
Майки не понял, что она имеет в виду: судебный процесс или уход за детьми в принципе.
— Мы теперь еще у соцслужбы на заметке, — добавила она. — Им даже хватило наглости предложить мне пройти курсы по воспитанию детей! Совали мне под нос свои брошюры и телефоны.
Он понял, что нужно сматываться.
— Меня внизу Джеко уже заждался, — проговорил он. — Я должен ехать.
Она подняла голову:
— А Холли заберешь?
— Нет. Я на работу еду. Сегодня ты должна, забыла?
— А ты не можешь?
— Мам, у меня поздняя смена. Специально поменялся, чтобы утром сходить в суд.
— Они обещали поговорить насчет продленки. Простейшую вещь не могут сделать. — Она встала и подошла к окну. — Не могу я этот кофе пить. — Ее голос вдруг изменился, стал жестче. — Не могу так просто, надо в него что-то добавить. Где моя бутылка?
— Нет, мам.
Ее губы сжались в тонкую линию; она резко обернулась:
— Не смотри на меня так, Майки. Ты забыл? Я твоя мать, и ты живешь под моей крышей, поэтому иди сейчас же и принеси бутылку, понял?
— Мам, прошу тебя, не надо. Она злобно уставилась на него:
— Да можешь даже не показывать, где ты ее спрятал. Просто плесни глоток в кофе и снова спрячь.
Как бы ему хотелось, чтобы у него был брат. Даже старшая сестра — вот это было бы здорово. Можно даже сто старших сестер. Они бы по очереди разгребали это дерьмо.
— Ладно, — ответил он, — всего глоток. Маленький. Лицо ее осветилось благодарностью, как у призрака, который отчаялся обрести покой и вдруг нашел его. Он пошел за бутылкой.
|
Двадцать девять
Попрощавшись с Карин у двери, они с Джеко молча спустились по лестнице и зашагали по двору. Ворота были заперты, пришлось перелезть. Джеко одним прыжком перемахнул через ограду.
— Придурок, — буркнул Майки, чтобы сравнять счет. Джеко улыбнулся, облизнул палец и выставил его
вверх: мол, один ноль в мою пользу.
Майки все бесило — Карин и Джеко, заливавшиеся смехом, пока он наверху отвоевывал у матери бутылку хереса; то, что они сейчас опоздают на работу и обвинят его, а кого же еще, ведь у Джеко идеальная послужная история! Его раздражал даже воздух — горячий, сухой, наполненный запахами еды. За весь день он не съел ни крошки. Собирался успеть в паб до начала смены и перехватить что-нибудь, а теперь вот не будет времени.
Все было не так.
— Знаешь что, — заявил Джеко, когда они сели в машину, — классная у тебя сестра. Я и забыл, какая она веселая.
— Ага. Веселее некуда.
Джеко нахмурился и повернул ключ в зажигании:
— Не хочешь рассказать, в чем дело?
— Да нет.
— Брось, Майки, что с тобой такое?
— Ничего.
Дом остался позади; они проехали мимо газетной лавки и прачечной-автомата. У входа стоял мужчина без рубашки, с пластиковым стаканчиком в руках.
Джеко показал на него пальцем:
— Стирает рубашку, наверное.
Майки это смешным вовсе не показалось.
— Ты зачем это зовешь Карин покататься?
— А что такого?
— Она тебе нравится?
— Просто хотел ее взбодрить.
— Каким образом — подбивая к ней клинья? Не смеши. — Майки покачал головой, точно ничего абсурднее в жизни не слышал. Он понимал, что ведет себя как последний гад, но никак не мог остановиться.
— Ты должен заботиться о ней, вот что я хотел сказать, — проговорил Джеко.
— Не надо мне помогать, Джеко. Нет, правда. Тебя никто не просит.
Джеко помрачнел. Они проехали мимо почты, супермаркета и выехали на окраину города.
— Послушай, друг, — сказал он, — я тебе все это говорю лишь потому, что давно всех вас знаю и вы мне дороги. Я понимаю, конечно, что у Элли Паркер классные сиськи и она девственница, но что-то эта девица тебя совсем не в ту сторону завела.
— При чем тут она вообще? Мы о Карин говорим.
— А какая разница? — Джеко пристально взглянул на него. — Ты кончай ее обхаживать. Видел, как ты в суде на нее пялился. У тебя крыша поехала.
— Все со мной в порядке. Она была частью нашего плана, вот и все.
— Сам себя уговариваешь?
— Ничего я не уговариваю. Правда это.
Майки опустил окно и выставил локоть, кипя от негодования. Джеко просто завидует. Что уж там... Элли ему не по зубам, да такому, как Джеко, в жизни не светит такая девчонка.
Некоторое время они ехали в тишине — мимо полей, где по колено в собственном дерьме паслись свиньи, мимо ферм со столами на улице и выставленными на продажу банками варенья и молодой картошкой. Майки сунул руку в карман, достал табак и свернул самокрутку. Джеко не предложил. Но тот, кажется, даже не заметил — подпевал какой-то идиотской песенке по радио.
Они были уже совсем близко от побережья. Дорога тянулась длинная, прямая. Они проехали мимо коттеджей, где продавались кролики, дрова, лошадиный навоз.
Чем ближе они были к морю, тем легче дышалось. На небе не было ни облачка. Оно было ослепительно-синим. Майки начал успокаиваться. Он снова достал пачку табака:
— Свернуть тебе?
— Давай. Спасибо, — ответил Джеко. Майк сделал добротную толстую самокрутку и даже
прикурил ее для Джеко, по-братски.
— Может, пойти в спасатели? — сказал Джеко, взяв сигарету. — Всегда хотели, помнишь?
И правда, в детстве профессия спасателя на водах приводила их в восторг. У спасателей были хижина на пляже и черная грифельная доска, на которой каждый день писали мелом: «Сегодня дежурный спасатель...» — и имя. А имена у них у всех были крутые — Трой, Гай, Курт. Они носили форменные красные рубашки, сидели и глазели на девчонок и лишь время от времени махали флажками и покрикивали на детей, чтобы те не лезли на камни. Прилив тут был высокий, поэтому работа все-таки не была лишена ответственности и всегда приходилось за кем-нибудь следить — за серфингистами или катающимися на водных лыжах. Иногда мимо проплывала яхта или три аэроплана стремительно проносились над горизонтом, а секундой позже доносился звук их моторов.
— Ну, так как тебе идея, Майки? Не срастется с ресторанным делом, может, устроимся спасателями?
— А что, можно, — ответил Майки.
Джеко вдохнул полные легкие дыма и выпустил его через ноздри:
— Будем работать вместе, ты и я, дружище.
Они свернули за угол и налево. На поросшей травой обочине сидели девчонки. Рюкзаки, карта в руках, походные ботинки.
— Эй, — сказал Джеко, когда они проехали мимо, — давай их подбросим, а?
— Не стоит, вид у них какой-то... набожный. Джеко рассмеялся и дал задний ход. Остановился у
обочины и выглянул в окно со стороны Майки. Сначала одна из девчонок подняла голову, потом другая.
Джеко сдвинул солнечные очки на лоб. Увидев его глаза, девчонки, кажется, расслабились; одна улыбнулась, блондинка.
— Привет, — проговорила она.
— Заблудились?
— Да нет, спасибо. Просто остановились передохнуть.
— Но вы же карту рассматриваете. Небось ищете дорогу?
— Да нет.
Темноволосая опустила глаза и тихо сказала что-то подруге; та тоже уткнулась в карту и провела по ней пальцем. Майки внимательно наблюдал за ними. Такое поведение было ему знакомо. Карин тоже вот так отводила взгляд, игнорировала тех, кто стоял у нее прямо перед носом, надеясь, что те сами уйдут.
Джеко решил представиться, видимо решив, что это поможет.
— Это Майки, — сказал он, — а я Джеко. Блондиночка снова улыбнулась:
— А вместе вы Майкл Джексон?
Джеко рассмеялся шутке. Вторая девчонка тоже; даже Майки улыбнулся. Вот так-то лучше. С девчонками так и надо: смеешься над их шутками, и они начинают чувствовать себя свободнее.
— Ну что, — сказал Джеко, укрепившись в своей уверенности, — подвезти вас или как?
— Спасибо, сами справимся, — ответила темноволосая, встала, закинула рюкзак за спину и протянула руку подруге.
Та ухватилась за нее и тоже вскочила на ноги.
— Рады были познакомиться, — проговорила она. — Пойдем мы.
— Да бросьте, — не унимался Джеко. — Давайте мы вас кофе угостим. Или, может, пивом? Мы в пабе работаем. Вам пиво можно, девочки?
Блондинка снова улыбнулась:
— Можно.
Майки видел, что она готова согласиться. Но темноволосая была сдержаннее, а она у них, похоже, была за главную.
— Брось, — шепнул Майки, — не хотят они.
— Хотят, их просто уговорить надо.
Джеко медленно поехал рядом с девушками. Они выглядели такими доверчивыми; любой мог легко увязаться за ними на дороге. Майки теперь часто чувствовал себя виноватым по отношению к девчонкам — когда смотрел телевизор, например, или видел порножурналы на полке в газетной лавке, слышал слова песен, открывал третью страницу «Сан» с модельками топлес. Раньше его такие вещи не заботили, и это новое отношение совсем его не радовало. Он-то чем может помочь?
Джеко крикнул в окно:
— Да ладно вам, девчонки. Обратите на нас внимание.
Обе девушки симпатичные. И вроде приличные.
— Вы можете просто уехать? — процедила темноволосая.
Джеко прищелкнул языком:
— Чего так невежливо, а? Мы просто хотим вас подвезти.
Она повернулась к нему, злобно сверкнув глазами:
— Подвезти? Да отвянь ты, придурок, с тобой даже не смешно.
— Сама же только что смеялась.
— Брось, — шепнул Майки, — поехали, не стоит оно того.
— Точно, — услышала его девушка, — не стоит.
— Да вы нам вообще не понравились даже! — крикнул Джеко в окно и дал газу, окутав их облаком черного дыма.
Майки вжался в сиденье:
— Зачем ты так?
— Это все ты виноват.
— Я? Это еще почему?
— Ты навлек на нас проклятие. — Джеко ткнул Майки пальцем. — Изменил законы Вселенной, втюрившись во врага.
Майки ударил по приборной доске:
— Да не втюрился я в нее. Кажется, мы все уже обсудили, нет?
— Тогда почему, спрашивается, ты никому о ней не рассказал — ни Карин, ни матери? Откуда такая секретность?
— План не сработал, так ведь? Не получилось у Сью придержать свой длинный язык, вот Элли и узнала, кто я такой, а потом подначила своего братца-психопата меня прищучить. И зачем мне об этом рассказывать матери или Карин? Мало мне, что ли, от них достается?
Джеко улыбнулся, но Майки никак не мог понять, что же в его словах забавного.
— Сью, считай, спасла тебя от самого себя.
— Да не нужно мне спасение. Нужен план.
— План у тебя был дырявый. — Джеко повернулся к нему. — А теперь ты уже несколько дней сам не свой — ни девчонок, ни выпивки после работы, ни развлечений. Дуешься из — за того, что тебе досталось? Так сделай что-нибудь. Вернемся и прихватим с собой оружие, если хочешь. Возьмем Вуди и остальных. Бомбы, ружья. Надерем ублюдку задницу как следует.
Ну почему Джеко не в состоянии просто обо всем забыть? Какой идиот.
— Все кончено, ясно? Я выставил себя полным идиотом. Элли меня подставила, и мы с ней никогда больше не увидимся. Так забудь, ладно? Ничего уже не поделаешь.
|
Достарыңызбен бөлісу: |
