Тридцать семь
Держа рыбину за голову, Майки соскабливал чешую острым краем ложки.
— От хвоста к жабрам, — проинструктировал его Деке. — Короткими быстрыми движениями и аккуратнее вокруг плавников, а то острые они.
Майки слушал его вполуха, думая только о своем телефоне, который лежал в кармане джинсов и был поставлен на виброрежим. Он уже три сообщения матери оставил, но та ни разу не ответила; Элли оставил больше десяти — тоже молчок. Он не знал, радоваться ему или беспокоиться. Отсутствие новостей — тоже хорошие новости, в конце концов, но если мать проснулась рано и решила-таки позвонить Джиллиан, все что угодно могло случиться, а он здесь, застрял на работе.
Промыв рыбину под краном, он передал ее Дексу; тот положил ее пузом вверх на разделочную доску и раз -резал от хвоста до головы. Потекла кровь и кишки вывалились на стол; Деке залез пальцами в рассеченную рыбину и выскреб внутренности. Блестящие, булькающие, они шлепнулись в мусорную корзину. Почему-то рыбьи кишки были пастельных цветов — кремового, желтого, розового, — как цвета одежды из летней коллекции. Деке снова промыл рыбину, провел большим пальцем внутри разреза, избавляясь от остатков крови на ребрах и хребте, и счистил оставшуюся чешую.
— Голову оставим, — заявил он. — Некоторые виды рыб обрезают выше жабр, но не эту.
Рыба как будто смотрела на них, а Деке тем временем объяснял, что глаза у нее должны быть ясные и круглые, не высохшие и ввалившиеся. Майки почему-то казалось, что рыба сейчас моргнет или откроет рот и начнет жаловаться на то, что у нее раскрыто брюхо и нечем прикрыться. Деке бросил рыбу на решетку сушиться и достал следующую жертву из ведра у их ног.
— Это не для паба, — сказал он, — а нам со Сью на ужин. Небольшой презент от тебя, Майки. Только скажи ей, что сам все придумал, а еще извинись. — Он подмигнул Майки, вручая ему вторую рыбину. — Ну вот, дальше справишься сам.
Держа рыбу над раковиной, Майки принялся скрести ее ложкой. Пальцы немели под холодной водой. Деке стоял за спиной и подбадривал его, рассказывая о том, как немного тимьяна, лавровый лист, лимон и соль способны превратить обычную рыбину в ужин для гурманов. Майки вдруг вспомнил, как в детстве накопал картошки. Каково же было его удивление, когда он узнал, что жареная картошка, оказывается, растет в земле и покрыта грязью. С тех пор прошло много лет, а он по-прежнему каждый день узнавал что-то новое о еде. Вот и сейчас, с налипшей к пальцам рыбьей чешуей, продолжал учиться.
— Ты все на свете знаешь, Деке?
— Почти.
Они подмигнули друг другу, и Майки подумал, каково это — иметь такого отца, как Деке, отца, который всегда был бы на твоей стороне, учил бы тебя всему и советовал, что делать, когда сам не знаешь. Правда, такая мать, как Сью, ему не нужна. Вот она опять ввалилась на кухню — во второй раз за утро, — и снова не в настроении.
— А ты что тут делаешь? — рявкнула она, ткнув в Майки пальцем.
— Рыбу чищу.
— У меня бар с минуты на минуту откроется, а туалеты еще не вымыты.
— Это я виноват, — вмешался Деке. — Сью, парень решил приготовить для тебя ужин в знак извинения.
Она смерила их обоих хмурым взглядом, как будто искала подвох.
— Это я его надоумил, — признался Деке. — В знак доброй воли, понимаешь?
Она улыбнулась уголком губ, но тут же нахмурилась и повернулась к Майки:
— Надеюсь, ты понимаешь, что я до сих пор тебя не выгнала только из-за мужа? — Майки кивнул. — И если ты еще хоть раз облажаешься, окажешься на улице.
Он снова кивнул, и тут уж она совсем перестала стесняться — выложила, каким неблагодарным грубияном его считает и как вчера было больше всего клиентов за сезон, а ей пришлось давать им от ворот поворот, потому что он не явился на работу. Ну почему он не похож на Джеко, на которого можно положиться, и к тому же он все время в хорошем настроении? Он, кстати, за хорошее поведение удостоился сегодня выходного.
— Может, пора тебе усвоить урок, Майки? — заключила она.
Тут он понял, что за последние двенадцать часов Сью уже третья, кто орет на него, и пора бы, наверное, привыкнуть, вот только как-то не привыкается. Одно накладывалось на другое, и настроение от этого не улучшалось.
Деке предостерегающе взглянул на Сью:
— Оставь парня в покое, Сью. Пришлю его к тебе, как только он здесь закончит.
Она подошла к нему чуть ближе, уперевшись руками в бедра:
— Уж не знаю, в кого ты надумал его превратить, Деке, но для меня он — уборщик до тех пор, пока не заслужит мое уважение. Поэтому бросай-ка свою рыбину, Майки, и топай к бару. Там пол надо помыть, и про туалеты не забудь.
После ее ухода повисла тишина. Майки сполоснул рыбу под краном, положил сушиться, вымыл руки теплой водой с мылом. Хорошенько оттер их щеткой, особо не торопясь. Деке тем временем рубил зелень. В окно просачивался теплый утренний свет, растекаясь лужицами на полу.
— Она злится, потому что ты ее не предупредил, — сказал наконец Деке. — Если тебе нужен был выходной, отпросился бы заранее, и все.
— Возникли неожиданные дела.
— Да, так всегда бывает. — Деке опустил нож и взглянул на него. — Ты умный парень, Майки, и мог бы стать хорошим поваром. Не растрачивай свой талант понапрасну.
Майки невольно улыбнулся, вытирая руки полотенцем. Неужели Деке действительно так в него верит? Ему вдруг захотелось сделать для Декса что-то приятное, чтобы тот понял, что не зря переживает из-за него.
— Я потом доделаю рыбу, если хочешь, — сказал он. Деке взглянул на рыбу на доске, рыбьи потроха в мусорной корзине и еще три тушки в ведре.
— Благородное предложение, но, боюсь, у Сью найдется, чем тебя занять. Сам доделаю, а завтра покажу, как варить бульон из костей. — Он похлопал себя по животу. — Будем учиться делать буйабес — самый вкусный суп из всей французской кухни.
Они договорились, что так и будет, и у Майки вдруг снова впереди забрезжило что-то хорошее, ради чего стоит дотерпеть до завтра.
В туалете он снова позвонил Элли — и по-прежнему не получил ответа. Телефон матери тоже молчал. Он решил рискнуть и набрать Карин — пусть та снова на него наорет, зато он хоть узнает, что происходит.
Карин сразу сняла трубку:
— Что тебе надо?
— Просто хотел спросить, как у вас дела.
— Да все прекрасно просто.
Она сказала это без сарказма, чем не на шутку его встревожила.
— Мать проснулась?
— Да.
— Можно с ней поговорить?
— Нет.
Его словно кто-то под дых ударил.
— Почему, чем она там занимается?
Он напряг слух, надеясь разобрать, что происходит в квартире — привычные звуки из кухни, свидетельствующие о том, что мать всего лишь заваривает свою первую чашку кофе, — и понять, что Карин блефует и все по-прежнему в порядке. Но услышал лишь, как сестра дышит в трубку.
— Послушай, — проговорил он, — ты извини меня за все, ладно? Просто скажи, что там у вас.
— Зачем? Чтобы ты мог предупредить свою подружку?
— Не хочу, чтобы она испугалась, вот и все.
— Думаешь, мне есть до этого дело?
— Она на твоей стороне, Карин. Если уж тебе так необходимо кого-то ненавидеть, выплесни злость на ее братца.
— Я их обоих ненавижу.
У него внутри все в комок сжалось. Он притиснул телефон ближе к уху, будто это могло помочь до нее достучаться.
— Элли хотелось верить, что он невиновен, — в этом же нет ничего странного, да? Если бы я совершил ужасный поступок, ты бы не хотела мне помочь?
— Ты бы в жизни ничего подобного не сделал!
— Вот точно так она думала и про него! Он ее возненавидит за то, что она его выдала, так зачем все усложнять? И почему не сказать мне, что там у вас происходит?
Ему показалось, что ее молчание затянулось на несколько минут. Наконец она проговорила:
— Скажу маме, чтобы позвонила тебе, когда Джиллиан уйдет.
И она бросила трубку.
Майки вышел из туалета, обогнул барную стойку, выбежал из паба на парковку. По пути отправил Элли сообщение: «Позвони. Серьезно. Позвони срочно, как только это услышишь». Попытался снова позвонить матери, но та не брала трубку. Еще раз набрал мобильник Карин. Никто не ответил.
Надо было ехать к Элли домой сразу же после того, как он отвел Холли в школу; какой же он идиот, что не сделал этого. Или даже до школы — да что уж там, вчера вечером, когда заварилась вся эта каша. Он мог бы перелезть через забор, взобраться по водостоку и провести ночь рядом с ней, оградить ее от всего.
В гавани он сел на скамейку и попытался успокоиться. Что, если Карин просто его разыгрывает, чтобы взбесить — с нее станется! — а мать на самом деле спит? Но вполне возможен и другой вариант: что Джиллиан сидит у них прямо сейчас, выпытывает подробности, организует наряд. Можно ли схлопотать обвинение в лжесвидетельстве за дачу ложных показаний в полиции?
Он отправил еще одно сообщение: «Извини, Элли, прости ради бога, но мне кажется, тебя ждут неприятности».
Уже четвертое извинение за сутки. Как же он облажался. Обидел Карин, а теперь и Элли — а ведь не хотел ни того, ни другого. Он закрыл глаза, пытаясь дышать спокойно. Если будет просто сидеть здесь и дышать, может, ничего плохого и не произойдет.
|
Тридцать восемь
Хорошие девочки не думают о бархатистой коже на шее парней и о том, как те склоняют голову, когда улыбаются. И в особенности им не положено думать об этом, если сегодня их последний шанс подготовиться к экзамену по математике.
Элли несколько раз моргнула, прогоняя мысли о Майки.
— Итак, пробный пример, — проговорила мисс Фэриш. — Теперь возьмите тетради и напишите три альтернативных решения этой задачи. Хорошую оценку вы получите в том случае, если ваш ответ обоснован и аргументирован.
Элли вздохнула и открыла тетрадку. Если уж ей не удается сосредоточиться на статистике и теории вероятности, то можно хотя бы заняться чем-нибудь полезным. Открыв тетрадь на чистой странице, она написала заголовок: «Подготовка к экзаменам» — и начертила таблицу из двенадцати колонок — недель, оставшихся до экзаменов, — и тридцати пяти строк. Итак, вернувшись из школы, она будет готовиться каждый вечер по три часа, потом ужинать (полчаса)... и еще два часа потратит на повторение, а потом спать... По выходным график — десять часов в день, а в качестве вознаграждения за труды можно посмотреть кино. Сон — семь часов в день. Она попыталась вычислить, сколько в общей сложности часов выделила на подготовку и сколько часов у нее осталось на сон, но использовать калькуляторы в классе было запрещено, а сама она сосчитать не смогла и вместо этого нарисовала внизу страницы зеленую змею с красным языком.
За окном, на школьном дворе, сияло солнце. В поле зрения попадал самый край футбольного поля, и зеленая травка на нем очень дружелюбно ей подмигивала. Элли подумала о реке, хоть ту и не было видно. Ей и не нужно было ее видеть; она знала, что холодная вода отбрасывает на школьный забор яркие блики.
Степень вероятности того, что определенно известно, — один. Степень вероятности того, что невозможно, — ноль. Раздеться и прыгнуть в реку тем днем, хотя на самом деле она должна была быть в школе, явно из второй категории, но все же это произошло. Как это объяснить с точки зрения математики?
Утверждение: парень и девушка прыгают в реку. Парень подплывает к девушке и говорит: «Черт, холодно как!»
Вопрос: какова вероятность, что они поцелуются?
Нет-нет-нет, нельзя думать о Майки! И особенно о том, как они вчера целовались — о его поцелуях, которые сперва были мягкими и ненавязчивыми, почти незаметными, а все равно от них кровь закипала. Нельзя думать о том, как поцелуи становились все более настойчивыми, отчаянными, будто они оба что-то искали.
Она встряхнулась и вернулась мыслями в класс. План был такой: трудиться не покладая рук, компенсировать все пропущенные занятия. В этом графике места для Майки не оставалось.
— Итак, — проговорила мисс Фэриш, — давайте вспомним различные способы построения диаграмм.
«Горизонтальная ось, вертикальная ось», — написала Элли в своей тетрадке. Она слушала объяснения мисс Фэриш о том, как сгруппировать данные по классам. Но когда настало время рисовать график, вместо него она нарисовала домик, камин, парня в кофте на молнии. И написала: «Никогда ни с кем мне не было так хорошо». Обвела буквы жирным, поместила в рамочку. И снова написала то же самое заглавными буквами.
Больше никто, кажется, так не отвлекался, как она. Она оглянулась и увидела головы, склоненные над партами, усердно строчащие ручки. Согласно статистике, в этом классе были ребята, которые так нервничали из-за экзаменов, что рыдали перед сном. Измученные усталостью, они страдали страшными головными болями. Просыпались утром с чувством, что не спали вовсе. У них зудели глаза, болели животы. Они были ее одноклассниками, их было тридцать человек, и никого из них она толком не знала.
То же самое она тогда сказала отцу. Никто из нас толком друг друга не знает.
Вопрос: если в классе тридцать человек, сколько тайн они скрывают?
Ответ: бесконечное множество.
У нее вдруг возникло непреодолимое желание вскочить и признаться в своей, выкрикнуть ее, как делают люди с синдромом Туретта*. Выйти к интерактивной магнитной доске, отшвырнуть в сторону мисс Фэриш и написать: «Я занималась любовью с Майки Маккензи у горящего камина и никогда не думала, что это может быть так прекрасно!» Вдохновившись ее смелостью, остальные тоже начнут делиться тайнами. Мисс Фэриш расскажет, из-за чего ушла с прежнего места; Джозеф продемонстрирует порезы на руках и признается в своей мании; Алисия откроет, почему в обеденный перерыв все время сидит в туалете. И так все по кругу, весь класс. Может, очередь даже дойдет до нее во второй раз. И тогда она напишет: «Мой брат виновен». Можно даже использовать при этом диаграмму, круговую или гистограмму, для наглядности описания собранных данных.
* Синдром, характеризующийся неконтролируемым выкрикиванием нецензурных слов или социально неуместных и оскорбительных высказываний.
На улице по небу плыли весенние облачка, трава колыхалась на ветру, а речка текла, как и всегда. Она написала стихотворение:
Мы обнажены,
Ты нежен,
Твои руки знают, что делать...
Вырвала листок из тетрадки, скомкала и положила в карман. Подошла мисс Фэриш и встала над ее партой: — Какие-то проблемы?
Элли покачала головой, и мисс Фэриш ушла. Тогда Элли попробовала «лечение отвращением». Стоило ей подумать о Майки, и она щипала себя за руку. Так ей удалось более-менее сосредоточиться на доске, и она записала слова: зависимая переменная, независимая переменная — и начала чертить график, используя известные данные. Но через пять минут рука так болела от щипков, что пришлось прекратить. Она попыталась вспомнить, что такого ужасного в Майки, но ничего не лезло в голову, и, поняв, что ничего ужасного в нем нет, она вдруг осознала, как сильно хочет снова его увидеть. Но если они увидятся, то придется что-то решить насчет Карин. Нанять адвоката, как сказал Барри, дав новые показания, завести новую семью и новый дом, потому что ее родные после такого уж точно не захотят ее видеть.
Она нарисовала холодный душ. Ботинок. Автокатастрофу. Пожевала кончик ручки и начала новый список: как стать хорошей. В списке были следующие пункты: делать домашние задания (постоянно), не есть продукты, содержащие сахар, быть милой с родными, одеваться прилично, не пытаться связаться с Майки. И тут же в голову пришло противоположное — плюнуть на уроки, раздеться, позвонить ему...
Вчера, когда они лежали на ковре в домике ее деда и бабушки, она целовала его спину и шептала:
— Теперь все время буду представлять тебя голым. Он повернулся и улыбнулся, пристально глядя на нее
и проведя взглядом линию от ее живота к груди.
— Чувствую, как бьется твое сердце, — сказал он и пощупал ее пульс. — Вот сейчас. И сейчас. И сейчас.
Да как она могла предположить, что сумеет его забыть?
Она легла на парту. Перед глазами всплывали образы: мама, обмахивающаяся за завтраком, говорит: «Мне дышать нечем в этом доме»; отец устало улыбается, едва сдерживая раздражение; глаза Тома, в них постоянный страх; мать отворачивается, стараясь не встречаться с ней взглядом по пути в школу, когда Элли спрашивает: «Не хочешь ли поговорить о том, что я тебе сказала вчеpa, в саду?»; зажигалка Майки, спрятанная в ее сумке; бедняжка Карин Маккензи лежит на диване...
— Элли? — Мисс Фэриш, нахмурившись, снова остановилась у ее парты. — У тебя все в порядке?
Элли вздрогнула и кивнула. Все вокруг хватали сумки и шли к выходу.
Мисс Фэриш сказала:
— Может остаться здесь, конечно, но я бы на твоем месте подышала воздухом. После обеда еще будет вторая часть.
В коридорах была ужасная суматоха, как обычно. На перемене учителя удалялись в учительскую за дозой сахара и кофеина, а дети носились, как стадо диких буйволов. Именно в это время дня тебя вполне могли приложить о металлический шкафчик, вырвать телефон, залезть в сумку, запустить в волосы жвачкой, стащить деньги на обед. Парни толкали друг друга — жестоко и бессмысленно. Здесь выживал сильнейший, и главная хитрость заключалась в том, чтобы опустить голову пониже, ни с кем не встречаться взглядом и идти быстро и целенаправленно.
Элли порадовалась тому, что не она сегодня в центре внимания — с тех пор как Кейра из десятого класса забеременела, все разговоры были лишь о том, кто отец, оставит ли Кейра ребенка и почему она не приняла экстренную таблетку... бла-бла-бла...
На улице было тише. Погода стояла теплая. Элли зашагала по двору, ища место, где бы сесть. Ее любимую скамейку заняла Стейси — с того самого дня, как узнала, что Элли нравится сидеть именно здесь. Она помахала Элли, как делала каждый раз, когда ее видела:
— Привет, сучка.
— Стейси, прекрати.
— Это ты прекрати.
— Я же ничего не делаю.
— Это тебе кажется.
Бред, но такой разговор теперь они вели каждый день. Если бы одна забыла, другая, пожалуй, теперь даже задумалась бы, что случилось. Обе понимали, что так должно быть, это почти вошло в привычку.
Элли нашла местечко на низком заборе и подставила лицо солнечным лучам. Витамин Д лучше всего всасывается через веки, и именно благодаря ему человек ощущает себя счастливым. У нее на это целых сорок пять минут.
|
Тридцать девять
Майки открыл один глаз и увидел Джеко — тот шагал ему навстречу по гравию, раскинув руки, словно в знак капитуляции. Это было не смешно.
— Ты прости меня, дружище, — проговорил он, подойдя ближе. — По поводу вчерашнего. Серьезно, вот уж не думал, что они так все раздуют.
Майки покачал головой и уставился в песок, потом окинул взглядом брошенные на берегу лодки.
— Я должен был все рассказать Карин прежде, чем это сделал бы кто-нибудь еще.
— Ты кого дурачишь?
— Нет, серьезно. Когда я приехал за тобой и увидел, как ты садишься в тот автобус, то понял: не я один тебя замечу. Представь, если бы ей кто-нибудь незнакомый сказал? Каково бы ей было?
Майки бросил на него гневный взгляд:
— У меня нет на это времени. — Он пролистал сообщения на мобильнике. Может, пропустил эсэмэску от матери Или Элли? Но нет. Ничего. Он проверил голосовую почту. Нет новых сообщений.
Джеко сел рядом с ним на скамейку:
— Новости есть?
— А то тебе не плевать!
— Не плевать, между прочим.
По пляжу бежал малыш и тащил на веревке воздушного змея. Когда жизнь вот так проста, даже не понимаешь, насколько тебе повезло.
Джеко легонько толкнул его ногой:
— Тебя Сью на перерыв отпустила? Майки отодвинулся, снова взял телефон и написал Карин: СКОРЕЕ ПОЗВОНИ.
— Послушай, друг, — проговорил Джеко. — Понимаю, не мое это дело, но не советую тебе испытывать ее терпение. Она вчера тут такое устроила, когда ты не пришел. Тебе же эта работа дорога, нет?
Майки написал матери: ПОЗВОНИ МНЕ СЕЙЧАС ЖЕ.
Джеко вздохнул:
— Как знать, может, однажды вспомним все это и будем смеяться.
— Сомнительно.
— Откуда ты знаешь?
Майки притворился, что задумался над его словами.
— Да нет, Джеко, правда, сомневаюсь, что это произойдет. И знаешь — почему? Потому что, когда все это закрутится, Элли никогда больше не захочет со мной говорить.
— Два месяца назад вы вообще не были знакомы, она и так с тобой не разговаривала.
Майки обхватил голову руками — немыслимо, как далеки они с Джеко друг от друга.
— Можешь меня винить, если хочешь, — выпалил тот. — Я не против.
— Да, пожалуй, так и сделаю.
Телефон зазвонил так внезапно, что они оба вздрогнули. Пальцы Майки вдруг стали неуклюжими. Он хмуро взглянул на Джеко:
— Ничего, если я поговорю? Это личное.
Джеко пожал плечами, отодвинулся на край скамейки и сделал вид, что не подслушивает. Тогда Майки пересел на парапет и стал смотреть вниз, на лодки.
— Мам, ну что там у вас? — спросил он.
— Не могу долго говорить, Майки, мы заняты. — Голос у нее был трезвый, не сонный и, как ни странно, спокойный.
— Так ты все-таки позвонила Джиллиан?
— Ну да. Не собиралась я сидеть и ждать, что будет дальше.
— Что ж, спасибо большое.
— Майки, у меня есть дочь, которая нуждается в моей поддержке. Я тебе об этом еще вчера вечером говорила.
«Мне тоже нужна твоя поддержка», — подумал он, но вслух не сказал. Он сам навлек на себя неприятности и теперь сам должен все разгребать.
— И какие новости?
— Джиллиан сказала, что это очень хорошо, что мы ей обо всем рассказали, позвонила детективам по делу Карин и сообщила им.
— И что они?
— Как раз сейчас едут к твоей подруге, чтобы забрать ее в участок.
У Майки в висках забарабанило.
— Куда?
— Понятия не имею... домой к ней, наверное.
— Дома ее нет, она же в школе.
— Ну, значит, туда.
— Как можно посылать копов за человеком в школу?
— О боже мой, Майки, да они просто поговорить с ней хотят. Что ей будет, если она скажет правду, а?
Он бросил трубку — не мог больше слушать. И повернулся к Джеко:
— Мне машина нужна.
— Еще чего!
— Ты у меня в долгу.
— Да ничего подобного.
— Ладно тебе, приятель, ты же все слышал. Нужна твоя помощь.
Джеко достал табак и свернул самокрутку — нарочито медленно, будто времени у них было навалом. Майки попытался сдержать гнев, зная, что стоит сорваться — и машины ему не видать.
— Почему она тебе так нравится? — спросил Джеко.
— Не знаю. Просто нравится.
— Это отмазка.
Майки пнул ногой каменный парапет, подняв облачко песка:
— А что ты хочешь, чтобы я ответил?
— Просто скажи, почему она тебе нравится. Кажется, Джеко всерьез решил его унизить, это было
очевидно. Что шло вразрез со всеми правилами мужской дружбы. Но ради ключей от машины поунижаться стоило.
— Не могу ничего с собой поделать, вот и все. Это никак не остановить. — Он вдохнул поглубже. — Вот как ты любишь свою машину — то же самое.
Джеко нахмурился:
— Она похожа на машину?
— Да нет же, нет. Она... ну не знаю... — Он провел рукой по волосам и попытался понять, почему Элли так на него действовала. Важно было подобрать точные слова. — От нее сияние исходит.
— Как от новенькой машины?
— Хорош издеваться. — Он сел на скамейку и посмотрел Джеко прямо в глаза. — В детстве у меня была мечта об идеальной девчонке. Лица ее я никогда не представлял, но у нее было красивое тело, и все во мне ей нравилось. — Он почувствовал, как заливается краской, но знал, что должен продолжать. — Когда я впервые увидел Элли, то сразу понял — вот она, моя идеальная фантазия. Мне не хотелось, чтобы это было так, но каждый раз, когда мы с ней встречались, это настолько бросалось в глаза, а что самое смешное — она оказалась даже лучше, чем мечта, будто я выиграл в лотерею больше, чем рассчитывал.
Джеко выпустил дым длинной тонкой струйкой в направлении причала:
— И чем же?
Майки принялся перечислять, загибая пальцы:
— Она смешит меня, много чего знает, умеет слушать. Умеет удивлять — в одну секунду спокойная, потом вдруг бац! — и начинает делать какие-то сумасшедшие вещи. Ну что еще? Красавица, каких поискать, и есть в ней загадка. Не знаю, дружище, звучит все это глупо...
Взгляд Джеко стал чуть добрее, и Майки решил продолжать:
— Я думал, смогу держаться от нее подальше, но нет. Когда ее не было рядом, я думал о ней постоянно. Пытался смотреть на других девчонок, и ничего. Нет, серьезно — шел по улице и представлял разных девчонок голыми, а мне хоть бы хны, не хочу и все. А потом, когда решил, что Элли меня подставила, натравив на меня своего братца, и мы долго не виделись, и мне казалось, что ей на меня плевать, я совсем голову потерял. Не хотелось просыпаться по утрам, идти на работу... ничего не хотелось, и ты уж меня извини, друг, я видел, конечно, как это все на тебе отражается, но до смерти боялся, что никогда больше ее не увижу. Вот так сильно я на нее запал.
Ну вот, он все сказал — теперь пусть Джеко что хочет, то и думает. Но тот не закричал на него, не стал смеяться, а лишь улыбнулся.
— Слава богу, — проговорил он.
— Что?
— А то, что ты мне впервые за несколько недель сейчас правду сказал. — Он сунул руку в карман и достал ключи от машины. — Вот. Только не поцарапай и не смей потом говорить, что я тебе не помогаю. — Их пальцы соприкоснулись, но Джеко не отпускал ключи. — Я всегда тебя поддержу, дружище, и это всегда было так. Просто ты перестал замечать.
Майки обнял его и хлопнул по спине. Дружеский жест пришелся в точку — он это понял по улыбке Джеко.
— Передай Дексу мои извинения.
— Придется тебе самому это сделать. — Джеко кивнул в сторону стоянки — Деке как раз шел к ним. За пределами кухни, в фартуке, развевающемся по ветру, он выглядел странно.
— Ну-ка идите внутрь, скорей, — позвал он. — Оба. Сью в бешенстве.
Когда он подошел ближе, Майки не смог заставить себя взглянуть ему в глаза. Он снял свой собственный фартук и передал его Джеко, положил ключи в карман.
— Машина с той стороны, — сказал Джеко, — во дворе.
Деке уперся руками в бока. Было невыносимо видеть разочарование в его глазах.
— Ты куда это собрался, Майки?
— Мне очень жаль, Деке.
— Если сейчас уйдешь, я уже тебе помочь не смогу.
— Знаю.
— Дело очень срочное, — вмешался Джеко. — Я его прикрою. Ты даже не заметишь, что его нет.
— Нет, — покачал головой Деке. — Если он сейчас уйдет, я уже ничего не смогу поделать.
В руке у него была деревянная ложка, к которой налипла комком какая-то паста. Почему-то именно ложка притягивала взгляд, Майки никак не мог от нее оторваться.
|
Достарыңызбен бөлісу: |
