Сорок
Невероятно, что способно вытворять тело независимо от твоего желания. Жар, распространявшийся от его груди к лицу и глазам, биение пульса, дикий прилив адреналина. Даже голос его охрип и сорвался, когда он увидел Элли по ту сторону школьной ограды и подозвал ее.
Она нахмурилась, словно не веря, что это он, потом взяла сумку и зашагала к нему навстречу. Даже когда он просто смотрел на нее, в груди щемило.
— Ты разве не должен быть на работе? — спросила она.
— Я ушел с работы. Надо срочно поговорить.
— Все в порядке?
— Я звонил. Кучу сообщений написал.
— Отец телефон отобрал. — Она взялась за металлическую решетку. Вид у нее был побитый. Он возненавидел ее родных за это. Она ни в чем не была виновата.
— Можешь подойти?
— Звонок уже был, у меня пробный тест по математике.
— Это важно. Всего на несколько минут.
— Не знаю. — Она огляделась — дети потихоньку возвращались в школу, учитель у ворот загонял загулявших во двор. — Мне ни к чему еще неприятности.
Он вдруг почувствовал себя ужасно. Все эти ребята, что сейчас идут по двору к школе, — все они скоро будут шептаться об этом, подталкивать друг друга и смеяться над Элли. Ему стало так грустно, что заболело в груди.
— Всего на пять минут, Элли, прошу. Пойдем посидим на берегу. Десять минут максимум, обещаю.
— Ты меня возненавидишь, когда узнаешь, какой трусихой я была вчера вечером.
— Я же тебе вчера уже сказал. Никогда я тебя не возненавижу.
Элли улыбнулась:
— С тобой мне всегда лучше, знаешь об этом?
Она пошла к воротам, а он шел рядом по ту сторону ограды. Мимо пробежала женщина, у которой на руках крутился и пытался вырваться ребенок. Где-то запела птица. Все шло своим чередом. У выхода стоял учитель.
— Давайте же, — подгонял он последних отбившихся от стайки ребят. — Скорее, а то опоздаете!
Майки поежился. Как же ему все это было ненавистно — правила, орущие взрослые, расписания, то, что в положенное время нужно быть в положенном месте. Все это ограничивало мир.
Элли попыталась обойти дежурного учителя стороной, но тот вытянул руку, перегородив ей путь:
— Не в ту сторону идешь.
— Это важно, — пролепетала она, — и моя преподавательница мне разрешила.
Учитель нахмурился:
— А письменное разрешение есть?
— Забыла.
— Тогда разворачивайся и возвращайся в класс.
Элли скрестила руки на груди:
— У меня есть неотложные личные причины, и преподавательница в курсе. Мне шестнадцать лет, и я не обязана находиться здесь, а вы нарушаете мои гражданские права, удерживая меня на территории школы.
Майки был ошеломлен, услышав это. Она назвала дежурному свое имя, номер класса, и тот просто открыл ворота.
— Круто ты его приложила, — сказал Майки, когда она ступила на тротуар. — А говоришь, трусиха.
— Мне потом влетит, вот увидишь. — Она улыбнулась. — Знаешь, вот как я ни пытаюсь быть хорошей, что-то не выходит.
На мосту они взялись за руки. Коснуться ее снова было так приятно.
— Только недолго, — предупредила она. — Серьезно, надолго мне задерживаться нельзя. Я дала себе обещание, что буду сегодня готовиться.
Он не стал объяснять, по какой причине назад она все равно не вернется, зато смог уговорить ее перелезть через ограду и спуститься по травянистому склону к реке. Поверхность воды была темной, в ней плавали зеленые водоросли, а над рекой нависали деревья. Склон был испещрен тенями и солнечными пятнами.
— Давай здесь посидим, — сказал он.
Со стороны школы и дороги их не было видно. Так что, когда копы приедут, они ее сразу не заметят.
Он снова взял ее руку и крепко сжал, словно таким образом мог уберечь ее хоть немного, хотя сам же сейчас и собирался нанести тяжелейший удар.
— То, что я скажу, тебе не понравится.
— Выкладывай.
Он покачал головой, не в силах поверить, что действительно признается. Ему показалось, будто весь город замер в ожидании: все машины и телевизоры, все люди — все замолчало и прислушалось.
— Я обо всем рассказал Карин. Что ты не будешь свидетельствовать в защиту брата.
Свет потух в ее глазах.
— Зачем?
— Извини, я не хотел. Но Джеко разболтал ей, что мы встречаемся, она как обезумела, и я тоже взбесился и... само как-то вылетело.
— Ясно.
— Но это еще не все. Мне очень жаль, Элли, но она теперь знает, что ты дала ложные показания.
Элли закрыла лицо руками и упала на спину, на траву.
— Ясно, — повторила она, но на этот раз намного тише.
Ему так хотелось прикоснуться к ней, убрать ладони с лица, поцеловать ее. Но он не знал, будет ли так правильно, поэтому просто лег рядом и рассказал ей все от начала до конца, с того самого момента, как пришел до -мой вчера вечером, и до той минуты полчаса назад, когда ему позвонила мать. Он попытался не слишком драматизировать, рассказывать так, будто все это не слишком уж важно, но, когда речь зашла о том, что полицейские вот-вот загребут ее в участок, топтаться вокруг да около было уже невозможно.
— Они могут сюда явиться, — выпалил он. — Поэтому я и должен был тебя найти. Мать не сказала, куда они поехали — к тебе домой или прямо в школу.
Элли лежала на траве абсолютно неподвижно, лишь ее живот поднимался и опускался.
— Ты что молчишь? — спросил он.
Не разжимая ладоней, она прошептала:
— Все-таки ты меня подставил.
— Я не специально ей все рассказал!
— Когда мы с тобой были в коттедже, я, дура, тебе поверила.
— Да нет же, Элли, я не спланировал все это, чтобы вытянуть из тебя информацию. Все, что вчера случилось, было по-настоящему. Ты должна мне поверить.
— Должна? — Она резко села. Взгляд у нее стал другой, жестче. — Да ты хоть знаешь, что это такое, когда вообще некому довериться?
— Клянусь, я не обманывал тебя.
— Это ты так говоришь. Но давай объективно все оценим. Ты познакомился со мной нарочно, чтобы выведать информацию о брате. Потом, когда я узнала, кто ты такой, ты разыграл главный козырь — о нет, ты можешь мне верить, ты мне правда нравишься... и бла-бла-бла-бла-бла... Вот я и купилась. И выложила все. А ты, как только узнал, тут же бросился к своей Карин и все ей рассказал! Как-то подозрительно, тебе не кажется? — Она взглянула на него, прищурившись. — Подстава в чистом виде.
— Ты с ума сошла. С таким же успехом я бы мог заявить, что ты меня подставила.
— Что? Это как же я тебя подставила? Не понимаю.
— Может, ты и хотела на самом деле, чтобы Карин обо всем узнала. Просто тебе не хватало духу самой обо всем рассказать копам, а теперь можешь поплакаться мамочке с папочкой, что страшный пацан из бедного квартала вытянул из тебя правду силой!
— Не неси бред!
— Возможно, я и не прав.
— Не прав! — Она встала. — Мне надо идти. — Сделала пару шагов, а потом обернулась: — А я правда поверила, что нравлюсь тебе — вот ненормальная!
— Нравишься. Можешь меня винить во всем, обзывать предателем, вот только не надо говорить, что я делал вид, что ты мне нравишься. Это правда, Элли.
Она улыбнулась, и глаза ее немного смягчились.
— Нет.
— Правда.
Она села на траву:
— Меня арестуют?
— Не знаю. Скорее всего, они просто хотят поговорить.
Она зарылась лицом в колени. Он подошел и сел рядом, погладил ее по голове — ему хотелось показать, что он ее жалеет.
— Не трогай.
— Прошу тебя, Элли...
— Нет. — Она оттолкнула его. — Я думаю. Оставь меня в покое.
На деревьях над их головами распускались листья. Они были похожи на рты, готовые вот-вот раскрыться.
— Я на машине, — сказал он. — Могу отвезти нас куда-нибудь.
Она ничего не ответила.
— Мы могли бы исчезнуть. — Прекрасная идея, кстати. Гроза потом разразится — Карин, мать, да и все остальные будут в бешенстве, конечно, Джеко разозлится из-за машины, зато так им удастся пережить сегодняшний день. — Можем спрятаться в домике на берегу.
— Не говори глупости.
— У меня деньги есть. Накупим еды на несколько дней, поедем и поживем там.
— Ну уж нет.
— Ты только подумай об этом, Элли... переждем худшее.
— С ума сошел? — Она убрала ладони. — Да потом будет еще хуже, неужели не понимаешь? Одной из наших семей конец — или твоей, или моей. Разве можно убежать от такого? Это реальная жизнь, Майки!
Она словно разговаривала с ребенком или тупицей инопланетянином. Это было невыносимо.
Она легла на траву и закрыла лицо рукой. Он достал табак, скрутил сигарету и лег рядом. Долго молчали. Он думал, не замышляет ли она какой-нибудь хитрый план или, может быть, решила согласиться на его предложение сбежать. Было бы здорово укрыться в коттедже у моря. Они могли бы прожить там несколько недель — разводить огонь, разговаривать, заниматься любовью.
Докурив, он тихонько тронул ее локтем:
— Ну, как ты?
— Все тело болит.
— Прости.
— И все вокруг стало ярким и светлым, как будто я плыву.
— Наверное, у тебя шок.
Он потянулся и поцеловал ее в шею.
— Не надо, — сказала она.
— Что не надо?
— Вот это.
— Но почему?
— Потому что мы с тобой встречались всего шесть раз — и теперь все кончено.
— Семь, и ничего не кончено. Она в отчаянии взглянула на него:
— Я не хочу, чтобы это заканчивалось.
— Я тоже. — Он взял ее за руку. — Прости меня за то, что я сболтнул Карин. Я все испортил. Но это не должно касаться нас с тобой.
Она пристально взглянула на него:
— Нет, должно.
Он наклонился и поцеловал ее в кончик носа. Очень нежно. Трижды. Она его не остановила. Он обнял ее, притянул к себе. Она легла ему на плечо, уткнулась подбородком в шею — так они и лежали в тепле, обнимаясь. Солнце светило; такого теплого дня не было с начала весны. Тени на траве становились длинными, день понедельника переходил в вечер.
— Что они со мной сделают? — наконец произнесла она.
— Да просто поговорят, и все.
— Где?
— В участке.
— И что мне им сказать?
— Правду.
— Я с мамой хочу поговорить. — Она перевернулась на бок, взяла куртку и сумку. — Отец еще с работы наверняка не вернулся.
— Я тебя отвезу.
— Не надо, я прогуляюсь. Нужно время, чтобы свыкнуться.
— Элли, ты не должна терпеть это в одиночку.
Она устало улыбнулась:
— Возвращайся на работу, Майки, не хочу, чтобы из-за меня тебя уволили. Я прогуляюсь по берегу, меня никто не увидит. Не переживай, я так прямиком до дома дойду.
Он проводил ее до тропинки. Ближе к воде было прохладнее. У берега плавали утки. Лебедь изогнул шею, выискивая корм в воде. Они остановились посмотреть.
Через несколько минут Элли глубоко вздохнула и повернулась к нему:
— Можно обнять тебя на прощание?
Он протянул руки, и она обняла его как-то странно, сбоку. Это было неловко и грустно; он все себе представлял совсем иначе.
— Пойду я, — пробормотала она, — а то еще передумаю.
Он заглянул ей в глаза, ожидая увидеть в них страх, но его не было, на смену ему пришло странное спокойствие.
|
Сорок один
Элли подошла к дому со стороны реки, открыла калитку и зашагала по лужайке. Мать сидела на коленях на старом одеяле и копала грядки лопаткой.
Скажи ей, скажи. Она должна знать.
Увидев Элли, мать села на пятки:
— Что-то ты рано. — Она утерла пот рукавом со лба. Перчатки все испачкались в земле, а в волосах застряли листья. — Или я уже за временем не слежу? Весь день здесь прокопалась, просто здорово. Уже почти как летом, правда? Смотри, сколько новой зелени.
Элли притворилась, будто ей интересно, потому что мать это порадует, да и оттянет на неопределенное время роковой разговор — слова не шли в голову.
— Тюльпаны, — проговорила мать с улыбкой, — а вон те, розовые, — бадан.
Элли присела на корточки:
— Мам, нам надо поговорить.
— Ты ноги промочишь, если будешь тут сидеть.
— Мне все равно.
— Как дела в школе? Все нормально?
— На математике готовились к экзамену.
— Бедняжка. Не завидую тебе. — Она вернулась к своим грядкам. — А я побеги подвязывала и пропалывала сорняки. И луковичные посадила, смотри.
Когда сообщаешь плохие новости, надо сперва попросить человека присесть, иначе, если он упадет в обморок, может удариться головой. А еще неплохо бы приготовить сладкий чай, теплый плед и быть готовым приложить прохладную ладонь ко лбу. Но что делать, если человек не хочет слушать?
— Мам, где Том?
— В своей комнате, наверное.
— А папа?
— В Норвиче. Ищет новых юристов. Элли сделала глубокий вдох:
— Ты слышала, что я только что сказала? Что нам надо поговорить?
— Слышала.
Но копать она не перестала. Как это легко: слушать острые удары лопаточки о камень и смотреть, как растет мягкая горка земли и сорняков в ведре. Или пойти в дом и выпить молока, съесть печенье, включить телевизор.
— Может, пойдем сядем на скамейку?
Мать нахмурилась и запахнула куртку на груди:
— Это по поводу вчерашнего?
— Да.
— А нельзя подождать до папиного возвращения?
— Нет.
Мать отказалась идти на скамейку, и они сели на качели под грецким орехом. Странно было видеть ее там — она сидела как маленькая девочка, подобрав под себя ноги. Элли села на траву напротив. Мать держалась за веревки, отклонившись назад, ее волосы трепал ветер.
— В детстве обожала качели, — сказала она. — Голова никогда не кружилась.
Элли почувствовала, как у нее в горле пересохло, словно она попала в песчаную бурю.
— Я должна тебе сказать что-то важное.
— Мне кажется, люди, когда взрослеют, теряют способность радоваться таким вот простым вещам, — рассуждала ее мать.
— Мам, прошу, выслушай меня. Мне надо в полицию.
Мать резко затормозила качели ногами:
— Что ты такое говоришь?
— Хочу дать новые показания.
— Но ты же уже давала.
— Я солгала.
Мать очень медленно покачала головой:
— Все, я звоню твоему отцу.
— Не надо, пожалуйста!
— Ты ни слова никому не скажешь, пока не поговоришь с ним.
— Скажу. Полицейские за мной сейчас сюда приедут.
— Что значит сюда приедут? Не могут они вот так разъезжать и забирать девочек в участок.
Итак, гроза началась. Элли была в самом ее эпицентре, прямо сейчас, и ничего поделать было нельзя. Она вдруг ощутила странный покой, словно вышла из тела и теперь смотрела на себя со стороны.
— В ту ночь у меня в голове все перемешалось, мам, — то, что случилось, то, что я увидела, — стерлась разница между правдой и ложью. Когда Тома арестовали, мне не хотелось, чтобы у него были неприятности, вот я и сказала, что ничего не видела. Думала, все само собой разрешится.
Ее мать напряженно ссутулилась, сидя на качелях.
— А все и разрешится. Мы же вчера за столом все обсудили.
— Нет, мам. Слишком поздно уже. Новые адвокаты, одежда, туфли — ерунда все это. Мам, выслушай меня, послушай хотя бы минутку. Можешь ты это сделать?
Мать кивнула; в ее глазах блестели слезы.
— Я сама себя пыталась убедить, что Карин во всем виновата — она была пьяна, она лгунья, завидует нам, потому что живет в бедном доме, и разозлилась на Тома, что тот не захотел с ней встречаться. Какие только отговорки я не придумывала. Слепила из нее какое-то чудовище, а ведь я ее даже не знаю. Мы всего-то два раза разговаривали. — Элли взглянула на лужайку. Дрозд выдергивал червяка из земли на клумбе. Солнечные лучи у забора пробивались сквозь кроны деревьев. — Я чуть с ума не сошла, пытаясь убедить себя, что Том невиновен, но больше так не могу. Я должна сказать правду. Сейчас же.
Мать зажала рот ладонями, не желая верить, а может быть, придумывая новые оправдания своему сыну. Элли ее понимала. Она сама несколько недель делала то же самое.
— Мам, — прошептала Элли, уставившись в одну точку, — кажется, стучат.
Они прислушались. Звук повторился. Стучали настойчиво.
Мать схватила ее за руку:
— Не открывай.
— Я должна.
— Ничего ты не должна. Сделай вид, что не слышишь. Они уйдут.
Элли сомневалась. Скорее они снесут дверь или вломятся через окно. По опыту она знала: чем больше разозлить людей, тем хуже потом.
— Я открою.
На газоне перед домом стояли мужчина и женщина в гражданском. В руках у них не было ни дубинок, ни наручников. Они даже приехали не на полицейской машине, за воротами стоял простой белый автомобиль. Увидев Элли, вышедшую из-за дома им навстречу, они, кажется, удивились, но быстро спрятали изумление за улыбками.
— Добрый день, — проговорила женщина. — Помнишь нас? Мы с тобой пару недель назад встречались. Я детектив Томас, а это мой коллега, детектив Брайс.
Мужчина приветливо помахал ей рукой.
— Элли, мы хотим задать тебе еще пару вопросов, — продолжала женщина. — И попросить, если можно, чтобы ты поехала с нами в участок.
Но Элли не успела ничего ответить, распахнулась входная дверь, и на крыльцо вышел Том. На нем были майка и спортивные шорты, волосы торчали во все стороны.
— Что тут происходит?
Элли покачала головой, пытаясь знаками сообщить ему, что лучше бы он шел в дом.
— Что происходит, Элли?
Ну, как она могла ответить? Стоит задуматься лишь на секунду, чем обернется для него ее разговор с полицией, и она точно передумает. Видимо, женщина-детектив поняла это, потому что тут же взяла Элли за рукав и тихонько подтолкнула ее к воротам:
— Сюда, пожалуйста.
— Нет, — выкрикнул Том. — Вы не можете так просто ее увести! У вас ордер есть?
Он сбежал вниз по ступеням, но второй детектив преградил ему дорогу:
— Прошу вас, сэр, не вмешивайтесь. Ваша сестра не сделала ничего плохого, и мы не собираемся ее арестовывать. Вам не о чем волноваться.
Том попытался прорваться к воротам. Это было ужасно. В его глазах промелькнул страх.
— Мне надо с ней поговорить!
— Боюсь, не могу позволить вам этого сделать.
— Она же не арестована, вы не можете мне помешать.
— Прошу вас, сэр, вы должны успокоиться. Мы очень быстро закончим, и она вернется домой в целости и сохранности, уверяю вас.
Элли сделала шаг ему навстречу:
— Иди в дом, Том. Я знаю, что делаю.
— И что это значит?
Она осмелилась взглянуть ему в глаза:
— Ты знаешь.
Том покачал головой. Закусил губу. Взглянул себе под ноги, затем вверх, на небо. На крыльцо вышла мать. Наверное, прошла через кухню. Она надела пальто и взяла сумку.
Том схватил ее за рукав:
— Останови ее, мам! Не пускай! Она накрыла его руку своей:
— Скажи отцу, где мы. Пусть едет домой и побудет с тобой.
Том встревожился не на шутку:
— Ты с ней поедешь? — Он споткнулся, взялся за дверной косяк, чтобы не упасть. — У них даже ордера нет.
— Знаю.
Она сняла с крючка ключи от дома.
— Отец будет в бешенстве.
— А как же! — Она попыталась поцеловать его, но он отвернулся, достал телефон и начал набивать номер:
— Все, я ему звоню. Сейчас расскажу, что вы тут творите.
Мать с грустью взглянула на него.
— Я не только твоя мама. А ее тоже, — сказала она, застегнула пальто и спустилась по ступенькам.
|
Сорок два
— Вы уверены, что моей дочери не полагается адвокат?
Детектив Томас вздохнула:
— Она здесь по своей воле, поэтому законный представитель ей не требуется. Я, кажется, уже объясняла вам в машине. — Она сложила руки на столе. — Когда мой коллега вернется, он проводит вас в комнату ожидания, миссис Паркер. Вам же там удобнее подождать?
— Нет.
Мать взяла Элли за руку и крепко сжала ее. То, что мама осмелилась поехать с ней, не посоветовавшись с отцом, показалось Элли чудом, лучом света в темноте. Она даже заплакала от радости.
— Возьми, — сказала мать, достала бумажный платок из кармана, развернула его и протянула Элли.
Вернулся детектив Брайс и принес кофе в пластиковых стаканчиках и простое печенье, разложенное на тарелке:
— Ну, как вы? Все в порядке?
Добрый полицейский — тот, что только строчит в своем блокнотике и приносит кофе.
— Может, сахара? Молока?
Он раздал стаканчики, предложил всем печенье. Наконец сел, открыл крышку ноутбука и включил его.
— Хорошо, кажется, все готовы, — сказала детектив Томас и протянула Элли листок бумаги. — Это твое первое заявление. Не могла бы ты прочесть его, а потом мы пройдемся по показаниям пункт за пунктом.
Элли и так наизусть их знала. В заявлении значились дата, точное время, когда Том вернулся из паба, и имена пятерых ребят, что были с ним. Имя «Карин Маккензи» расплывалось перед глазами.
— Есть ли в этом заявлении неточная информация? — спросила детектив Томас. — Или, может, ты вспомнила что-то еще?
— Что-то еще... да.
Детектив кивнула, словно показывая, что прекрасно ее понимает.
— Тогда давай начнем с начала, о’кей? Ты сказала, что родителей твоих не было дома и, когда брат вернулся в одиннадцать часов в компании пятерых человек, ты поздоровалась с ними и сразу пошла спать. Больше ты ничего не видела до половины двенадцатого, когда услышала смех в саду и выглянула в окно. — Она взяла листок с показаниями. — Цитирую твое заявление, Элли: «Им, кажется, было очень весело, они курили и болтали. Я заметила, что брат с Карин стоят в обнимку. Карин выглядела довольной». Хочешь что-нибудь добавить?
Тогда, в саду, Карин Маккензи провела пальцем по губам, точно хотела заворожить Тома. А тот и вправду был как загипнотизированный. Стоя у окна, Элли повторила этот жест и подумала, каково это — обладать такой властью над мужчинами.
Детектив Томас подняла голову и повторила:
— Хочешь что-нибудь добавить?
— Нет, — прошептала Элли.
— Хорошо. Итак, примерно через десять минут ты легла спать и больше никого из них до утра не видела. Это правда?
— Нет. Видела.
— Кого?
— Всех, но сначала Карин.
— И когда это было?
— Точно не знаю, кажется, примерно через час. Она вошла ко мне в комнату.
Женщина-детектив нахмурилась:
— Она была одна?
— Да. Искала туалет, жаловалась, что ей плохо. Я ей сказала, что туалет внизу, но она ответила, что там занято, вот я и показала ей наш туалет на втором этаже на лестнице и подождала, пока она выйдет.
— Подождала? Зачем?
— Ей было очень плохо. Решила проверить, все ли с ней в порядке.
Элли покраснела — ведь на самом деле, хоть Карин и была пьяна и еле ворочала языком, больше всего Элли боялась, что та что-нибудь украдет. Теперь она себя ненавидела за такие мысли — что боялась за папин айпод на прикроватном столике, за деньги, что вечно валяются в родительской спальне просто так.
— Она долго не выходила... очень. Потом Стейси поднялась наверх, нашла ее, и они вдвоем долго стояли на лестнице и разговаривали.
— А ты где была все это время?
— В своей комнате. Я дверь оставила приоткрытой, но они не знали, что я там.
— И о чем говорили?
— О мальчиках в основном. Стейси сказала, что ей нравится Бен, а Карин — что ей нравится Том. Потом Стейси пошутила: мол, вечер складывается удачно, если учесть, что они всего лишь выскочили за чипсами, — а Карин велела ей не говорить о еде, иначе ее стошнит. Стейси удивилась, почему та такая пьяная, и они вместе стали считать, сколько Карин выпила. Два бокала в пабе и еще три у нас дома. Тогда они решили, что ребята решили их напоить, и Карин сказала: у них это получается. Обе рассмеялись.
Детективы переглянулись. Элли не знала, о чем они думают.
— А что произошло потом?
— Том поднялся наверх и сказал, что мальчики заскучали. Тогда Стейси пошла вниз искать Бена.
— А Карин осталась с твоим братом?
— Да.
— Они разговаривали?
— Нет, целовались.
Небось детективы считают ее извращенкой: подглядывает за целующимися. Но словами было не описать, как ей тогда хотелось такого же для себя. Как хотелось нарядиться в субботу вечером и напиться до полной потери контроля... и чтобы ее пускали на вечеринки, где в темноте можно найти любовь.
— И тебе не показалось, что Карин принуждали? Ей нравились эти поцелуи?
— Да, но потом я открыла дверь, и они перестали. Я сказала Тому, что хочу поговорить с ним, а Карин пошла вниз. Тогда я предупредила его, что ей всего пятнадцать и, кажется, она совсем пьяная.
— И что он ответил?
— Чтобы я не волновалась. Мол, Фредди вылил в пунш две бутылки папиной водки и теперь все глушат его, как сок.
Ее мать закрыла рот рукой. Детектив Брайс оторвался от своих заметок:
— Вы как, в порядке, миссис Паркер?
У матери был такой вид, будто ее сейчас стошнит. Детектив Брайс встал и открыл окно.
— Если вы хотите выйти, миссис Паркер, я покажу вам, где можно подождать, — проговорил он. — Понимаю, как вам должно быть трудно.
Она покачала головой:
— Никуда я не уйду.
Элли потянулась и взяла ее за руку:
— Прости, мама, мне очень жаль. Ты не должна оставаться, иди, если хочешь...
— Никуда я не уйду, — повторила она.
Ее ладонь была теплой. Держать ее было приятно.
— Ладно, давай-ка отмотаем немножко назад, — вмешалась детектив Томас. — Итак, ты предупредила брата, что Карин всего пятнадцать. Он как-нибудь отреагировал на это?
— Нет.
— А что точно он сказал про пунш, Элли? Не помнишь?
— Сказал, что штука убийственная и Карин съела все фрукты, а ведь именно в них весь алкоголь накапливается.
— Его не беспокоило и не тревожило то, сколько водки Фредди в него налил?
— Да нет, он смеялся.
Ей хотелось сказать этой женщине — но вы его совсем не знаете, это же мой брат, он однажды спас меня от бешеной собаки, он такой добрый, смешной и помогает мне делать уроки. И он одинок, так и не смог завести себе настоящих друзей с тех пор, как мы переехали из Лондона. Все гораздо сложнее, так в двух словах и не объяснишь.
— Ты предупредила девочек, что пунш слишком крепкий, Элли?
— Да я думала, знают они... — Ее горло сжалось от подступивших рыданий. — Теперь жалею, что ничего тогда не сказала.
— Наверняка жалеешь. — Детектив пролистала бумаги, что лежали перед ней на столе. — После этого вы с Томом еще о чем-то разговаривали?
— Нет. Он пошел вниз, а я вернулась в комнату.
— И что было потом?
Элли изо всех сил попыталась ничего не упустить. Рассказала детективам и о том, как пробовала читать, но не могла сосредоточиться, включила телевизор, но музыка в гостиной звучала так громко, что ничего не было слышно. Она даже отправила Тому сообщение, попросив сделать потише, но он не отреагировал. Несколько раз она выходила из комнаты и смотрела вниз, перегнувшись через перила, но с первого этажа доносились такой громкий смех и крики, что спуститься она не отважилась. Потом, через час или около того, когда она уже оглохла от этого смеха, потому что теперь все хохотали на лестнице и прямо у ее двери, спотыкаясь и шикая друг на друга, она все-таки не выдержала и решила вмешаться. Приоткрыла дверь на щелочку и увидела, как двое ребят — Фредди и Джеймс — тащили Карин под руки вверх по лестнице. Она смеялась и хваталась руками за перила, стену, выключатель. Но когда они развернули ее и протолкнули в дверь спальни Тома, она перестала смеяться и застонала. Тогда Элли открыла дверь шире и увидела Тома — тот поднимался по лестнице.
— Что они делают? — спросила она.
— Ты почему до сих пор не спишь? — Он, кажется, смутился и улыбался как-то неискренне. — Иди в свою комнату, Элли. Они просто прикалываются.
И он зашел в свою спальню и крепко закрыл дверь. Прикалываются? Элли стало тревожно, и она отправилась искать Стейси — уж если та поймет, что мальчишки слишком расшалились, мигом приструнит их. Но Стейси нигде не было. Элли ходила из комнаты в комнату, искала ее, но та как испарилась, и вместе с ней Бен. Видимо, они ушли домой, и Элли не с кем было даже посоветоваться.
Она поднялась наверх и приложила ухо к двери Тома. Гробовая тишина. О господи, да если она сейчас ворвется, то будет выглядеть полной дурой... но она все равно приоткрыла дверь, потому что ее брат был там — ее Том Александр Паркер, с которым они росли бок о бок столько лет, — а он же не позволит ничему ужасному случиться, так?
Карин лежала на кровати; ее глаза были закрыты. Трое ребят стояли вокруг нее кольцом, как хирурги в операционной, а у Джеймса в руках была палка — та, которой приподнимают жалюзи, — и он поднимал Карин юбку. Как будто если делать это палкой, то не считается. Том и Фредди фотографировали происходящее на телефон.
— Что вы делаете?
Джеймс тут же спрятал палку за спиной, а Том сунул телефон в карман. Фредди навел камеру телефона на Элли и проговорил:
— Привет, красавица.
Ее глаза вспыхнули. Она повернулась к брату:
— Что происходит? Он покачал головой:
— Ничего. Так, развлекаемся.
— Она же в отключке. Фредди загоготал:
— Что верно, то верно.
— Так что же вы не оставите ее в покое?
— Да ей нравится. Она вот только что смеялась. — Фредди пнул Карин коленом. — Ты же нас весь вечер подначивала, а?
Ресницы Карин задрожали, и она слабо ему улыбнулась, после чего застонала и снова закрыла глаза.
— Ее надо домой отвезти, — сказала Элли. — Выглядит она совсем плохо.
— Но твоему брату она так нравится. — Фредди притворился обиженным. — И уже на все согласилась, а теперь вот вдруг нас обламывает... — Он смерил Элли взглядом с головы до ног: — Так что предложишь, сестренка?
— Оставьте ее.
Улыбка Фредди стала холодной.
— Эй, Том, ты что, позволишь этой малявке испортить нам все веселье?
И тут Том подошел к ней близко — близко и проговорил:
— Проваливала бы ты, Элли. — Никогда, никогда раньше он не разговаривал с ней так грубо, так почему сейчас, в присутствии этих ребят?
И Элли выпалила:
— Сам проваливай.
Фредди и Джеймс начали смеяться над ним — как же, не может даже приструнить свою маленькую сестричку, — а Том, красный, как рак, от злости, схватил ее за запястье, вытащил в коридор и захлопнул за собой дверь. Сперва она ощутила даже благодарность, как будто он спас ее от чего-то, но потом он прошипел:
— Не лезь не в свое дело. Она покачала головой:
— Пусть они уйдут.
— Уйдут скоро, не волнуйся.
— Нет, сейчас.
— Да ничего не будет. Они пьяные вдрызг и обкуренные, вот и все. Все сегодня перебрали.
«Но ты-то не перебрал, — подумала он. — Ты трезвый, как стеклышко. Почему?» Он так и держал ее за запястье.
— Не выставляй себя дурой. Иди спать.
— Не пойду, пока не заставишь их уйти.
Она застыла у двери; сердце ее билось так сильно, что он наверняка слышал, и на лице его было такое выражение, будто ничто не заставит его передумать, что бы она ни делала и что бы ни говорила. Остался лишь один способ достучаться до него, изменить хоть что-то.
— Я звоню папе, — проговорила она. — Если сейчас же не выгонишь их, клянусь, я позвоню ему и все расскажу и про водку, и про марихуану — про все.
— Впервые в жизни приглашаю друзей домой, и ты ставишь меня в такое унизительное положение. — Он крепче сжал ее руку. — Тебе-то, может, и все равно, что в этой дыре у тебя ни одного друга, но я так не могу.
Но она не двинулась с места. И попыталась задавить ту часть себя, которой было небезразлично его мнение.
— Избавься от них, Том.
За окном полицейского участка в огороженный двор заехал мотоцикл. Там стояли полицейские машины и бронированный фургон, а наверху распростерлось небо — яркое, синее, слепящее глаза. Мотоциклист слез на землю, снял шлем и перчатки и ушел.
Детектив Томас наклонилась вперед:
— И он послушал тебя, Элли?
— Да, сказал, что родители возвращаются, поэтому они должны уйти. Они ему не поверили. Фредди заявил, что Том трусит, а Джеймс обозвал его слабаком. Всю дорогу вниз по лестнице Том извинялся.
Детектив Брайс оторвался от своего ноутбука. Мама ерзала на стуле, клала одну ногу на другую, потом снова садилась ровно. В комнате вдруг стало холодно.
Детектив Томас спросила:
— И что было дальше?
— Я пошла спать.
— Тебе не пришло в голову, что Карин не стоит оставлять в одиночестве?
— Я думала, ей просто нужен отдых.
— Пунш был крепкий, ты сама только что сказала нам, что она была в полной отключке, и все равно пошла спать?
— Извините... я просто подумала... было поздно... Ее мать напряженно проговорила:
— Элли не обязана была оставаться с этой девушкой.
Детектив покачала головой:
— Миссис Паркер, если можно, без комментариев.
— Она еще ребенок. Она и так сделала все возможное. Вы что, не слышали? Она заставила Тома прогнать друзей.
Детектив устало улыбнулась:
— Но в итоге выяснилось, что не о друзьях Тома ей следовало волноваться, верно, миссис Паркер? — Она снова уткнулась в бумаги. — Давайте продолжим.
— Я принесла ей ведро на случай, если ее стошнит, — прошептала Элли, — и стакан воды. Сняла с нее туфли и укрыла одеялом.
Но детектив Томас, кажется, ее не слушала.
— А где в это время был твой брат, Элли?
— Внизу.
— И ты с ним больше не разговаривала?
— Тогда — нет.
— А потом? Элли кивнула.
Глупо, но в тот момент она гордилась тем, что спасла Карин. Ледяная улыбка Фредди, унижение на лице брата — все это стоило перетерпеть, лишь бы помочь ей. Вспомнит ли Карин об этом утром, поблагодарит ли ее? Подойдет ли к ней в школе в понедельник, предложит ли дружить? Может, у Элли в этом городе наконец появится родная душа?
А потом, наверное, она заснула, потому что вдруг услышала шум. Это был звук, похожий на те, что издают раненые животные, и поначалу ей показалось, что он ей приснился. Она села на кровати, сердце бешено колотилось в груди. Нет, это Карин плохо, ей нужна помощь. Элли соскочила с кровати и распахнула дверь.
— Господи! — воскликнул Том. — Ты какого черта тут делаешь?
Он стоял в коридоре у двери в комнату, где лежала Карин, и вид у него был такой, будто Элли запустила в него кирпичом.
— Я слышала шум, — пробормотала она.
— Да ты меня чуть заикой не сделала!
— С Карин все в порядке?
— Да все у нее нормально! Я пошел за спальным мешком.
— Ее тошнило?
— Да нет, все у нее нормально! Я же сказал.
Но в его глазах было что-то... дикое отчаяние — вот что, и когда Элли не пошевелилась, он сказал: иди спать, иди спать — и повторял это снова и снова, как будто достаточное число повторений могло заставить ее сдвинуться с места. Ей хотелось ему помочь. Что, если Карин стало очень плохо, он заглянул посмотреть, как она там, и теперь не знал, что с ней делать? Он же курил травку, так ли он в состоянии оценивать ситуацию? Элли сделала вид, что ушла в свою комнату, но, услышав, как он спустился вниз, досчитала до двадцати и, удостоверившись, что он внизу, открыла дверь и на цыпочках вышла в коридор.
Карин лежала на спине, укрытая одеялом почти с головой. Она выглядела даже мило, как будто ей со всех сторон подоткнули одеяльце. Но стоило Элли включить лампу, и она поняла: что-то не так. И дело не только в пятне от пролитой воды на ковре, и в туфлях Карин, валяющихся в разных углах комнаты, и в спальном мешке, преспокойно лежавшем на шкафу, где и обычно, — так почему Том соврал, что пошел за ним? Нет, в комнате тени падали под каким-то странным углом, и тело Карин лежало как-то неестественно.
— Я приподняла одеяло, — сказала она детективу Томас. — И тут же поняла: что-то не так.
— Что ты увидела?
Курчавые волосы на лобке. Сорванные трусики. Ноги, вывернутые под ненормальным углом. Спутанные волосы, разметавшиеся по подушке, как водоросли.
— Элли?
— Она... она была раздета.
— Карин была голая?
— Нет. Ее одежда... она вся была задрана или стянута вниз, в зависимости от...
— Боюсь, здесь придется описать поподробнее.
Но ее мать сидела рядом и слушала, скомкав в кулаке бумажный платок. И мужчина за ноутбуком... а ведь речь идет о Карин, абсолютно беззащитной Карин. Все, что она сейчас скажет, запишут на бумаге, на пленку, а потом зачитают в суде.
Детектив Томас стучала карандашом по столу. Детектив Брайс раскачивался на стуле. Под мышками у него расплылись крути от пота.
— Ее... ее трусики были спущены, а юбка задрана. Кофта тоже задрана, и она... она...
— Что она делала, Элли?
— Она как будто пыталась встать, опираясь на руки, но не могла... потому что ей было больно. Не думаю, что она знала... то есть не думаю... что она согласилась на то, что с ней сделали.
Детектив Томас повела плечами:
— Согласилась на что? Может, ей просто стало жарко и она сама попыталась раздеться.
— Да нет же, все было не так. С ней что-то произошло.
— Может, ты вошла в самый интимный момент и она предпочла притвориться спящей, потому что ей было неловко.
— Нет.
— Кажется, ты абсолютно уверена.
Да, потому что она сама придумывала те же самые отговорки неделю за неделей, и в итоге они все оказались неубедительными. Нет, Карин в ту ночь выглядела как жертва авиакатастрофы, не иначе. Детектив снова постучала карандашиком о стол, глядя на Элли так, будто все происходящее ей порядком наскучило.
— Ты в последнее время не ссорилась с братом?
— Нет.
— Может, ты завидуешь, что ему одному достается так много внимания?
— Нет.
— Чувствуешь себя обделенной? Хочется, чтобы и с тобой так же все носились?
— Что за бред, — вмешалась ее мать. — Думаете, она мечтает пережить то, что сейчас творится с ее братом? Вы хоть понимаете, как все это влияет на нашу семью?
— Миссис Паркер! — резко оборвала ее детектив. — Не встревайте!
— Прошу вас, — пробормотала Элли, — вы должны мне поверить, я говорю правду.
— То же самое ты утверждала и в прошлый раз.
— Но на этот раз это правда... правда.
Почему они не принимают ее всерьез ? Не зря же она сюда пришла. Должно же ей засчитаться, что она искренне призналась.
— Послушайте, — продолжала она, изо всех сил пытаясь дышать ровно. — У Тома были фотографии.
Он не знает, что я их видела, но он фотографировал ее.
— Нет, — покачала головой детектив. — Мы конфисковали его телефон и ноутбук и ничего не нашли.
— Я их стерла. " Детектив Томас слегка наклонилась вперед; ее глаза
сверкали от ярости.
— Давай-ка начистоту. Ты нашла фотографии, подтверждающие, что твой брат напал на Карин, и стерла их?
— Не хотела, чтобы Том отправил их Фредди... или выложил в Интернет. Это было бы ужасно... для Карин, я имею в виду. Поэтому я стерла их и отформатировала память.
— Опиши эти фотографии! Элли вздрогнула:
— Извините, я не думала... Я просто хотела помочь Карин.
— Уничтожив улики?
— Простите, — прошептала Элли в тишину.
— Прошу вас, — проговорила ее мать, — не говорите с ней в таком тоне.
Детектив Томас ударила ладонью об стол:
— Миссис Паркер, если вы еще раз вмешаетесь, я выпровожу вас отсюда силой, вам это ясно?
Ее мать закусила губу и кивнула. Детектив снова обратилась к Элли:
— Итак, я прошу тебя описать фотографии. Сколько их было?
— Шесть.
— И что на них было изображено?
— Карин в разных... в разных позах... ну, знаете.
— Нет, не знаю, поэтому и спрашиваю.
— В откровенных позах...
— Если хочешь, чтобы я тебе поверила, придется постараться, Элли. Там были снимки полового акта?
Элли поежилась:
— Нет! На первой фотографии ее юбка была слегка приподнята, потом уже больше, а трусики немного... приспущены... и так дальше, а на последней фотографии она уже была голая.
— Ты, кажется, раньше сказала, что она не была раздета.
— Не была, не полностью...
— Эти снимки ничего не доказывают, понимаешь? Возможно, они плод твоего воображения, и даже если не так, Карин вполне могла бы сама позировать для них, почему бы и нет? Ты же сама сказала, что твой брат ей нравился, она флиртовала с ним, целовалась. Позировала перед камерой, потом занялась с ним сексом и пожалела об этом.
Элли выглянула в окно, посмотрела на небо. Похоже, ничего ее слова не изменят, все ее старания не засчитаются. Она подумала о Карин, которая сидит в квартире взаперти. Уже несколько недель мир для нее — сплошные тени.
Она сделала глубокий вдох и решительно проговорила:
— Я знаю, вы считаете, что я только что все это придумала, но нет. Я себя долго убеждала, что брат сфотографировал ее лишь для того, чтобы доказать своим друзьям, что он не слабак. Я сразу ничего не рассказала, а надо было. Мне жаль, что я не призналась сразу, но эти фотографии — не плод моего воображения, а реальность.
Детектив Томас безразлично посмотрела на нее:
— Вскоре ты узнала, что твой брат сделал несколько больше, чем пару снимков. На следующий день его арестовали, и он признался, что у них с Карин был секс. Заявил, что по обоюдному согласию, и также, сказал, что не знал, сколько ей лет. Если ты знала, что Карин не могла дать согласие на случившееся, что Том был в курсе ее возраста, почему не сообщила нам об этом на первом допросе?
— Не хотела верить, что это правда.
— Сокрытие улик не делает человека невиновным.
— Знаю.
— Это Том попросил тебя солгать?
— Нет. Я не видела его до того дня, как его выпустили под залог.
— Но он в курсе того, что ты солгала? У его адвоката должна быть копия твоего первого заявления, наверняка он ему показал. Таким образом, выходит, что Том рассчитывает на твою поддержку в суде, надеется, что ты продолжишь его защищать?
— Видимо, так.
Тут детектив Томас посмотрела на нее долго и пристально :
— Ты знаешь юношу по имени Майки Маккензи?
— Да.
— Насколько хорошо?
— Немного знакомы.
— Немного? Ты уверена?
Секундное молчание. Их взгляды встретились.
— Элли, честно признаюсь, я так жестко тебя сегодня допрашиваю лишь потому, что, когда все это повторится в суде, тебя ждет перекрестный допрос со стороны защитников брата, а эти сделают все возможное, чтобы тебя дискредитировать. На самом деле я считаю, что ты очень храбрая и Карин должна благодарить тебя по гроб жизни, однако твои показания неоднозначны. В определенной степени они совпадают с показаниями Карин, но стопроцентной уликой обвинения их считать нельзя. Это всего лишь твое слово против слова твоего брата. Сначала ты говоришь одно, потом передумываешь и утверждаешь другое. Говоришь, что есть вещественная улика, но ты сама же ее и уничтожила. Со стороны выглядит подозрительно, тебе не кажется? Поэтому очень важно, чтобы ты была со мной абсолютно откровенна. Нельзя говорить одно и рассчитывать, что мы тебе поверим, а в следующую минуту нагло врать. Итак, спрошу тебя снова: в каких отношениях ты с Майки?
Сердце в груди у Элли билось как барабан. Она почему-то не подумала, что они приплетут Майки. Идиотка. Ну, разумеется, Карин им все выложила, разумеется, теперь все обо всем узнают. Прятаться негде.
Ее мать в растерянности озиралась по сторонам:
— Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? Детектив Томас бросила на нее хмурый предупреждающий взгляд.
— Элли, — повторила она, — как близко ты знакома с Майки Маккензи?
— Очень близко.
— Осмелюсь предположить, что он попросил тебя изменить показания и вместе вы состряпали новую версию истории...
— Это не так!
— .. .а твои первоначальные показания на самом деле были правдой. Ты ничего не видела и не слышала. Но Майки оказывает на тебя давление, может, даже угрожает с целью помочь сестре. Что скажешь?
— Бред.
— Давно ты с ним знакома?
— Почти восемь недель.
— Он твой бойфренд?
— Был им, кажется.
— Был?
— Между нами все кончено. Я больше не намерена с ним видеться.
— Но у вас были близкие отношения?
— Вроде как.
— Элли, я хочу услышать «да» или «нет». Прости, если тебе кажется, что я слишком жестко с тобой разговариваю, но поверь, адвокаты защиты будут намного жестче. Я должна быть на сто процентов уверена, что ты сильный свидетель.
Мать Элли напряженно подалась вперед на стуле. Она была похожа на статую. Едва дышала, так внимательно слушала.
Элли повернулась к ней; слезы катились по щекам.
— Извини, мам, что тебе вот так приходится узнать об этом. Извини, что я тебе первой не сказала.
— Мы можем попросить твою маму выйти, — проговорила детектив Томас, — если тебе так будет удобнее. Хочешь, чтобы она подождала за дверью?
— Нет, хочу, чтобы она осталась. Надоели секреты. Детектив задумалась.
— Вы не против, миссис Паркер?
Та грустно улыбнулась, взглянув на Элли, и крепко сжала ее руку:
— Я остаюсь.
|
Достарыңызбен бөлісу: |
