НАЧАЛО ОТСЧЁТА.
«… Жилет разгрузочный состоит из трех частей: двух грудных планшетов, спинного планшета и плечевых ремней. Такая компоновка позволяет разделять нагрузку на боевую и бытовую. Боевая экипировка находится, в основном, в подсумках, укрепленных на грудных планшетах. Эти подсумки вмещают восемь магазинов для автоматов АКС, шесть ручных гранат типа Ф-1 или РГД-5. Подаватель магазина должен смотреть вниз для предохранения от пыли и песка. Внутри подсумков для гранат сделаны кольца, к которым карабинами цепляются шнурки, прикрепленные к кольцам гранат. При выхватывании гранаты из подсумка чека выдергивается таким шнурком. Это позволяет бросать её одной рукой. Кроме того, на магазинных подсумках сбоку имеются карманы, в которых можно разместить электрофонарь, сигнальный патрон-ракету, сигнальные мины, дымовые гранаты, холодное оружие. На спинном планшете располагается блок сумок и подсумков для дополнительного (бытового) снаряжения. В центральной части спинного планшета находится сумка объемом 7,5 литров для сухого пайка, чистого сухого белья, туалетных принадлежностей».
Когда на тебе армейский бронежилет, каска, на груди АКМСУ с четырьмя дополнительными магазинами, а сзади рюкзак со скарбом на полгода, пятьдесят лет заметно разнятся с двадцатью пятью. И хорошо, что гранаты не выдали. Скорый завтрак из супа быстрого реагирования, сдача проводницам белья, пятнадцать минут в глухом кунге через сонный Моздок и построение на узкой платформе, по которой уже толклось, ревниво оглядывая друг друга, человек триста в разнообразном камуфляже – ОМОНы и СОБРы, милиционеры и вэвэшники со всей России. А машины подвозили всё новые и новые отряды.
- Сейчас упресуют, как кильку.
- Не то слово. А ещё и небо развеялось, так что через час рассол пустим.
Бронепоездом оказался состав из десятка обычных почтовых и плацкартных вагонов, перемежающихся платформами с давно отработавшими своё круглобашенными «шестьдесят-четвёрками» и, закрытыми брустверами из мешков с песком, спаренными зенитками. Собственно бронёй был обварен только тепловоз. Вдоль бронепоезда суетно выстраивались солдатики. В сравнении с упакованными и откормленными спецназовцами вид срочников давил слезу: застиранная, какая-то вся не по размеру форма, рыже-серые, отродясь не знавшие ваксы брезентовые ботинки, прокопчённые худые лица. Особенно Ивана Петровича зацепил замыкающий строй крохотный мальчонка, которому, видимо, не смогли даже «берцы» подобрать, и обули в явно женские сапожки. Если бы не каска, делающая его похожим на тощего опёнка, не тяжеленное весло АК, вряд ли кто дал ему более четырнадцати – ну, и какая же сволочь признала этого недорослика «годным»?!
Толстый, с затёкшей непреходящим бодуном небритой рожей, в низко препоясанном засалено-тесном мундирчике, армянского типа майор сурово оглядел своё зачуханное войско и что-то гавкнул. «Здрав-желай-товари-майр!» – Опять долгое неразборчивое бурчание, как вдруг, выставив перед собой стволы, солдатики почти одновременно задёргали затворы. По эту сторону путей здоровенные, на всё тренированные и всякого навидавшиеся «спецы» невольно съёжились в ожидании шального спуска. Но, слава Богу, на этот раз обошлось.
Оказывается, в каждый закуток старого плацкартного вагона, если приплюсовать разместившихся на боковых полках прохода, можно втиснуть четырнадцать полностью экипированных милиционера. В прожаренной солнцем духоте повальная дурная дремота. За неоткрывающимися пыльными стёклами пластиковых рам из разросшейся лесополосы неожиданно выныривали русские названия станиц с датами основания в семидесятых годах восемнадцатого века, около чистеньких, абсолютно пустых вокзальчиков чуть шевелились небритые, чёрные, как грачи, чеченцы или ингуши, вяло имитируя трудовую деятельность, а на всех путях и разводах тянулись сплошные вереницы цистерн с нефтью, длиннющие товарники с лесом, бетоном, кирпичом, металлоконструкциями. Понятно, всё для восстановления разрушенного войной хозяйства. Вагоны, вагоны, платформы и рефрижераторы…. с кучи гравия какой-то носатый урод в милицейской гимнастёрке и брюках-трико, хохоча, прицелился в медленно ползущий бронепоезд «калашниковым», а рядом второй в рупор ладоней проорал: «Аллах акбар»! Женя-снайпер аж с голоса сошёл, вскочил, выщупывая свой «винторез» вспотевшими пальцами: «Ни фига себе! Ни фига! Да пару лет назад…». Рядом играл желваками Женя-пулемётчик – те, кто воевал в 1999-м, из особого шика были не в камуфляже, а в бледной «горке»: «Ишак! Пару лет назад сходу б мошонку отстрелил»!
Сон как рукой, лица посуровели. Пошли никчёмные, но необходимые для разрядки разговоры.
- Всё, кранты, зад окончательно сопрел. – По соседству с Иваном Петровичем вяло заёрзал плотный, измучено бледный парень, со стоном прогнулся, отжимая закинутый за спину к стене бронежилет – Если сегодня не доберёмся до бани или душа – завтра ходить не смогу.
- «Доберёмся», как же. Если наш паровоз до шести в Ханкалу не домчится, то там и заночуем. В палатках со вшами. Из Ханкалы в шесть все входы-выходы закрывают.
- Чего, правда, со вшами?
- Ну, ты что ли не знаешь, вас ист дас зольдатэн палатка? Пол земляной, а доски из нар обязательно кто-нибудь ещё зимой истопил. И про обработку забудь: земляную вошь никакой дуст не берёт, она, тварь, такая же выносливая, как едомый ею русский солдат.
- Раньше-то, когда шинели были – войлок защищал, она по войлоку не могла ни прыгать, ни ползать. Спи, где хочешь. А скрутка бронежилетом служила – её гранатные осколки не пробивали, да и пуля, которая на излёте, тоже вязла. И проплыть на скрутке минут десять можно. Шинель – самая солдатская одёжка.
- Во, Старый, даёт! Ты, часом, не с Чапаевым ещё служил? Вторым номером, поди, у Анки был?
- Не с Чапаевым. Но семёновцев в Монголии повидал.
- Кстати, ты же не дорассказал, что там с русской бабой стало. Ну, в тюрьме.
- С той-то? Повесилась.
- Как так?
- Понимаешь, в монгольских тюрьмах зеки сами порядки держат, администрация никак не вмешивается. Принципиально. Ну, и представь: в этих чёрных юртах полсотни мужиков и десяток баб рядом сроки тянут. А так как она русская, да красивая, все только ей и стали пользоваться.
- Ни хрена себе! А что, нельзя это было как-то решить?
- В чужой монастырь…. У каждого ж государства свой порядок. Я об этом потом всё время вспоминал, когда в органы пришёл. И на линии, и, тем более, в конвойке. Поэтому твёрдо убеждён: нельзя ворам давать жить по их законам или понятиям, нельзя. Блатной внутри – зверь, одна наружность человеческая.
- Да разные там люди, чего ж под одну гребёнку! Есть и нормальные.
- Это ты меня «мастям» учить станешь? Я ж не о «серых» или «красных», а о «чёрных» конкретно. Конечно, от тюрьмы и от сумы не зарекайся, любой запросто может оступиться, и «мужиков» в зоне всегда на порядок поболее «блатных», но не про это ж толкуем. А про то, что там закон должен быть не воровской, а наш, государственный. Я без малого двадцать лет конвоировал, и на «тройке», и на «семёрке» охранял. Насмотрелся: истязания, издевательства блатных над «серыми», пытки, насилования. «Общий режим» – зона «спецлютая», там, как и на «малолетке», «первоходочников» таким прессом давят, что в год развращают или ломают. Нет, блатные – нелюди.
- А кто против расстрела рецидивистов? Мы же чего хотим? Покоя. А что получаем? В подъездах, в квартирах железные двери, на окнах решётки – и кто ж от кого изолирован?
- Бесконечная тема. Лучше на другое ответь: вот чем мы-то виноваты, что нам шесть месяцев за колючкой сидеть? Те же зеки, а вроде менты.
- Н-да….
Опять остановка. Крохотная станция с невообразимым названием – «Аполлоново». Откуда здесь такое? Молоденький лейтенант оторвался от книжки и непонятно усмехнулся: «Почему нет? Раз «Григорьевская» уже была».
ВТОРОЙ ДЕНЬ НА МЕСТЕ.
Я видел сон: прохладный гаснул день,
От дома длинная ложилась тень,
Луна, взойдя на небе голубом,
Играла в стёклах радужным огнём;
Всё было тихо, как луна и ночь,
И ветр не мог дремоты превозмочь.
И, эх, Славка тоже только-только, кажется, придремал, а его уже безжалостно распихивали на подъём. Уууаааа, полшестого!
И на большом крыльце, меж двух колонн,
Я видел деву….
Но, правда, правда, нужно спешить! – сегодня его первый выход на ОКПМ, то бишь, блокпост. Славка напоследок подправил дальний угол одеяла и мягко спрыгнул на покрытый серым линолеумом пол. Их в «кубрике» шестеро, так что койки пришлось ставить в два яруса. Молодые, естественно, наверху: он, Серж и Сверчок. Внизу Старый, Рифат и Андрей. Серж и Андрей – омоновцы, но, если Андрей побывал здесь только в прошлом году, то «приданный» Рифат в Чечне уже по третьей «ходке». Кроме кроватей, под которыми утеснились обувь, вещмешки и броня, в кубрике хватило места под когда-то полированный темно-коричневый шкаф с красной занавеской вместо дверок, самодельный квадратный стол, три табурета, патронный ящик под магнитофон и «библиотеку». У окна кругло чернела низенькая «буржуйка», в топку которой из коридора протянулся шланг с железной продырявленной трубкой-наконечником для сжигания газа. По заклеенным бледно-зелёными обоями стенам иголками наколоты доставшиеся в наследство от предыдущих смен разноразмерные голые девицы в призывных позах. И, отдельно, у входа, нежно смеющаяся София Ротару. Окно на четыре-пятых заложено кирпичом, а оставленная под потолком узкая щель плотно перекрыта отрезком старого одеяла – светомаскировка.
До этого Славка уже отстоял-откараулил наверху трёхэтажного заводоуправления, в котором и располагалась их база. Говорят, завод выпускал пластмассовые изделия, но во вторую кампанию цеха окончательно разбомбили и разворовали, вырезав и вырвав всё металлическое. Чеченцы успели разграбить и выгоревшие гаражи, и склад с подсобками. Так что сохранилось лишь это управление и какая-то дальняя двухэтажная бытовка, с остатками душевых. В той двухэтажке раньше стояли солдатики, а теперь складировались горючее и автомобильные прибамбасы, да на крыше расположился пост с долговременной огневой точкой. За два года, после передислоцирования из чернореченского дома отдыха к автовокзалу, наши вычистили управление от нескольких тонн мусора, укрепили, развели свет и газовое отопление, окрасили рамы и двери, стены оклеили обоями, оборудовали баню, столовую, превратили окна в бойницы и пулемётные гнёзда. И, широко опоясав периметр окопами с дотами, замкнули необходимое для жизни пространство колючей проволокой – двести на триста метров относительной безопасности. Честно говоря, вышло вполне уютно – перед фасадом даже сохранился разросшийся самшитово-буковый садик с облупившимся фонтаном и пустой Доской почёта. И готовящимися распуститься редкими жёлтыми розами.
С верхнего этажа, где из бывшего актового зала получился просторный, хоть и тёмный спортзал с теннисным столом и подвесной грушей, округа через бойницы просматривалась на три стороны: на западе, через садик, перекрёсток с их ОКПМ – «особым контрольным пунктом милиции», на юге, через улицу за панельными полуразвалинами разбитого артиллерией кафе-парикмахерской, восстановленный автовокзал, а с востока – уходящая вниз к промзоне широкая панорама с перекрываемым плотной «зелёнкой» частным сектором. На перекрёстке, прямо за ближним своротом, низкой дугой серел бетонный постамент с пеньками спиленных труб – когда-то на пятнадцати флагштоках развивались знамёна республик Советского Союза. Потом, в 95-м, на этом перекрёстке расстреляли разведку морпехов, и на наконечники насадили отрезанные головы мальчишек-первогодок. Стреляли, кстати, и отсюда, со здания заводоуправления. Наискосок за блокпостом – бензозаправочный комплекс, весь из себя в «евро» стиле – зелёные панели с круглыми фонарями, магазин, сервиз, мойка. И под вывеской «Жанет» – вроде как по имени любимой девушки Кадырова-младшего. Эдакий оазис ново-чеченского процветания на фоне раздолбанного, разграбленного старого русского города. Может быть, и блок-пост здесь понадобился для охраны заправки от конкурентов? Ещё левее, напротив автовокзальной площадки с десятками столпившихся перед ним междугородних «пазиков» и «газелей», уходил в дымку двойной ряд магазинчиков, киосков, палаток и шашлычных.
А вот гор никаких не виделось.
Основанная по распоряжению генерала А.П. Ермолова в 1818 на берегу правого притока Терека реке Сунже крепость «Грозная» являлась важнейшим звеном Сунженской линии, закрывая выход с гор через Ханкальское ущелье. Здесь проходили военную службу М.Ю. Лермонтов (1840) и Л.Н. Толстой (1851-54). К 1870-му году, утратив стратегическое значение, крепость была преобразована в город Грозный Терской области. На рубеже 19-20 столетий быстрому росту города способствовали проведение железной дороги из Беслана на Баку и начало освоения месторождений Грозненского нефтяного района. С 1922 года Грозный – столица Чеченской, с 1934 – Чечено-Ингушской АО, в 1936 преобразованной в АССР. В 1944-57 Грозный – центр Грозненской области. В 1957-92 столица Чечено-Ингушской АССР, а после распада СССР, с 1992 – только Чеченской республики.
В 89 году в Грозном насчитывалось около 400 тысяч жителей, естественно, – две трети русских, на высококвалифицированном труде которых и держались заводы, промышленность, НИИ, медицина, образование и культура.
Завтрак из чуть тёплой, расквасившейся с вечера гречки со свининой, бутербродов и чая. За ближним длинным столом Сверчок и Рифат опять выясняли несхожесть своих жизненных позиций.
- Да на кой мне этот «патриотический долг»? Я сам по себе, и все эти лозунги, типа «человек человеку друг, товарищ и брат», мне ещё со школы по барабану! И в армии реально каждый только сам за себя был. Каждый выживал, как умел. – Сверчок толсто намазывал масло и, одновременно, склоняясь, громко схлюпывал из стоящей на краю стола никелированной кружки. А доскребавший кашу Рифат ответно пыхтел, подталкивая большим пальцем сползающие с характерного татарского носика тонированные очки-«капельки»:
- Дурак ты, Сверчок, а это пожизненно. У меня ж дочь растёт, скоро шестнадцать, и я очень хочу, что бы она каждое утро могла, не боясь, из дома выходить, и каждый вечер спокойно возвращаться. Плюс для меня немаловажно, чтобы ей было чем за своего отца перед подругами гордиться.
- Какая такая «дочь»?! Сам же говорил, что трипак долечиваешь?
- Во-первых, уже долечил. А во-вторых, что с того, что мы в разводе? Дочерью-то я всё равно занимаюсь. Бабы бабами, а дети – святое.
Построение личного состава тут же в столовой. Замком капитан Бархаев и взводный Малоденко напару осматривали, правили экипировку «приданных»: поверх х/б новенькие прорезиненные «шелестяшки», бронник, разгрузка с двойным боекомплектом, с санпакетом, ножом и гранатами, а под каски лучше бы повязывать платок. У омоновцев на головах камуфлированные «болиды», в них-то не так жарко будет, как в антикварных СШ-68. «Жарко»? На дворе темнота, небо едва-едва замутнило с востока, а низкие сизые облака отжимаются липкой моросью. Жарко? Тут вообще озноб колотит.
- Товарищ подполковник и товарищ лейтенант на компьютере и на журнале. Шесть человек непосредственно на перекрёстке тремя постами досматривают автотранспорт. В каждой паре один человек уже с опытом, второй стажёр. С ОКПМ комвзвода с замом прикрывают вас пулемётом и шайтан-трубой. В момент остановки, досмотра документов и транспортного средства – один работает, второй метров с пяти контролирует ситуацию. Спиной только к другой паре! Но, всё равно, с глазами на затылке. Вместе не сходиться, ни на что не засматриваться и не отвлекаться, не забывать про товарищей на других направлениях! Ориентировки пока следующие:
«В ВОГОиП МВД России поступила информация о том, что братья Атабаевы Таур и Алхазур, бывшие члены БГ, проживающие в пункте временного размещения беженцев в г. Грозный, ведут антироссийскую агитацию и поиск лиц, готовых к вооружённому сопротивлению против ФВ».
«… В конце апреля текущего года полевыми командирами бандформирований было принято решение об активизации диверсионно-террористической деятельности, проведении на территории Чечни ряда террористических актов. Объектами определены подвижные составы, объекты инфраструктуры железной дороги, автотранспорт Федеральных сил, объектов жизнедеятельности, ППД (ПВД) воинских частей и подразделений МВД. Одним из основных районов проведения диверсионно-террористических актов определён Наурский район.
НЕОБХОДИМО:
1. Командирам подразделений донести до личного состава о готовящихся террористических актах.
2. Исключить формализм при досмотре автомашин, лиц, находящихся в а\т.
3. В обязательном порядке проверять причастие лиц к НВФ по компьютерной базе данных «розыск», а также проводить тщательные проверки всех автомашин, проходящих по оперативным сведениям, сверкам».
«…имеется информация о том, что в г. Грозный якобы для участия в терактах в качестве «смертниц» прибыли несколько женщин, прошедших соответствующую подготовку, одним из мест проведения ДТА террористами рассматривается дорога из г. Грозного в аэропорт «Северный» по которым проходит маршрут движения военной техники 46 ОБРОН ВВ МВД РФ.
С целью предотвращения террористических актов в г. Грозном и других районах ЧР необходимо:
1. Командирам подразделений довести информацию до личного состава.
2. Исключить формализм при досмотре автомашин, лиц, находящихся в а\т.
3. Во время досмотра транспорта и задержания подозрительных лиц соблюдать меры предосторожности».
- Вы слышите? «Проводить более тщательный досмотр автотранспорта и лиц, находящихся в нём…», «при задержании соблюдать меры личной безопасности…» и «исключить формализм». – Бархаев извиняющееся улыбнулся, спрятал бумажки за спину. – Главное же, ребята, это помнить о том, что войны давно нет, армейцев из города вывели, и мы остались одни. «Чехи» бояться перестали, наглеют с каждым днём, поэтому необходимо в любых ситуациях проявлять абсолютную выдержку, быть предельно вежливыми. Особое требование комендатуры: избегать конфликтов с кадыровцами. Терпеть. Не поддаваться на провокации. Вопросы есть?
- А зачем столько на себя навешивать? За четыре часа сдохнуть можно.
- Вот как раз для того, что бы не «сдохнуть». Возле каждого поста увидите окоп с бетонным бруствером и крышей от гранаты. Ну, комвзвода лично проверит, чтобы там сюрпризов не было, а вы, в случае нападения, должны добежать до укрытия и оттуда вести ответный огонь. Девять «магазинов» – десять минут боя. Первая граната – ещё пара минут заминки, потом вторая. Итого пятнадцать минут жизни до момента, пока подоспеет помощь. А если не подоспеет – последняя под себя.
Вслед за взводным, гуськом прошуршали мимо чёрно блестящего омоченной листвой садика, повернули вдоль колючки и по-над осыпавшимся окопчиком добрались до бетонного перекрытия – литые корыта-полутрубы, по которым на югах разводят по полям воду, накрывали бетонные же плиты-стенки, образовывая длинную, в полсотни метров, защитную арку – «прямую кишку», по которой можно двигаться в полуприсяди. Блокпост – выгородка из всё тех же бетонных блоков с окошечками-бойницами, внутри которой прятался маленький брусовый домик – подарок кемеровского губернатора. В домике, кроме рабочего стола с компьютером, закуток с двойными нарами и печуркой.
- Последний раз: смотрите документы, если они не вызывают подозрения, просите показать багажник, затем сверяете номера кузова и двигателя. И отправляете к окошку для регистрации. – Открывая калитку в проволочном заграждении, Молоденко поудобнее вывесил на плече свой обшарпанный РПК, не поворачивая головы, осмотрел перекрёсток. Он всегда так оглядывался – одними глазами. – В случае малейших сомнений на контроль документы передаёте сами. Их тут же пробьют по базе данных. Ничего сложного, только внимание и внимание.
Словно поджидая их развода, резко, в пять минут рассвело. Облака приподнялись, и, сморщившись под лёгким восточным ветерком, сдвинулись, выпустив в дальнюю прорезь крохотное розовое солнышко. И по проспекту загудели первые автомобили. Славка оказался в паре с Рифатом. Тот уже в Грозном «свой», поэтому вид залихватский – рукава подкручены, велосипедные перчатки без пальцев, чёрные «капельки» из-под камуфлированной каски, ну, прямо герой «теленовостей». Вразвалочку пошёл к синему «жигулёнку», из которого уже выскакивал толстый седой чеченец в блестящей кожанке и бордовой бархатной тюбетейке. Вместе полистали права, страховку, доверенность, чему-то поулыбались. Пока чеченец открывал багажник, Рифат, не глядя, одним хозяйским взмахом поставил «в очередь» «газель». Славка, неожиданно для самого себя, стволом остановил попытавшихся выйти троих, с одинаковыми чёлочками, парней: «Ждите, к вам подойдут». И чего это он так дёрнулся?
Слабенький с утра, часам к десяти прибывающий поток машин всё плотнее заполнял воздух рёвом, выхлопами и пылью. Все с поводом и без повода перегазовывали, сигналя, разворачивались только с тормозным визгом, подрезая и обгоняя справа, смело прыгали по колдобинам и ямам. В конце концов, с чернореченской стороны образовалась пробка. Сирены, сигналы, самые джигиты из джигитов выруливали по остаткам тротуаров. И все об одном: «Эй, командир, спешу! Пропусти»! Какие тут глаза на затылке? Ещё и солнце железно напоминало слова замкома о том, что под каску лучше было б подвязать бандану. Ага, и подгузник бы тоже не помешал. «Вот сука!» – Смеётся Рифат. – «Полтинник мне совал, что бы я КАМАЗ не досматривал. Да за такие деньги кто ж Родину продаст?»
- А что там было?
- Ничего, гравий. Просто прикармливает.
КАМАЗы, ЗИЛы, Газели… каких только номеров не попадается – от Владика до Калининграда. Даже мелькнула «девяностодевятая» с родным 54-тым регионом. И все по доверенности! Это столько же доверчивых мужиков по России, дающих свои машины покататься по Грозному? Но не одного номера «666»: «Что, мусульмане антихриста боятся»? – «Не, они же джигиты, кому охота «трижды шестёркой» прослыть»? Особая статья – водовозы. На чём только люди не зарабатывали: и цистерны, и пожарки, и просто сварные железные кубы в кузове, и даже мотороллеры с бидонами. И ещё местная особенность: отсутствие иномарок.
- Так у «чехов» нормального бензина не бывает, сплошь конденсат. А чего? Вон, возле промзоны колодец копается метров пять-десять, а там уже нефть сочится. Ставится самогонный аппарат, и вперёд! Который совсем красный – «семьдесят-шестой», пожелтее – «девяносто-второй», а «сопсем бэлый», ну, никак не менее «девяносто-шестого». И оставшаяся густота в этот же аппарат на топливо сливается. Так что иномарки тут и месяца не протянут.
Рифат мокрый, красный, аж с носа капает, да и у Славки всё от шеи до колен слиплось.
- Если сейчас не попью – копец, почки рассыпятся.
- А зачем они тебе? Всё через поры выпаривает.
- Не сходиться, не сходиться, держать дистанцию! – Малоденко как из-под земли вырос. В руке пластиковая бутылочка «славянской», ещё из домашних запасов. – По глотку, это на всех. Терпите, ребята, всего полчаса осталось.
Но отойти к следующему посту комвзвода не успел: синюшно баклажановая «шестёрка» с визгом мотнулась вправо, почти ткнувшись в заросшую полынью бетонную тумбу. Рядом с ней косо вспылила затормозившая серебристая «девяностодевятая». Славка, перекрытый вскидывающим пулемёт Малоденко, услышал только хлопанье дверок, и, отшагивая из-за взводного в сторону, тоже сбил флажок предохранителя.
Около «шестёрки» уже замер на вытяжку милиционер-чеченец в новенькой серой «пэпээске», а из растопырившейся «девяностодевятой» разом выбиралось четверо в чёрных майках и беретах, увешанные пистолетами, автоматами, патронными лентами и гранатами на манер опереточных матросов-анархистов. Так вот они какие, «кадыровцы». Заросшая до глаз щетиной «охрана президента», злобно косясь на напряжённо следящих за разборкой русских, начала наперебой горячо объяснять сержанту-вайнаху, почему нельзя не уступать ей дорогу. Тот, сгорбившись, что-то ответно бормотал, чуть слышно вставляя в чеченские оправдания русское «прости». Потом, когда трое выоравшихся со всем своим арсеналом уже втискивались в салон, последний, пригнувшийся, было, к рулю, неожиданно обернулся и, отмахнув остальным, вразвалку направился к «федералам»:
- Эй, командир, почему твои за порядком не смотрят? За каким хреном вы тут, если безобразия допускаете? Чего, правила для кого?
Накаченный, широкий и кривоногий как бульдожик, «чех» оказался точно на голову короче сутулого, но рослого Малоденко, и сообразил это, только подойдя вплотную.
- Ты ствол-то пониже опусти. И все вопросы о соблюдении правил дорожного движения адресуй своим гаишникам.
- «Своим-моим»! Все вы, менты, для меня одинаковые. – От того, что приходилось заглядывать снизу вверх, глаза у чеха буквально белели, а в уголках кривящегося рта мелко заблестела слюна. – ОМОНы-замоны, СОБРы-бобры, толку тут от вас! Ни хрена вы не можете.
Кадыровец, всё так же в понтовую раскачку, вернулся к машине, сплюнул, изо всех сил хлопнул дверью. Даванув на газ, почти на месте развернулся задом, и, сигналя, рванул поперёк улицы к заправке. А бедолага милиционер всё чиркал и чиркал стартером.
- Успел, дотянул до блокпоста. Если бы где в другом месте прижали, то, в лучшем случае, отлупили. – Комвзвода вернул предохранитель РПК. – И ведь все они – «духи», ну, почти все кадыровцы повоевали с нашими. На них крови по…. Однако, как сам слышал: «Никаких конфликтов! Не отвечать на провокации». Вот мы и не отвечаем.
КАМАЗы, ЗИЛы, Газели, жигули, москвичи, волги… самые джигиты из джигитов выруливают по остаткам тротуаров: «Эй, командир, спешу! Пропусти»…сирены, сигналы, перегазовки и визг тормозов…. Солнце выжелтило всё небо, асфальт размяк, бронник как сковородка и каска – вафельница….
- Если сейчас не попью….
И неужели конец?! Да, Малоденко разводит смену, и ребята экипированы уже по-летнему: рукава хэбэшек закатаны, кто поопытней – в защитных очках и кроссовках. «Бывайте»! – «Не забывайте»! И трусцой, трусцой сквозь «прямую кишку», по-над осыпавшимся окопом, бегом мимо садика – поскорее в душ, в душ, обмыться! Остальное всё потом. Всё потом.
После обеда курилка под заломанной с макушки, и от этого развесистой белой акацией – райский уголок. Они сидели вокруг стола всей сменой, расслабленно наблюдая за партией в нарды. Не курящий, а просто млеющий в компании Андрей, быстро сбрасывая кости, переставлял фишки и, так же, негромкой скороговоркой отвечал на вопросы:
- Раньше, когда был жив Кадыров-старший, то в городе его личная охрана ездила только на «девяностодевятых» серебристого металлика и без номеров. И следили, чтобы кто-то не из их тейпа не завёл себе такую машину. Если попадался чужак, его, блин, просто-напросто выкидывали из автомобиля, а при попытке сопротивления – пристреливали.
- А сколько их, кадыровцов?
- Посчитать невозможно. Их попытались недавно хоть как-то легализировать, два полка милицейских сформировали. Так ещё тысяч пятнадцать, а, может, и поболее, всё равно мотаются сами по себе. Удостоверения у всех просрочены, разрешение на оружие тоже. Да и оружие-то всё сплошь криминальное, всё в розыске. Они только потому и пошли в милицию, чтобы «чистые» стволы получить. Теперь и захочет кто, а не зацепит.
- Кто захочет-то? Всё куплено.
- Это точно. Наши кремлёвские мудрёны задумали через них остальных «чехов» прижать. Только кадыровский-то тейп – всего лишь один из семи крупных, и далеко не самый уважаемый. Ну, дали им право нефть крышевать, да только против их пятнадцати только здесь в городе и из ближних станиц в любой момент тысяч сорок выйти может. Других желающих.
- Ну, а чеченский ОМОН, они же «кровники»?
- Забудь. Из чехов никто за Россию не воюет. За те бабки, что они от Кремля имеют, можно двадцать русских ОМОНов в шоколаде купать. А сколько они ещё и с местных стригут – никогда не посчитать. Здесь – как? Хочешь стать рядовым ППС – плати тонну баксов, а в ОМОН меньше, чем за двадцать пять не берут.
Доцветающее дерево жужжало пчёлами и звенело цветочными мухами, дырявые тени покачивали скамьи и зелёный дощатый квадрат стола, под которым развалившиеся Фитиль, Чех и Стрелка терпели ненарочные пинки и толчки, изредка дергаясь, чтобы наскоро загрызть доставшее насекомое. Рыжий коротконогий Фитиль и белая Стрелка – дворняги-старожилы, от самого начала базы, им, как ветеранам, всё вообще пофиг, могут спать везде и при любых обстоятельствах, а вот годовалый полуазиат Чех прибился недавно, и ещё перед всеми заискивает. По всему видать, что, не смотря на молодость, бедолага успел поголодать и побродяжничать.
От крыльца к курилке, чему-то смеясь, подходили начштаба Кайгородов и зампотылу Вахреев. Оба, хоть и без брони, но в разгрузках и с автоматами. Кайгородов, продолжая улыбаться, похлопал Андрея по плечу:
- Ну, что, дружище, опять выиграл? Любишь ты молодых обижать. Ладно, ладно, не оправдывайся! Оружие здесь? Тогда пойдём с нами. Ещё двое желающих найдутся?
Славка и Равиль подскочили одновременно:
- А куда?
- В магазин. Тут рядом, хозяйственный.
Андрей и Равиль оставались на крыльце, Славка караулил изнутри около дверей, а Кайгородов и Вахреев изучали витрины и стенные полки переделанного в магазин сборно-щитового домика. Посреди обычного набора «исчезнувших» с армейских складов обуви, камуфляжа, консервов, одеял и матрасов, довольно большой угол занимали импортные дрели, «болгарки», шлифмашины и прочее строительное электрооборудование. Молоденькая, совсем ещё девчонка, по брови укутанная в белый платок продавщица выкладывала перед офицерами лампочки и предохранители, выключатели и розетки, при этом умудряясь не только не проронить ни слова, но даже и не взглянуть в лица покупателей. В полутёмном углу на раскладном стульчике сидела толстая старуха во всём чёрном и, тоже не поднимая глаз, вязала чёрный же носок.
Выпустив офицеров, Славка напоследок оглянулся и поймал широко распахнутые любопытством блестящие глаза не ожидавшей такого девчонки. А личико-то у «Гюльчатай» ничего, красивое, и шея длинная. Что там на эту тему у Михаила Юрьевича? – «Черны глаза у серны молодой, Но у неё глаза чернее были…».
И зачем Славка подмигнул?
Достарыңызбен бөлісу: |