Как отличить ложного пророка от истинного

Как отличить ложного пророка от истинного

Что же до апостолов и пророков, то обходитесь с ними согласно предписаниям евангелия.

Всякий приходящий к вам апостол да будет при­нят как господин. Но пусть остается не долее одного дня, и только в случае необходимости еще и следую­щий день. Если задержится и в третий, скажите, что он лжепророк. Когда апостол уходит, он ничего не дол­жен получать, за вычетом хлеба, пока не найдет себе другого прибежища; если же станет просить денег, скажите, что он лжепророк.

Не все, кто говорят духовно, пророки: судите по их поведению. Например, если пророк решает соглас­но духу своему попросить устроить застолье, пусть он воздерживается есть кушанья: иначе он лжепро­рок.

Кто бы из них ни сказал вам по настроению сво­ему: дай мне денег или чего-нибудь иного, не слушай­те его. Но если он скажет дать их бедным, никто его да не осудит.

Странствия лжепророков, должно быть, были не ред­костью. Одна сатира бытописателя Лукиана из Самосаты, жившего во второй половине II в., посвящена именно опи­санию некоего Перегрина ¹, шестидесятилетнего чудотвор­ца и исповедника, который живет за счет восточных хри­стианских общин и трагически кончает свои дни, запутав­шись в своих собственных кознях. Это, кстати сказать, один из первых образчиков полемической антихристиан­ской литературы, которая в последующие столетия широ­ко распространится и просуществует вплоть до победы христианской религии. {115}

Помимо коллективного покаяния в грехах в «Учении» отмечаются два других кульминационных культовых момен­та: крещение в проточной воде, которому предшествует всеобщий пост, и священная трапеза, во время которой следует оглашение двух богослужебных формул — одной о чаше и другой — о преломленном хлебе. Это настоящий обед, уподобленный трапезе «сотоварищей» из скромного люда, с хлебом, вином, маслом и маслинами: «Когда по­едите досыта, поблагодарите». Оба элемента причастия, или благодарственной молитвы, нисколько не символизи­руют тело и кровь Христа: хлеб, испеченный из муки со­бранного на холмах урожая, символизирует только едине­ние общины, собранной с разных концов земли, чтобы войти в царство.

О распятии на кресте нет ничего и в помине. Кален­дарь уже не традиционный иудаистский, а тот, о котором шла речь в еврейских рукописях Мертвого моря. Посту отводятся среда и пятница, а не понедельник и четверг, «как у лицемеров», вероятно у фарисеев или в других кон­курирующих группах. Трижды в день полагалось читать молитву «Отче наш», «как повелел господь в своем еван­гелии», то есть в Евангелии от Матфея. Общая трапеза имеет место «в день господен», то есть в тот день недели, который впоследствии станет воскресеньем ². Еще не спе­циализируется поминание воскресения Христа в этот день; этот момент будет введен в богослужение только спустя некоторое время.

Рекомендуется заботиться о малоимущих, заблудших, безработных. Вообще, атмосфера «Учения» определяется умонастроениями многочисленных религиозных сообществ взаимопомощи, распространенных в иммигрантской среде, в городских центрах империи в первых веках.

В последней, семнадцатой главе обнаруживается обыч­ное апокалиптическое настроение трех синоптических еван­гелий и двух посланий к фессалоникийцам с отсылками к библейским пророкам. Верующие призываются к бдитель­ности, поскольку точный час конца света не известен. Прежде чем он наступит, умножится число лжепророков, возрастет ненависть и участятся предательства среди лю­дей, пока не обнаружится «искупитель мира в образе {116} сына божьего». Не очень ясно, намек ли это на распрост­ранение культа императора или на трансформацию мисти­ко-павловского понимания образа мессии.

Космическая катастрофа приведет каждое творение к «испытанию огнем». Многие будут им поглощены и по­гибнут. Но те, кто устоят в своей вере, будут спасены. И тогда они увидят явление «знамений истины», описан­ных в иудаистском духе: разверзнутся небеса, раздастся трубный глас, восстанут мертвые, «но не все». В конце мир увидит «господа, шествующего по облакам»,— весьма близко к описанию конца света у пророка Захарии (14 : 5).

ЛИТЕРАТУРА «АПОСТОЛИЧЕСКИХ ОТЦОВ»

Не столь уж важно установить, кому в действительно­сти следует приписать оба послания Климента, предпола­гаемого третьего епископа Рима (одно верующим Корин­фа, другое — просто проповедь), семь писем Игнатия Ан­тиохийского (пять общинам Малой Азии, одно римской общине и одно Поликарпу из Смирны), послание Варна­вы, фрагменты писаний Папия, епископа Гиераполя в Малой Азии, мартиролог Поликарпа, послание Диогнету неизвестного автора, «Пастырь» Гермы. Все это сочине­ния разной ценности, не слишком высокого уровня. К ним следовало бы добавить несколько папирусов, в частности одиннадцатую Песнь Соломона, проповедь Мелитона Сардского о пасхе и апокрифическую переписку Павла с коринфянами, в которой отражены некоторые догматиче­ские взгляды церкви в начале III в.

Только послание Диогнету выделяется из общей по­средственности этих документов. Оно и относится к менее архаическим временам. Однако отцы церкви не ведают о нем.

Что касается Варнавы, персонажа павловского цикла, то для него апостолы — «грешники из грешников». У Кли­мента уже обозначается определенное представление о {117} прерогативах иерархии, сформированное под углом зрения римской военной дисциплины. Порой отмечается полемический акцент по отношению к другим культам, однако отсутствует какая-либо целенаправленная критика идолопоклонства, которая отличает апологетическую литературу второй половины этого столетия.

Все еще в рамках иудаистского религиозного опыта обозначается тенденция к аллегорической интерпретации Библии, позже возобладавшая в александрийской школе, особенно у Оригена. Она нередко граничит с гротеском.

Согласно Варнаве, например, число обрезанных Авраамом сначала 18, а затем 300 мужчин его племени дает числа, отвечающие порядку букв греческого алфавита, образующих слово «Иеосус», так как число букв от «йота» до «эта» равно числу 18, а название изображения креста в виде буквы «Т» («триакосой»), по наименованию букв этого слова, число 300. По этой детали, кстати, можно заключить, что крест в те времена был в форме буквы «Т» («тау» по-гречески), так называемый «пятибулярный», а не латинский (или пресловутая «капитата»), который затем стал преобладать в католическом и протестантском искусстве. Получает подтверждение также процесс «конструирования» в библейских текстах основных эпизодов жизни Иисуса.

Один из двух агнцев, принесенный великим жрецом Аароном в жертву, согласно Моисею, украшенный терновым венцом и покрытый пурпурной шерстяной тканью, стал символом мученичества Христа. Когда Моисей сказал: «Будете есть жвачное животное с раздвоенным копытом» (Лев., 11 : 3) одно из запрещенных к употреблению в пищу животных в древнем иудаизме, на деле, согласно Варнаве, это означало призыв почитать праведников и следовать за теми, кто «пережевывает божественное слово» и шествует по миру в ожидании наследства (Варнава, Х : 11). Христиане же и являются законными получателями этого наследия.

Слово книги Бытия о том, что бог завершил дело творения за шесть дней и прекратил его в день седьмой, означают, что мироздание просуществует шесть тысяч лет, на седьмой тысяче, в великую космическую субботу, бог будет отдыхать, после того как его сын придет преобразовать солнце, луну, звезды и судить нечестивых. На восьмом тысячелетии все будет обновлено и благочестивые будут славить «святой день иного мира». {118}

Таким способом пытались оправдать практику соблюдения «дня господня», связанную отныне с празднованием воскресения и вознесения мессии, которая отличала христиан от евреев (Варнава, XV).

КОНЕЦ НАЦИОНАЛЬНОГО

И ТЕРРИТОРИАЛЬНОГО ЕДИНСТВА ИУДЕЕВ

К этому именно периоду относится окончательная редакция четвертого евангелия.

Основные общины претендовали на то, что берут начало от легендарных основателей: обоих Иоаннов, апостола и старейшины,— в Эфесе; во Фригии — от Филиппа и его дочерей-пророчиц; в Сирийской Антиохии, в Палестине и Риме — от Петра; в Акае и Вифинии — от Луки; от Марка — в Египте; от Павла — каким-то образом тоже в Риме.

Серьезные события тем временем назревали у границ Иудеи. Они усиливали процесс дифференциации между иудеями и христианами. Необходимость противостоять опасности, которую создавала для империи борьба партий, и потребность иметь на Востоке надежные тылы побудили римлян положить конец плохо погашенному брожению в Иудее, которая сплачивала вокруг себя недовольных большей части Палестины и Малой Азии. В 113 г. Траян начал войну и по истечении трех лет пробился до Персидского залива, захватив Армению и Месопотамию; но это предприятие истощило его ресурсы в людях и средствах и оставило незащищенным тыл.

Соединившись с другими, только что завоеванными народами, евреи восстали, чтобы отомстить за разрушение Иерусалима в 70 г. Траян был вынужден убраться и умер в Салинунте Киликийской, в Малой Азии, в 117 г., еще до того, как восстание было подавлено.

В репрессиях которыми сопровождались все эти события, вероятно, пострадали также некоторые руководители христианских общин. Существует известная историческая нить, связывающая осуждение на смерть Игнатия, главы антиохийской церкви, раба по рождению и потому отправленного в Рим для высшей муки, с участью Поликарпа из Смирны и Климента Римского, осужденных на растерзание хищными зверями в римском цирке. (Римские граждане обрекались на обезглавление.)

Письма Игнатия отражают эту ситуацию. Наряду с {119} проявлением религиозного фанатизма — желанием «быть растерзанными дикими зверями, чтобы стать едиными с Христом»,— нарождается стремление укрепить иерархи­ческое правление церковью, порученное епископату, ста­рейшинам и диаконам. В послании Поликарпу рабы при­зываются не спешить с освобождением за счет общины, поскольку еще более тяжким было бы стать «рабом своих страстей».

Таковы новые пастырские запросы, которые вскоре возобладают в лоне церкви.

При Адриане (117—138) политика принуждения и за­хватов стала более умеренной. Началась кодификация римского права, в которой приняли участие юристы стои­ческого направления, стремившиеся осуществить извест­ные реформы. Чтобы не расточать ресурсы рабов, став­ших дефицитными после завершения имперской военной экспансии, Адриан ограничил власть господ над жизнью и смертью рабов и их безраздельное право продавать их для роли гладиаторов и проституток. Были запрещены че­ловеческие жертвоприношения, где они еще были в ходу, умерена задолженность данников и ограничен произвол в поборах с провинций. Система прямых сборов налогов должна была сделать обложение урожая менее тягостным.

Но уйти от законов преобладавшей тогда структуры классового общества было невозможно, и царствование Адриана завершилось восстанием и кровавой баней вто­рой иудейской войны.

Существует любопытное письмо, направленное импе­ратором своему зятю, консулу Сервиану, и сохранившее­ся в «Истории Августов»: «Здесь поклонники Сераписа одновременно являются христианами, а те, кто зовутся служителями Христа, поклоняются Серапису. Нет ни ев­рея, главы синагоги, ни самаритянина, ни христианского священника, который не был бы также астрологом, про­рицателем или лгуном. Когда сам патриарх иудеев прибы­вает в Египет, одни заставляют чествовать ради него Се­раписа, другие — Христа. Но их общий бог — деньги» («Жизнь Сатурнина», VIII).

Может статься, что император имеет в виду попытки некоторых христианских течений передать в более доступ­ных для чужестранцев терминах свое учение и ритуальную практику. Не случайно гностик Василид происходил из Александрии. И сам иудаистский прозелитизм приобрел в Египте той эпохи весьма необычные формы. Когда же {120} Адриан, желавший изменить к лучшему создавшееся по­ложение, издал декрет, которым запрещал обрезание, публичное чтение закона Моисеева, соблюдение субботне­го отдыха, и повелел восстановить Иерусалим в качестве римской колонии, немедленно вспыхнул мятеж.

В 132 г. под водительством Симона Бар-Кохбы (Ко­хебы или Косебы), «князя Израилева», которого раввин Акива приветствовал как мессию, «сына звезды», а его противники именовали «Бар-Козита», то есть «сын лжи», 200 тысяч повстанцев, поддержанных евреями диаспоры, сильными группами союзников и — по крайней мере в первое время — христианскими общинами Галилеи, осво­бодили Иерусалим и три года держали под ударом вой­ска одного из лучших полководцев Адриана, Севера. В конце концов восстание было подавлено, Симон был убит, а Иерусалим сровняли с землей.