§ 5. Исследования в области фонетики

5.1. Из всех рассматриваемых традиций наиболее высокого уровня развития фонетика достигла в учении древних индийцев. Во многом это обусловлено их отношением к сакральным текстам, произнесение которых должно было осуществляться в архаичном виде, что, естественно, побуждало к изучению особенностей звукового строя языка.

Древнеиндийские ученые разграничивали гласные и согласные звуки, указывая на положение органов речи при их произнесении и на различие их функции в слове, отмечая слогообразующий характер гласных и неспособность согласных самостоятельно образовывать слоги. Вместе с тем еще с середины первого тысячелетия до н. э. индийские ученые начали разрабатывать артикуляционную классификацию, в которой гласные и согласные звуки рассматривались в единой системе.

При выяснении особенностей образования звуков тщательно изучается работа органов речи, учитываются малейшие их изменения, что дает возможность выделять различные признаки, посредством которых может характеризоваться тот или иной звук. Например, детально рассматриваются отношения между пассивными органами речи и языком, благодаря этому между ними обнаруживаются разные ступени контактов, позволяющие устанавливать тонкие звуковые различия: звуки полного контакта, звуки легкого контакта, закрытые, полузакрытые, открытые. При характеристике этих же звуков учитываются особенности движения воздушной струи через ротовую полость, что дает возможность разделить их на смычные, полугласные, спиранты, долгие гласные и краткие гласные. Подробно описывается характер действия голоса и резонаторов, в связи с чем звуки различаются: по открытости и закрытости глоточной полости, на проточные или резонансные, на вокализованные или невокализованные, придыхательные или непридыхатель­ные, назализованные или неназализованные. Многоступенчатый характер носит и описание признаков мес­та образования.

Детальная разработка признаков, положенных в основу классификации, а также анализ гласных и согласных в единой системе составляет своеобразие индийской классификации звуков, которая внешне «похожа на принятую у европейцев классификацию согласных: по месту артикуляции, способу артикуляции, характеру воздушной струи при образовании звука. Но индийская классификация равно включает гласные и согласные и потому имеет другую систему признаков» (Рождественский 1975: 81–82).

Звуки речи индийцы отличали от звуков языка (фонем). По сути при изложении грамматики Панини (вероятно, V в. до н. э.) ведет речь о позиционных вариантах фонемы, об идентификации фонем и морфофонем, о морфофонологических явлениях. Существенно также и то, что индийские ученые описывали чередование звуков, уподобление определенных звуков в процессе речи, правда, при этом они не делали различий между комбинаторными изменениями и историческими изменениями в структуре слова.

5.2. В Китае фонетические явления начинают изучаться поздно. Зарождение фонетики тесно связано с особенностями китайской письменности, в частности, с совершенствованием способов записи, с помощью которой может осуществляться чтение иероглифов.

В самом конце эпохи Хань (202 г. до н. э. – 220 г. н. э.) был изобретен такой способ, который позволял представить чтение какого-либо иероглифа с помощью чтения двух других иероглифов. Этот способ был назван «разрезание» – фаньце. Важно учесть, что в китайском языке фонетической единицей является слог, причем границы между слогами, за редким исключением, совпадают с границами между морфемами. Слог делится на две части – начальную (инициаль) и конечную (финаль), последняя характеризуется не только составом входящих в нее звуков, но и определенной мелодикой – тоном. Чтобы обозначить чтение иероглифа, подбирали два других: первый из них читался с тем же начальным согласным, а второй – с той же финалью (и тоном), что и «разрезаемый» иероглиф. Таким образом, метод разрезания позволяет точно обозначить чтение любого иероглифа.

Вскоре после династии Хань появляются словари рифм. «На состояние языкознания в это время оказали влияние главным образом два явления в китайской культуре: расцвет поэзии и широкое распространение буддизма. Развитие поэзии, появление теории стихосложения потребовало изучения рифмы и тона. С другой стороны, буддизм принес с собой элементы индийской культуры; знакомство с индийской алфавитной письменностью показало китайским ученым возможность фонетического анализа слова, принципы классификации звуков» (Яхонтов 1980: 99).

О первых словарях рифм либо известно по косвенным источникам, либо известно немногое из особенностей их строения. Значительным толчком в развитии словарей рифм было изучение тонов, начавшееся в V в. Теория тонов, наряду с рифмой, играет важную роль в китайском стихосложении. Начиная с этого времени, словари рифм делятся на четыре части в соответствии с установленным количеством тонов. Наибольшую известность приобрел словарь, созданный в 601 г., – «Це юнь» («Разрезание и рифмы»), который несколько раз перерабатывался и в расширенном виде (с XI в.) сохранился до сих пор под названием «Гуан юнь» (Расширенный [Це] юнь). В этом словаре, по сравнению с «Це юнь», представлено большее количество рифм – 206, сгруппированных в 61 класс, изменен также и порядок расположения рифм. С XI в. известен и самый объемный по количеству иероглифов (53 525) словарь, хотя число и название рифм в нем осталось то же, что и в словаре «Гуан юнь».

Таким образом, создание словарей рифм способствовало выяснению особенностей рифмующейся части слова и тонов. Однако начальные согласные и гласные, следовавшие за начальным согласным и относившиеся к финали, не изучались.

Первый список начальных согласных, как и их классификация, был создан явно под индийским влиянием не ранее IX–X вв. и напоминал порядок букв в алфавите деванага­ри. Позже, в эпоху Сун (960 – 1279 гг.), список со­глас­ных был увеличен с 30 до 36 «букв», а также были внесены уточнения в клас­сификацию согласных, причем, важно под­черкнуть, построенную на осно­ве артикуляционных признаков.

«Значительным шагом вперед в области изучения китайской фонетики было появление фонетических таблиц, которые позволяют наглядно представить всю фонетическую систему китайского языка полностью, включая и рифму, и инициали, и промежуточные гласные, и тон» (Яхонтов 1980: 108). Фонетические таблицы стали специальным методом изучения китайской фонетики, имели свою теорию и довольно сложный терминологический аппарат. Именно со времени создания фонетических таблиц китайская фонетика рассматривается как особая дисциплина.

Таким образом, знакомство с работами по фонетике показывает, что китайское язы­ко­знание развивалось в этой области практически самостоятельно, испытав лишь незначи­тельное влияние со стороны индийской науки. Во многом это было обусловлено тем, что уси­лия китайских ученых были направлены на изучение письменной речи, которая представляет собой иероглифическую систему, кроме того, сам язык значительно отличается по своему строению от языков, на основе которых возникли как индийская, так и европейская традиции.

5.3. В Древней Греции фонетика занимала значительное место, и хотя, по сравнению с Древней Индией, результаты в этой области біли не столь существенны, но они важны для нас как складывающаяся европейская традиция в описании звукового строя.

О хронологической глубине изучения звукового строя языка и высоком уровне его осмысления греками свидетельствует создание письменности, которое обычно относят к IX или X в. до н. э. Изобретение алфавита, имевшего с самого начала специальные знаки не только для согласных, но также и для гласных звуков, – великое достижение греков, которому, естественно, предшествовало тонкое осознание звуковых сходств и различий, установление соответствий между символами и звучащей речью.

В последующие века, особенно в V в. до н. э., изучение фонетики, по-ви­ди­мому, углуб­лялось. По косвенным данным известно, что к вопросам фонетики обращались многие мыслители, хотя письменных источников почти не сохранилось. Например, до нас дошли названия сочинений Демокрита из Абдеры (около 470 – 380 гг. до н. э.), часть из которых свидетельствует о его интересе к фонетическим явлениям: «О ритмах и гармонии», «О благозвучных и неблагозвучных буквах», «О Гомере, или об орфоэпии и глоссах». Заметим, что античные ученые не различали строго терминологически звук и букву, что вид­но из приведенных выше названий работ Демокрита и что следует помнить, знакомясь с литературой античных авторов.

С концом V в. до н. э. связывают наблюдения над особенностями образования звуков и попытки создания их классификации. «Когда в конце V в. афиняне официально перешли от своего старинного алфавита на новоионийс­кий, автор законопроекта Архин составил объяснительную записку к этой рефор­ме; Архину уже известны три мес­та образования взрывных звуков» (Античные теории 1936: 12). В частности, как свидетельствуют более поздние авторы, «Архин говорил, что (согласные) или произносятся у сложенных губ, как пи, и отсюда возникает пси у кончика языка, или широкой поверхностью языка у зубов, как дельта, и поэтому дзета возникает в этой местности, или изгибом и сжатием в глубине рта, как каппа, откуда проистекает кси» (там же: 35).

Платон также ссылается на какую-то известную классификацию звуков, которая, как он пишет, заимствована им у «знатоков этого дела» («Кратил», согласно общепринятой рубрикации – 424 с). Правда, самого Платона мало интересовали вопросы фонетики. Обращаясь к классификации звуков («Кратил» – 424 с, «Филеб» – 18 bс), он практически не приводит примеров. Поэтому трудно понять, какие именно звуки Платон противопоставляет гласным, называя их безгласными или беззвучными и что он подразумевает, говоря о звуках «безгласных, но не беззвучных». Понятия слога и ударения, которые упоминает Пла­тон, также не получают серьезного освещения в его работах.

В Древней Греции фонетические исследования с самого начала отличались тем, что они проводились в тесной связи с теорией музыки и включались в метрику. К этому располагала практика обучения, в основе которой лежало чтение поэтических текстов, а также сама специфика древнегреческого стихосложения, которое в теории литературы определяется как «метрическое», основанное на различном сочетании долгих и кратких слогов: «долгий слог произносился приблизительно вдвое протяжнее, чем краткий, и обладал большей высотой звука» (Радциг 1977: 23). Мно­го внимания ритмике и метрике уделяли представители пифагорейской школы, которые во всем пытались усмотреть соразмерность, пропорцию, стремились установить параллелизм между фонетическим строем и музыкальными ритмическими элементами, им же принадлежит изучение музыкальной и поэтической гармонии.

Значительный шаг вперед в изучении звукового строя был сделан Арис­тотелем. Им определена общественно значимая роль звуков человеческого язы­­ка как носителей разумного слова, именно в этом ученый усматривал прин­ципиальное отличие звуков речи от любых иных звуков, в том числе от непроизвольных звуков, произносимых людьми, или от звуков, издаваемых живот­ны­ми. Аристотель более подробно, по сравнению с предшественниками, характеризует звуки речи, используя при этом как акустические, так и артикуляционные признаки. Например, в «Поэтике» он пишет: «Гласный – тот, звучание которого слы­шит­ся без прикладывания языка, например, α и ω; полугласный – тот, звучание которого слышится при прикладывании языка, например σ и ρ; безгласный – тот, ко­то­рый, при наличии прикладывания языка, не дает однако самос­тоя­тельно ни­ка­кого звука, а делается слышным в соединении со звуками, имею­щи­ми какую-ни­будь звуковую силу, например γ и δ. Эти эле­менты раз­ли­чаются в зави­си­мости от формы рта, от места их образования, густым и тонким при­­ды­ханием, долготой и краткостью и кроме того острым, тяжелым и сред­ним ударением» (Античные теории 1936: 62). Аристотель дает опре­деле­ние сло­га как сочетания гласного и безгласного звуков, но следует помнить, что для него еще не существует слога, состоящего из одного гласного.

В александрийской грамматической школе фонетика входила в грамма­тику, со­ставляя ее первую часть. Дионисий Фракиец выделяет 24 звукобуквы, из них 7 гласных, которые могут быть долгими – η и ω, краткими – ε и ο, двух­временными – α, ι, υ. Последние названы так потому, что могут и удли­няться, и сокращаться. Ученый приводит перечень дифтонгов, выделяет двойные со­гласные (ζ, ξ, ψ), оп­ре­де­ляя их как составленные из двух звуков: ζ из δ и σ, ξ из κ и σ, ψ из π и σ , называет плав­ные согласные (λ, μ, ν, ρ). Обратим внимание на то, что и в работе Дионисия Фракийца не только дана харак­те­рис­ти­ка звуков, но и заметно стремление дать им эстетическую оценку. Так, выделяя девять без­гласных – β, γ, δ, κ, π, τ, θ, φ, χ, ученый пишет: «Безгласными они называются потому, что дают худший звук, чем остальные, подобно тому как мы называем безголосым тра­ги­ческого актера с дурным голосом» (Античные теории 1936: 107). Автор примечаний, дан­ных к текстам из цитируемого сборника, отмечает: «Объяс­нение Дионисия сви­детель­ст­вует о том, что термин «безгласный» уже стал непонятным; но это является призна­ком не каких-либо новых успехов фо­не­тики, а ее полного омертвления: старая теория и терми­но­логия переходит из одного грамматического руководства в другое как традиционный и не перера­батываемый более материал» (там же: 305).

По свидетельству Дио­ни­сия Га­ли­карнасского (I в. до н. э.), называлось и другое количество звуков гре­ческого языка – 13 или 30, это, по-видимому, зависело от того, призна­ва­лись ли самостоятельными элементами все краткие и долгие или принимались лишь по количеству букв алфавита, независимо от их долготы и краткости, считались ли «двойные» отдельными элементами или соче­танием элемен­тов и под.

Ученые Древнего Рима продолжили традиции древних греков в описании фоне­ти­че­ских явлений. Как известно, «Грамматическое руководство» Квинта Рем­мия Палемона (около 10 – 75 гг. н. э.) в качестве первого раздела содержало сведения из фоне­ти­ки и письма. От II в. дошел до нас стихотворный трактат Теренция Мавра «О бук­вах, о слогах, о размерах», в котором подробно характеризуются зву­ки ла­тин­­ского языка, правда, как отмечают комментаторы, не всегда правильно. Све­де­ния по фонетике, письму и стихо­сло­же­нию содер­жатся также в грамматике До­ната (IV в.), благодаря которой они широко распространились в период средневековья по Западной Европе.

Таким образом, в эпоху античности были заложены основы изучения фонетических явлений. Тонкие наблюдения древних, особенно индийцев, над произношением позволили установить многие существенные артикуляционные характеристики звуков, выделить слог, ударение, некоторые особенности интонации, осознать смыслоразличительную функ­цию звука. Вместе с тем очевидно, что у древних интерес к фонетике всецело обусловлен практическими потребностями чтения текстов. С особенностями письменного текста, с отношением к ним связано и своеобразие каждой из древних традиций. Китайская система письма, значительно отличаясь по характеру от других традиций, побуждала к разработке правил чтения иероглифов. Древнегреческие фонетические исследования развивались в тесной связи с музыкальным искусством в силу значимости ритма звучащего текста, обусловленного наличием кратких и долгих гласных, а также в силу повышенного внимания к эстетической стороне текстов. Стремление к точности произношения сакральных текстов во многом обусловило ту тщательность и многомерность в описании артикуляции звуков речи, которая была характерна для древних индийцев.
Вопросы и задания

1. С чем связано повышенное внимание древних индийцев к звуковому строю языка и каким образом это определило направление их исследований?

2. Что определило внимание Панини к морфонологическим процессам?

3. Как вы объясняете позднее развитие фонетики в Китае?

4. Какие предпосылки к созданию словаря рифм в китайском языкознании вы можете назвать? Насколько правомерно технику их создания ставить в зависимость от индийского влияния?

5. В чем вы усматриваете черты сходства в изучении фонетического строя языка древнеиндийскими и древнегреческими учеными?

6. В чем состоит своеобразие в исследовании фонетического строя языка древними греками и чем оно обусловлено?

7. Сформулируйте, что нового по сравнению с предшественниками внес Аристотель в разработку фонетики?

8. Какое место занимала фонетика в александрийской грамматике?

9. Попытайтесь объяснить, чем определяются специфические черты фонетических исследований каждой из рассмотренных традиций.

1. Используя полученные сведения, дайте общую характеристику особенностей каждой из трех рассмотренных древних традиций. Раскройте специфику развития каждой из них, выделите наиболее существенные области лингвистической проблематики, объясните, чем это обусловлено.

2. Подготовьте тезисный ответ на тему «Роль греко-латинской традиции в становлении европей­ско­го язы­ко­зна­ния». Продумывая данную тему, не пре­небре­гай­те информацией, полученной вами в других учебных курсах, причем не только по дисциплинам лингвистического цикла, но и по философии, теории литературы.

3. Изложите, как решались перечисленные ниже проблемы, поставленные в гре­ко-латинском языкознании (укажите имена ученых или назовите лингвистические школы):

– философское осмысление человеческой речи: а) в онтологическом плане; б) в аспекте осуществления факторов, движущих сил, приведших к воз­ник­но­вению языка (гипотезы о происхождении языка); в) в семантическом аспекте (соотношение мира имен и мира вещей);

– тесная связь логики и грамматики;

– принципы описания грамматического строя;

– лексико-семантический анализ слов (синонимия, много­знач­­ность, омо­ни­мия, этимология);

– акустико-артикуляционная характеристика звуков, принципы клас­си­фи­ка­ции звуков;

– различное понимание нормы языка;

– риторика как учение о красноречии;

– особенности прозаической и поэтической речи;

– практика создания словарей, их разновидности;

– разработка лингвистической терминологии.

1.1. Период средневековья по давней традиции в течение длительного времени, даже во второй половине XX в., рассматривался как период застоя, спа­да научной мысли (см., например, учебники: Кондрашов 1979: 20; Березин 1984: 18). Между тем еще в 1911 г. Н.А. Бердяев писал: «Средние века не есть эпоха варварства и тьмы; этот старый взгляд давно уже оставлен культурными историками, наоборот, это эпоха великого напряжения духа, великого томления по абсолют­ному, неустанной работы мысли, это эпоха культурная и творческая <...>. Всякому известны тьма и невежество средних лет человечества. Но <...> средневековые ужасы миновали безвозвратно, средневековая дикость уш­ла в глубь прошлого, средневековая красота, средневековая культурность, сред­невековая напряженность духовного томления манит нас и до сих пор. Фи­лософия будущего более будет иметь общего с философией средневековья, чем с новейшей» (Бердяев 1989: 161–163).

В лингвистике отношение к средневековым учениям начинает меняться лишь в последние десятилетия, когда стала утверждаться мысль о непрерывности, преемственности и своеобразии культур, когда стали постепенно осознавать, что лингвистические взгляды средневековых авторов можно оценить, лишь обратившись к контексту идейных ценностей средневековой культуры в целом. Немалую роль в формировании нового подхода к эпохе средневековья сыграли широкая публикация памятников этого периода, появление работ, посвященных анализу мировоззрения отдельных теологов и философов, изучение языковой ситуации данной эпохи, а также исследование состояния лингвистической мысли в отдельных странах Европы и Востока.

Временные границы начала и конца средневековья определяются в различных источниках по-разному. Чаще всего начало средневековья связывают с падением Западной Римской империи (476 г.), но такое установление временной границы, с одной стороны, кажется слишком поздним, а с другой стороны, создает впечатление мгновенности, как будто бы переход от античности к средневековью произошел в одночасье. Однако оче­вид­но, что период формирования нового типа общества и нового типа мышления был про­дол­жи­тельным. Вспомним хотя бы, что уже с конца II в. начинают укрепляться племенные союзы Западной Европы, «оживляются местные традиции, культы, языки, искусство» (История Европы 1988: 9). Существенно и то, что именно во второй половине II в. зарождается патристика – учение ранних христианских теологов, в котором, наряду с решением кардинальных проблем христианства, ставятся и проблемы теории языка, решавшиеся, разумеется, в соответствии с христианской доктриной.

Безусловно, следует иметь в виду, что переход к новому периоду в истории человеческой мысли осуществляется постепенно. В первые века нашего тысячелетия сосуществуют бок о бок, соперничают между собой философские традиции, сложившиеся в эпоху античности, и «формирующиеся очаги новой веры и новый мысли, составившие впоследствии основу средневековой теологии и философии» (Введение 1989: 115). В связи с этим стоит учесть замечание о том, что «историю науки нередко приходится излагать вопреки хронологической последовательности. Так, апологии римского юриста Тертуллиана (около 160 – после 220) выражают мировоззрение раннего средневековья, а труды неоплатоников от Плотина и Порфирия до Прокла (410 – 485) и последнего схоларха платоновской Академии Дамаския (около 470 – после 531) принадлежат еще античному миру <...> . Эта крупнейшая школа античной философии синтезировала достижения именно античной, а не средневековой мысли» (Эдельштейн 1985: 158). Как писал А.Ф. Лосев, «Христианское уче­ние о творении еще недоступно неоплатоникам, и вместо него выступает учение об эма­нациях ипостасей Единого и о порождении от них сущего» (Лосев 1980: 226).

Итак, вряд ли стоит ориентироваться на «офи­­циальную» дату падения Западной Римской империи, определяя время становления средневековой мысли. Думается, более целесообразно датировать начало средневековья не позднее второй половины II – III вв.

Конец периода средневековья также определяется по-разному. Одни ученые обозначают его временем падения Константинополя (1453 г.), другие – открытием Америки (1492 г.), третьи – началом Реформации в Германии (1517 г.). В ряде исследований период средневековья связывается со временем развития и разложения феодализма, и его конец датируется в Европе XVI – серединой XVII вв., а в отдельных азиатских странах XVIII – XIX вв. (История 1980: 7), т.е. эпохой зарождения капитализма. Надо сказать, что последняя дата при определении конца периода средневековья представляется для истории лингвистических учений наиболее приемлемой в том смысле, что она действительно показывает существенное обновление духовной жизни, когда происходит значительное изменение языковой ситуации (начинают фор­мироваться и укрепляться национальные языки), когда проводится большая работа по выработке и закреплению норм литературной формы национальных языков и возникает новая проблематика в теории языка. Кроме того, такое обозначение нижней границы периода средневековья позволяет учесть неравномерность конкретно-исторического времени, с которой связан переход от эпохи средневековья к Новому времени и которая присуща разным народам в развитии лингвистической мысли.

Из сказанного понятно, что период культурного Возрождения включается в исторический период средневековья, в этом отношении мы следуем за традицией, заложенной в XVII в., хотя изначально термин «средние века» (medium aevum) ввели как раз итальянские гуманисты (лингвисты и литераторы), чтобы обозначить им период от античности до их века, и тем самым противопоставить себя своим предшественникам. С XV в. этот термин стали употреблять историки, а позже временные границы средневековья были рас­ширены за счет включения в него и периода, названного Возрождением.

Естественно, что такой длительный период, который назван в истории лингвистических учений как средневековье, не мог быть однородным и не был им. В рамках европейского средневековья можно выделить следующие значительные периоды: 1) раннее средневековье – со второй половины II – III в. до XI–XII вв.; 2) позднее средневековье – с XII в. до XIV в.; 3) Возрождение – с XIV в. до конца XVI – середины XVII в.

Граница между периодами раннего и позднего средневековья определяется с учетом нескольких факторов, существенных для культурно-исторической жизни Европы и важных в развитии лингвистических учений. Во-первых, к концу XI – XII в. в основном сложились феодальные государства. На смену этногенетических и демографических сдвигов, характеризующих Европу предшествующих веков, приходит период относительной стабилизации, складываются отдельные народности, возникают города как культурные центры раннефеодальных государств. Как известно, в IX в. сложилось древнерусское феодальное государство, которому с начала X в. принадлежит значительная роль в международных отношениях и культурной жизни Европы того времени. Во-вторых, в XI в. происходит окончательное разделение церквей, начавшееся фактически задолго до этого, на православие и католицизм, что завершило формирование особых религиозно-культурных ареалов, в рамках которых и развивается лингвистическая мысль. В-третьих, что особенно было важно для становления западноевропейской лингвистики, к концу XI в., католическая церковь, добившись ведущего положения в государствах, «начинает жестоко расправляться со своими противниками. К этому времени определилась особенность идеологической формы западноевропейского феодализма – схоластика» (Попов, Стяжкин 1974: 136). Основная идея схоластики – «рациональное» обоснование религиозных догм «путем применения логического метода доказательства <...>. Схоластика осуществила систематизацию христианского вероучения и создала своды («суммы») католического богословия» (Христианство 1994: 456). При формировании схоластики использовались неоплатоническая традиция в христианской переработке и идеи Аристотеля. Поэтому существенной вехой в становлении схоластики была середина XII в., когда католическому Западу стал известен весь состав аристотелевского «Органона», переведенного на латинский язык. С это­го периода начинается христианизация учения Аристотеля. В рамках схоластики возникает логический спор о природе общих понятий (универсалий), который, все более обостряясь со временем, сыграл исключительную роль в последующем развитии не только логики, но и лингвистики.

Выделение третьего периода в истории развития лингвистики средневековья связано с тем влиянием, которое оказывают идеи Возрождения как в целом на языковую ситуацию Европы, так и на развитие лингвистических идей. Именно с XIV в. начинают раздаваться голоса против официальной церкви, против того понимания проблемы мира и Бога, соотношения природы и Божественного первоначала, которое было принято в ортодоксальной схоластике. «Философская мысль Возрождения создает новую, пантеистическую в своей главенствующей тенденции картину мира <...>. Бог философии Возрождения – не бог ортодоксальной религии <...>, он лишен свободы, он не творит мир «из ничего», он «со-вечен» миру и сливается с законом естественной необходимости» (Горфункель 1980: 10). Природа из творения Бога превращается в обожествленное начало, наделенное всеми необходимыми силами, а человек рассматривается прежде всего в его земном предназначении. Возрождение классических древностей в качестве идеала сформировало взгляды гуманистов, которые оказали существенное влияние на все спектры жизни и науки, в том числе и на лингвистику. Под влиянием этих идей филологическая наука обращается к классическим текстам, возникают новые переводы произведений античности, формируются новые черты текстологии. Рост самосознания народов приводит к открытому заявлению о ценности родного языка, о необходимости его изучения, что ведет к созданию национальных грамматик.

Вместе с тем, как показывает время, эпоха Возрождения, обладая несомненной спецификой, остается в пределах средневековья. Гуманисты выступили против официальной религии, но не против Бога, они стремятся осмыслить сущность Божественного, но в рамках создаваемого ими философского учения, вне теологического ортодоксального догмата. В этом видится прежде всего их погруженность в средневековый мир. Разрыв со средневековьем в типе мышления, не лишенный, разумеется, преемственности, возникнет в Новое время, когда откроется естественнонаучная картина мира в качестве исторического процесса. С этим фактором будет связана и новая линия в развитии лингвистических учений, впрочем, также осуществляющаяся не в одночасье, а имеющая глубокие корни в прошлом.

1.2. Говоря о лингвистических учениях средневековья, следует выделить, по крайней мере, два направления: во-первых, практическое – собственно описание различных аспектов разных языков, создание грамматик, словарей, письменности, а во-вторых, теоретическое – постановка и решение проблем языка в рамках теологических учений. Такое разделение, конечно, нельзя рассматривать как полное отсутствие решения теоретических проблем при практическом описании языка (подобное предположение было бы абсурдным). Но о нем следует сказать, потому что проблемы общей теории языка (о его природе и сущности), как и в эпоху античности, разрабатывались не лингвистами и не рассматривались как самостоятельные. И этим постановка теоретических вопросов в эпоху средневековья глубоко отлична от постановки их в Новое время и проявляет сходство с эпохой античности.

Сходство развития теоретической мысли средневековья и античности состоит в том, что проблемы теории языка возникали в рамках общих размышлений о бытии мира, в попытке осмыслить его происхождение и законы существования. Однако в античном мире языковедческие проблемы были частью философии, тогда как в средние века они стали частью теологии и предметом размышления теологов, утверждавших идею единобожия (монотеизма), которая, постепенно развиваясь, сложилась в строгое учение трех различных основных мировых религий – буддизма, ислама и христианства с его ранним разделением на католичество и православие.

Распространение мировых религий в различных культурных ареалах обусловило специфические черты развития лингвистических проблем в период раннего средневековья, главные из которых: создание письменности для «молодых» (формирующихся) народностей, активное развитие лексикографической практики, исследование и комментирование канонических текстов, вызвавшие к жизни гер­ме­нев­тику и экзегетику, изучение кон­фессиональных надэтнических языков. Распрост­ранение мировых религий обусловило и своеобразие языковой ситуации в средние века: «в самых разных регионах Европы и Азии складывается особый вид культурного двуязычия, которое образовывали, с одной сто­роны, надэтнический язык религии и книжно-письменной культуры (близкой к религиям), а с другой, – местный (народный) язык, который обслуживал обиходное общение, в том числе и письменное» (Мечковская 1998: 17). Отношения между каноническим языком и языком народа, принявшего одну из мировых религий, складывались в различных культурных ареалах по-разному и принимали подчас непростые формы.

Определяя особенности средневековой лингвистики, важно подчеркнуть, что проблемы теории языка, наряду с любыми другими вопросами, не могут рассматриваться вне основных догматов той или иной мировой религии, как они не могут рассматриваться и вне догматических различий между православием и католичеством. И хотя официальный разрыв между Восточной и Западной Церквями происходит только в середине XI в., и «все, что ему предшествует, является общим и неразделенным сокровищем обеих разъединившихся частей» (Лосский 1991 а: 100), но и в этом «неразделенном сокровище» содержатся ростки будущего догматического несогласия. Вл. Лосский отмечает, что нередко пытаются объяснить разногласия между католичеством и православием политическими, социальными, этническими и другими факторами, однако это светский взгляд, внешний по отношению к самому бытию Церкви. Историк-христианин, отдавая должное этим условиям, не может отказаться от того, чтобы видеть в Церкви некое самобытное начало, подчиняющееся иному закону, не детерминистическому закону «мира сего». И для православных и для католиков любые размышления обусловлены догматическими установками, которые являются для тех и других «неким духовным обязательством, сознательным выбором в области исповедания веры» (там же: 101). Умалять значение тех догматических данных, которые определили все дальнейшее развитие традиций обеих Церквей, значит проявлять бесчувствие к самому догмату, рассматривать его как нечто внешнее и абстрактное, а не как то, что формирует лич­ность христианина. «Если политическая доктрина, преподанная политической партией, может в такой степени формировать умозрение, что появляются разные типы людей, отличающиеся друг от друга известными нравственными и психологическими признаками, то тем более религиозный догмат может изменить самый ум того, кто его исповедует: такие люди отличаются от тех, что формировались на основе иной догматической концепции» (там же: 106–107). Сказанное важно как в целом для характеристики мышления средневекового человека, так и для понимания его раздумий над частными проблемами, каковыми являются и проблемы языка.

Сравнивая европейские античные и средневековые лингвистические теории, следует учитывать, что «наиболее важным отличием было не сужение сферы исследования, не ограничение языковедения грамматическим каноном, не стремление уклониться от решения кардинальных проблем философии языка (не было, пожалуй, ни одно­го аспекта общей теории, который теологи обошли своим вниманием), существен­нейшим отличием было признание средневековыми мыслителями авторитета Откровения, зависимость их учения от христианской доктрины, от Писания и предания, чего не знали античные философы» (Эдельштейн 1985:161), с их обращением к природе как к совершенству, средоточию логоса, как к эталону организации и мерилу мудрости.

Средневековое мышление по существу своему теоцентрично: Бог является «абсолютной основой всего сущего» (Минин 1991: 340). Поэтому невозможно понять духовные искания средневекового мыслителя, выдвигаемые и развиваемые им понятия, а также своеобразие связи этих понятий вне догматических учений определенного вероисповедания.

Фундаментальное отличие во взгляде на мир самым непосредственным образом сказывается на методах исследований и оценке излагаемых теорий. Античный философ искал истинность определенной системы взглядов в логической непротиворечивости исходных постулатов, избранных им свободно, и в правильности самого хода рассуждений. Теолог отвергал все то, что «противоречило христианской ортодоксальной доктрине, не входило гармонической частью в целое, вносило разлад в незыблемый и прекрасный, по учению церкви, порядок, будь то в космосе или теории, что не находило себе прямого или косвенного подтверждения в Библии» (Эдельштейн 1985:161). Безусловно, этим во многом объясняется сложность работы современного историографа, который стремится разобраться в средневековых проблемах теории языка, вычленяя их из богословских систем.

1.3. Степень полноты культурных связей средневековья с античным миром, как и характер этих связей, различны в разных регионах мира. Живым проводником античной культуры в течение нескольких веков была Византия, которая, в отличие от Западной Римской империи, не пережила потрясения распада и не испытала разрыва в своем переходе от античности к средневековью.

Роль Византии в культурной жизни средневековья огромна. Довольно рано влияние со стороны Византии испытали армяне, которые с V в. восприняли многие философские проблемы, волновавшие умы греческих ученых (например, об отношении слов и вещей, о при­роде общих названий и др.). Армянам им были известны труды Аристотеля и Платона, под влиянием греческого грамматического канона появились многочисленные работы по грамматике (Джаукян 1981: 7–10). Византийское соседство способствовало развитию грузинской письменности, «памятники духовной литературы переводились на грузинский язык преимущественно с греческого. Переводчики прекрасно видели различия в струк­турах обоих языков и нередко высказывались по этому вопросу» (Сарджвеладзе 1983: 113). В VI–VII вв. сирийцы заложили основы семитской грамматики, которая существенно опиралась на греческую. В VII–VIII вв. значительное влияние Византии испытала коптская словесность. Как известно, Византия сыграла исключительную роль в культуре славян, ведь создание славянского алфавита принесло в славянский православный мир не толь­ко грамоту, но и понятия теории языка и словесности, образцы различных литературных жанров. «Переворот в мышлении, произведенный хрис­тианством, по­слу­жил мощным толчком к новому развитию языка. Лексика языка – класси­чес­ко­го древнегреческого, а за ним и старославянского, приобрела новые зна­че­ния сообразно новым представлениям. Фак­тически был создан язык христиан­ства. Отцы восточной церкви, используя и философские термины, и слова из повседневного обихода, сообщили им способность обозначать новую реаль­ность. Новое значение возникает в слове из его исходного по обычному пере­но­су с конкретного на абстрактное <...>. Возникли новые системные отношения меж­ду словами» (Матвеенко 1999: 194–195). Влияние Византии в западноевропейских государствах не было столь значительным, как в восточно-христианском ареале, однако отметим, что создатель готской письменности (середина IV в.) и переводчик Библии – Вуль­фи­ла (Ульфила) родился и учился в Византии.

Исключительно важное значение для сохранения античного наследия имело переписывание рукописных древних книг, которое осуществлялось как на Востоке, в частности в Византии, так и на Западе, где это решение было связано с именами Бенедикта и Кассиодора. Современный ученый А.К. Гаврилов отмечает, что принятие на себя церковью, в особенности монастырями, задачи сохранения эллинской книжности имеет «отчасти парадоксальный характер и вместе всемирно историческое значение» (Гаврилов 1985: 123). Интересно, что были даже изданы особые уставы, в которых оговаривались наказания нерадивым переписчикам. «Душеполезный смысл заботы о книгах получил принципиальную важность в последующей судьбе древних авторов, а значит, и новых народов» (там же).

1.4. Лингвистическая мысль Западной Европы, впоследствии принявшей католицизм, развивалась под влиянием римских источников. Напомним, что латинский язык выступал на протяжении всего средневековья в роли международного языка не только церкви, но и науки, занимал центральное место в системе школьного образования. Латинская грамматика считалась образцовой, а Донат и Присциан пользовались безграничным авторитетом, поэтому неудивитель­но, что модель грамматики поздней античности «позволила в период боль­шого творческого подъема в образовании (XII – XIV вв.) создать собственную модель грамматики» (Грошева 1985: 216). Теоретические взгляды западных средневековых ученых, как и восточных, складывались под влиянием доступных им произведений античных мыслителей, многие положения из которых принимались, если они согласовывались с христианскими догмами, или порождали полемику, если противоречили им.

Таким образом, средневековье нельзя воспринимать как время «темной эпохи», прерывающее нить лингвистических исследований. Признавая в определенной мере преувеличенную оценку связи между древним и средневековым периодами, все же можно повторить вслед за Н.А. Бердяевым, что «вся античная культура вошла в средневековье» (Бердяев 1989: 162). Однако нельзя думать, что эпоха средневековья не внесла ничего нового в теорию и практику лингвистических исследований.

1. В чем состоит трудность в изучении лингвистических проблем периода средневековья?

2. Каковы, по вашему мнению, причины низкой оценки развития лингвистической проблематики средневековья, бытовавшие ранее, и с чем связано переосмысление наследия средневековья?

3. С какими историческими событиями и с какими чертами духовного развития общества связывается начало и конец периода средневековья? Какая точка зрения вам представляется наиболее убедительной?

4. Какими чертами обусловлена внутренняя периодизация развития лингвистической мысли средневековья?

5. В чем состоит сходство и различие в развитии теории языка в период средневековья и античности?

6. Расскажите о влиянии Византии на духовное развитие народов сред­не­ве­ковья и об особенностях влияния римских источников на развитие лингвистической мысли западноевропейских народов.