добрался до противоположного берега. Мы, посторонние пришельцы, были
испуганы и озадачены, но никто из Уичолов не выглядел обеспокоенным.
На следующий день Рамон объяснил, что для пересечения узкого моста, ведущего в
иной мир, шаман должен развить прекрасное равновесие, иначе он сорвется в
бездонную пропасть, где его сожрут ужасные звери. Он еще раз проиллюстрировал
эквилибристику шамана, изображая его движения двумя пальцами, перебегающими по
грифу его струнного инструмента, похожего на скрипку. Если раньше у Барбары и
возникали какие-то сомнения в том, что Рамон скоро станет зрелым _мара-акаме_,
то после демонстрации его возможностей на водопаде и их сверхестественного
объяснения все сомнения полностью развеялись. В августе, вернувшись в
университет, она рассказывает Карлосу о том, как птицеподобный шаман
балансировал на камнях водопада.
"О!", -- удивленно воскликнул Карлос, -- "Это в точности похоже на то, что
делал Дон Хенаро!" И он начал описывать ей ныне уже хорошо известную историю о
левитации Хенаро на водопаде, которая оказалась точной копией прыжков и поз
Рамона. Барбара ликовала. Авторитетное подтверждение Карлоса было именно тем,
в чем она нуждалась и на что надеялась.
Зиму 1966-67 годов Барбара вновь проводит в Мексике, совершая ежегодное
паломничество Уичолов к землям Древних, где они охотятся на пейот, как если
бы он был оленем, и собирают его, как маисовые зерна.
"Я расскажу тебе о пейоте, маисе и олене," -- сказал Рамон, -- "Все они одно.
Они едины. Они наша жизнь. Они -- мы сами." Этот символический парадокс станет
ядром блестящей книги Барбары "Охота на пейот". Перед паломничеством ей дали
имя Йоавима Уимари, что на языке Уичолов означает "Растущая Пурпурная
Маисовая Девушка", -- "пышное, но не особенно священное имя." Когда она
доказала, что достойна участия в паломничестве, ее наградили вторым именем
Уичолов, слишком сокровенным, чтобы его можно было использовать в заголовке
этой статьи.
Больше года Барбара и Карлос встречались очень часто, помогая друг другу в
своих родственных научных изысканиях, делясь восхищавшими их познаниями,
полученными от индейцев, и воодушевляя друг друга на великие дела и достижение
успеха. После того, как в 1968 году вышло "Учение Дона Хуана", Барбара стала
реже видеть Карлоса. В октябре того же года Барбара защищает диссертацию, в
которую вошел и отчет о Рамоне, пересекающем водопад.
Весной 1970 года Питер Фюрст организует в Калифорнийском университете
Лос-Анджелеса серию лекций о ритуальном использовании галлюциногенов. Его
собственная лекция включала личные впечатления о демонстрации Рамоном
равновесия шаманов. Заглянувший в Латино-Американскую Секцию Карлос Кастанеда
предлагает свой собственный отчет очевидца о сходном, но еще более
впечатляющем выступлении Дона Хенаро. Фюрст принимает это предложение.
Кастанеда рассказал об увиденном в серии лекций в 1970 году и в "Отделенной
реальности", вышедшей в свет в 1971 году. В "Плоти Богов" Фюрста,
опубликованной в 1972 году, упоминаются "поразительно похожие" свидетельства
Кастанеды, а в напечатанной в 1974 году "Охоте на пейот" Барбара Майерхофф
чрезвычайно благодарит его за огромный вклад в ее понимание шаманизма и также
вспоминает "поразительное сходство" эпизодов виртуозного равновесия шаманов.
Внимательно изучив рассказ Кастанеды о случае с Доном Хенаро, я писал в
"Путешествии Кастанеды", что это сходство настолько поразительно, что даже
вызывает подозрения, но тогда у меня не было никаких представлений о том, как
именно можно истолковать такое удивительное совпадение.
В отделенной реальности, в мире повествования Кастанеды, Карлос знакомится с
Доном Хенаро 2 апреля 1968 года -- как раз в тот день, когда он пытается
вручить Дону Хуану экземпляр только что опубликованного "Учения Дона Хуана".
17 апреля, согласно его рассказу, он наблюдает за Хенаро, пересекающим
водопад. В мире обычного календаря и заседаний ученых советов Барбара как раз
представляет к защите свою диссертацию, на 94-й странице которой
рассказывается насколько она была потрясена зрелищем Рамона и его ловких
прыжков на краю пропасти. Хотя еще в 1966 году Кастанеда заявил, что Рамон
"был в точности похож на Дона Хенаро", Карлос не будет даже подозревать о
существовании Хенаро еще целых два года -- изумительный образчик предвидения
достаточно нерадивого ученика, совсем недавно впадавшего в отчаяние от
разрушающих его реальность экспериментов своего требовательного учителя.
Когда я писал "Путешествие Кастанеды", я попытался добиться от Барбары
каких-либо комментариев, но она предпочла ничего не отвечать, посчитав мои
расспросы очередной невежественной попыткой унизить человека, по отношению к
которому она испытывала не только глубокую благодарность, но и восхищение и
дружескую привязанность. Внешне это выглядело типичной нерасположенностью ко
мне приверженцев Кастанеды и не показалось мне удивительным. Что действительно
стало для меня сюрпризом, так это резкая перемена настроения Барбары после
того, как она прочла "Путешествие Кастанеды", в котором с облегчением
обнаружила более или менее сочувственное отношение к своему другу, но была
поражена некоторыми убедительными свидетельствами того, что плоскость
реальности, в которой он работал, сильно отличалась от привычного образа
действий, в результате которых обычно возникают полевые наблюдения. Она
написала мне, предложив обменяться мнениями по этим вопросам.
Прошел целый год, прежде чем мы смогли встретиться. Эта задержка связана не с
важностью моей персоны, но, как я предполагаю, с теми затруднениями, которые
испытывала Барбара после внезапных изменений в столь важных для нее дружеских
отношениях, и с теми попытками примирить личные привязанности с
профессиональным долгом, которые выпали на ее долю в этот период. Что делать
человеку, когда его коллега и уважаемый друг вдруг оказывается
фальсификатором? Очень легко было бы занять крайние позиции: упрямо утверждать
достоверность существования Дона Хуана или злобно забросать Кастанеду гнилыми
помидорами. Однако проницательные и смелые люди способны спокойно рассмотреть
все противоречия, взвесить личный и социальный урон с позиции частных и
общественных ценностей, и лишь затем решить, стоит ли вступать ли в конфликт.
Подобно Полу Ризману, Барбара Майерхофф стала одной из немногих поклонников
Кастанеды, продемонстрировавших безупречное равновесие при пересечении моста
пересмотра своих прошлых взглядов и переоценки Лже-Ученика, не сорвавшись при
этом в бездну эмоциональной беспорядочности, в которой их разодрали бы ягуары
негодования или проглотили бы анаконды сверхрационализма.
Приведенное ниже интервью представляет собой сокращенную редакцию двух наших
продолжительных бесед. За исключением незначительных перестановок, темы
обсуждения сменялись в описанном порядке. Как свойственно устной беседе, мы
оба называли Кастанеду "Карлосом", хотя конечно же, речь шла в основном о
реальном человеке, приятеле Барбары, а не о легендарном Карлосе из книг о Доне
Хуане. Прежде всего я спросил Барбару, чувствует ли она еще неловкость
разговора о Карлосе для записи.
БАРБАРА: Я действительно никогда еще не обсуждала его публично, по большей
части оттого, что эта тема казалась мне слишком зрелой для каких-либо
разногласий и сомнений, и я считала его деятельность настолько значительной,
что мне просто не хотелось разочаровываться в ней.
РИШАР: Вы чувствуете какой-то конфликт?
БАРБАРА: Да, конфликт между моей преданностью Карлосу и некоторым друзьям из
Калифорнийского университета, которые с ним связаны, -- и моим
профессиональным долгом антрополога.
РИШАР: Что заставило вас изменить свое мнение о возможности такого разговора?
БАРБАРА: Ваша книга, в которой все это представлено совсем в другом свете. Я
начала видеть, как Карлос разрабатывает что-то вроде огромной полушутливой
программы, и решила, что он не будет возражать, если я расскажу что-нибудь о
нем. Мне даже кажется, что ему _хочется_ услышать комментарии тех, кого он так
успешно обманул.
РИШАР: Раз так, то почему вы колебались целый год, прежде чем встретиться со
мной?
БАРБАР: Все это время мне было очень трудно смириться с тем, что меня так
провели. Я чувствовала себя полной идиоткой, наивно верившей всему, что мне
говорили.
РИШАР: Вы чувствовали себя глупо?
БАРБАРА: Да, причем на всех уровнях, от личного до профессионального. Но потом
я вспомнила, что испытывала лишь подлинное удовольствие и восхищение от
общения с Карлосом, какое-то просветление, нечто большее, чем мы получаем от
обычных встреч с друзьями. И тогда я решила, что это стоило того, чтобы сейчас
чувствовать себя дурой.
РИШАР: Большинство обманщиков не дают взамен подобного удовлетворения и
полезной информации.
БАРБАРА: Пожалуй.
РИШАР: Мне кажется, что самой крупной шуткой, которую он сыграл над вами, было
то, как резво он скормил вам вашу же историю о водопаде.
БАРБАРА: Это был очень любопытный случай. Я имею в виду, что мне ни разу не
пришло в голову, что его описание Дона Хенаро на водопаде доказывало нечто
большее, чем неплохое качество моих полевых заметок, поскольку мои наблюдения
и их интерпретация так близко совпали с его. Когда он произнес: "О, это так
похоже на случай с Доном Хенаро", для меня это стало очень ценным
подтверждением.
РИШАР: Как вы оцениваете этот случай сейчас?
БАРБАРА: Чувство достоверности остается, я до сих пор ощущаю, что мы говорили
об серьезном и важном проявлении мексиканского шаманизма.
РИШАР: То есть, чувство взаимопонимания и значимости остается, несмотря на то,
что его вклад в беседу был изобретен им прямо на ходу?
БАРБАРА: Да.
РИШАР: По всей видимости, он обладает замечательной способностью отзываться на
то, о чем ему рассказывают?
БАРБАРА: Это точно.
РИШАР: Истории, которые он сочиняет, предназначены именно для того человека, с
кем он в данный момент имеет дело.
БАРБАРА: Он ведет себя, как зеркало. Это происходит очень часто. Многие люди
описывают свои разговоры с Карлосом, утверждая, что "Он говорил именно о том,
что было мне интересно." При этом каждый рассказывал о чем-то своем, о части
своего собственного мира, который отзеркаливался Карлосом. Они говорили: "Это
так было сексуально", или "Это было так тонко психологично", или "мистично",
или "по-шамански", или как-то еще, в зависимости о того, что их особенно
привлекало. Его аллегории, истории, которые он рассказывает, всем кажутся
совершенно достоверными.
РИШАР: Поль Радин как-то сказал, что плут имеет все для каждого.
БАРБАРА: Совершенно верно. Помните посвящение в начале "Учения Дона Хуана"?
"Дону Хуану -- и тем двоим людям, которые делили со мной ощущения этих
волшебных времен". Это звучит совершенно анонимно. Каждый, кто был знаком с
Кастанедой в 60-х, мог посчитать, что это сказано о нем -- многие из нас так и
считали.
РИШАР: В "Путешествии Кастанеды" я назвал Карлоса "кляксой Роршаха",
человеком, на которого остальные проецируют свой внутренний мир.
БАРБАРА: Я полностью согласна, и это произошло со мной в первый же день нашего
знакомства. Я тогда рассказала ему о фонтанчиках, освежающих газон возле
поликлиники Калифорнийского университета. Они были такие старомодные, и
удивительно ярко вспыхивали в солнечных лучах. Я рассказала ему, как проезжала
мимо и эта красота радуги на струйках воды настолько ослепила меня, что я
почувствовала как они меня затягивают, а потом он рассказал мне, как они
выглядят с высоты, какими ни казались ему, когда он стал вороной и пролетал
над ними.
РИШАР: Именно после того, как вы рассказали об этом.
БАРБАРА: Да. [_Смеется_] Мы очень часто виделись вплоть до конца того лета,
потому что оба целыми днями сидели в библиотеке. Тогда и возникло мое чувство
глубокой признательности и привязанности к нему -- мой отец умирал от рака,
это было совершенно дико, а Карлос был так добр и очень помогал мне. Мы с ним
были совершенно уязвимыми, жалкими, бессильными и стеснительными созданиями,
объединившимися перед лицом грозных опасностей.
РИШАР: Как проявлялась его доброта? Он сочувственно выслушивал Ваши жалобы?
БАРБАРА: Не только. Он был очень искренен, щедр и умел утешать. Он рассказывал
мне о том, о чем я никогда не слышала. О том, как смерть "всегда сидит рядом,
за твоей спиной на циновке".
РИШАР: Он помогал вам справиться с приближающейся смертью отца?
БАРБАРА: Да, он мне неоценимо помогал. И я ему тоже. Он боролся -- я
действительно так считаю, мне не кажется, что это тоже было частью игры. Он
боролся со своими мыслями, иногда он казался просто одержимым. Он часто
говорил, что сражается с безумием. Я никогда не видела его таким жалким. Он
потерял своего маленького мальчика. Многие его коллеги и знакомые по
университету были холодными и важничающими позитивистами, и относились к нему
с презрением. Каждый день он плелся по кампусу со своим чемоданчиком, одетый в
темный фланелевый костюм-тройку даже в ужасную жару. Ежедневно, с девяти до
пяти, он сидел в одном из небольших читальных залов библиотеки и писал свою
книгу, упорно, как начинающий бизнесмен.
РИШАР: Известно ли вам, как он зарабатывал себе на жизнь?
БАРБАРА: Кое-что он рассказывал. У него были какие-то вклады, что-то подобное.
РИШАР: Он нигде не работал?
БАРБАРА: Кажется, он подрабатывал, упорядочивая этнометодологические данные
для какого-то исследовательского проекта Института Нейропсихиатрии. По крайней
мере, он там очень часто бывал.
РИШАР: В то время вы уже были замужем?
БАРБАРА: Да. Но мы оба, мой муж и я, были полностью поглощены своими
диссертациями, так что друг для друга у нас оставалось немного времени. Карлос
казался таким одиноким, несчастным и подверженным приступам отчаяния, и в его
обществе я находила необходимое мне успокоение.
РИШАР: Вы испытывали к нему физическое влечение?
БАРБАРА: Не в прямом смысле. Он был необычным человеком. Мне он казался кем-то
вроде эльфа.
РИШАР: Каково же рода влечением это было?
БАРБАРА: Очень трудно выразить словами. Это совсем не было эротической связью
между мужчиной и женщиной. Это была как будто общая игра в фантазии, интимная
связь, состоящая из невозможностей и дикостей. Это был совместный побег от тех
испытаний, которые нам тогда приходилось проходить.
РИШАР: Детские игры?
БАРБАРА: Да, что-то вроде детской возни с тычками в бок и хихиканьем. У нас
возникало ощущение всемогущества, преувеличенное мнение о самих себе -- хотя
мы насмехались и над собой.
РИШАР: И тем не менее в то же время вы чувствовали себя жалкими, ранимыми и
бессильными?
БАРБАРА: Да. Мы постоянно уверяли друг друга, что _на самом деле_ мы
серьезные, значительные, могущественные и обладаем богатым воображением, а все
вокруг, кто заставлял нас страдать, -- просто придурки. Мы говорили себе, что
в один прекрасный день мы им покажем, и что наши биографы будут смеяться над
ними так же, как мы смеемся сейчас. Можно представить себе то удовольствие,
которые мы получили годы спустя, когда встретились и рассказали друг другу,
как все это сбылось. В определенном смысле, разумеется; в большей степени это
удалось ему, чем мне. Но мы были в восторге от этой частичной реализации наших
детских мечтаний о могуществе. К тому времени мы оба уже получили докторскую
степень и опубликовали свои книги.
РИШАР: Когда вы впервые увидели рукопись "Учения Дона Хуана"?
БАРБАРА: В августе. Он был ею настолько недоволен, что грозился ее сжечь. Я на
несколько дней забрала рукопись к себе и сказала ему, что собираюсь сделать
копию и оставить ее у себя на хранение. Я боялась, что он действительно ее
уничтожит. Мы очень много говорили о ней. Я помню, как убеждала его в
ненужности этого ужасного "Структурного анализа". Мы спорили по поводу
термина "маг", я чувствовала, что он используется не к месту. И
относительно упоминаний о Яки, потому что этому слову не давалось никакого
культурологического описания. Мне не нравилось имя "Дон Хуан", у него были
слишком прямые ассоциации с известным литературным персонажем, и это могло
привести к путанице. Поскольку это был всего лишь псевдоним, не составляло
никакого труда его изменить. Я предлагала ему назвать книгу "Путь сердца" и
выбросить всех этих "магов" и "Яки". Наши споры длились бесконечно, но в итоге
он сделал все по своему. Мне кажется, что время показало справедливость моей
критики, но это уже другой вопрос. Так или иначе, все это стало началом долгой
и интересной дружбы. Позже наши встречи стали редко, они случались примерно
раз в полгода, но протекали более интенсивно, обычно мы разговаривали целый
день, иногда всю ночь напролет.
РИШАР: Как Карлос познакомился с Рамоном?
БАРБАРА: Это было весной [1971 года]. Рамон приехал в Лос-Анджелес, он привез
свои вытканные картины на выставку в Музее Естественной Истории. Он и Люпе
[его жена] остановились в моем доме в Сан-Фернандо и разбили лагерь в комнате
моего сына. В буквальном смысле этого слова. Они сдвинули всю мебель к стенам,
а в центре комнаты соорудили небольшой очаг и готовили на нем.
РИШАР: Как им это удалось?
БАРБАРА: Они подложили под него небольшой лист металла. А мусор и апельсинные
корки разбрасывали прямо в комнате, где попало. Беспорядок был просто
невообразимый. Мой сын совершенно не понимал, что происходит.
РИШАР: Сколько ему тогда было?
БАРБАРА: Три года, и он был полностью ошеломлен. Я сообщила о приезде Рамона
Карлосу и тот страстно захотел с ним встретиться. Он часто предлагал мне
поехать с ним к Дону Хуану -- мы даже дважды назначали конкретные даты, но это
так никогда и не случилось. И я ему часто говорила: "Тебе обязательно нужно
познакомиться с Рамоном". Мы постоянно сравнивали "наших" шаманов. Карлос
сразу же приехал ко мне. Я была очень довольна, потому что тогда целыми днями
преподавала, и у меня оставалось мало времени для Рамона и Люпе.
Рамон был невероятный шутник и обманщик. Каждое утро я возила его в музей, мы
как раз попадали в час пик и мне приходилось очень внимательно следить за
дорогой, -- и тут он начинал рассказывать всякие пикантные с этнографической
точки зрения истории, кстати, объяснившие несколько загадок, над которыми я
долго ломала голову, -- так что я разрывалась между желанием узнать новое и
стремлением выжить в напряженном дорожном движении. Это было очень похоже на
шутливую манеру обучения Дону Хуана -- по-моему, это самое ценное из того, что
описал Карлос в своих книгах. Такое поведение очень типично для шаманов
Северной и Центральной Америки.
Очень большое впечатление производила и самоуверенность Рамона. Я устроила
дома вечеринку по поводу его приезда, и когда все закончилось, и гости начали
прощаться с ним, он очень мило, без какого-либо высокомерия, заявил, что для
них было большой удачей и редким удовольствием встретиться с ним.
РИШАР: Что произошло, когда они с Карлосом встретились?
БАРБАРА: Они _увидели_ друг друга!
РИШАР: Что же они _увидели_?
БАРБАРА: Они узнали друг в друге себе подобного. Мы обедали в одном веселом
мексиканском ресторанчике, они начали хохотать и просто не могли остановиться.
Они оба смотрели на мир с какой-то высоты, с которой все казалось смехотворным
и нелепым. Рядом с ними двумя мне показалось, что я вошла в отделенную
реальность. Они действительно видели, верили и обитали в каком-то другом мире.
Как-то я бродила с Рамоном по "Мэй Компани" [крупный магазин], и он был одет в
самую обычную американскую одежду, потому что продал всю свою индейскую и
накупил магнитофонов и транзисторов. Люди останавливались и разглядывали его.
Внешне он выглядел, как мексиканский крестьянин, но при этом возникало
ощущение его экстраординарности. Что-то вроде королевской крови! Существуют
люди, чувствующие другой мир, и они ведут себя иначе в этом мире. Карлос и
Рамон оба были такими людьми.
РИШАР: Что еще произошло тогда между ними?
БАРБАРА: Они вместе проказничали, как дети. Они обменивались подарками.
Однажды Карлос повел Рамона к "пятну силы", которое он нашел в горах
Санта-Моники. Карлосу было интересно, _увидит_ ли Рамон это пятно. Рамон
признал, что это замечательное пятно силы. Он начал подпрыгивать на нем,
попукивать и приговаривать: "Видишь, какое сильное это пятно!" А потом, по
словам Карлоса, он на него покакал. Рамон был очень недоволен тем, что в моем
доме нет места, куда можно ходить по нужде. То есть, конечно же, у меня в доме
был туалет, но Рамон считал его непригодным для дефекации. Довольно неохотно
он занимался этим в моем садике, и эта проблема причиняла ему много неудобств.
Пятно силы Карлоса стало изумительным решением проблемы. Если бы Карлос
относился к себе слишком серьезно, он бы, наверное, обиделся. Он был настроен
очень торжественно, когда приглашал Рамона в горы, его интересовало
подтверждение того, что это пятно силы, -- и тут Рамон использует его в
качестве отхожего места. Карлос считал, что это страшно смешно и потом очень
часто рассказывал эту историю.
РИШАР: Вы слышали эту историю и от Рамона, или же только от Карлоса?
БАРБАРА: Только от Карлоса.
РИШАР: То есть вы не знаете, так ли все это происходило?
БАРБАРА: Не знаю. Но был еще один странный случай. Через некоторое время после
того, как Рамон был убит в Мексике, Люпе -- или это был кто-то из ее
родственников -- позвонила Питеру Фюрсту, и сказала, что с ней все в порядке и
все наконец-то успокоилось. Карлос ездил в Мексику и пытался ее найти, а когда
вернулся, выглядел очень взволнованным и расстроенным. Он рассказал, что за
ней охотятся, она напугана и боится выходить из дома. Совершенно
противоположное тому, что было сказано Питеру.
РИШАР: Вы думаете, он действительно ездил в Мексику и нашел ее?
БАРБАРА: Может быть.
РИШАР: Может, он вновь все выдумал?
БАРБАРА: Ну, а зачем бы ему выдумывать подобное? Предположим, что он все время
что-то выдумывает. Но почему он придумал именно такую историю? И почему н
выглядел таким расстроеным? Он действительно казался встревоженным и
испуганным. По-моему, он рассказал мне об этом по телефону.
РИШАР: Я не знаю, зачем ему почему он выдумал эту историю, но я также не
понимаю, почему он вернулся с историей, котрая совершенно не совпадала со
словами других людей. Вы потом получили какое-нибудь подтверждение той или
другой версии?
БАРБАРА: Нет, но в тот момент не было никаких оснований сомневаться в словах
Карлоса. Большая часть того, что он говорил и о чем писал, выглядела
совершенно достоверной. Одной из причин, по которой людей так расстраивает то,
что вы называете его фальсификатором, заключается в том, что он учит в очень
Достарыңызбен бөлісу: |