В век просвещения
жүктеу/скачать 1.93 Mb.
|
18* 267
ляется не генеалогией, не родословной книгой, а заслугами перед народом; большие же заслуги могут иметь и «маленькие», незаметные люди. Без их усилий, без их поддержки невозможна деятельность выдающихся лиц. Роль «простых» людей столь велика, что ее можно уподобить солнечному теплу: к нему привыкли и забывают, что без солнца не было бы жизни на земле. «Может быть в общей связи сил и способностей, будучи погребены, достойные люди или по скромности не дерзают о себе сказать, или в стройном течении отчего благоденствия не примечают, сколько они ко всему содействуют, сколько до бесконечности разделены силы общественные, сколько важно иногда, чтобы слабый пигмей протянул руку, дабы не обрушился колосс» 9. Такие же идеи развиваются в «Слове о равенстве людей». «Первое между людьми равенство, — говорится здесь, — есть сущности или природы. . . Дух убогого имеет ту же способность, как и дух богатого, полагать основания, извлекать следствия, различать истину от ложного, определять себя к добру или злу, изыскивать то, что есть наиславнейшее и полезнейшее. . . Сие есть человек. Таковы способности человека, в коем различие состояний не причиняет ни малейшей перемены» |0. Подобно байцуровской «Речи», «Слово о равенстве» защищает интересы простых тружеников, угнетенных. Сходные взгляды встречаются в других сочинениях, а также выступлениях представителей русской разночинной среды XVIII в. В апреле 1792 г. был арестован и заточен в острог при Суздаль-ско-Евфимиевском монастыре чиновник Гавриил Попов. Ратуя с позиций естественного права за освобождение крестьян от крепостной зависимости, он писал: «Кажется, не созданы князи, цари, императоры, государи, бояре, вельможи и прочие сановники, а создан человек, и все те титулующиеся не больше, как чело-веки, да еще и именами сими названы от подобных себе. То, что за странность, чтоб человек у человека был изнуренный невольник? А и того хуже, что один другого продает, как скота, на торжище выводимого. Кажется сие ни с намерением творца вселенной, ни с выбором и установлением природы несогласно»11. Люди труда, в первую очередь крестьяне, приносят, по мнению Попова, наибольшую пользу отечеству. 10 ноября 1793 г. учителем Тобольской духовной семинарии, сыном священника Петром Андреевичем Словцовым, была произнесена в местном кафедральном соборе «крамольная» проповедь. Выступая против общественного неравенства, он говорил: «Если не все граждане поставлены в одних и тех же законах, если в руках одной части захвачены преимущества, отличия и удовольствия, тогда как прочим оставлены труды, тяжесть законов или одни несчастия, то там спокойствие, которое в русском народном свободомыслии второй половины XVIII—начала XIX века//Филос. науки. 1964. № 1. о Рукоп. отд. ГБЛ. Ф. 178. Ед. хр. 3160. Л. 7. ю Там же. Л. 42, 43. 11 Светлов Л. В. А. Н. Радищев и политические процессы конца XVIII в. // Изв. АН СССР. Сер. истории и философии. 1966. Т. VI, № 5. С. 448. 268
считают залогом общего счастия, есть глубокий вздох, данный народу тяжким ударом. Правда, что спокойствие следует из повиновения; но от повиновения до согласия столько же расстояния, сколько от невольника до гражданина» 12. Словцов был арестован, отвезен в Тайную экспедицию, а затем заключен как опасный государственный преступник в Валаамов монастырь. Острая и глубокая критика крепостничества содержится в «Благовести свободы» — рукописном трактате, вышедшем, по-видимому, из раскольничьей среды '3. Эта рукопись была передана в 1797 г. А. Еленским (в то время узником Соловецкого монастыря) архимандриту Ионе. Ознакомившись с рукописью, Иона сразу же обнаружил в ней «содержание в противность божьему и государственным установлениям, прямо клонящееся к возмущению к вольности народной». В ходе допроса Еленский утверждал, что он все сказанное в этом сочинении считает беззаконным и «тому не верит и не следует»; получил же он его от некоего Захара Константиновича, по должности камердинера (т. е. скорее всего крепостного человека — дворового или вольноотпущенного) >4. Эта рукопись представляла собой, по-видимому, своего рода воззвание, призванное сплотить недовольных существующим строем крестьян, солдат и прочие элементы общества. Особые надежды возлагались на староверов. Известное распространение этот документ, очевидно, получил: приписка, сделанная в конце рукописи, гласит, что «из сего подлинника пущено в мир 243 копии», которые, в свою очередь, «немало уже родили» |5. Резко осуждается в этом сочинении крепостной гнет: «В России находим (чего в прочих государствах нету) звание крестьян, холопов, мужиков, канальев, шельмов, скотов и прочих мерзких наименований, вот где вам награждение за пролитую кровь предков ваших и вашу собственную, за распространение России и за все устроение в отечестве, за прогнание неприятелей и прочие услуги. . . Всякий, сие читая, подумайте, чего еще дворяне не довершили и зла в отечестве своем не сделали, разве чего в аде не было, то нет в России. Сколько их помещики или господа ваши съедают напрасно ваших трудов. . . А сколько в каторге, в неволе, 12 Там же. С. 449—450.
н ЦГАДА. Ф. VII. Д. 2849, ч. 1. Л. 30 об. |5 Там же. Л. 38 об. 269 в заточении находится неповинных людей — исчислить нельзя. . . без слез и рыдания нельзя думать о ваших горестях» >в. Обращение к народу во втором лице едва ли свидетельствует о том, что автор (или авторы) считали себя чем-то внешним, инородным по отношению к нему; скорее — это литературно-проповеднический прием, своего рода формула призыва, нередко встречающаяся в народном творчестве. Характерен этот прием и для сочинений, непосредственно связанных с «Благовестью. . .» (находящихся в одном «деле» с ней) и варьирующих или дополняющих ее антикрепостнические идеи. «И чего же, любезнейшие братья, — читаем мы в одной из этих рукописей — «Отзыве к народу», — в течение тысячи с лишним лет вашей неволи не испытали, чего не претерпели, и что с вами не случилось; и ежели вкратце вспомнить, кажется нам слишком много. . . А что и говорить о ваших трудах? Ради чего вы трудитесь без сна ночи проводите, кровавым потом обливаетесь, здоровье и жизнь теряете? Не ради ли хвалы господней или вспомоществования собратий ваших в отечестве? Нет, любезнейшие братья, ваши труды — на карту поставлено, на любовника и на наложниц подарено, пропито, на поздравление барона выстрелено, на мотовство и великолепие сдержано. Спрашивает о награждении вашем. А вот награждение: пришел к палатам, должен шапку снять, а ежели не снял, плетьми порядочно выпороли. В городе за квартиру должен дорого заплатить, изрядно натолкли бока и хорошенько обманули на продаже или покупке какой, в тюрьме посидел, а может там и жизнь окончил. . . Ветрогонам и толстобрюхам, встретив на дороге, хотя бы с тяжелым возом, сняв шляпу, должен с дороги поворотить. Сия награда и не счисленная всех мучений ваших, да сверх всего в приставку имеете обыкновенное звание [:] проклятая скотина, собака, свинья, дурак, черт и прочие подобные тому выражения. О, господи, дателю жизни человеческой, как ты о своем могуществе терпелив, и как много веков в сей гибели бедный народ под твоею справедливостию мучим был, и как долго ожидал восчувстврвания гордых антихристов» >7. Настолько жгуче здесь возмущение социальной неправдой, «небратолюбием», что автор, несмотря на свою религиозную настроенность, не может сдержать горького упрека и по адресу самого господа бога. В прежние времена, считает автор, все люди были равны , «не было звания в народе дворянского, ни крестьянского» 18. Однако позднее «люди себе подобными стали владеть яко скотами. . .»|9. Из числа дворян стали назначаться разного рода властители. «Итак, достаточные люди, — резюмирует „Благо-весть. . .", — имея за собой людей и собственную землю, стали называться владельцами, и, как прежде, было обыкновение чест- 16 Там же. Л. 32—33 об. " Там же. Л. 105. '8 Там же. Л. 41. ,!> Там же. Л. 32. 270 ных людей выбирать в судьи и в придворные вельможи, а из храбрых воинов в начальники военные, так после из звания дворянского, хотя и нечестных людей в вельможи, в судьи и в военные начальники стали набирать. Яко уже ученых грамоте в их звании довольно было, то и церковные чины они занимали. И как время от времени они усиливались, разбогатели, стали гордиться и должны были по воле духовных чинов в вельмож даже и в цари поступать, везде они успевали в пользу свою: на войнах чины получать, в отечестве награждение, за всякое благополучие церквям и дворянам цари имения раздавали, крестьян записывали, и что народ неученый выдумал в пользу общества, то дворянин получал в награждение, и начали называться благородными, после и господами, что дошло ныне до высокопревосходительства, княжеского и графского сиятельства. . . и чуть ли не всю Россию господа в крепости себе взяли (курсив мой. — Л. К-) и всеми выгодами и народом завладели. . .»2°. Как трактуются в «Благовести» пути преобразования общества? Главное требование гласит: «Народ весь Российской и Славянской из крепостей освободить, дворянство уничтожить»21. Это требование расчленяется на ряд пунктов, конкретизируется применительно к различным областям общественной жизни. Во главу угла ставится уничтожение помещичьего строя и сословной иерархии, «дворянского чина». «Все звания дворянские, господские, графские, княжеские вовсе уничтожаются (кроме царской фамилии), и отныне впредь никогда (где бы наше царство не распространялось) не будет ни крестьянина, ни дворянина, ни помещика под смертною казнию, а будут три сорта народов [:] земледельцы первые, ремесленные вторые, купеческие третьи, и они все между собою равные»22. Выделение крестьян и ремесленников в качестве основной силы будущего общества свидетельствует о демократической направленности рассматриваемого документа, отражающей рост возмущения крестьян крепостным строем. Но, лишая дворянство господствующего положения, автор «Благовести. . .» ограничивается чисто моральным осуждением существующего гнета. Тут явственно проходит размежевание с пугачевской беспощадностью: «Яко их имение, движимое, деньги и прочем имущество бывших помещиков, собранное из слез невинных людей и в городах построенные дома или из таких же доходов, то из народа при удалении их от власти, да никто не прикоснется такового имения и не сделает им грабежа. Пусть неправильно собранное им самим будет в погибель»23. И не считает автор возможным прибегнуть 20 Там же. Это положение напоминает вывод пугачевского Указа, датированного августом 1774 г., о том, что дворяне повергли «всю Россию себе в подданство (курсив мой. — Л. К.) с положением великих отягощенцев и доведя ее до самой крайней гибели. . .» (Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII века. Т. II. С. 105). г' ЦГАДА. Ф. VII. Д. 2849, ч. ]. Л. 34.
271 к расправе с угнетателями: «Да никто из народа, — предупреждает он, — не будет мстительной, хотя бы и сущих варваров помещиков своих не убивать и не мучить, ибо бог на убивцах строго взыщет. . .»24. При всем этом земля должна быть отдана «в пользу общую», принадлежать «всему племени человеческому»; крестьяне объявляются ее законными, полноправными владельцами — «никто не будет платить за землю никому» 2з. Далее. Согласно автору «Благовести», преобразуется налоговая система. Все граждане мужского пола независимо от звания (за исключением царя и военнослужащих) обязываются ежегодно вносить определенную сумму в две инстанции: государственную казну и общенародный фонд; за счет первой инстанции должны содержаться вооруженные силы, а «сумма общенародная» должна расходоваться для награждения отставных воинов, содержания школ, пропитания бедняков, вдов и сирот и прочие надобности 26. Оставляя во главе государства «благохотящего» царя, автор учреждает при нем конституционный народный совет, состоящий из «умных людей», представляющих земледельцев, ремесленников и купцов; члены совета обязаны «везде с царем присутствовать» и составлять законы. Последние должны становиться всеобщим достоянием, чтобы каждый знал «право человека и закон царский» 27. Существующие несправедливые суды сверху до низу «предаются вечному уничтожению», а взамен их создается новый, единый для всех «суд совестный», который будет устроен «согласно с народом»28. Судьи, уличенные в несправедливости, лихоимстве предаются смертной казни 2s. Армию предлагается «на основании добродетели расположить» и, «несмотря ни на какое лицо, из частных постоянных и умных людей, грамотных или неграмотных, по показанию поведения товарищей, из солдат жеребьями будут избираться капралы и унтер-офицеры, а из них тоже жеребьем офицеры, знающие совершенно службу, а буде бы в военное время рядовой солдат чем отличился, то в обер- и штабофицеры будут производиться» зо. Отмечается необходимость заботы со стороны государства о солдатах-инвалидах войны: «Ранены на войне солдаты без службы по уездам будут жить на всем готовом, пищи и одежды казенной»31. Из сближения армии с народом следует вывод об уравнении офицерского пайка с солдатским» 32. 24 Там же.
28 Там же. Л. 34 об. гэ См.: Там же. Л. 34, 36. зо Там же. Л. 35. з| Там же. 32 См.: Там же. 272
Интересно также предложение о лишении всех церковников, «начав с архиереев до последнего священника», государственного жалованья и обязанности их жить «от собственных трудов» 33. Эти предложения оформлены в виде пунктов царской присяги. Присягнуть народу об отказе от своих привилегий должны были, согласно замыслам автора «Благовести. . .», и все, без исключения, помещики. Царская присяга связана с помещичьей, но между ними есть и различие, если первый документ предостерегает против насильственного захвата помещичьей собственности, то во втором делается упор на необходимости добровольного отказа помещиков от своей земли в пользу крестьян. Приведем этот «Образец присяги помещиков»: «Аз (имя, отчество и фамилия) клянутся господу богу, творцу неба и земли, видимых и невидимых вещей, в том что я, повинуясь повелению божьему, воле царской и общенародной, добровольно крестьян освобождаю и из крепости землю, которою владею, я поныне в пользу общенародную вручаю, дворянского чину, достоинства, звания господского отрицаюсь, яко мерзких и богу противных дел, которые ослеплением нашим были у нас в уважении и употреблении, а ныне, яко благодать божия воссияла, так отрекшись вечно и невозвратно мне, ни потомкам моим отзыва не делать, а только единое, благословенное господом богом название народное иметь желаю. . . братом всего народа российского зватися за честь сочту. Словом, что только ни сделано и установлено в отечестве будет, всему нелицемерно повиноваться и послушным быть имею, а если в чем-нибудь сделаюсь ослушливым, неверным, лицемерным, то не довольно, что царское величество властно жизнь отнять, но и душа будет вечно проклята. . . Кто бы ни был владельцем, муж и жена, дочери, сыновья, все должны присягу подписати. . . Если в мыслях и духе нашем какое коварство содержится, да погаснем и исчезнем так, яко сии свечи погаснут и дым от них исчезнет. . .»34. «Благовесть свободы» проникнута верой в народ и уважением к нему, как творчески созидательной силе, истинному оплоту Отечества. «Ваша сила — взывает автор к трудовому люду, — Россию распространила, вашею кровью Российская земля куплена, и что только ни устроено и сделано, города, флоты, армию, и все, что ни есть вашими руками устроено, вашим потом цела вся Россия питается и кормится, от неприятеля сохраняет отечество. . .»35. «Обозритесь, кто против вас устоять может!» — говорится в другом документе, входящем в состав этого же «дела» 36. XVIII век знает наряду с массовыми выступлениями немало единоличных фактов протеста русских людей из народа против социальной несправедливости.
273 Горькие испытания выпали на долю дворового человека князей Голицыных — Николая Семеновича Смирнова. Ему удалось получить хорошее по тому времени образование — он слушал «приватно» лекции в Московском университете и отдельно занимался с профессором С. Е. Десницким. Но хозяева всячески помыкали им, унижали его. «Всегдашние сии неудовольствия и беспрестанные в желаниях моих препоны, — пишет Смирнов, — учинили тогдашнюю мою жизнь совершенно мне постылою, и унижающее имя холопа представляло мне рабство тяжелою цепью, меня угнетающею»37. Отказ господ отпустить Смирнова на волю, переполнил чашу его терпения. «Я остался, — продолжает он, — без всякой надежды пользоваться когда-либо драгоценнее всего мне казавшеюся свободою. Сия неудача и встречавшиеся мне весьма часто досады и огорчения усугубили омерзение мое к рабству»38. Смирнов решился «или погибнуть, или преуспеть в обретении вольности» 39. В 1785 г. он бежал, но вскоре был схвачен и сослан солдатом в Тобольские команды с тем, чтобы иметь (как сказано в повелении Екатерины II) «за жизнью и поведением его смотрение» 40. Судьбы крепостного интеллигента Смирнова и великого революционного мыслителя Радищева пересеклись. Характеризуя круг лиц, с которыми Радищев был связан в Сибири, его сын Павел Александрович упоминает и о проживающем в Тобольске бывшем крепостном князя Голицына («некто Смирнов»; «отпущенник») 41. Смирнов сотрудничал в тобольском журнале «Иртыш, превращающийся в Ипокрену», с которым Радищев также был связан»42. Смирнов — один из зачинателей «негритянской» темы в русской литературе, использовавших ее для осуждения крепостного рабства в России. «Злосчастным невольникам» посвящена его повесть «Зара», протестующая против «каменосердных» рабовладельцев, «покрывших человечество срамом неизгладимым»43. В примечании автора к этому небольшому произведению упоминается труд французского просветителя-энциклопедиста Рейналя «Философская и политическая история учреждений и торговли европейцев в обоих Индиях» (на него ссылался и Радищев), подсказавший ему идею его повести. «Я читал, — замечает Смирнов, — Рейналеву историю обеих Индий и нашел в ней анекдот этот, в шести или семи строках замыкавшийся. Он столько поразил меня, что я, закрывши книгу, написал его по-русски, ничего 37 О крепостном человеке князей Голицыных Николае Смирнове // ЦГАДА. Ф. VII. Оп. 2. Д. 2679. Л. 50 об. О Смирнове см.: Сивков К. Б. Автобиография крепостного интеллигента конца XVIII в.//Ист. арх. 1950. Т. V. С. 291. ■» ЦГАДА. Ф. VII. Оп. 2. Д. 2679. Л. 51. 39 Там же. Л. 52. «о Там же. Л. 69 об. 41 См.: Биография А. Н. Радищева, написанная его сыновьями. М.; Л., 1959. С. 72, 121. 42 См.: Сборник статей, недозволенных цензурою в 1862 году. СПб., 1862. С. 238. 43 Приятное и полезное препровождение времени. Б. м., 1795. Ч. 5. С. 357. 274
не заимствуя от Рейнали, кроме основы»44. Смирнов упоминает и Вольтера. Ему же принадлежит перевод антифидеистической «восточной сказки» Гольбаха «Дервиш Фурук». Известное влияние на него оказал, по-видимому, и видный представитель английского свободомыслия конца XVII—первой половины XVIII в., просветитель-деист материалистической ориентации Г. Болинг-брок. Смирнов пишет о своем «философствовании с Болингбро-ком»«. Последний, видя в боге первопричину бытия, считал тем не менее, что источником науки является созерцание природы, и настаивал на природном происхождении идей субстанции, форм, отношений, цвета и т. д. в результате впечатлений, полученных человеком из внешнего мира. «Истинное» христианство, очищенное от суеверий, противопоставлялось Болингброком теологическому. Добродетель также восходит, согласно ему, не к вере, а к морали, проверяемой разумом. Сходные мотивы есть и у Смирнова. «Сердце, имеющее вождем одну природу, — подчеркивал он, — не уклоняется от впечатлений ее» . В целом можно сказать, что жизнь этого алчущего свободы крепостного была сломлена, его способностям не суждено было полностью реализоваться. Драматично сложилась судьба и другого талантливого самородка Ивана Ивановича Тревогина (Тревоги) 47. Он родился в 1761 г. в селе Горохватка, в семье бедного иконописца, воспитывался в сиротском доме при Харьковском народном училище «по бедности его на казенном иждивении...»48. Не выдержав издевательств, Тревогин бежал в Воронеж, позже — в Санкт-Петербург. Сменил ряд професий — от гардеробщика и конюшенного до архитекторного подмастерья и губернского регистратора, пытался заняться журналистикой, издавать «Парнасские ведомости». Увязнув в долгах, завербовался в Кронштадте матросом на голландский корабль, затем мытарствовал в Амстердаме, Лейдене и Гааге, убедившись в том, что «еще в беднейшем состоянии находится, нежели в каком он был в России»49. Далее — служба матросом в голландском флоте под вымышленным именем Роланда Инфортьюне (Несчастного), бегство с корабля, обвинение в дезертирстве, переезд во Францию, заключение в Бастилию и, наконец, высылка в Россию, где судьбой Тревогина занимался начальник Тайной канцелярии Шешковский (тот самый, который « Там же. С. 361. « Там же, Б. м., 1796. Ч. 9. С. 199. « Там же. Ч. 5. С. 358. 47 О Тревогине см.: Светлов Л. В. Неизвестный литератор XVIII в. Иван Тревогин и его утопические проекты // Изв. АН СССР. Отд-ние лит. и языка. 1961. Т. XX. Вып. 4; Старцев А. Иван Тревогин издатель «Парнасских ведомостей» // Новый мир. 1958. № 9. 48 О малороссиянине Иване Тревогине, распускавшем о себе в Париже нелепые слухи и за то отданном в солдаты. При том бумаги его, из которых видно, что он хотел основать царство на острове Борнео. 1983 г. // ЦГАДА. Ф. VII. Д. 2631. Л. 181 об. « Там же. Л. 162. 275 вел следствие по делу Радищева.) Незадачливый путешественник был заточен в Петропавловскую крепость, потом на два года в Смирительный дом, а в 1785 г. отправлен Екатериной II (как и Смирнов) солдатом в Тобольский гарнизонный батальон с указанием о «неослабном за ним присмотре». Умер Тревогин в 1790 г. Во время своих скитаний он размышлял о подневольном положении трудового народа, о будущем России и человечества, пытаясь сконструировать нечто вроде социального идеала. Свою модель идеального общества он именовал Империей знаний, царством Иоанийским, или Офиром. Тревогин не первым выступил в России с проектом социальной утопии. В XVIII в. появились утопические сочинения М. М. Хераскова, В. А. Левшина, Н. А. Львова, Ф. И. Дмитриева-Мамонова, Ф. Л. Эмина. В 1773—1784 гг. известный историк и политический деятель князь М. М. Щербатов написал «Путешествие в царство Офирское» (правда, это произведение было опубликовано много позже). Несмотря на совпадение названия идеального царства у Щербатова и Тревогина, их проекты существенно различны. (Об утопии Щербатова читателю уже известно из главы V настоящей книги.) Иначе выглядит Офирское царство Тревогина. Проектируемая им просвещенная монархия делает определенные шаги в сторону демократизации общественных порядков: во-первых, признается сменяемость правителей всех рангов, включая царя, — «цари не могут быть много раз на царство помазанными»; во-вторых, выдвижение на государственные посты, вплоть до высших, должно соответствовать способностям и заслугам; если, например, царь найдет «человека вернейшего и премудрейшего из всех своих подданных», то он может его предпочесть «всем своим министрам» 50. Большое место в утопии Тревогина отводится науке. Именно она призвана быть важнейшим средством и гарантом гармонизации общественных отношений. В противоположность Щербатову, который на первый план выдвигал Храм божий, у Тревогина ведущее место занимают секуляризированные институты — Храм натуры и Храм дружества. Правда и мудрость нераздельны у Тревогина с природой. В начале одного из своих литературных набросков — «Отступник от веры» — он пишет: «. . . другие поют славу и геройство вельмож», описывают «пламень браней», «песнь моя не в том состоит». Автор обращается к Правде, Премудрости и Природе: «Повелите, научите и откройте, как петь мне»51. Выдвигая в трактате «Область знаний» и примыкающих к нему проектах идею создания Империи знаний, Тревогин освобождает эту Империю от вмешательства со стороны дворянства. В орбиту ее интересов входит содействие успехам просвещения во so Там же. Л. 233—233 об., 238. 5' Там же. Л. 353. 276 всех частях света, но верховное ее правительство находится в России. Империя знаний охватывает сферы наук, художеств, ремесел и языков. Исходя из таких свойств человеческого духа, как память, разум и воображение, Тревогин намечает в составе своей империи советы и департаменты памяти (истории), разума (философии) и воображения (поэзии или шире — искусства). Ведущая роль философии в области разработки проблем разума, предполагает исследование в сфере конкретных наук — физики, химии, астрономии, математики, ботаники, медицины, экономики, права, географии и т. д. Все проблемы должны разрабатываться путем теоретического «изъяснения» и «в практике». Предлагается построить специальные фабрики, заводы и подсобные учреждения — библиотеки, музеи, типографии. Тревогинская Империя знаний зиждется на демократических началах. Все дела в ней решаются «общими советами». «Офир-ский кавалер не что иное есть, как только ученая особа, вступившая в Офир для службы из одного только к человеческому роду усердия и любви; ибо Офир учреждается для одного собрания в одно место всех наук, художеств и ремесел, для приведения оных в совершенство и для просвещения народов» 52. и далее: «В Империи знаний престолы не наследственны, но возводятся на оные из членов те, которых чрезвычайный совет способными к правлению найдет. . . Члены суть все равные между собою и не отличаются ни в чем. . .»и. Правитель ученой области сменяется через каждые пять лет. В его обязанность входит стараться вкоренять в интересах пользы и просвещения «знания в человеческие сердца», «размножать и приращать сумму и сокровища ученой области», «ненавидеть злобу и неправду», ставить перед обществом проблемы, требующие исследования, «переписываться с представителями ученой области, находящейся в других странах» и с «публичными учеными собраниями», стараться «заводить заводы, фабрики и прочее», «приращать науки, художества и ремесла», «поощрять подчиненных своих к трудам и учениям посредством награждений, также сохранять правосудие, избегать лихоимств и сему подобного и содержать свое правление в тишине и спокойствии, как доброму и благорассудительному человеку и патриоту принадлежит, дабы в короткое время могла счастливая Россия показать в свете осьмое чудо, которое откроет миру все сокрывающиеся в природе вещи» 54. Тревогин рассчитывал осуществить свои антикрепостнические и рационалистически-просветительские замыслы под эгидой просвещенного абсолютизма. Но при всей своей исторически объяснимой ограниченности его утопия заслуживает внимания.
277 ЗАКЛЮЧЕНИЕ Для русской мысли первых десятилетий XVIII в. были характерны раннепросветительские идеи, более зрелые концепции получили распространение в середине и второй половине века. Просветительская философия ориентирована преимущественно на социальные проблемы. Ее интересует место человека в мироздании, но при непременном условии — выяснении его положения в социуме. Представление о естественных законах природы, познаваемых человеческим разумом, поддерживалось наукой Нового времени. Просветительская идеология и философия сконцентрировали внимание главным образом на человеке и обществе. Вопросы материи, движения, пространства, времени, методы познания занимали определенное место в просветительской литературе, но основным в ней было иное — обсуждение социальных проблем, связанных с общественным устройством, с природой государства, законов, власти. Отсюда проистекала и соответствующая форма философствования. Скажем, наследие Вольтера, Дидро насыщено социально-философскими повестями, диалогами, памфлетами. То же самое мы видели и в творчестве большинства русских просветителей. Среди множества обсуждавшихся проблем выделялась, пожалуй, главная, поставленная особенно остро в XVIII в. — мера свободы человека. Свободы от бога, от церкви, от светской власти. Стремление всецело полагаться на собственный разум как бы освобождало человечество от опеки всевышнего, от прежней веры и морали. Тем более от прежних общественных, государственных структур. Но на пути нового социального идеала стоял дворянский сословно-иерархический строй, освященный церковью. Антидворянская направленность просветительской мысли была не менее яростной, чем антицерковная. В России критика дворянства стала излюбленной темой в трудах, принадлежавших радикально настроенным авторам различных сословий. Просветители с особенной страстью изобличали помещиков, бесчеловечно относившихся к своим крепостным крестьянам, хотя и не они представляли наибольшую опасность для страны. Многие помещики пытались помочь крестьянам, обучая их способам ведения хозяйства, учили их уму-разуму. Они-то и создавали наихудший вариант общественного устройства: без патронажа, воспитания, руководства народом не мыслилось его существование. В результате угасали любые попытки человека самореализоваться, найти себя в самостоятельном труде, творчестве. XVIII век в России заполнен полемикой сторонников и противников существующего порядка 278 вещей. Просветительские идеи проникали в глубины народного сознания. У русского Просвещения много общих черт с западноевропейским, но есть и отличия. Оно не было столь последовательным и не повлекло за собой коренных социальных преобразований. Несмотря на общее возбуждение и многочисленные проекты реорганизации общества, в том числе отмены крепостного строя, крупных изменений не произошло. Возможно здесь сыграли роль крестьянская война под предводительством Пугачева и трагические события французской революции, сильно повлиявшие на реформаторские настроения. В русском Просвещении в отличие от западноевропейского были менее заметны антиклерикализм, тем более атеизм. Российские мыслители могли не тратить много сил для доказательства необходимости ограничить могущество церкви. За них это сделали монархи — Петр I и Екатерина II, значительно подорвавшие суверенитет духовенства. Что касается религиозного мировоззрения, то его, как правило, не отвергали, хотя и сильно модифицировали, не соглашаясь оставить человека одного в мире, без Бога, гарантирующего развитие человеческой деятельности во благо, а не во зло. Сохранение религии диктовалось и тем, что русские просветители не склонны были к окончательному разрыву с прошлым. Многим из них была близка идея исторической преемственности человеческой культуры, обладающей ценностями, приобретенными в течение тысячелетий. Век Просвещения по-своему, но ярко и впечатляюще отразился в истории русской мысли. ОГЛАВЛЕНИЕ ПРЕДИСЛОВИЕ 3 Глава первая СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКИЕ ИДЕИ В ПЕРИОД ПЕТРОВСКИХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ 8
до «Книги о скудости и богатстве» И. Посошкова 71 Глава вторая ОППОЗИЦИЯ СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКИМ ИДЕЯМ «ПРОСВЕЩЕННОГО АБСОЛЮТИЗМА» 85
Глава третья НОВЫЙ ТИП МИРОВОЗЗРЕНИЯ В ИСТОРИИ РУССКОЙ МЫСЛИ. М.В.ЛОМОНОСОВ 130
Глава четвертая ФИЛОСОФСКО-ЭТИЧЕСКИЕ ИДЕИ МАСОНСТВА В РОССИИ 157
Глава пятая М. М. ЩЕРБАТОВ — ИДЕОЛОГ РОССИЙСКОГО ДВОРЯНСТВА 174
Глава шестая ПРОСВЕТИТЕЛИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII в 201
Глава седьмая А. Н.РАДИЩЕВ. ФИЛОСОФИЯ ЧЕЛОВЕКА 246
Глава восьмая ИДЕИ РАВЕНСТВА И СОЦИАЛЬНЫЙ УТОПИЗМ В РУССКОМ НАРОДНОМ ВОЛЬНОДУМСТВЕ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII в. 265 ЗАКЛЮЧЕНИЕ 278 жүктеу/скачать 1.93 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|