Владимир ридигер

- Тебе достаточно взглянуть на документ и все станет понятно, - улыбнулся он.

- Спасибо, Сэм!

Линда обняла его, быстро поцеловала и побежала в дом:

- Я просто сгораю от нетерпения!..

- Жду тебя в твоем утреннем туалете! - крикнул он вдогонку.

Проводив ее взглядом, Сэм Уикли набрал номер на сотовом телефоне:

- Алло, Джеймс! - обратился он к личному охраннику. - отвлеки Линду разговором, чем хочешь, но сделай так, чтобы разрядить мой пистолет в кармане ее халата... Да, идея хорошая, можешь подменить своим. Только быстро и незаметно...

Прервав связь, он неторопливо встал, налил мартини и разом выпил. Со словами : "Интересно, как меня будут убивать?", Сэм погрузился в бассейн и медленно поплыл. Доплыв до середины, он повернул было назад, как вдруг ощутил за грудиной сильную сжимающую боль. Подобные боли он испытывал и раньше, поэтому постарался успокоиться, по возможности расслабиться, чтобы не торопясь доплыть и осторожно вылезти из бассейна - там, у шезлонга, в коробке с сигарами лежит нитроглицерин. Ему стало трудно дышать, внезапная судорога свела правую голень и страшная мысль, что он не в силах удержаться на воде, словно молния, пронзила сознание...

- Сэм! С тобой все в порядке?!.. - издалека донесся голос Линды.

...Уикли чувствовал, как неотвратимо опускается на дно, как мощная неведомая сила тянет его вниз и он больше не в состоянии сопротивляться, бороться за жизнь...

- Да очнись же ты!! Сэм, ты слышишь меня?!

...Боль за грудиной не отпускала, он жадно ловил воздух, понимая, что лежит на твердой поверхности. Язык защипал нитроглицерин. Стало чуть легче и, открыв глаза, он увидел склонившуюся над ним испуганную Линду, с ее волос текли ручейки воды.

- Детка... - прошептал он, - со мной все нормально...

"Это не его голос! - ужаснулась она. - Это голос... смерти".

- Вызови "скорую"! - закричала Линда.

Бледность кожных покровов Сэма перешла в синюшность, подобие темного воротника образовалось на шее - он принялся кашлять клокочущим звуком, алая пена выступила на губах.

- Детка... - прохрипел он, - так лучше... чем от пули...

Глаза его сделались стеклянными и неподвижными. Перестав ловить воздух, Сэм застыл с приоткрытым ртом и затих, словно навсегда обрел беспечность и покой...
* * *

Сомов без видимого любопытства наблюдал за тем, как Вездесущинский с улыбкой просматривает черновики будущей книги Дмитрия Филдина. Начальство требовало новых конкретных материалов о сбитом летчике, потому как рука ЦРУ в этом деле была более чем очевидна. Да что с того, размышлял Сомов. Сейчас вся бывшая советская резидентура за границей открыто перешла на Западную похлебку, если только слово "похлебка" применимо к тому образу жизни. Все продано! Все раскрыто и не представляет никакого интереса! Старая заезженная пластинка под названием "Будьте бдительны!" теперь никому не нужна, а дальновидные комитетчики уже давно перебрались в мягкие кресла директоров совместных предприятий и фирм. Однако, кому-то ведь необходимо держать оборону на "переднем крае". Вот если бы еще и зарплату вовремя платили...

- Наверное, что-то очень занимательное? - спросил он Вездесущинского. - И, полагаю, представляющее определенную ценность не только для медицины?

- Это как посмотреть, - ответил доцент.

Почему я не психотерапевт, думал Сомов, задетый столь расплывчатым ответом. Этот тип, работая на нас, очень грамотно научился запудривать мозги, напускать туман и выкидывать всякие заумные фортели. Чего особенного он отыскал в так называемом творчестве Филдса? Ведь если подумать, много лет прошло с тех пор, как Филдса подбили, затем лечили, бесконечно допрашивали, потом судили и он, фактически безногий, никому не нужный (даже своим) отбывал срок в специзоляторе. Я, думал Сомов, уже дослужился до полковника, совсем забыл про этого Филдса, начал заниматься перестроечными делами и вот тут-то начальству вдруг понадобился американец. С какой стати, да и много ли с него сейчас проку? Конечно, он всесторонне подготовлен ЦРУ, безусловно одарен, человек острого взгляда, но... нужен ли он нам? Может ли быть к чему-то пригоден американец после двух операций на позвоночнике? В Советском союзе он не увидел ничего хорошего, а теперь, в российской неразберихе, не увидит тем более. Люди с критическим складом ума полезны разведке только в одном единственном случае - когда они на тебя работают. Все остальные варианты или просто неприемлемы, или вредны, или, что совсем не исключено, могут быть опасны. Для кого? Для общества, каким бы демократичным оно ни было. Иными словами, отношения с Филдсом, если он не поймет, что от него в конечном счете хотят, придется... скорректировать. А все его письменные обязательства автоматически утратят для нас значение. Как, впрочем, и для него... Что же касается "новых конкретных материалов", затребованных вдруг начальством, то здесь проглядывают известные любому контрразведчику "ослиные уши": если компромат отсутствует - его надо создать. Видимость работы должна оставаться в любых ситуациях, при любом строе. Нужны материалы? Будут вам материалы!

Вездесущинский, читая Филдсовы черновики, сначала улыбался, потом посмеивался и в конце концов громко захохотал.

- Право слово, ему имеет смысл работать над книгой! - воскликнул он.

Сомов без особого энтузиазма заметил:

- Разве что под вашей редакцией...

- Надеюсь, и вы в стороне не останетесь.

- Вот тут, уважаемый, вы ошибаетесь...

- А мне представлялось, - обиделся Вездесущинский, - что вы сумели убедить руководство в целесообразности этой затеи. Какая разница, кому первому пришло в голову подвигнуть Филдина к творчеству - мне или вам?

- Большая, Валериан Тимирзяевич, очень большая! То что я убедил его работать над книгой, да еще согласился платить за писанину - идея исключительно ваша. И руководству об этом хорошо известно. Так что сливки придется снимать вам, уважаемый. Ну, а если со сливками возникнут проблемы, будете пить кислое молоко.

- Где... я буду пить молоко?

- Скорее всего, у себя дома, - успокоил Сомов. - На дворе демократия, не так ли?

Вездесущинский пожал плечами и, взяв себя в руки, заметил:

- Хорошо, что мы так правильно друг друга понимаем. Только прошу учесть, что именно вы когда-то начинали работать с американцем, следовательно, вам и заканчивать. Начальству нужна не ваша перестраховка, но конкретные материалы. Сегодня вы полковник, а завтра - майор.

- Что вы хотите этим сказать? - насторожился Сомов.

- Генерал-майор, - уточнил доцент.

- Ведь если разобраться, - перевел разговор Сомов, - кто такой Джон Филдс? Летчик, прошедший всестороннюю стажировку в ЦРУ.

- Почему вы так решили?

- По-моему, вполне понятно. На тот случай, если его сбивают во время разведывательного полете над СССР, он катапультируется и, после благополучного приземления, вживается, так сказать, в окружающую действительность. То есть становится незаметным полноправным членом тогдашнего общества.

- И что из того?

- Ну, как же? А явки, конспиративные квартиры и прочее?

- Прям таки Ильич какой-то. Кажется, о явках и всякой ерундистике он сполна наболтал на девяноста восьми кассетах?

- Наболтать-то наболтал, а самое главное - пропустил! Сознательно... пропустил.

- Что вы понимаете под главным?

Сомов хитро усмехнулся и пояснил:

- Это и есть моя работа, уважаемый. Найти главное, отбросив второстепенное!

- И... как вы собираетесь найти?

- Мне незачем искать то, что уже найдено.

- Поздравляю! - воскликнул Вездесущинский. - Какой вы, однако, опытный!

Казалось, Сомов искренне смущен похвалой собеседника:

- Не зря же хлеб едим, Валериан Тимирзяевич...

- А мне... вы не приоткроете завесу?

- Может быть, лет через двадцать пять и приоткрою.

Вездесущинский искренне приуныл:

- Хотя бы краешек... завесы. За двадцать пять лет я просто сдвинусь умом в ожидании тайны.

- Извольте. Могу и сейчас. Вот объясните мне, пожалуйста, Валериан Тимирзяевич, почему вы так упорствуете в том, чтобы продолжать изучать Филдсову патологию с ее нескончаемыми бреднями? Задумались? Кажется, давно отработанный материал - кому он сейчас нужен?

- Вашему начальству.

- Бог с ним, с начальством. В чем ваш интерес? Ваше упорство, достойное лучшего применения?

- Вы меня, мягко выражаясь, подозреваете?

- Я бы подозревал всех. Для начала. Затем отсеял ненужных и уже после этого стал подозревать кого-то конкретно.

- Представьте себе - именно так я и поступил.

- И что же?

- Результат известен.

- Простите, не понимаю...

Сомов улыбнулся еще раз:

- Этим вы, психотерапевты, и отличаетесь от остальных: когда вам нужно - вы понимаете все, когда не нужно - отказываетесь понимать.

- Так сделайте одолжение, объясните.

В этот момент раздался стук в дверь, она отворилась и, скрипя колесами, прямо в кабинет вкатилась инвалидная коляска с Дмитрием Филдиным собственной персоной:

- Простите, я не помешал?

После небольшого замешательства Сомов воскликнул:

- Напротив! Очень даже кстати.

Вездесущинский мило заулыбался:

- Удивительно, как вы кстати.

- Хотел с вами посоветоваться, господа, - сказал Филдс. - В общем, я нуждаюсь в хорошем грамотном редакторе. Мой русский язык не самого высокого качества, а что касается сновидений (к слову сказать, последнее время они качественно улучшились, стали интересней и насыщенней), то здесь мне без вашей помощи просто не обойтись.

- Что вы имеете в виду? - спросил Сомов.

- Толкование снов.

- Если дело будет касаться шифров, явок, паролей, - ответил Сомов, - я в вашем распоряжении. Все остальное по части Валериана Тимирзяевича.

Филдс радостно просиял:

- Мне приснился такой длиннющий шифр, что пришлось срочно проснуться, чтобы записать его начало, а затем вновь заснуть, досмотреть сон до конца и, проснувшись вторично, дописать шифр полностью.

- Покажите мне его, - сказал Сомов.

Филдс протянул ему школьную тетрадку, вдоль и поперек испещренную беспорядочными цифрами.

- Ого! - воскликнул полковник. - Нашим дешифровальщикикам предстоят многие бессонные ночи, не говоря о томительных днях. И, видимо, не один компьютер выйдет из строя, прежде чем будет найдена разгадка. Очень сложный шифр, я таких еще не встречал... Скажите, кому он был адресован?

- Савелию Новикову.

- Понятно, напарнику Коли Курчавого. И вы хотите, чтобы я поверил во всю эту галиматью?

- Но ведь Филдин поверил, - вмешался доцент.

- Даже если в это поверят десять тысяч Филдиных, - парировал Сомов, - с какой стати должен верить я?

- Доверяй, но проверяй, - подсказал психотерапевт. - Разве этот постулат устарел?

После долгого молчания Сомов взмахнул рукой, словно что-то отрубил и со словами: "Проверим, не сомневайтесь." - вышел из комнаты.

Оставшись вдвоем, Филдс задал доценту вопрос:

- Мне кажется, Тимирзяй Валерианович, ваше пристальное внимание к моей персоне чревато большими осложнениями, как для меня, так и для вас?

- Возможно, друг мой, возможно, - спокойно ответил психотерапевт.

И, к немалому удивлению Филдса, столь же спокойно добавил:

- Если мы не сумеем одолеть хитроумного Сомова, - нам с вами придется очень несладко...

* * *
Полина, когда ей исполнилось семнадцать, и она без видимого энтузиазма завершила обучение в средней школе, не долго раздумывая, решила пойти по стопам своей неугомонной матери и перепробовать множество профессий прежде, чем остановить выбор на какой-то определенной. Да и пример старшего брата - законченного эгоиста и лентяя - подводил к мысли, что в этой жизни просто так ничего с неба не свалится, необходимо как следует потрудиться, чтобы достичь желаемого результата. Что только она ни перепробовала! Нет смысла перечислять. Но вот, окончив платные курсы массажистов, Полина поступила на работу в престижный, как ей казалось, госпиталь офицеров высшего комсостава, который раньше обслуживал исключительно секретный, элитный военный контингент. С приходом капитализма госпиталь сперва совсем было зачах (туда принимали на лечение кого не попадя - лишь бы с деньгами), потом, однако, стал постепенно набирать вес, появилось современное импортное оборудование, расширился штат сотрудников, в общем, началось становление в новой экономической ситуации. Зарплата у Полины была невесть какая большая, да и "левых" перепадало не так уж много: военные - отнюдь не самый щедрый народ на чаевые.Тем не менее стабильный заработок давал возможность и полакомиться в "Макдональдсе", и сходить на выступление любимой рок-группы "Кладбищенские ребята", и приодеться в модном секонд-хенде. Правда, с парнями как-то не складывалось - неделю-другую погуляют, попьют пива, пожуют "Баунти" и... разбегаются в разные стороны. А мать просто достала Полину: "Размениваешь себя на всякий недоумков!", - будто сама в молодости была пай-девочкой. Да и брат Кирилл просто иззудел: "Кто Польку тронет - морду набью!". В общем, не жизнь, а сплошная тягомотина.

...Профессия Полины была весьма специфичная: не дашь по рукам этим генералам и полковникам - облапят так, что не дохнуть. Попадались и совсем бойкие: чуть замешкаешься и ты уже у него в кровати, тут уж не до массажа - поскорее бы ноги унести. Двое успели объясниться в любви, один звал замуж. Все бы ничего, если б не их визгливые жены - так и норовят лицо исцарапать. Да и начальство (сплошные старые вояки), только и делают, что глазами раздевают. Сложная работа. И тревожная.

С появлением американского летчика у Полины где-то в самых потаенных уголках ее девичьей души забрезжила маленькая надежда - а вдруг если... Но, собственно, что "если"? После того, как Дмитрий схватил ее за ягодицу, надежда во много раз возросла. Ведь этот летчик, как рассуждала Полина, в отличие от наших полунищих военных, скорее всего, человек состоятельный. Пусть у него проблемы с нижними конечностями, зато мужское достоинство на высшем уровне, что для нее, Полины, сейчас не самое главное. Там разберемся, как любил повторять один пожилой генерал, на каждом сеансе массажа пытавшийся залезть Полине под юбку. Конечно, девичьи гордость и честь ни при каких обстоятельствах не должны быть посрамлены, здесь и двух мнений нет. Однако, как знать, не является ли американец именно тем знамением судьбы, которым высшее провидение одаривает наиболее достойных девушек? Таких, к примеру, как Полина. Но после активного отпора, данного ей американцу, массажистка призадумалась, - стоило ли вообще так рьяно отбиваться? Она сделала одну глупость: поделилась своими мыслями с матерью, опустив, что он обездвижен. Теперь мать не дает проходу: "Как он посмотрел? Что сказал? Не тяни время, иначе поезд уйдет. Будь посмелее..." - и всякая прочая дребедень. Можно подумать, она, Полина, не знает, что окрутить практически ничего не стоит: достаточно состроить глазки, прикинуться эдакой невинной козочкой, глупенькой девочкой, заворожено внимающей любой чепухе, которую несет самовлюбленный кретин под названием "мужчина". Все они до ужаса одинаковы, однообразны и совершенно не оригинальны: хотят только одного - а там хоть всемирный потоп! И вот, заполучив желаемое, одни становятся гордые собой, словно индюки, другие влюбляются по уши и клеятся, как банный лист, а третьи просто кидают, быстро потеряв интерес. Вот с этими третьими почему-то всегда проблема: именно они по-настоящему и нравятся... Так что известным арсеналом женских хитростей и уловок Полина владеет сполна. Что же касается любви, настоящей любви, то здесь она уверенна на сто пятьдесят процентов - такой любви просто не существует. Эти сказки про золушек и принцев, готовых жить в шалаше, годятся разве что для наивных простачков да глупеньких мечтательниц, совершенно оторванных от нашей действительности, парящих в заоблачных высотах. А вот когда они падают с облаков на землю и сильно расшибаются, когда к ним приходит понимание собственной никчемности, они становятся злыми и упорными в достижении своей цели, - и могут добиться многого.

Полина проводила общий массаж больному Филдину - американцу с русской фамилией - по назначению доцента Вездесущинского. Странный этот доцент! Не поймешь, когда он говорит правду, а когда шутит. Он сам большой почитатель массажа, но, следует отдать ему должное, - вольностей себе не позволяет. Немного заигрывает, особенно после случая с Филдиным, однако так, самую малость. И посмеивается: тебе, мол, Поленька, хорошего мужа найти. Где ж его взять, отвечает она. А он знай себе, приговаривает: "На ловца и зверь бежит". Не нужен ей зверь - насмотрелась. Ей бы спокойного, рассудительного, ласкового, любящего, щедрого и богатого, с квартирой и машиной, без детей. Такого она бы боготворила, носила на руках, в меру, конечно, - руки ведь тоже устают. Жили бы с ним в кирпичном коттедже, скромно, без излишеств. В его "мерседес" не садилась - своего "кадиллака" достаточно. Питались только в дорогих ресторанах, а после - сауна с любимым. Всякие там загранпоездки, путешествия, кинофестивали, гала-концерты - это само собой разумеется. От безделья завела бы на стороне любовника, можно двух, - но любила бы только его одного. Любовницы мужа ее просто не интересуют, но берегись, если застукает - морду искарябает так, что больше ни одна не узнает. Откроет косметическую фирму, станет подписывать пятизначные счета. Маму и брата-бездельника обязательно хорошо пристроит: ее - зав. элитной парикмахерской, его - диск-жокеем. И заживут в свое удовольствие, как подобает простым новым русским!..

Так размышляла Полина, в который раз проводя общий массаж Дмитрию Филдину. Обстановка располагала к активным действиям (отдельная палата, множество журналов на сексуальные темы), а время подстегивало, поскольку его, времени, с каждой процедурой становилось все меньше.

- Какая мужественная у вас спина, - вдруг выпалила Полина, удивившись собственной прыти.

- Серьезно? - спросил больной. - Вот никогда бы не подумал.

Полина молча продолжила массаж, не совсем понимая, в каком русле лучше вести разговор.

- Да и руки у вас... можно сказать, такие же, - наконец выдавила она и почувствовала, что краснеет.

- Любопытно, - заметил Филдс, - что это пришло вам в голову именно сейчас.

- Почему же сейчас? - улыбнулась Полина. - Мне это пришло в голову давно, но только...

- Что "только"?

- Только... я не решалась вам сказать.

Филдс внимательно на нее посмотрел:

- И по какой причине, если не секрет?

Полина, казалось, еще больше смутилась:

- А вы не догадываетесь?

- Признаться, нет.

- Ничего-то вы, мужчины, не замечаете. Только и думаете, что о своих всемирных проблемах...

Филдс был искренне удивлен и озадачен. По крайней мере, от Полины он ничего подобного не ждал, да и не мог ждать, особенно после их первого скандального знакомства. До чего непредсказуемые существа, эти женщины, размышлял Филдс: сначала всего издубасят, а потом признаются в любви!

- Поленька... - начал он. - Я польщен и очень тронут вашим милым вниманием к некоторым частям моего тела. Поверьте, они того не заслуживают.

- Нет заслуживают! - почти крикнула она, порываясь выбежать из палаты.

Но Филдс крепко держал ее за руки.

- Никуда я тебя не отпущу, - сказал он, притянув ее к себе и... осторожно поцеловал в щечку, шейку и губы. - Никуда не отпущу, даже если позовешь на помощь доцента...

- Глупенький... - прошептала Полина, прильнув к Филдсу, гладя его волосы. - Никакой доцент мне не нужен. Мне нужен ты. Понимаешь? И больше никто... Дай-ка я закрою дверь изнутри...

Джону Филдсу показалось, что подобного блаженства он никогда раньше не испытывал ни с одной женщиной...
* * *
После внезапной смерти Сэмуэля Фостера Уикли ( это было его полное имя) Линда пребывала в каком-то дурном смятении. Она, безусловно, догадалась, что Сэм определенно знал о ее истинных намерениях по отношению к нему, знал, но почему-то не показал вида, скорее всего, предпочтя роль наблюдателя, ничего не подозревающего любовника. И, похоже, такая роль ему удалась. Но что теперь горевать, - Линда, пусть это и покажется фальшивым, действительно сожалеет о его смерти, искренне сожалеет. Когда-то им было совсем неплохо вместе, однако, после того как в отдел пришел Джон, ее отношения с Уикли сначала стали более чем прохладными, затем неровными и со временем обрели форму "обязаловки", столь распространенную между боссом и его сотрудницей. Тем не менее Сэм очень много сделал для Линды, что во всяком случае являлось его козырной картой против Филдса. Но что же Филдс? Был ли он к ней действительно привязан или все его порывы носили скорее вынужденный, ответный характер, некую поверхностную влюбленность, которая в момент отлетает от мужчины, стоит только ему сменить обстановку? Таким людям, как Джон, вообще чуждо само понятие верности в отношениях между мужчиной и женщиной. И дал же Господь Бог в довершение ко всем ее проблемам безответную, в общем-то, одностороннюю, болезненную и, похоже, бесперспективную любовь. Потеряв несчастного Сэма, что она приобрела? Свободу? Она и так была относительно свободна (ведь в наши дни абсолютной свободы вообще не существует). Должность в совете директоров солидной юридической фирмы? Пожалуй. Но это слишком далеко от ее заветной мечты быть вместе с Филдсом. Слишком далеко от простого человеческого счастья, которым одарены миллионы женщин на земле. Причем, по большей части, не самых красивых. Ум и красота - удел таких, как Линда Грейвс, их вечный почетный груз, который они несут по жизни с гордо поднятой головой, не испытав обычных семейных радостей. Значит, так тому и быть? Ну, уж нет! Теперь, когда бедняга Сэм больше не стоит на пути, пришел ее черед взять от жизни все, чего ей так недоставало, к чему она постоянно стремилась. Просто необходимо действовать, спокойно, с холодным расчетом и ясным рассудком, без эмоциональных шараханий в разные стороны. Им с Филдсом немногим больше пятидесяти - жизнь только начинается. Для них начинается. Для них... двоих.

Завершая знакомство с делами и документацией фирмы, Линда допоздна засиживалась в кабинете, копаясь в бумагах. Домой не хотелось, куда-то идти не имело смысла, значит, оставалось одно - полная отдача работе. Впрочем, и работа понемногу начинала утомлять...

Линда вздрогнула, - громкий телефонный звонок в пустом офисе был непривычным и тревожным. Она не сразу подняла трубку и произнесла привычное: "Грейвс слушает!". Трубка молчала. "Говорите! Алло!", - настаивала она. Молчание продолжалось. Пожав плечами, Линда положила трубку и выдернула телефонный штекер из розетки - глупые шутки не поднимают настроения. Однако телефон зазвонил вновь, только уже рядом, в комнате секретаря. Направляясь к выходу, она немного задержалась у звонящего аппарата - взять трубку или нет? - заколебалась, но... не выдержала и взяла.

- Миссис Грейвс? - спросил мужской голос.

- Кто со мной говорит?

- Ваш друг.

- Что вам от меня надо? Объясните или я положу трубку.

- Не торопитесь, Линда. Лучше послушайте меня.

- Кто это?

- Вы уверены, что смерть Уикли наступила в результате сердечного приступа?

- Кто вы?!

- А вот кое у кого сложилось иное мнение. Нет-нет, медицинская экспертиза подтвердила наличие обширного инфаркта, но существуют кое-какие моменты, способные осветить истинную причину случившегося...

Что-то очень знакомое слышалось в интонации голоса. Кто бы это мог быть?

- Грубый шантаж, - ответила Линда. - Если полагаете, что подобный разговор может к чему-то привести - вы заблуждаетесь.

- Я и не ставлю такой задачи, - ответил голос. - В порядке информации могу сообщить: есть все основания полагать, что на Уикли готовилось покушение.

- Вот и обращайтесь в полицию.

- Еще успеется. Пока что я обращаюсь к вам.

- Не вижу смысла.

- И напрасно. Вы-то как раз и являетесь тем отправным, так сказать, пунктом, с которого полиция начнет.

- Слушайте, как вас там...

- До встречи, - сказал он и повесил трубку.

Линда постаралась взять себя в руки. Она закурила сигарету, затем возвратилась в кабинет, налила водки ("советская" привычка) и разом выпила. Кто он, этот звонивший? Зачем понадобилось ее шантажировать? Нет никаких доказательств о покушении на убийство. Их просто не существует! Значит, здесь что-то еще. Но слишком уж прозрачен намек на ее косвенную причастность к смерти старика...