Владимир ридигер

- Вы слышите меня?..

"Странно, - подумала Линда. - Видимо, или уснул, или в стельку пьян. Охранять связанную можно и не напрягаясь". Она попыталась подползти к окну, превозмогая боль в затекшем теле, однако усилия оказались бесплодными: приблизиться удалось ненамного. Тогда она решила попробовать перекатиться, затем распрямилась и, переворачиваясь, стала двигаться к цели. Очутившись рядом со стулом, она снизу видела спину сидящего человека, низко опустившего голову. В его безмолвии было что-то жуткое. Инстинктивно отпрянув, Линда задела ногами за ножку стула. Человек покачнулся и, сначала медленно, а затем, словно в настойчивом ускорении, стал падать прямо на нее. Она неестественно громко закричала, ощутив с внезапным ударом всю тяжесть холодного безжизненного тела, его рука придавила ей шею, и отчаянный крик несчастной женщины перешел в приглушенный хрип. Пытаясь высвободиться, Линда, собрав все силы, превозмогая отчаяние, смогла упереться руками о пол. Труп перевалился к ее ногам, будто нехотя повернулся на спину. В свете уличных бликов она разглядела мраморное лицо мужчины средних лет с потухшими полуоткрытыми глазами, из угла рта медленно сочилась темная струйка крови. Она, безусловно, его знала! Это... это... Это - Джеймс! Телохранитель Сэма!!

Праведный Боже! Почему именно он?! Значит, ее размышления в лифте близки к истине, - здесь не могло обойтись без Джеймса. Но странно, будучи пусть косвенным, но явным свидетелем тех событий, он теперь почему-то... мертв.

Линда, похоже, понемногу приходила в себя, только внутренняя дрожь никак не утихала, а свое прерывистое дыхание, как ей казалось, она улавливаетт со всех сторон...

- Здравствуйте, миссис Грейвс!

Слова раздались ниоткуда. И вот теперь Линда поняла, кому принадлежит телефонный голос!

- Похоже, призраки возвращаются, - медленно произнесла она. - Как поживаете, коллега?

Ответа не последовало.

- Это по вашей милости я нахожусь здесь? Что же вы молчите?

Он включил свет и почти естественно ужаснулся от увиденного:

- Какой кошмар! Позвольте мне вам помочь!

- Сделайте одолжение...

Неуклюже приподняв Линду, он оттащил ее подальше от трупа и не без труда усадил в кресло.

- Старость, одышка... - словно извиняясь, прокряхтел он. - Следующим в списке после Уикли стою я.

- Правда? Очень вам сочувствую.

- Напрасно смеетесь, Линда. Сочувствовать сейчас надо не мне, а вам.

- Я было подумала, как хорошо, если б тот список, о котором вы упомянули, заканчивался вами. Покойник Джеймс, будь он сейчас жив, наверняка бы со мной согласился.

Он принялся раскуривать трубку, исподволь наблюдая за Линдой:

- Много воды утекло с момента нашего, так сказать, последнего общения в офисе Сэма... Хорошо вы меня тогда нагрели. Я и впрямь решил, что Уикли беседует по телефону с президентом, но оказалось - с вами. Со своей штатной шлюхой.

- Вы мне льстите.

- Отнюдь! Так оно и было. И вам это отлично известно, мэм.

- Возможно... Значит, запоздалая праведная месть?

Он помолчал, окутавшись клубами сизого дыма:

- Не в моих правилах сводить счеты с потаскухами... Дергаться не советую, пока сидите связанной.

Подойдя к трупу Джеймса, он брезгливо пнул его ботинком и тихо произнес:

- Подонок не совсем понимал, с кем имеет дело... - и, отвернувшись к окну, продолжал: - Когда по милости нашего шефа я вынужден был подыскивать себе новую работу, знакомые ребята из ФБР тут же предложили место в своей конторе. Сэма Уикли они знали слишком хорошо, - он давно был у них на крючке в связи с одним скандальным дельцем, раскручивая которое они, к своему великому изумлению, вышли на... кого бы вы думали? На КГБ! Это как-то не укладывается в голове, правда? Они "разрабатывали" Сэма буквально до самой его смерти и много чего узнали такого, что... впрочем, сейчас не время и не место об этом болтать. Кстати, Джеймс, согласившись работать на ФБР, поначалу даже не подозревал, что дело касается его хозяина. Однако, узнав о наших истинных намерениях, или испугался, или в чем-то усомнился, или просто открылся Сэму, - иными словами, начал водить нас за нос. А это, как вы понимаете, долго продолжаться не могло...

- Какова моя роль в вашем кровавом спектакле?

- В кровавом спектакле? - он, похоже, не ждал такого вопроса. - Ну, зачем столь резко... Вообще-то ваша роль и сводится к тому, чтобы не допустить дальнейшей, как бы это сказать, эскалации процесса, чтобы свести к минимуму все возможные негативные последствия.

Линда восприняла его слова как предложение к совместной работе.

- И чем же я стану заниматься, Робертс?

- Весьма похвально, весьма похвально... - ответил он. - Только сначала мы должны наши отношения соответствующим образом оформить, не так ли?

- А в случае отказа?

Он почесал затылок:

- Результат вашего отказа просто не предсказуем. Я говорю истинную правду. Поймите, нежелание с нами сотрудничать, во-первых, намного усложнит оперативную деятельность ФБР. Во-вторых, кто теперь сможет поручиться, что вам не придет в голову какая-нибудь яркая взбалмошная идея, реализовать которую вы вознамеритесь самостоятельно, вразрез или вопреки нашим интересам? Итак, миссис Грейвс, выбор невелик. Думать вам отпущено (он взглянул на часы) еще целых шесть минут...

Линда старалась отыскать в предложении Робертса хоть какую-то мало-мальски приемлемую выгоду. Материально она обеспечена и независима - здесь "выгода" отпадает. Опять эти нескончаемые межведомственные интриги под лозунгом "Русские идут!"? Она настолько от них устала за всю свою работу в Лэнгли, что лишь одна мысль об этом ей претит. Значит, ухватиться не за что. Похоже, надо бить козырями, хотя с Робертсом это и небезопасно...

- По-моему, вы уже к чему-то пришли, - сказал Робертс. - Работа мысли не пропала даром? Кстати, что-то вы помалкиваете про своего старого приятеля?

- О ком вы?

- Ну, как же... Еще не догадались?

- Представьте, нет.

- Не без ностальгии вспоминаю образ нашего общего друга...

- Да развяжите меня, наконец! - воскликнула Линда, но что-то внезапно ее насторожило. - Не ходите вокруг да около, Робертс.

Еще раз пнув ботинком тело Джеймса, он вплотную приблизился к ней и заглянул прямо в глаза:

- Хотел бы я знать, чем сейчас занимается Джон Стюарт Филдс? Что он теперь поделывает?

Ожидая этот вопрос, Линда спокойно произнесла:

- Странно, что ФБР столь некомпетентно в подобных делах.

Робертс промолчал, и это навело ее на мысль, что Филдс ( в каком вот только аспекте?) интересует ФБР.

- Насколько мне известно, его уже давно нет в живых, - как бы, между прочим, заметила Линда.

- Могу вас обрадовать - он жив.

- Вот как? - безразлично произнесла она. - В таком случае, почему вопрос о Филдсе вы адресуете мне?

Робертс сделал попытку улыбнуться:

- Меня всегда восхищала ваша находчивость, Линда. Если вы будете держать меня за болвана и дальше, боюсь, совместная работа у нас не получится.

- Причем здесь Филдс?

- Мне нравится ваш вопрос...

Он еще раз посмотрел на часы:

- Ого! Шесть минут истекли!

В комнате появились двое в серых костюмах. Один снял скотч с ее запястий, другой - положил ей на колени черную папку и ручку.

- Здесь, в папке, - пояснил Робертс, - документ, который вам необходимо подписать. (Он дал знак открыть папку, чтобы Линда смогла прочесть - ее руки затекли, Робертс это видел.)

На какой-то миг Линде показалось, что, подписав бумагу, она сможет отыскать Джона, если только... Робертс не блефует. Она тянула время:

- Покажите ваши документы, господа.

Все трое разом вытащили фебеэровские жетоны. Поднеся ближе к глазам лист, Линда пробегала текст, знакомый по форме и столь же понятный для нее, бывшего агента ЦРУ, по смыслу: там, в России, после провала, ей дали подписать почти такую же бумагу. Она вежливо отказалась, и ей предложили убраться. Сейчас ситуация схожая, с той лишь разницей, что в случае отказа убраться будет очень сложно, практически невозможно - наверняка убийство Джеймса "повесят" на нее. Методы работы спецслужб всего мира не отличаются разнообразием. Тогда, в России ее спас ранг дипломата, - сейчас уже ничто не спасет.

- Сумма устраивает? - спросил Робертс.

Ничего не ответив, она молча поставила подпись...

* * *

...Вот, пребывая в невеселых раздумьях, Вездесущинский невзначай наткнулся на любопытную книгу под названием "Дочь альбиноса", изданную аж в стародавние совковые времена. Псевдоним писателя - Швандя - казалось, уже где-то встречался. В книге очень нудно и скрупулезно вырисовывался образ дочери председателя колхоза, некого товарища Загребаева, альбиноса от рождения, который, выбиваясь из сил, старался поднять уровень жизни родных односельчан, не забывая при этом о своевременной уборке урожая. А дочь его Клава, страдавшая мелкобуржуазными замашками (откуда бы им взяться в колхозе?), по уши втюрилась в заезжего героя-любовника умеренных лет товарища Пальцева. Такая, значит, вышла история... Доцент навел справки об авторе и на удивление быстро его отыскал: Генрих Иванович Швайковский вовсю печатался как в России так и за границей под новым псевдонимом Пеленгас. Как же он был плодовит! Одних только детективных романов психотерапевт насчитал более двадцати, не говоря о всяких там опусах и статейках на политические, экономические, культурные, общественные и сексуальные темы. Диссидентские мытарства Пеленгаса составляли внушительный многотомник. "Он-то нам и нужен!" - решил Вездесущинский.

Сказано - сделано. Писателю было послано пространное приглашение посетить Госпиталь ветеранов невидимого фронта с целью придания "нового импульса" лечебному процессу. Швайковский, не смотря на исключительную занятость, приглашение принял...

Дмитрий Филдин пребывал не в самом лучшем расположении духа: заведующий отделением дал понять, что в недалеком времени пациент будет выписан - общее состояние вполне удовлетворительное, лечебный и физиотерапевтический курс успешно завершаются, сны стали глубже и содержательней. В общем, нынешнее положение таково, что при положительной динамике заболевания можно прогнозировать полное выздоровление с восстановлением функций нижних конечностей. Это Дмитрию Филдину было приятно и понятно. Неясно было другое, - куда деваться дальше? Что делать с романом? И, наконец, как станут развиваться их отношения с Полиной? Конечно, в те времена, когда он сам распоряжался своей судьбой, все решалось намного проще. Эх, будь он сейчас при деньгах и на двадцать лет моложе!.. Чем заниматься?! Куда податься?! Или же опять уйти от реальности в собственные остросюжетные сновидения?

...Пришла Полина и, еле улыбнувшись, стала делать массаж. Она знала о предстоящей выписке, знала и о том, что очередной больничный флирт рано или поздно кончается, а за ним - снова пустота. И снова поиск чего-то несбыточного, чего-то недосягаемого, словно линия горизонта, которая всегда отдаляется, сколько к ней ни беги. И снова работа на две ставки, постоянная нехватка денег. Разве бывает счастье без денег?..

Их мысли, возможно, пересекались. Дмитрий понимал - разрыв неминуем. Что

может дать он этой славной девчушке кроме любви? Ничего! А только постель - это слишком мало для полноценных отношений между молодой девушкой и мужчиной, годящимся ей в отцы.

Бросив массаж, она нежно к нему прижалась в ожидании ласки. Он быстро поцеловал ее в лоб, будто куда-то спешил. В ее глазах стоял немой вопрос: почему? Он покачал головой: так получается. Но почему, почему?! - вопрошали глаза. Разве мы уже чужие? Почему всему хорошему так быстро приходит конец? Она скинула халат и стала быстро расстегивать лифчик...

В дверь постучали:

- Поля!... Можно войти?

Женский голос показался Филдсу знакомым. Полина пришла в замешательство:

- Это... моя мама.

- Так пойди отвори.

- Я не могу... то есть... как не вовремя! Забыла дверь запереть...

Мать уже входила в палату, извиняясь за столь внезапное вторжение и, увидав дочь полураздетой, изумленно остановилась:

- Простите.. Полина! Извините... Вот, я принесла тебе... и вам тоже... немного фруктов.

- Мы проводили массаж... - неуверенно пояснил Филдс.

- Мама! Ну, зачем эти фрукты?!

Полина чуть не ревела - лифчик никак не хотел застегиваться.

- Дай помогу, неумеха, - сказала мать, - опять не в ту петлю крючок суешь... - И, обращаясь к Филдсу, заметила: - Какой вы, однако, немолодой.

Он быстро отвернулся, до конца не веря своим глазам: эта мать Полины ни кто иная, как... его, Филдса, бывшая стародавняя подружка - Мери!! Хоть бы она его не узнала! Ведь прошло столько лет! Но... если Полина ее дочь... она и ему приходится... Боже, неужто это все наяву?! Такого не может быть!!!

Он схватился за голову и громко застонал.

- Да успокойся ты, Дима! - воскликнула Полина. - Ну, подумаешь, мама невзначай зашла. Ну, застукала меня, можно сказать, с тобой. Вот невидаль! Она что - маленькая? Не знает, как это между различными полами происходит? Скажи, мам...

- Знаю, знаю, - подтвердила мать, - в книжках начиталась.

- Вот видишь! И незачем смущаться. Повернулся бы к маме, познакомился...

- Мария Ивановна, - представилась та. - Мать вашей массажистки и одновременно пассии. Как вас по отчеству?

- Дмитрий Семенович... - отозвался Филдс.

Мать подмигнула Полине:

- Ну, вот и хорошо, Дмитрий Семенович. Значит, будем знакомы... Вы, собственно говоря, откуда родом?

Дмитрий Семенович был начисто подавлен, уничтожен. Он попытался ущипнуть себя за руку и понял, что это - не сон. Это - обыкновенный кошмар, которого он удостоился за все свои грехи. Но почему именно он?! Ведь Мери пропустила через свою постель несчетное множество мужиков и... Отчего вдруг Полина должна обязательно являться... его дочерью? Швандя, помнится, был тоже парень не промах, да и Фрэнк, и Жека резвились с очаровашкой Мери напропалую...

- Родом-то вы откуда? - переспросила мать.

- Давай поможем Диме? - предложила дочь. - Ему из-за ног трудно.

Женщины ловко обхватили больного и дружно повернули к себе лицом.

- Вот и ладненько! - воскликнула мать и... окаменела.

- Мама, с тобой все в порядке?

Бывшая "очаровашка Мери" не сводила глаз с Джона Филдса. А в том, что перед ней Филдс - у Мери не было никаких сомнений! В прошлом - любовник матери, нынче - любовник дочери. Бедняжка Мери, право, не заслужила подобной участи! До чего отвратна и безжалостна судьба! Да, по молодости каких только ошибок не наделаешь, но ведь живешь и продолжаешь жить во имя своих детей, и тянешь лямку безотцовщины, будто так предначертано свыше. Гнешь спину, но не сгибаешься, падаешь, но встаешь и продолжаешь идти. Материнская ноша ой как тяжела! Разве мужикам это понять? На черта им такая ноша сдалась?! Им дела нет до несчастных детей! Им наплевать на все и вся, кроме себя! Они - ненасытные, похотливые, лицемерные и подлые твари!

- Ах ты, сволочь такая!! - истошно закричала Мери, вцепившись Филдсу в шею. - Задушу гада ползучего! Не подходи, Полька, и тебя задушу!..

С ней случилась дикая истерика: она орала, пытаясь стащить Филдса на пол и, когда ей это удалось, стала в остервенении бить его ногами.

- Мама!! Что с тобой?!! Прекрати!!!

Полина металась по палате, пытаясь остановить мать, не своим голосом взывая о помощи. На Филдса сыпались удары острых каблуков, словно его приколачивали к позорному столбу. Он чувствовал солоноватый привкус крови на губах, будучи бессильным увернуться от разъяренной женщины. А Мери, распаляясь еще больше, кричала, что все они, мужчины, скоты, и что только такие дуры, как ее несчастная дочь, способны верить подобным негодяям...

- Да помогите хоть кто-нибудь! - стонал Дмитрий Филдин.

Тут в приоткрытую дверь просунулась седая длинноволосая голова известного писателя.

- Позвольте! - громко объявил он и, не обращая внимания на потасовку, ступил в палату. - Так обычно дерутся за мой автограф. Надо же, еще не успел войти, а уже дерутся...

- И ты такой же, как он!- вскрикнула Мери, пытаясь оцарапать писателя.

Однако тот не сдюжил: увернувшись, он размахнулся и залепил разъяренной Мери сильную звонкую пощечину.

- Вот вам, получайте!

Все как-то разом остановились. Наступила странная пустая тишина. Мери, совершенно забыв о Филдсе, жадно всматривалась в облик вошедшего. Швайковский застыл в немом изумлении.

- Я... я просто... уже ничего... я не понимаю... - вполголоса произнесла женщина. У нее дрожал подбородок, от беспорядочных рыданий задергались худенькие плечи. - За что?.. Чем я прогневала Всевышнего?!.. Поля... Он - твой отец...

О, величайшие живописцы современности! О, умудренные жизнью философы! О, маститые классики драматургии! Кто из вас способен передать хотя бы часть трагикомичной сцены, представшей сейчас нашему взору? Как и чем можно выразить тот невообразимый накал страстей, в одночасье захлестнувших небольшую больничную палату, где проказник-случай свел некогда любящих и любимых персонажей той божественной комедии, название которой - жизнь?..

* * *

- Разрешите войти, товарищ генерал-полковник? - громко произнес Сомов, появившись в кабинете Шельмягина точно в установленное время.

- Входи, Сомов, входи... - пригласил Шельмягин, показав жестом на стул. - Присаживайся и рассказывай, что там у тебя происходит.

Сомов ответил почти автоматически:

- Проводим оперативные мероприятия согласно утвержденного плана и...

- Это я знаю. Воробьев докладывал, - перебил Шельмягин. - Дело Филдса у меня на контроле. Скажи-ка мне вот что: удалось ли установить его прошлые связи с ЦРУ в конкретном формате?

- В конкретном - нет. Однако существует много косвенных подтверждений этих связей.

- В сновидениях, что ли?

- В общем, да. Мы продолжаем разрабатывать, к примеру, Савелия Новикова.

- И что?

- Кажется, есть все основания полагать, что обширные связи Новикова с Америкой могут пролить свет на некоторые моменты, о которых будет умалчивать Филдс.

- Говори.

- Ну, скажем, проникновение Новикова в законодательные органы.

- То есть?

- Став, например, депутатом Госдумы, Новиков сможет лоббировать там интересы... ЦРУ. Пусть и не прямо, но... Кстати, коммунисты открыто предупреждают о подобной опасности, исходящей от криминальных структур, имеющих каналы выхода на зарубежные спецслужбы.

- Коммунисты, коммунисты... - генерал-полковник закурил. - Сдались тебе эти коммунисты.

- Я так, к слову. Разрешите закурить?

- Кури.

Шельмягин покачал головой:

- Понял, товарищ генерал-полковник. Только...

- Что "только"?

- Странно как-то получается: раньше в Союзе с подобной напастью не было никаких проблем, вернее, не было самой проблемы повальной наркомании. Теперь же - и в МВД, и у нас солидные подразделения только и делают, что борются с этим злом.

- Правильно! Иначе и быть не должно.

Сомов неожиданно замолчал.

- Нет, уж ты договаривай, - приказал Шельмягин.

- Раньше было проще и понятней. Возникшее зло в момент искоренялось. А сейчас...

- Ты, сдается мне, ставишь под сомнение работу всего аппарата? - вкрадчиво осведомился Шельмягин.

Сомов понял - брякнул лишка. Кой черт сдались ему эти наркотики?!

Полковник чувствовал, как багровеет его лицо, что случалось крайне редко.

Зная, что прав по существу, Сомов тем не менее ответил:

- Никак нет, товарищ генерал-полковник!

Шельмягин улыбнулся:

- Сколько тебе положил Новиков?

- Да ведь это я, товарищ генерал-полковник, из оперативных соображений...

- Правильно говоришь. Вот и помогай ему, чтобы комар носа не подточил. Собирай потихоньку компромат, отрабатывай связи. В общем, не мне тебя учить. И... не бойся шальных денег: у тебя двое детей, жена педагог месяцами не получает зарплату, - пригодятся.

- Понял.

- Может, рублевый счет?

Шельмягин пропустил вопрос:

- Кое-кто из наших сотрудников в это смутное время... ведет двойную игру с западными спецслужбами.

- Есть факты?

- Есть интуиция... И некоторые косвенные признаки.

Сомов насторожился:

- Я знаю этих людей?

Шельмягин на листке бумаги написал фамилию и показал Сомову.

- Ваша интуиция поразительна, - признался Сомов. - Я того же мнения.

Шеф контрразведки задумчиво смотрел, как тлеет в пепельнице бумажка с именем. Наверное, размышлял он, такого, как Сомов надо пустить по следу человека, во взаимоотношениях с которым у него явный антагонизм. Это нормально. И даже полезно.

- Когда тебя представляли к "полковнику"? - спросил Шельмягин и, наблюдая за плохо скрытой радостью Сомова, добавил: - Пора бы и генеральский мундир примерить.

- Разрешите идти? - почти крикнул Сомов.

- Иди, но помни: о нашем разговоре - никому! Иди...

Когда за будущим генералом закрылась дверь, Шельмягин поймал себя на мысли, что Сомов уже никогда выше полковника не прыгнет. По крайней мере, пока он, Шельмягин, сидит в этом не слишком уютном кресле. Он недооценил Сомова, и здесь проявился скрытый негативизм начальника к своему умному и дальновидному подчиненному.