Еще одна важнейшая составляющая внешнеполитического менталитета американцев – миф о «явном предначертании» или «предопределении судьбы» (

В соответствии с этим, экспансионистский по своей сущности лозунг Manifest Destiny, в высшей степени догматически выражал самоуверенность и амбиции относительно того, что присоединение к Америке соседних земель было «фактически неизбежной священной миссией, возложенной на нацию самим Провидением», – подчеркивает Альберт К. Уайнберг, автор фундаментальной работы, в 15 главах которой он последовательно проанализировал 15 исторических истолкований Manifest Destiny, правда в апологетическом ключе⁵⁸. Он считает, что экспансия США есть не что иное, как проявление «альтруистических» устремлений. Весьма подробно изучив аргументацию адептов мифа о «явном предначертании» или «предопределении судьбы», Альберт К. Уайнберг насчитал в итоге полтора десятка его вариантов. «Впечатляют уже самые размеры присовокупленной территории, но что поистине поражает, так это диапазон идей…, выдвигаемых в оправдание этого расширения… владений за счет других, обычно более слабых народов»⁵⁹. При этом, когда один аргумент утрачивает всякую видимость состоятельности, на его место сразу выдвигается другой.

Ф. Мерк подчеркивал, что Manifest Destiny «это экспансионистская доктрина, но ее следует отличать от идеи американской миссии, поскольку именно последняя, а не экспансионизм Manifest Destiny, выработала в прошлом и вырабатывает в настоящем высокие идеалы американского народа»⁶⁰.

Еще до момента провозглашения США в качестве независимого государства колонисты были уверены в том, что Америка находится под особым покровительством Бога, но тогда преобладающей являлась именно теологическая трактовка этой идеи⁶¹, тогда как интерпретация ее в политическом ключе начинается в условиях Войны за независимость, когда принципы демократии буржуазного образца, утвердившиеся в новом государстве, породили иллюзии о коренном отличии политических институтов США⁶².

С. Бемис, автор «Дипломатической истории Соединенных Штатов», работы, выдержавшей несколько изданий (первое – в 1936 г.), подчеркивает, что «сам термин Manifest Destiny появился не ранее, как в кульминационный момент экспансионистского движения в 1845 г., но идея, вкладываемая в этот термин, давно носилась в воздухе и оказывала влияние на умы государственных деятелей Северной Америки, начиная уже с приобретения Луизианы»⁶³. Так, например, еще в 1819 г. Дж. К. Адамс, будучи тогда государственным секретарем США, объявил политику территориальных захватов, которая уже с начала XIX в. осуществлялась США, «законом природы», заявив, что «мир должен освоиться с мыслью считать в качестве нашего законного владения континент Северной Америки». И далее: «С того времени, как мы стали независимым народом, то, что это стало нашей претензией, является в такой же мере законом природы, как то, что Миссисипи течет в море».

Термин Manifest Destiny, по мнению С. Бемиса, «представляет собой широко и глубоко распространенное в американском народе убеждение, что явным предначертанием Республики было распространение ею на всем континенте Северной Америки посредством мирного процесса и путем силы республиканского примера и принципов правления»⁶⁴.

В своем окончательном виде эта идея была высказана в июле 1845 г. в статье журналиста Джона Л. О' Салливана⁶⁵ «Аннексия», опубликованной в периодическом издании United States Magazine and Democratic Review и посвященной техасскому вопросу. Правда чуть ранее, в 1838 г., Джон Л. О' Салливан в статье «Будущее великой нации», подчеркивая «избранность» американского народа, основавшего самую совершенную в мире демократию, призвал «во имя распространения равенства» захватить тот же Техас, а также еще ряд территорий (Орегон, а также Калифорнию), в том числе Кубу и даже Канаду. «Полем деятельности США будет Западное полушарие, их крышей – небесный свод, усыпанный сверкающими звездами, их собранием – союз многих республик, населенных миллионами счастливых людей… управляющихся божественными… законами равенства».⁶⁶.

В статье же «Аннексия» Джон Л. О' Салливан подчеркивал, что США должны осуществить аннексию Техаса не только потому, что этого хочет сам Техас, но и потому, что это есть «наша предначертанная судьба, в том, чтобы распространить влияние на континент, уготованная Провидением в целях свободного развития ежегодно умножающихся миллионов американцев»⁶⁷.

В отличие от Луизианы, которая была приобретена США в 1803 г. у Франции всего за 15 млн. долларов, причем практически без каких-либо проблем, присоединение Техаса было сопряжено с определенными трудностями, в первую очередь ввиду существования с 1836 г. на его территории так называемой «Республики Техас», которая была признана некоторыми крупными государствами. Однако Президент США Джеймс К. Полк, который в условиях своей предвыборной кампании в 1844 г. постоянно выступал за аннексию Техаса, проявил решительность и 15 июня 1845 г. на территорию Техаса вступили американские войска. 29 декабря 1845 г. был подписан одобренный Конгрессом США билль о включении Техаса в состав США на правах штата⁶⁸.

Одновременно с этим Джон Л. О' Салливан выступил с аналогичными мыслями в New York Morning News, однако уже применительно к Орегонским землям. В статье, опубликованной в номере от 27 декабря 1845 г., указывалось: «И, наконец, помимо неопровержимых доказательств наших законных прав на Орегон... у нас есть еще большее право, нежели любое, которое когда-либо может быть выведено из всех этих устаревших документов древнего международного права. Мы не нуждаемся во всех этих покрытых пылью бумагах о правах открытия, исследования, заселения, преемственности и т. д. Если быть откровенными и говорить прямо, чем мы пренебрегаем, то можно сказать, что, будь соответствующие доводы и аргументы обеих сторон, касающиеся всех этих исторических и юридических вопросов, противоположными – имей Англия все наши, а мы только ее, – наши претензии на Орегон тем не менее были бы самыми вескими и бесспорными. Эти претензии основаны на праве, вытекающем из того, что нам предопределено судьбой распространить свое владычество на весь континент, который дарован нам Провидением для выполнения возложенной на нас великой миссии: установить свободу и федеративное самоуправление»⁶⁹.

После этого указанная идея окончательно вошла в политический лексикон Соединенных Штатов. Идеи, заложенные в статьях Джона Л. О' Салливана, мгновенно подхватили ярые приверженцы экспансионистской политики, а также журналисты⁷⁰. Они стали часто фигурировать в прессе и в речах, раздававшихся с трибуны Конгресса США, причем, высказанные применительно к Орегону, сразу же приобрели гораздо более широкое звучание. Адепты концепции утверждали, будто американцы – это избранный народ, которому сама судьба предназначила превратить Америку в «зону свободы». Реставрируя старую «доктрину естественных границ», они заявляли, что на Западе такой «естественной» границей США является Тихий океан. Из этого вытекало, что весь Орегон, и не только (речь шла также и о Калифорнии), не говоря уже о Техасе, должны в конечном счете войти в состав Соединенных Штатов.

В 1846 г. концепция неоднократно упоминалась в ходе дебатов в Конгрессе США, где в Сенате и Палате представителей разгорелись жаркие споры по орегонскому вопросу. В конечном счете, 23 апреля 1846 г. обе палаты Конгресса США приняли резолюцию, в соответствии с которой Президенту США Джеймсу К. Полку предоставлялось право решать вопрос об Орегоне. 15 июня 1846 г. значительная часть Орегона, благодаря договоренностям, достигнутым с Англией, также оказалась под контролем США.

Примечательно, что первоначально идея, изложенная Джоном Л. О' Салливаном, вовсе не представляла собой призыв к территориальному расширению с использованием для этого силы, поскольку он полагал, что это должно происходить без использования вооруженных сил, посредством добровольного вхождения отдельных территорий в состав США. Однако в дальнейшем она была подхвачена экспансионистски настроенными кругами и, кроме того, приобрела более широкое, чем прежде, звучание⁷¹.

Во время войны с Мексикой (1846-1848 гг.) «явное предначертание» или «предопределение судьбы» было использовано в качестве обоснования захватов, осуществленных в ходе военных действий, когда указывалось, что «упрямство» южного соседа заставит США «выполнить ту судьбу, которое Провидение, вероятно, предначертало для обеих стран»⁷².

В 1854 г. авторы знаменитого Остендского манифеста, требуя присоединения к США «жемчужины Антил», т.е. Кубы, любым путем, также говорили о «явном предначертании» или «предопределении судьбы»: Куба «естественным образом принадлежит к великой семье штатов, которые Союз опекает от лица Провидения».

В результате, все это позволило фактически оправдать предпринятые тогда руководством США действия, направленные на расширение территории Соединенных Штатов путем экспансии на континенте в западном направлении вплоть до побережья Тихого океана⁷³ и Господь Бог, таким образом, как бы предначертал этой стране властвовать в Северной Америке. Исключение составляло разве что присоединение Аляски, которое, как известно, происходило в условиях достаточно серьезной общественно-политической борьбы⁷⁴, в сочетании с постоянно усиливавшимся скепсисом среди представителей американской общественности⁷⁵.

На рубеже XIX и XX вв., когда возникла необходимость обоснования территориальной экспансии США на Западное полушарие, т.е. за пределы Северной Америки, что было особенно очевидным в условиях испано-американской войны 1898 г., стало использоваться гораздо более широкое толкование указанной идеи⁷⁶. При этом в течение предшествующего периода сторонники концепции «явного предначертания» или «предопределения судьбы» сравнивали испанскую колонию Кубу с перезревшим плодом, готовым упасть в протянутые руки США.

В 1898 г., когда решался вопрос об аннексии Гавайских островов, У. Маккинли, занимавший тогда пост Президента США, заявил: «Нам необходимы Гавайи, даже в большей степени, чем нам была нужна Калифорния. Это предначертанная судьба»⁷⁷.

Тогда в США развернулась настоящая дискуссия, результатом которой стало появление многочисленных работ, авторами которых являлись сторонники этой идеи (Уильям Г. Сьюард, Д. Фиске, Дж. Стронг, Д. Барджесс, А. Мэхен)⁷⁸.

В этом же ключе следует рассматривать также разработку историком Фредериком Дж. Тернером теории, которая придала новое, гораздо более оригинальное звучание концепции «явного предначертания» или «предопределения судьбы». Речь, в частности, идет о том, что еще в 1893 г. Фредерик Дж. Тернер, выступая на съезде Ассоциации американских историков в Чикаго с докладом «Значение Фронтира в американской истории»⁷⁹, указал на то, что американская история – это прежде всего продукт естественных условий самой Америки, и сформулировал так называемую теорию Фронтира, т.е. границы, в соответствии с которой национальный характер американцев определялся наличием свободной земли и, соответственно, постоянным, в течение всей истории США продвижением границы на Запад⁸⁰. «Свободная земля обеспечивала установление равенства среди… поселенцев и препятствовала аристократическому влиянию… Вплоть до наших дней история Америки является в значительной степени историей колонизации Вели­кого Запада. Существование пространства свободной земли, его постепен­ное медленное сокращение и продвижение населенной полосы (границы) на Запад объясняют развитие Америки», – подчеркивал Фредерик Дж. Тернер.

При этом наличие свободных земель на Западе всегда служило своего рода социальным «предохранительным клапаном», «отдушиной» для недовольных, а также способствовало складыванию таких черт национального характера американцев, как предпринимательство, индивидуализм, свободолюбие, оптимизм, вера в собственные силы. Подчеркивая влияние новых естественных условий («окружения»), в которые попадали посе­ленцы, как фактора, преобразовывавшего старые европейские идеи, тра­диции и учреждения в американские, Фредерик Дж. Тернер утверждал, что «демократия родилась не из мечты теоретиков». И далее: «Она не была привезена… на "Мэйфлауэре". Полная жизни и энергии, она вышла из американского леса и становилась все сильнее каждый раз, когда прикасалась к границе. …свободные земли, изобилие природных ресурсов создали демократический тип общества в Америке…».

В результате, теория Фронтира оказалась для правящих кругов США дополнительным оправданием активной экспансионистской по своей сущности внешней политики США. «Доминирующим фактором американской жизни всегда было движение, и опрометчив был бы тот пророк, который стал бы утверждать, будто экспансивный характер американской жизни полностью заглох. Американская энергия будет непрерывно требовать все более широкого поприща для своего применения», – подчеркивал Фредерик Дж. Тернер⁸¹.

Однако тогда же концепция «явного предначертания» или «предопределения судьбы» стала подвергаться критике со стороны отдельных представителей американской общественности, считавших, что неограниченные действия США по расширению своей территории, используя в качестве оправдания концепции «предопределения судьбы», должны иметь предел, иначе это будет иметь исключительно неблагоприятные последствия (К. Шурц и др.)⁸².

В дальнейшем рассматриваемая концепция использовалась уже не так часто и не так очевидно, как ранее, поскольку расширение территории Соединенных Штатов в силу естественных географических пределов фактически перестало быть частью «судьбы» Америки⁸³. Термин Manifest Destiny перестал широко употребляться в политическом лексиконе, хотя в публицистической литературе он фактически до сих пор продолжает широко использоваться для обозначения американской «миссии» по продвижению демократии во всем мире⁸⁴. При этом уже в период президентства В. Вильсона была предпринята попытка пересмотреть эту концепцию в духе ее оформления в идею о гораздо более существенной «миссии» США, охватывающей территорию всего земного шара⁸⁵.

***

Другой важнейшей составляющей внешнеполитического менталитета американцев является вытекающая из рассмотренных выше мифов – концепции «американской исключительности», но в первую очередь мифа о «явном предначертании» или «предопределении судьбы», – идея «мессианства» (Messianism), т.е. стремление США, которые как бы возвышаются над другими странами, видеть весь остальной мир устроенный «по образу и подобию» США (американоморфизм) и, соответственно, дать народам то, что есть в США, но нет у других (например, идеалы демократии западного образца). Своеобразие мессианизма «по-американски» заключалось в том, что идея «мессианства» сочетала в себе специфические, американские по своему происхождению, религиозные и иные воззрения, опиравшиеся на библейские легенды и миф об Америке как райской земле.

Джон Л. О' Салливан подчеркивал: «Необъятное, безграничное будущее станет эрой американского могущества. В своем великолепном государстве над пространством и временем этой нации наций предначертано доказать всему Человечеству превосходство божественных принципов, основать на земле самый благородный храм, который когда-либо был посвящен поклонению самым величественным идеалам – Священному и Истинному. Основанием этого храма будет полушарие, его крыша – небесный свод, усыпанный мириадами звезд, и его паствой – Союз многих республик, охватывающий сотни счастливых миллионов, не называющих никого господином, а управляемых по-божьему, естественному и нравственному праву равенства, законом братства, мира и доброй воли»⁸⁶.

Выше уже говорилось о том, что многочисленные особенности, присущие историческому развитию США, способствовали возникновению среди американцев чувства «избранности», а также морального превосходства над всеми остальными народами, веры в уникальность американского пути развития. При этом последнее причудливо сочеталось с уверенностью в универсальности, общечеловеческой значимости американского опыта, призванного служить высокоморальным примером для всего мира и закономерным результатом этого стало оформление органически присущей американцам, их массовому сознанию весьма своеобразной моралистической по своему духу «картины мира», в которой Америке отводится роль морального лидера, прокладывающего путь остальному Человечеству. «Американский вариант мифа о Herrenvolk, – подчеркивает Томас Э. Бэйли, – сопровождал нас с первых дней основания колонии Массачусетского залива. Убеждение в том, что мы являемся избранным народом и обладаем божественным мандатом распространить наши благородные демократические институты по всему остальному погруженному во мрак миру, поощряло нас нести на себе бремя белого человека на Филиппинах и всюду на рубеже XIX-XX вв. Мы, американцы, продолжаем верить, что являемся могущественной нацией не потому, прежде всего, что нас наделили чудесными природными ресурсами, а потому, что в наших генах было нечто врожденное, которое дало нам возможность стать великими. Этот комплекс превосходства усилил убеждение, что мы можем навязать нашу демократию неграмотным крестьянам на далеких рисовых плантациях, включая и вьетнамцев».

Со своей стороны Дж. Куэстер подчеркивает, что на протяжении большей части истории США в создании американского общества господствовала точка зрения, согласно которой США являются «необычайно альтруистической и щедрой нацией, посвящающей значительную часть своей энергии в области внешней политики попыткам сделать других более счастливыми»⁸⁷.

Анализируя отношение американцев к позициям США на мировой арене, И.С. Кэмпбелл обращает внимание на то, что американцы всегда считали свою страну превосходящей в моральном отношении все другие страны. В представлении американца Новый Свет специально был «отложен Богом на будущее» в ожидании тех времен, когда люди смогут отбросить заблуждения Средневековья и основать здесь более простую, естественную форму общественного устройства. «Что касается, в частности, США, – указывает И.С. Кэмпбелл, – то они виделись в качестве мощной, энергичной, прогрессивной страны, которая – и это знал каждый американец – обладала миссией… Священной миссией сохранять свои институты как светоч для всего Человечества»⁸⁸.

Майкл Х. Хант в книге «Идеология и внешняя политика США», указывая на идеологические корни современной внешней политики США, подчеркивает, что с момента образования США американцам внушали, что в их власти «переделать мир заново», что им предопределено свыше быть «хранителями Свободы для всего Человечества», вследствие чего считалось, что главной целью территориальных приращений является именно распространение идеалов Свободы⁸⁹.

Логика рассуждений заключалась в том, что, учитывая, что американцы – это «богоизбранный» народ, то их «моральный долг» перед Богом заключается в том, чтобы «спасти» Человечество, не только являя перед ним живой образец для подражания, но и «наставляя» его тем или иным образом – в зависимости от конкретных условий⁹⁰. Вследствие этого осуществление возложенной на США Провидением «миссии» американцы рассматривали как постоянную задачу, стоящую перед страной, а также как неизменную цель. При этом Всевышний наделил Америку исключительными качествами неспроста. Он возложил на нее особую миссию. Сначала эта миссия толковалась в чисто религиозном духе, как спасение веры, спасение церкви, впоследствии она приобрела светскую окраску и стала истолковываться как спасение Человечества⁹¹. В частности, речь идет о возникшей уже в XVIII в. идее некой всемирно-исторической «миссии» США и проистекающей отсюда веры в то, что США «призваны» быть вдохновителем, а также учителем, духовным наставником и лидером всех народов в борьбе против деспотических режимов.

«Миссией» США считалось распространение идеалов, сформулированных, например, в «Декларации независимости». В этом смысле рассматривались и действия, связанные с ассимиляцией, главным образом насильственной, отсталых, «погруженных во тьму» народов, например индейцев, являвшихся язычниками, вследствие чего религиозный долг пуритан заключается в том, чтобы распространить среди них Евангелие. Колонизация западных земель, в ходе которой шла ожесточенная борьба с индейскими племенами, представлялась поселенцам не просто приобретением новых территорий, а как движение «высших арийских племен, несущих цивилизацию на Запад вслед за светилом»⁹².

В XVIII в., когда североамериканские колонии вели борьбу против Англии, поддержка этой борьбы основывалась на том, что среди жителей сформировалось желание уничтожить монархическое правление.

В течение 1821-1823 гг. в США, с учетом того, что к этому моменту идея «мессианства» окрепла окончательно, развернулась дискуссия в связи с возможным оказанием помощи Греции, которая тогда вела борьбу за независимость против Османской империи. Побудительный мотив в этих словесных схватках носил гуманный характер – сочувствие к борющимся повстанцам, но одновременно не забыт был и мессианизм: вера в то, что США предначертана роль распространителя за рубежом «света свободы».

Во время войны с Мексикой (1846-1848 гг.) был объявлен «крестовый поход» с целью разгрома католических сил, несущих религиозные предрассудки, причем сама Мексика относилась тогда некоторыми американскими теоретиками к разряду государств, находящихся «в состоянии приостановившегося жизненного развития». После этого, по мнению Ж. Арчера, большинство американцев «не видело ничего предосудительного… в постулате о предначертанной свыше Судьбе, гласящем, что американцы имеют моральное право использовать военную силу для того, чтобы цивилизовать нехристианские народы повсюду, обогащая США по ходе этого процесса»⁹³.

Идея миссии крепла и становилась частью внешнеполитического кредо США по мере того, как они раздвигали свои границы, наращивали экономическую, а потом и военную мощь и выходили на мировую арену как великая держава. Америка рассматривала себя (и хотела, чтобы другие смотрели на нее теми же глазами) в качестве посланца Провидения⁹⁴. Дж. Бэнкрофт в своем фундаментальном труде «История Соединенных Штатов» в 10-ти томах (1834-1874 гг.) подчеркивал, что миссия Америки – пропагандировать в мире идеи свободы и демократии.

В свою очередь, американо-испанская война 1898 г. расценивалась как «крестовый поход», целью которого было объявлено уничтожение колониализма на Американском континенте⁹⁵. В 1898 г. в речи «Поступь флага», произнесенной А. Бевериджем, являвшимся единомышленником Президентом США Т. Рузвельта, с акцентом на «богоизбранность» американского народа подчеркивалось: «Бог сделал нас главными организаторами мира с тем, чтобы создать систему там, где господствует хаос. Бог отметил Америку как свою избранную нацию для руководства обновлением мира. Это – священная миссия Америки, и она несет нам всю выгоду, всю славу, все счастье, достойные человека». И далее: «Мы не можем уклониться от выполнения нашего долга перед миром; мы должны исполнить повеление судьбы, приведшей нас к высотам, на которые мы и не рассчитывали. Мы не можем покинуть землю, на которой Провидение развернуло наше знамя; нашим долгом является спасти эту землю…»⁹⁶. В отдельные периоды истории США осуществление этой «миссии» представлялось американцам более благоприятным⁹⁷.

В XX в. идея «мессианства» стала основополагающей применительно к внешнеполитическому курсу США, что, например, со всей очевидностью проявилось в период президентства В. Вильсона⁹⁸.

Являясь выразителем мессианского духа, В. Вильсон во время Первой мировой войны 1914-1918 гг. был убежден в том, что после окончания этого глобального конфликта именно ему суждено стать «мессией» и построить «новый мировой порядок»⁹⁹. Идея «спасти мир для демократии» стала определяющей, когда США 6 апреля 1917 г. вступили в Первую мировую войну¹⁰⁰. В. Вильсон (который, кстати, во время своей предвыборной кампании 1916 г. одним из главных лозунгов избрал стремление удержать страну от войны, подчеркивая, таким образом, нейтральную позицию по отношению к происходящему на европейском континенте) провозгласил в качестве своей цели «Спасение мира для демократии»¹⁰¹.

Тогда В. Вильсон, объясняя свое решение о вступлении в Первую мировую войну, заявил следующее: «Сегодня, когда речь идет о мире во всем мире и свободе его народов, нейтралитет уже невозможен и нежелателен. Угроза миру и свободе заключается в существовании деспотических государств, поддерживаемых силой, которая всецело подконтрольна их воле, а не воле народов этих государств. При таких обстоятельствах наступил конец нейтралитета…». И далее: «Мы будем сражаться за то, что всегда было близко нашим сердцам, – за демократию, за права тех, кто подчиняется власти, обладать правом голоса в своем правительстве, за права и свободы малых наций, за то, чтобы повсюду господствовала справедливость… Выполнению этой задачи мы готовы с гордостью посвятить наши жизни, отдать все, что мы имеем. Мы знаем, что настал день, когда на долю Америки выпало счастье отдать свою кровь и все силы за принципы, давшие ей жизнь, счастье и ценимый ею мир. С Божьей помощью у нее нет иного пути»¹⁰².

В результате, даже несмотря на то, что подавляющее число американцев (9 из 10) выступало критически в отношении участия своей страны в Первой мировой войне¹⁰³, вступление США в этот грандиозный вооруженный конфликт все-таки состоялось¹⁰⁴. 26 июня 1917 г. войска, входящие в состав Американского экспедиционного корпуса под командованием генерала Першинга, начали высадку во Франции¹⁰⁵.

Уже после окончания Первой мировой войны 25 сентября 1919 г. В. Вильсон подчеркнул: «Наши солдаты – настоящие крестоносцы. Они отправились в путь не для того, чтобы доказать мощь Соединенных Штатов, а для того, чтобы защитить свободу и справедливость. Вот почему мир воспринял их именно как крестоносцев. Благодаря их выдающимся достижениям все народы преисполнились верой в Америку. Они поверили в нее так, как не верят ни в одну другую страну современного мира».

В «Четырнадцати пунктах» В. Вильсона также содержались идеи, связанные с «мессианством»: «В нравственном плане наступил кульминационный момент… за человеческую свободу, и американский народ готов к испытанию своей силы, к проверке своей высшей цели…».

В духе вильсонианства свою деятельность на международной арене осуществляли и другие Президенты США¹⁰⁶, например Франклин Д. Рузвельт, считавший необходимым «предотвратить экспансию тоталитаризма»¹⁰⁷. В своей знаменитой речи «Четыре свободы», произнесенной в Конгрессе США 6 января 1941 г. в форме ежегодного послания «О состоянии Союза», он указал на необходимость «в будущем… создать мир, основанный на четырех основополагающих свободах», который должен был стать «противоположностью тирании». И далее: «Наша страна вручила свою судьбу рукам, умам и сердцам миллионов свободных мужчин и женщин и своей вере в свободу под покровительством Бога. Свобода означает господство прав человека повсюду. Наша поддержка предназначена всем, кто борется за завоевание этих прав и их сохранение. Наша сила заключается в единстве наших целей. Осуществление этой великой концепции может продолжаться бесконечно, вплоть до достижения победы»¹⁰⁸.

Апелляция к роли США как к стране с исключительными демократическими ценностями постоянно фигурировала в речах Франклина Д. Рузвельта во время Второй мировой войны. Так, 29 декабря 1940 г. при характеристике роли США как источника поставок оружия и военных материалов союзникам им было использовано словосочетание «арсенал демократии». В дальнейшем Франклин Д. Рузвельт выдвинул идею, в соответствии с которой освобождаемые от колониальной зависимости народы Востока должны быть поставлены под опеку великих держав и им следует прививать демократические традиции¹⁰⁹.

К концу Второй мировой войны под влиянием резко усилившейся активности США на международной арене, в сочетании с укреплением позиций страны, происходит трансформация идеи «мессианства» в сторону ее еще более широкого толкования, результатом чего становится появление концепции Pаx Americana.

***