Внешнеполитический менталитет современных американцев

В данном случае образ «врага» – это качественная (оценочная) характеристика (имидж) «врага», сформированная в общественном сознании, тогда как «враг» – это актор (явление), представляющий собой реальную или мнимую угрозу самому существованию индивида, группы, социума, носитель антигуманных свойств и качеств¹⁶¹.

«Одним из результатов географической изолированности Соединенных Штатов являлось не только достаточно позднее «открытие» американцами внешнего мира, но и наличие устойчивых массовых представлений об этом мире как чрезвычайно туманном «образовании», что создавало естественную почву для стереотипного, черно-белого видения других стран… Американец более всего ощущает себя американцем именно через противопоставление себя внешнему, изначально чуждому Америке миру. Такого типа самоощущение имеет коннотации различного рода, создавая, в частности, при определенных условиях устойчивые психологические барьеры для адекватного восприятия и видения других… стран, их образа жизни, их непохожести на американцев», – подчеркивает исследователь М.М. Петровская¹⁶².

Речь, в частности, идет о тех многочисленных стереотипах, которые складываются на уровне массового сознания и воздействие которых на американцев до сих пор является весьма сильным. Достаточно высокий уровень стереотипизации мышления, столь присущий американцам, имеет своим следствием оформление на уровне массового сознания образа «врага», наличие которого зачастую является фактом вымышленным, не соответствующим ситуации, складывающейся в реальной действительности.

У. Липпман, публицист, независимый политический обозреватель, журналист по профессии, однако активный участник «большой политики», советник многих Президентов США (начиная с Франклина Д. Рузвельта), участник процесса разработки важнейших решений в области внешней политики США еще в 1920-е годы разработал теорию стереотипов, подчеркивая, что чем отдаленнее объект (в данном случае – какая-либо страна), тем упрощеннее складывающиеся о нем представления.

В одной из многочисленных работ У. Липпмана («Общественное мнение», 1922 г.) подчеркивалось, что представления людей искажаются не только ввиду усложнения внешнего мира и отчуждения от него индивидуума, но и из-за ограниченности самого человека. Они искажаются стереотипами мышления, задаваемыми сформировавшей его культурой. «По большей части, вместо того, чтобы сначала увидеть, а потом определять, мы, напротив, сначала определяем, а потом видим», – указывал У. Липпман. И далее: «Мы замечаем только то, что уже сформулировано для нас нашей культурой, причем воспринимаем это замеченное в форме стереотипов…»¹⁶³.

Основополагающей считает роль стереотипов Майкл Х. Хант, по мнению которого чувство национального превосходства породило у американцев весьма оскорбительные для других народов мира стереотипы, когда в традиционном представлении американцев все другие народы мира располагаются в определенной иерархии, поделенной на такие полюса, как «Цивилизация» и «Варварство», «Современность» и «Традиционализм» и т.д. и т.п.¹⁶⁴.

В результате, отношение американцев к различным странам мира по большей части характеризуется разделением стран на друзей и врагов. Американцы к одним странам относятся резко отрицательно, к другим относятся резко положительно, деля, таким образом, весь мир на два противоположных лагеря – один дружественный, другой враждебный. И оценка этих стран обусловливается установившимися связями Соединенных Штатов с той или иной страной. Однако истоки этого «черно-белого» видения мира, столь характерные для массового сознания американцев, имеют и религиозную основу.

В 1980-е годы Г.А. Арбатов оценивал идеологию, лежащую в основе тех действий, которые предпринимали США на международной арене как «разновидность религиозно-политического манихейства, когда вся международная жизнь изображается в виде противоборства Света и Тьмы». «Для внешней политики США характерно ярко выраженное деление многоликого в социальном и политическом плане мирового сообщества на своих и чужих («мы и они»)…», – писал Г.А. Арбатов¹⁶⁵.

Э.Я. Баталов в одной из своих работ указывает: «Мир едва ли не всегда воспринимался в Америке в манихейском духе – как черно-белый, состоящий из "своих" – хороших и "чужих" – плохих, против которых следовало бы предпринять "крестовый поход"»¹⁶⁶. При этом объектом американской нетерпимости могла оказаться любая сила, действующая на международной арене, которая представляла реальную или мнимую угрозу (т.е. воспринималась как угроза) для национальных интересов США, а может, и просто являлась воплощением принципов, противоречащих национальному кредо американцев. Нетерпимо было все, построенное на иных, по сравнению с американскими, принципах и претендовавшее на признание равного с Америкой права на существование.

Действительно, именно традиции протестантизма задавали особый стиль массовому сознанию американцев, вырабатывали типично «моралистический» подход к оценке отдельных субъектов международных отношений¹⁶⁷. Как подчеркивал С. Липсет, «моралистическая ориентация унаследована американцами от их протестантского прошлого»¹⁶⁸. Заимствованный из Библии эсхатологический взгляд на мир, базирующийся на дуалистическом разделении всего существующего на Земле, имеет своим следствием оформление таких дихотомий, как абсолютное «добро» против абсолютного «зла», Бог против Сатаны, свет против тьмы и т.д. Полутона, таким образом, отсутствуют. Отсюда объясним и тот постоянный поиск «врага», который наблюдается на протяжении практически всей истории США, и стремление американцев вести борьбу против этого «врага», их желание одержать над ним победу во имя распространения американских идеалов, главным из которых в самой Америке считается Свобода.

Прибывшие в Америку колонисты-пуритане заимствовали дуалистический взгляд на мир, включающий элементы теории заговора, из Книги откровения. Прибыв в Северную Америку, они столкнулись с индейскими племенами, культурные традиции которых были им чужды¹⁶⁹. Пуритане, находившиеся на стадии формирования их самоопределения как самостоятельной социальной общности, подчеркивали свою обособленность, а также превосходство, противопоставив свою «цивилизацию» индейскому «варварству»¹⁷⁰.

Одним из первых, но в то же время весьма ярких примеров проявления религиозной нетерпимости пуритан в Америке стали знаменитые ведовские процессы в Салеме в 1691-1692 гг., которые повлекли за собой казнь 19 женщин по обвинению в связи с Дьяволом¹⁷¹.

Как свидетельствуют факты, в числе «врагов» США неоднократно оказывались участники международных отношений, от которых, по мнению руководства страны, якобы исходила угроза национальной безопасности США.

В условиях Войны за независимость был оформлен образ фактически первого «врага» - Англии, который укрепился во время англо-американской войны 1812-1814 гг.

В XIX в. – это Мексика, с которой США столкнулись в результате дальнейшего развития процесса расширения своей территории. Результатом стала война, которая имела место в течение 1846-1848 гг.

На рубеже XIX и XX вв. – это Испания, с которой США также вели войну.

Во время Первой мировой войны 1914-1918 гг. «врагом» стала Германия, тогда – своеобразное олицетворение тирании, с которым США, как государство, в котором демократические устои получили свое наибольшее проявление, будучи «форпостом демократии», были обязаны вести борьбу.

На протяжении практически всего XX в. образ «врага» являлся основополагающим элементом, характеризовавшим отношение американцев к Советскому государству. Оформление этого «образа врага» относится уже к 1919-1920 гг., когда в США имела место настоящая истерия в связи с так называемой «красной угрозой», которая вошла в историю под названием «Великий красный страх». В результате, антикоммунизм стал составной частью американской идеологии на долгие годы вперед. Даже установление в 1933 г. дипломатических отношений между США и СССР в принципе не изменило отношение американцев.

С началом Второй мировой войны 1939-1945 гг. в качестве главного «врага» стали расцениваться державы «оси» - нацистская Германия, фашистская Италия и империалистическая Япония.

После 1945 г., когда началось обострение взаимоотношений двух «сверхдержав», что привело к началу «холодной войны», СССР вновь оказался в числе «врагов».

Помимо Советского государства, в числе «врагов» оказались и другие страны, например, КНР, Куба, а в условиях Корейской и Вьетнамской войн, соответственно, КНДР и ДРВ.

На рубеже 1970-х – 1980-х годов, под влиянием актуализации проблемы международного терроризма, в числе «врагов» оказались страны, расположенные на Ближнем и Среднем Востоке – Иран и Сирия, а также Ливия.

К концу 1980-х годов в числе «врага» оказался Ирак и война в Персидском заливе продемонстрировала, что образ враждебной нации продолжает доминировать в общественном мнении США.

Трагические события 11 сентября 2001 г. укрепили среди американцев мнение о том, что самая значительная угроза в адрес США исходит со стороны государств, относящихся к исламским и так называемая «исламская угроза», связываемая в первую очередь с проблемой международного терроризма, в представлении американцев, стала очевидной.

Наряду с этим, еще одной значительной, по мнению американцев, в 2000-е годы являлась угроза, связанная со стремлением некоторых стран (Иран и Северная Корея) к обладанию собственного ядерного оружия. Отсюда – Ирак, Иран и Северная Корея (так называемая «ось зла»), а также Сирия (в адрес этих стран в 2000-е годы неоднократно звучали обвинения со стороны руководства США в том, что они стремятся получить ядерное оружие и в перспективе использовать его против США), как считали американцы, представляют наибольшую опасность для США, являются враждебными по отношению к США государствами, неся угрозу национальной безопасности.

Фактически, алармизм по-прежнему остается важнейшей составляющей внешнеполитического менталитета американцев, массовое сознание которых с определенной периодичностью выявляет все новых и новых «врагов». Обращает на себя внимание факт, что в последние годы неоднозначным является отношение американцев к России¹⁷². В 2000-е годы неоднократно фиксировалось усиление критического настроя американцев к России, например, под влиянием событий в Южной Осетии в августе 2008 г. На наш взгляд, это есть свидетельство того, что американцы все еще находятся под воздействием устоявшихся в эпоху «холодной войны» стереотипов в соответствии с которыми Россия рассматривается сквозь призму образа «врага».

Таким образом, совершенно очевиден тот факт, что в числе «врагов» США в первую очередь оказывались именно те государства, от которых, по мнению руководства страны, исходила угроза ее национальной безопасности. Образ «врага» же представляет собой определенную, якобы враждебно настроенную по отношению к США, нацию, от которой к тому же исходит угроза. Однако важно подчеркнуть, что в первую очередь стереотипизация представляет собой основу для складывания очередного образа «врага».

Причины возникновения образа «врага» попытался выяснить отечественный исследователь Ю.А. Замошкин, который указывает: «Образ "врага", возникающий в какой-либо стране применительно к другой, обычно лишь тогда обретает действительную психологическую силу, а также значимость, когда он возрастает из убежденности массового сознания в том, что эта другая страна представляет угрозу». Однако, по его мнению, в большинстве случаев эта угроза как таковая отсутствовала, в связи с чем «объяснение, вероятно, следует искать в реалиях самого сознания, самих чувств американцев, в их внутреннем психологическом состоянии, а также в действии тех механизмов, которые мешали реалистическому видению и восприятию действительного положения дел»¹⁷³. На это же обстоятельство в своем диссертационном исследовании указывает Е.Е. Рябцева¹⁷⁴.

Л. Гудков подчеркивает, что «как бы семантически не различались те или иные виды образов… "врагов", их главная функция – нести представления о том, что является угрозой самому существованию группы (обществу, организации, с которой идентифицирует себя субъект и адресат риторических обращений – автор, читатель или зритель), ее базовым ценностям. Смертельная опасность, исходящая от "врага", является важнейшим признаком подобных смысловых… конструкций. Этим "враг" отличается от других, хотя и близких, персонажей символического социального театра – "чужого"…»¹⁷⁵.

В связи с этим следует упомянуть о так называемой «теории коммунистического заговора», которая в эпоху «холодной войны» представляла собой важнейший элемент массового сознания американцев, объясняя природу международных конфликтов деятельностью Москвы, направленной на насильственное свержение существую­щей системы власти в целях создания «всемирного коммунисти­ческого государства»¹⁷⁶. Вследствие этого США неоднократно после Второй мировой войны 1939-1945 гг. объявляли целые регионы мира, например Дальний Восток, Юго-Восточную Азию, Ближний и Средний Восток, Латинскую Америку, зонами «жизненно важных интересов» Соединенных Штатов, а происходившие здесь антиправительственные выс­тупления – «агрессией коммунизма».

Исследователи из США Ю. Витткопф и Ч. Кегли, раскрывая суть образа «врага» на примере СССР, также подчеркивают, что в основе подобного, исключительно негативного восприятия этого государства лежало то, что, «во-первых, коммунизм представляет принципиальную опасность миру, и необходимо использовать силу, чтобы бороться с распространением этой опасности; во-вторых, поскольку СССР является передовым отрядом коммунизма, то американская внешняя политика должна быть направлена на сдерживание советского экспансионизма»¹⁷⁷.

П.Дж. Гоуновер и С. Филдман, отождествляя СССР с понятием «коммунизм», считают образ «врага» «мерилом, с помощью которого можно определять взгляды, ценности и предпочтения»¹⁷⁸.

Ю. Бронфенбреннер¹⁷⁹, Р. Уайт¹⁸⁰, объясняя причины возникновения образа «врага», на первый план выдвигают чисто психологические факторы, а именно: склонность человека к построению упрощенной, черно-белой картины окружающего мира, к полярному разделению как отдельных людей, так и целых наций на хороших и плохих, эффект так называемого «группового давления»¹⁸¹.

Б. Глэд также считает, что важнейшим основанием для складывания образа «врага» является черно-белое видение мира, при котором отсутствует возможность улавливать полутона. Рассматривая ситуацию, сложившуюся в 1980-е годы, Б. Глэд указывает на «дегуманизацию противника», в том числе предполагающую преувеличение его могущества, усиливающую негативное восприятие¹⁸².

С. Кин, автор книги «Лица врага. Размышления о психологии враждебности», рассмотрев типичные приемы, используемые пропагандой стран, находящихся в состоянии конфликта, на основе большого фактического материала высказал мнение, что, несмотря на различные условия, характеристики, приписываемые враждебной стороне, очень схожи между собой. С. Кин считает, что существует «стандартный набор образов, используемых для дегуманизации врага». Чаще всего «враг» изображается как агрессор, насильник, безбожник, преступник, мучитель, а также палач, носитель смерти, наделенный при этом такими чертами, как садизм, жестокость, бесчеловечность, ненасытная алчность, имперские амбиции. В конечном счете, «враг» воспринимается именно как некий «чужой», по сути «варвар, несущий угрозу цивилизации»¹⁸³. В свою очередь, главным источником складывания «образа врага» С. Кин считает факторы психологического свойства, а именно: глубоко скрытые в человеческой душе враждебность, а также подозрительность, жестокость, постоянно вырывающиеся наружу животные инстинкты, которые, являясь социально неприемлемыми, подавляются нашим сознанием и как бы переносятся, «проецируются» на внешний объект, т.е. на «врага».

Наряду с этим С. Кин важную роль в формировании враждебного отношения к другим нациям приписывает широко распространенному, по его мнению, чувству отчуждения от окружающего мира, противопоставлению человека и общества, представлению о том, что мир неизбежно делится на сильных и слабых, победителей и побежденных. Кроме того, по мнению С. Кина, отрицательные характеристики, приписываемые пропагандой какой-либо страны другим нациям, часто есть отражение негативных процессов в жизни собственной нации¹⁸⁴.

Важно подчеркнуть, что именно американские СМИ во многом способствуют складыванию в США образа очередного «врага»¹⁸⁵. Это, в первую очередь, электронные СМИ (телевидение и, в меньшей степени, радио), а также периодическая печать, среди которой особое место принадлежит так называемой «элитной» прессе – The New York Times и The Washington Post, The Wall Street Journal и специализированному изданию Foreign Affairs. В связи с этим уместно привести высказывания Джорджа Х. Гэллапа, который сделал вывод о том, что «общественное мнение практически полностью определяется сообщениями средств массовой информации»¹⁸⁶.

Между тем процесс складывания в массовом сознании американцев очередного «образа врага» связан не только с деятельностью американских СМИ. Следует также учитывать воздействие, которое оказывают киноиндустрия, а также книги¹⁸⁷. Возникновение «образа врага» связано и с наличием достаточно широкого психологического подтекста, по большей части формирующегося уже на стадии детства.

Одной из составляющих образа «врага» является осознание того, что, помимо чисто американских ценностей, в мире существуют и другие, олицетворяемые нациями, вовсе не похожими на американскую. Д. Дж. Финлей, Оле Р. Холсти и Р.П. Фэджен, указывая, что одной из функций «образа врага» является «обеспечивать наличие контрастов, чтобы мы могли измерять или превозносить нашу систему ценностей», связывают антисоветские настроения американцев, во-первых, с патриотизмом, во-вторых, с моральными традициями, в-третьих, с христианским фундаментализмом. При этом именно указанные авторы в своей книге «Враги в политике» с достаточной прямотой заявляют следующее: «Кажется, что мы всегда нуждаемся во враге и козле отпущения, если его еще нет в наличии, мы создаем его. Враг помогает выявить не­лояльность в собственной стране, помогает отвлечь от более серьезных внутренних проблем»¹⁸⁸.

Фактически все, что не является американским, т.е. не входит в структуру существующих в США ценностей, может вызывать враждебность среди американцев¹⁸⁹. Однако применительно к США образ «врага», согласно К.С. Гаджиеву, как бы оправдывает гегемонистские устремления этой страны. «Очевидно, что предъявляемые Вашингтоном претензии на роль единственного центра принятия решений по всем сколько-нибудь важным вопросам мировой политики, единоличного вершителя судеб всего мира, мирового полицейского и т.д. невозможно обосновать и, как говорится, успешно "продать" остальному миру без наличия общего врага, якобы представляющего угрозу безопасности всего мира. И действительно, если Америка перестанет быть защитницей свободы и демократии против всевозможных врагов, то что будет с идеей американской миссии и особой роли США в мировой истории?», – подчеркивает К.С. Гаджиев¹⁹⁰.

***

Что касается идеализма, широкое обращение к которому во внешней политике США началось при В. Вильсоне, благодаря чему данная концепция иногда позиционируется как вильсонианство¹⁹², то он предполагает практически неограниченную веру в эффективность преобразовательных действий, осуществляемых в мире в соответствии с некими идеальными, основанными на универсальных принципах этики и морали, концепциями (например, опираясь на теорию так называемого «демократического мира»). Имеющиеся вариации идеализма, в частности, его неолиберальная и неоконсервативная трактовки, различаются в методах, используемых на практике. Во втором случае, при необходимости, не исключается использование военной силы. Однако, оба варианта связаны с фактическим отрывом от реалий, существующих в международной арене, что не только не способствует реализации поставленных целей и задач, но и часто ведет к разочарованиям в проводимом курсе.

С другой стороны, реализм предусматривает обязательное соотношение выбранных в сфере внешней политики ориентиров с реально существующими возможностями в их достижении. В широком значении, реализм более приоритетной по отношению к идеологическим императивам считает категорию национальных интересов страны.

Это также, основанная на реалистическом подходе к международным отношениям, концепция Realpolitik, превозносящая отстаивание национальных интересов страны с упором на реальную военную силу¹⁹³. Напрямую связанная с идеями, высказываемыми в русле «политического реализма»¹⁹⁴, концепция Realpolitik является отражением сугубо прагматического подхода к международным отношениям, призывающего руководствоваться прежде всего соображениями своей пользы и выгоды, своего конкретного интереса. Данный подход, который опирается также на традиции предпринимательской, индивидуалистской идеологии в тех вариантах, которые получили широкое распространение среди американцев, впервые был обозначен еще в теории «просвещенного эгоизма»¹⁹⁵. Ядром этой идеологии явилась модель успеха любой деятельности, измеряемого прежде всего богатством, властью и влиянием, причем достижение успеха прочно ассоциируется с победой в ходе конкурентной борьбы.

Это, далее, морализм, в соответствии с которым приоритетными в международных отношениях являются универсальные моральные ценности и принципы¹⁹⁶. При этом, имеется ввиду апелляция к моральным ценностям и принципам, к принципам идеологии, выходящим за рамки прагматического расчета. Здесь огромную роль играют идеалы, общие для всех нравственные принципы, которые рассматриваются как высшие, первичные по отношению к утилитарным частным расчетам. Такими идеалами, например, являются идеалы «демократии по-американски». Обращение к морализму может стимулировать осуществление на международной арене определенных действий. Во внешней политике США морализм зачастую выступает в роли сознательного и активного защитника американской системы, отстаивающего на международной арене интерес этой системы как некой ценности. В результате, морализм становится враждебен по отношению ко всем, кто реально и потенциально препятствует реализации внешнеполитических интересов этой системы или угрожает ее дальнейшему развитию, даже существованию.