Р. А. Каримова ПРЕДСТАВЛЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТИВНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ

Р. А. Каримова

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТИВНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ

В представленных материалах рассматривается диалогический дискурс, вербализующий результативную деятельность субъектов. Речевой материал – «Диалоги» журналиста В. Выжутовича с видными представителями медицины, права, искусства, спорта, СМИ об их успешной деятельности, что тематически актуально для российского общественного сознания (см. «Неделю» «Росcийской газеты» IV. 2007 – I. 2008.). Исследование диалогического дискурса актуально и собственно лингвистически, так как обнаруживает связь функционально-коммуникативного и когнитивного анализа языковых явлений, отчасти обусловленную и жанром речевого произведения, «среднего» между интервью и беседой (благодаря большему объему, коммуникативной нагрузке реплик – стимулов адресанта). 

Охват ведущим диалогического материала как единого дискурса обеспечивается целостной стратегией – предметом мысли, деятельностью, раскрываемой через проблемные ситуации (далее – ПС), ее элементы. Стратегия организует общение ведущего с различными агенсами – носителями определенных личностных смыслов.

В целом ПС творческой деятельности составляют а) содержание, диапазон деятельности (различные у субъектов), б) факторы ее: препятствия на пути деятельности (внешнего или внутреннего свойства, включая не зависящие от воли субъекта) и способы их преодоления, в) успех как показатель результативности деятельности, находящийся в фокусе внимания коммуникантов, и сопутствующие данной деятельности проявления (искушения успехом: слава, популярность, гордость – гордыня, соблазны).

В дискурсивном плане отражению данной ситуации служат КС (и ключевые сочетания слов), первенствующие в иерархии языковых средств диалога. Таковы в «Диалоге» о масштабной деятельности (с Вл. Спиваковым): векторы деятельности, культурное пространство; их поддерживают в коммуникативно-функциональном поле текста: «Виртуозы Москвы», детский фонд, дети. Функционирование данных номинаций, заданное в начальном контексте микротемой монолога-реакции (о векторах деятельности), подводит к выражению состояния субъекта: «Это дает мне ощущение внутренней гармонии»; «…я вижу, что это не лица – это лики». Стратегия монологических реакций другого адресата о его собственно профессиональной (актерской) деятельности, преодолевшего внутренний конфликт (см.: «Меня сты′д спас) и добившегося успеха образно передана высказыванием «Пожив на темной стороне, я пересилился на свéтлую», концентрирует КС популярность, успех, маргинал, реклама, сериал и др., используемые в оценочных контекстах. Дискурс завершается монологом об успехе и успешном человеке с многократным повтором данных КС, выступающих в позиции ремы или выделенной темы: «Успех обязывает человека быть в форме. Быть демонстратором этого успеха. А как же? … Если человек, имеющий успех, не хочет им делиться, он его потеряет. Я не хочу терять успех. Поэтому им делюсь. … А успешность моя, мои счастливые глаза, моя улыбка, моя уверенность – это людей бодрит. Особенно – людей завистливых. Но я на них не оглядываюсь». 

Характеристики успешной деятельности представлены в монологических рефлексивных репликах. В репликах реализуются модели тождества, квалификации: «– Что для вас успех? – Успех – это внутренняя удовлетворенность сделанным тобой, которую разделяет часть людей, чье мнение для тебя важно». «– А что такое сегодня успешный музей? – …успешный музей – это музей, который сохраняет свои традиции, преемственность, репутацию». 

В диалоге о таких аспектах, как актерский диапазон, преодоление стандарта в творчестве и его способы. Личностный смысл агенса может раскрываться в развернутых репликах информативно-повествовательного характера и репликах-реакциях на результат творческой деятельности: «Я приобрел профессию режиссера, а вместе с нею – относительную независимость». Значительное место занимает в тематике дискурса этическая сторона деятельности: «Получилось, на мой взгляд, не очень красиво»; «Ситуация ненормальная» и др. 

Деятельность агенсов реализуется в стратегии автора, опирающегося на предварительные сведения о характере и специфике деятельности адресатов, различающихся по ее объему и характеру. В этом случае дискурс представляет творческую деятельность в целом, ее когнитивную базу. 

Исследователи языкового сознания ориентированы на моделирование представленности языковых процессов и структур в сознании человека, а потому обязательным условием такого рода исследований является представление о психологической реальности конструируемых моделей. Проверка адекватности модели моделируемому феномену может быть осуществлена опосредованно – через практику различных видов речевой деятельности человека. Собственно говоря, и само изучение языкового сознания имеет опосредованный характер (это одно из наиболее часто упоминаемых положений аксиоматического характера), поскольку единственным средством доступа к языковому сознанию человека является его речь – речь как продукт и процесс.

Опосредованный характер доступа исследователя к языковому сознанию человека обусловил чрезвычайную важность методологического аспекта исследования, поскольку именно методология исследования в конечном счете определяет модель. Возможна и обратная зависимость. Однако в наше время теоретических переворотов и методологических мятежей (по Б. В. Паршину), которые, к счастью, еще не закончились, теория не предлагает однозначных методов решения проблем в силу отсутствия самой единой аксиоматической теории языкового сознания. Сейчас теория создается, буквально нащупывается на пути разнонаправленного методологического поиска. О методологии современных психолингвистических и примыкающих к ним по своему характеру (хотя психолингвистическими себя, возможно, не считающими) исследований пойдет речь.

Введение категории «языковое сознание» в практику психолингвистических исследований связывается с именем Е. Ф. Тарасова и относится к 1985 г. За прошедшие два десятилетия изучение языкового сознания вышло на первое место в ряду актуальной психолингвистической проблематики и стало вторым объектом отечественной психолингвистики наряду с традиционным объектом – речевой деятельностью. Полноправность нового объекта признается не всеми крупными отечественными психолингвистами (В. А. Пищальникова, А. А. Залевская).

Выдвижение и активное изучение проблем языкового сознания человека можно объяснить как междисциплинарным взаимодействием, так и логикой развития отечественной психолингвистики: во-первых, сознание человека всегда было основным объектом западной когнитивистики, которая сейчас переживает третью волну своего развития, связанную с нейрофизиологией сознания [1. С.334]. Перенесение идей когнитивистики на русскую почву привело к некоторым изменениям и в теории речевой деятельности, что выразилось в перестановке акцентов, поскольку и раньше процессы мышления и сознания в связи с речевой деятельностью изучались в психолингвистике. Во-вторых, выдвижению нового объекта способствовала и логика развития самой теории речевой деятельности, значительное место в широком кругу актуальных проблем которой занимали проблемы психологического значения и личностного смысла, ментального лексикона, проблемы понимания и проч. Сохраняя свою представленность на уровне внешних реализаций (в виде речевой моторики, например), деятельностный принцип по большей части реализовывал себя на уровне внутренней (психологической, смысловой) представленности. Наибольший интерес вызывала психологическая представленность речевого действия – в плане мышления или сознания.

Существует еще один момент, который требуется специально оговорить: при отсутствии единого подхода к пониманию языкового сознания, на что сетуют или что просто констатируют исследователи проблемы [2; 3], обнаруживается некоторое общее направление его интерпретации, в русле которого находится и современное психологическое представление о противопоставленности мышления и сознания [4]. Согласно этому подходу, сознание – это некоторая фиксированная стабильная психологическая система элементов, а мышление – психологический процесс, связанный с решением определенной задачи. В связи с этим языковое сознание рассматривается как застывшая система языковых значений (как языковая способность), являющаяся результатом, с одной стороны, и необходимым условием, с другой, процесса речевой деятельности.

Однако противопоставление процесса и результата всегда условно, и давно пора уже сделать следующий шаг за выдающимся Л.В. Щербой, выделившим три аспекта изучения языка, и синтезировать их в психологически адекватной модели. Этому способствуют данные современной теории самоорганизации систем, согласно которой структура – это непрерывный процесс взаимодействия, самоорганизации.

В связи с этим появляется возможность синтезировать процесс и результат в единую динамическую систему, говоря, возможно, о разных степенях и направлениях активации этой системы, задаваемых мотивационными процессами психики человека. Речевая деятельность в плане сознания изоморфна структуре языковой способности человека. Этот изоморфизм обеспечивается задействованностью одних и тех же структур (функциональных систем) и в плане фиксации результатов и в плане их производства. Структура хранит информацию о процессе, сама структура, тем самым, и есть процесс. Таким образом, в плане психического отражения речевая деятельность человека и его речевая организация (в терминологии Л.В. Щербы), или языковая способность (в терминологии современной психолингвистики), являются изоморфными, и этот изоморфизм в плане модели может быть представлен категорией языкового сознания.

Понимаемое так языковое сознание должно исследоваться соответствующими методами, то есть методами, позволяющими выявлять процессуальный, действенный характер объекта. Современная психолингвистика значительно расширила круг методов, углубила его и, в связи с этим, позволяет создавать более изощренные, целостные модели языкового сознания. Поскольку система языкового сознания сложна и динамична, каждая его составляющая оказывается связанной с любой другой составляющей; эти связи непрерывны (континуальны).

Разные методы, в связи с этим, выявляют, позволяя моделировать, разные типы связей. Общий результат исследования в каждом случае будет зависеть от того, какая часть языкового сознания моделируется.

Так, широко и обязательно используемый метод компонентного анализа лексических единиц позволяет моделировать лишь сигнификативно-денотативную часть обширной функциональной системы языкового сознания. Эта часть языкового сознания (далее – ЯС) устойчиво отражается таким давним лингвистическим конструктом, как лексическое значение слова. Таким образом, традиционно изучаемые языковые структуры приобретают статус структур когнитивных, то есть объявляются принадлежностью нашего ЯС. При этом часты упоминания о принципиальной несводимости языковых и концептуальных структур, однако в практике анализа первое и второе оказываются неразделимыми [5]. Другой аспект языкового сознания моделируется при изучении морфологической или синтаксической структуры языка. Некоторые исследователи даже вводят понятия грамматических [6. С.97] и синтаксических [6. С.98] концептов. В данном случае используются методы структурной типологии. Реальная представленность морфологических структур языка в психических структурах языкового сознания человека и их влияние на процессы сознания в целом выявляются в ряде экспериментов [1. С.188-196].

Наконец, результаты использования метода ассоциативного эксперимента, наиболее популярного в практике исследования структуры ЯС. Следует отметить, что результаты ассоциативных экспериментов, несмотря на столетнюю практику использования, до сих пор однозначно не интерпретированы. Использующие их лингвисты и некоторые психолингвисты лексикоцентрической ориентации рассматривают эти данные как свидетельства эмоционально-оценочных, смысловых, коннотативных слоев концептуальной структуры (структуры, отметим это, лексического типа), что соответствует мотивационной части функциональной системы ЯС. Более значимы, на наш взгляд, попытки интерпретации ассоциатов с позиций теории ассоциативно-вербальной сети и ассоциативной грамматики [7] и представления об ассоциативных связях слов как текстах-примитивах [8], поскольку, будучи обоснованными сопоставлением данных ассоциативного эксперимента и анализа соответствующего корпуса текстов [9], позволяют моделировать весьма широкие участки ЯС большой глубины (эмоционально-оценочного, уровня представлений, уровня понятийных структур, реляционных отношений и связей на каждом уровне). Одна из возможностей такой целостной интерпретации активно демонстрируется Ю. Н. Карауловым. И, наконец, следует назвать анализ текста как метод выявления структуры ЯС. Название метода является слишком общим, в связи с чем обычно сопровождается необходимыми спецификациями: концептуальный анализ текста, стилистический анализ, структурно-грамматический и проч. Спецификация метода определяет моделируемую часть ЯС, позволяющую делать различные выводы о структуре сознания: содержании концепта на уровне его центральных и периферийных составляющих, актуализацию концептуальных связей и проч. Следует отметить, что использование текста в качестве материала для изучения ЯС – наиболее перспективно, поскольку позволяет моделировать структуры любой ширины и глубины, и наименее освоено. Однако в этом направлении работа только начинается и начинается с создания базы сбором и описанием материала (различных текстов), которым занимается новая дисциплина – корпусная лингвистика. Комплексное исследование текстов на национальном языке на основе последовательно разработанной методики – интересная перспектива, исследования в этом направлении ведутся, однако подходы к проблеме только обозначаются.

Подытоживая сказанное, следует отметить, что ЯС человека – понятие сложное, комплексное, системно организованное. О системе ЯС можно говорить, лишь проанализировав всю совокупность связей системы ЯС. Практика конкретного лингвистического и психолингвистического анализа обычно обеспечивает выявление некоторых уровней или структур сложной системы. Однако специфика ЯС изоморфно представлена на всех уровнях и во всех структурах, что позволяет некоторым исследователям говорить о ее представленности в процессе смыслообразования в целом [10]. Методический инструментарий анализа процессов смыслообразования и выявления ситемно-структурной организации ЯС как сложной смысловой структуры продолжает разрабатываться и остается весьма далеким от выдвигаемых современной наукой целей адекватного и верифируемого моделирования процессов языкового сознания.

ССЫЛКИ НА ЛИТЕРАТУРУ

1. 
   Величковский Б. М. Когнитивная наука: Основы психологии познания: в 2-х т. Т. 2. – М.: Академия, 2006. – 432 с.
   
2. 
   Залевская А. А. Языковое сознание: вопросы теории // Вопросы психолингвистики. – 2003. – № 1. – С. 30–35.
   
3. 
   Гуц Е. Н. Психолингвистическое исследование языкового сознания подростка: монография. – Омск: Вариант-Омск, 2005. – 260 с.
   
4. 
   Современный психологический словарь /Под ред. Б. Г. Мещерякова, В. П. Зинченко. СПб.: Прайм-ЕВРОЗНАК, 2006. – 666 с.
   
5. 
   Язык и национальное сознание. Вопросы теории и методологии. – Воронеж: Изд-во Воронежск. ун-та, 2002. – 314 с.
   
6. 
   Привалова И. В. Построение типологии национально-маркированных языковых единиц // Вопросы психолингвистики. – 2003. – № 1. – С. 95–101.
   
7. 
   Караулов Ю. Н. Активная грамматика и ассоциативно-вербальная сеть. – М.: ИРЯ РАН, 1999. – 180 с.
   
8. 
   Сахарный Л. В. Тексты–примитивы и закономерности их порождения // Человеческий фактор в языке: Язык и порождение речи. – М.: Наука, 1991. – С. 221–237.
   
9. 
   Мартинович Г. А. Вербальные ассоциации и организация лексикона человека // Филологические науки. – 1989. – № 3. – С. 39–45.
   
10. 
    Пищальникова В. А. Этнос и нация как понятия этнопсихолингвистической парадигмы: к проблеме определения // Языковая концепция регионального существования человека и этноса: тез. докл. – Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1999. – С. 94–96.
    

Цель данной работы – рассмотреть интенции и их речевое воплощение в публичном дискурсе, а именно: в публичной «дуэли» политических ораторов. Нас будет интересовать стратегический подход к коммуникации, выбор стратегии и тактик в некооперативном дискурсе. Материалом послужили записи телевизионной программы «К барьеру» (2007-2008 гг.). 

Стратегический подход к коммуникации можно рассмотреть в разных аспектах. Рассмотрим иллокуцию на основе соотношения понятий интереса и коммуникативной стратегии. Х. Я. Ыйм объясняет «механизм порождения целей» следующим образом: «Интересы возникают у людей в общении как реакция на обращения партнера, либо их необходимости обратиться самому к партнеру с определенным речевым актом» [5. С.204]. Далеко не каждый интерес, отмечает автор, реализуется в соответствующей цели. Интересы можно представить в виде вопросов, которые человек задает сам себе. Например, когда говорящий отказывается выполнить просьбу реципиента, возникает вопрос, почему он отказывается, в чем мотив отказа. Интересы как внутренние вопросы заставляют человека искать ответы на них. Найденные ответы могут привести к определенным действиям. Х. Я. Ыйм сформулировал принципы, отражающие закономерность взаимодействия психологических параметров и связи между ними и решениями человека. По Ыйму, два главных принципа, определяющих механизм целеполагания, можно сформулировать так: человек желает таких ситуаций, оценка которых по шкале «приятности» положительная; если человеку придется выбирать между двумя неприятными ситуациями, то он выбирает менее неприятную. 

Если первый принцип связывает оценки и желания, то с помощью второго можно объяснить механизм действия таких стратегий, как соблазн, угроза, устрашение. Таким образом, «коммуникативная стратегия определяет, какие изменения в значениях психологических параметров необходимо совершить, и управляет выбором правил действия» [5. С.206].

Дадим определение стратегии на основе сопоставления с категорией речевой деятельности. Речевое поведение есть производное от речевой деятельности. «Речевое поведение» – совокупность «речевых поступков», с внутренней языковой стороны определяемое закономерностями употребления языка в речи, а с внеязыковой – социально-психологическими условиями осуществления языковой деятельности [6. С.12]. Деятельность – целенаправленная категория, которая естественным образом соотносится с категориями «намерение» и «средство». Категорию «намерения» можно соотнести с целью. Характером цели определяется стратегия коммуникации. Категория «средство» соотносится со средством достижения цели, то есть тактикой. Итак, цель в каждой конкретной ситуации достигается с помощью определенных приемов, называемых тактиками. Так, например, стратегия отказа в выполнении просьбы может реализоваться за счет применения нескольких тактик: а) выдать себя за некомпетентного человека; б) сослаться на невозможность выполнения просьбы; в) отказать без мотивировки.

Речевую стратегию можно также определить исходя из когнитивного плана речевого общения. «Речевое планирование непосредственно связано с контролем за осуществлением плана. Применительно к речевой стратегии контроль означает попытку говорящего в процессе речевого взаимодействия направить интересы, рассуждения слушающего таким образом, чтобы те привели его к нужному решению. Таким образом, стратегия представляет собой когнитивный план общения, посредством которого контролируется оптимальное решение коммуникативных задач говорящего в условиях недостатка информации о действиях партнера» [7. С.99].

Тексты политических выступлений уже исследовались с целью выявления интенций, обусловливающих использование выступающим каждого высказывания [8. С.13]. Было обнаружено, что в относительно простых по интенциональному составу текстах конфликтного характера говорящий стремится организовать в своей речи три вида интенций: дискредитировать противника; словесно защитить себя и отвести обвинения; привлечь на свою сторону аудиторию. 

Для нас было важно проследить выбор речевой модели говорящим при конфронтационном вопросе оппонента и определить ответные тактики коммуникантов. Как показал анализ материала программы «К барьеру», оппоненты в ходе полемики стремились «разрушить имидж собеседника» (дискредитировать «противника») и максимально отвести от себя негативную информацию (защитить себя и отвести обвинение) за счет применения определенных тактик.

Коммуникация в программе «К барьеру» – это живая, спонтанная, неподготовленная коммуникация, где можно проследить и оценить вербальное и невербальное поведение партнеров. Вербальная «дуэль» здесь не просто игра со своими правилами, участниками, это игра, где оценивается логика ведения спора, аргументация, артистизм, ораторское мастерство участников общения. Цель передачи – осветить серьезные современные проблемы общества с полярных точек зрения, тем самым дать возможность слушателям оценить аргументы и контраргументы оппонентов и представить истинную картину дел.

Необходимо подчеркнуть, что типология тактик, выявленных в ходе анализа материала программы, частично совпадает с данными, приведенными нами в статьях, посвященных анализу конфронтационных и кооперативных вопросов журналистов по отношению к публичным людям (политикам, представителям деловых кругов) в печатных интервью [9; 10]. Анализ живой коммуникации позволяет увидеть более широкий спектр вербальных тактик, а также оценить такие нарушения хода коммуникации, как прерывания, перебивы.

Воздействие ораторской речи на слушателей во многом зависит от личности оратора. Здесь играет роль не только логичность, аргументация высказываний оратора, но и его темперамент, эмоциональность. Недаром судьи программы, а вслед за ними и слушатели, отмечают, что эмоциональность одного из коммуникантов может пугать: «эмоциональность пугает», «он перебрал с напором», «эмоциональный запал не помог», «агрессивен, жесток». Эмоциональность может и импонировать: «полон обаяния», «в эмоциональности симпатичен». 

Эмоциональные ораторы нередко в полемике переходят на сниженный стиль общения, употребляют сниженную лексику. На нашем материале это можно проследить и в вопросных, и в ответных репликах. Например, «Что, люди такие идиоты, что у них нет собственного мнения?»/ «Лизать сапоги во славу идиотизма»/ «Демократия топчется, она хочет нравиться, шакалить»/ «Весь этот бред, поганая система»/ «Плевать». Более сдержанный оратор, как правило, выступает в другом регистре. Например, «Мой дорогой, не это главное»/ «ты режессируешь, ты ушел в образы»/ «Не затуманивай мысль неясными образами, это плохо»/ «Ты мастер сдвигать темы».

Анализ материала показал, что «разрушение имиджа оппонента» в ходе полемики происходит за счет применения следующих частотных тактик:

- тактика жесткого конфронтационного вопроса «Да? Нет? Докажи, что это не так. Я спрашиваю чисто практически: да или нет?»;

- обвинения «И это ты говорил в рожу Ельцина?»;

- иронии «Манная каша сама себя хвалит». 

Спектр ответных реплик более широк. На материале исследования были выявлены следующие тактики отведения негативной информации:

- тактика метакоммуникации, которая проявляется за счет следующих коммуникативных ходов:

1. 
   выбор варианта интерпретации «Если вы о…, то…», который позволяет из большого количества вариантов возможной интерпретации выбрать выгодный для себя;
   
2. 
   Сдвиг информации «Вопрос не в том…, а в том…»;
   
3. 
   Приуменьшение негативной информации «Это правда, но есть и другая правда, с ней можно соглашаться или нет»;
   
4. 
   Несогласие с негативной информацией «Я когда-нибудь об этом говорил? Я говорил, что…/ «Я этого не говорил». 
   

- собственный имидж может повышаться также за счет понижения профессиональной компетенции адресата «Любому студенту первого курса известно, что…»;

- нередко оппоненты «играют» репликой предыдущего оратора «Демократия на американских щитах»/ «Демократия на американских счетах». Такая игра за счет использования омофонов «щитах/счетах», характерных только для произнесенной речи, также позволяет понизить имидж собеседника. 

Представленный выбор речевой модели говорящим в ситуации публичного некооперативного общения – это лишь одна «картинка» вербального поведения партнеров, лишь один из блоков (кумулятивно-побудительный) обобщенной модели рече-мысле-языкового механизма, по Т. Н. Ушаковой [8. С.12]. Действие этого блока связано с мотивациями, намерениями и конкретно речевыми интенциями говорящего человека. 

1. 
   Красных В. В. Основы психолингвистики и теории коммуникации: Курс лекций. – М.: ИТДГК «Гнозис», 2001. – 270 с.
   
2. 
   Аристов С.А., Сусов И. П. Коммуникативно-когнитивная лингвистика и разговорный дискурс // http://homopages. tversu. ru/~susov/Aristov. htm. 
   
3. 
   Остин Дж. Л. Слово как действие // Новое в заруб, лингвистике. Вып. 17. Теория речевых актов. – М., 1986. – С.22–140
   
4. 
   Серль Дж. Р. Классификация иллокутивных актов // Новое в заруб. лингвистике. Вып. 17. Теория речевых актов. – М., 1986. – С.170–194. 
   
5. 
   Ыйм Х. Я. Прагматика речевого общения // Теория и модели знаний: труды по искусственному интеллекту. – Вып. 714. – Тарту, 1985. – С.196–207. 
   
6. 
   Винокур Т. Г. Говорящий и слушающий. Варианты речевого поведения. – М.: Прогресс, 1993. – 112 с.
   
7. 
   Иссерс О. С.Коммуникативные стратегии и тактики русской речи: Монография. – Омск: Омск. гос. ун-т, 1999. – 288 с.
   
8. 
   Ушакова Т. Н. Понятие языкового сознания и структура рече-мысле-языковой системы // Языковое сознание: теоретические и прикладные аспекты: Сборник статей /Под общ. ред. Н. В. Уфимцевой. – М., Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2004. – С.6–17. 
   
9. 
   Коноваленко И. В. Гендерная специфика применения тактик конфронтационного вопроса журналистами (на материале интервью) // Язык. Время. Личность. Матер. Межд. науч. конф. – Омск: Омск. гос. ун-т, 2002. – С.170–174. 
   
10. 
    Коноваленко И. В. Политический дискурс и стратегия игры на повышение в русской речевой культуре // 11 Международная конференция по функциональной лингвистике «Функциональное описание естественного языка и его единиц». – Симферополь: Изд-во «Доля», 2004. – С.178–179.