Год 440
Строптивая бургундка Хильда принесла много светлого, радостей, а также огорчений, неприятностей и страшных событий для верховного кагана Беледы. Юная, ясноглазая и упруготелая, она постоянно манила к себе сластолюбивого гуннского правителя. Когда она была в его постели, он возносил самые горячие благодарности небесному Коко Тенгиру за то, что ему была ниспослана такая чудная девушка. Обладание ею было для него самым величайшим наслаждением, которое он когда-либо испытывал. И это несмотря на то, что капризная германская бургундка не всегда уступала ему наедине в его разнообразных желаниях. Влечение к этой прелестной девице дошло даже до того, что он, нарушая неписаные заповеди кочевого адата, перестал уделять внимание своим другим трем женам: остготке, биттогурке и хайлундурке. И так продолжалось около полугода: осень и зиму.
Гунны пригнали из бургундского похода не только юных женщин и девушек, но и некоторое количество зрелых и молодых мужчин и юношей, владеющих каким-либо ремеслом. Это были плотники, гончары, кожевники, кузнецы, ювелиры и огранщики драгоценных камней. В самой ставке у великого кагана Беледы таких мастеровых людей было свыше двадцати человек. Двое из них работали в кузнице.
Несколько раз на вопрос кагана, где же находится его младшая хатун, отвечала байбиче Бланке-доттер, выдерживая немигающий взгляд своего повелителя, что его юная супруга пошла в кузню наточить ножи и заказать металлические суповые ложки. Каган не придавал тогда особого значения словам своей старшей жены. Но однажды младшая токал Хильда не пришла домой к вечерним звездам. В кузнечной мастерской ее тоже не оказалось. Но там также отсутствовал и молодой бургундский раб-кузнец. Выяснилоь, что они оба, ханская младшая жена и юный мастеровой, бежали вместе, обманом забрав двух подседельных лошадей из обозного табуна.
Две недели длились поиски беглецов. Вдогонку по заснеженным дорогам были посланы верные хуннагурские и остготские сотни. Молодого кузнеца и юную токал настигли и поймали уже далеко в верховьях Рейна, на три дня пути на запад от города Виндобоны. Великий каган повелел для них обоих соорудить подземную тюрьму, заковать в кандалы и бросить туда, но только в различные помещения.
Честь и достоинство великого гуннского правителя были запятнаны. Ведь это считается величайшим позором для гуннского мужчины, если от него бежит жена. И причем бежит с рабом! Нет, ничего не смягчит ожесточившееся сердце сенгир-хана Беледы. И пусть германская остготская байбиче Бланка-доттер не вступается за преступную германскую бургундскую токал Хильду! Старшая жена порывалась несколько раз объяснить своему мужу, что они оба: юная бургундская жена и молодой бургундский кузнец – были знакомы с детства, любили друг друга и даже были уже помолвлены друг с другом.
Кроме гнева и злости, еще одно чувство глодало печень великого кагана Беледы – ревность. Ему, красивому мужчине в самом расцвете сил, повелителю двадцати воинских туменов, правителю огромного степного государства, предпочли какого-то сопливого кузнеца! Сенгир-хан Беледа сам проводил тогда дознание. Во-первых, как она посмела осквернить его каганскую честь! Во-вторых, кто был в курсе всех ее таких мерзких дел и оказывал помощь в их побеге? В-третьих, кто укрывал и предоставлял им ночлег в зимние холодные ночи во время их бегства в течение четырнадцати дней, пока они не были пойманы?
Бывшая токал Хильда напрочь отказалась отвечать на какие-либо его вопросы. Тогда процедуру ее дознания он поручил главному шаману хуннагуров этельберу Маме. Сам же великий каган взялся за допрос кузнеца. Долго смотрел сенгир-хан Беледа на стоящего перед ним, закованного в ножные и ручные кандалы пленника. Это был крепкий стройный русоволосый юноша, лет восемнадцати-девятнадцати от роду. Одежда на нем была вся истрепанная, кое-где просвечивало грязное нательное белье, он был весь обросший, с синяками под глазами. Конечно же, его дорóгой били.
И тут вдруг великого кагана и повелителя всех гуннских народов, племен и родов и их союзников сенгир-хана Беледу пронзила простая догадка, что этот грязный оборванный арестант только совсем недавно обладал тугим телом его законной младшей токал бургундки Хильды. И помутился разум властителя всех степных народов. В беспамятстве он вскочил на ноги, отшвырнул ногой треногу над очагом в юрте, рассыпав блестки огненных искр, вытащил кинжал из ножен и ударил им скованного в цепи юного германца в бок. Капнувшая с острия лезвия кровь привела верховного гуннского правителя в разум. Встряхнув распущенными волосами и все еще дико поводя ставшими белесыми глазами, он скрипучим тоном приказал увести бургундского кула, лечить его, помыть, одеть в хорошие одежды, держать в цепях, но в тепле, и хорошо кормить. Молодого раненного кузнеца увели под руки.
Верховный каган вызвал хуннагурского шамана-знахаря Маму и поручил ему вызнать у юной бургундки, кто был ее тайным наперсником или наперсницей здесь в орду и какие племена и селения в паннонийской пуште и в альпийских горах давали им в дороге приют и ночлег? На ночь он повелел помещать ее в подземную холодную каркару311.
– Это слово «каркара» должно было ей знакомо, -добавил злорадно великий каган, – ведь и на готском языке, на котором говорят эти германские бургунды, название «каркара»312 именует такое же место содержание преступников.
В течение трех дней сенгир-хан Беледа ежедневно по два-три раза справлялся о здоровье раненного им бургундского юноши. Когда на четвертый день утром ему доложили, что молодой германец может уже стоять на ногах, хотя и с большим трудом, он повелел шаману этельберу Маме собрать сорок строптивых юных невольниц-бургундок из своего аула-орду и из других близлежащих кочевий и везти их под охраной в лощину Черного Тростника в Карпатские горы в сторону восхода солнца.
Это местечко у гуннов вызывало благоговейный ужас. Не проходило и полугода, чтобы в тамошних хвойных лесах не пропадали бесследно люди или забредшие случайно сюда домашние животные. У всех живущих окрест и даже отдаленно в пуште гуннских, славянских и германских племен существовал суеверный страх пред этой лесной бездной. Они считали, что войти в лощину Черного Тростника нелегко, но выйти оттуда куда сложнее. Очевидцы рассказывали, что на их глазах исчезали люди и животные, они словно проваливались сквозь землю. Свидетели-пастухи, своими собственными глазами наблюдавшие, как их подопечные животные неожиданно скрывались под земной поверхностью, внезапно разверзавшейся провалами, клялись, что снизу из-под земной тверди показывалась огромная, с верблюда величиной, черная мохнатая рука, сталкивающая в преисподнюю убегающих прочь коров и быков. И вот в эту узкую долину Черного Тростника, называемую также и Долиной Смерти, повелел верховный гуннский правитель к вечеру доставить сорок бургундских девушек и молодых женщин и вместе с ними обоих пойманных беглецов: бывшую бургундскую токал Хильду и бургундского молодого ее возлюбленного.
Остготские милитоны313 под началом своего конунга минбаши, рыжебородого Валамира привезли на открытых четырехколесных фурах, запряженных парами гнедых лошадей, несчастных женщин. Хуннагурский этельбер Барсих, недавно указом-буллой великого кагана Беледы произведенный в заместителя туменбаши – жасаула, привез на коне закованного в железá молодого бургундского пленника-кузнеца.
Остготская сотня и хуннагурская полусотня окружили обреченных пленниц. Время клонилось уже к вечеру. Становилось по-зимнему холодно. Германские милитоны и гуннские нукеры надвигали на уши свои теплые головные уборы.
Беспощадный каган Беледа дал знак начинать экзекуцию. Конный жасаул Барсих рядом с великим каганом держал в поводу каурого мерина с привязанным к седлу бургундским арестантом. Вокруг них разбирались по десяткам в верхоконном строю три сотни гуннских отборных невозмутимых телохранителей верховного хана Беледы.
В это время половина готских солдат срывала с кричащих и сопротивляющихся пленниц одежды. Оставив их полностью голыми, связали и положили их, остервенело кусающихся, царапающихся и дико визжащих, на холодную, слегка заснеженную землю. Другая же часть остготов и полусотня хуннагуров с кожаными ведрами, из которых обычно поят лошадей, поскакали к ближайшему незамерзающему ручью. Германские и гуннские воины набирали там воду, ехали осторожно верхом назад, чтобы не расплескать жидкость, и там выливали содержимое ведер на лежащих на земле обнаженных бургундок. Долго кричали несчастные оледеневшие женщины, пока гуннский каган не приказал порубить их мечами. Поскольку с коней было несподручно доставать до нагих женщин острыми клинками, поскольку конунг Валамир приказал сорока милитонам спешиться и быстро умертвить приговоренных к смерти женщин, чтобы прекратить их мучения.
Великий каган Беледа с каким-то непонятным ему чувством злой радости и неистового наслаждения взирал, как извиваются в предсмертных муках голые белотелые, большей частью рыжеволосые бургундки. И среди них сорок первой была его бывшая младшая жена, упруготелая беловолосая, ясноглазая юная германка Хильда. Ее возлюбленный молодой кузнец смотрел на это смертоубийство с глазами полными слез. И повернувшись к восседавшему недалеко от него в седле гуннскому кагану Беледе, он, связанный и закованный в кандалы, натужно дергаясь и извиваясь на коне, с ненавистью прокричал по-гуннски громовым голосом и его было слышно даже на западном выходе из лощины Черного Тростника:
– Сена балт морт! Сена балт морт! Сена балт морт!314
Великий каган развернул коня и неспешно подъехал верхом вплотную к опутанному арканом бургундскому пленнику, который в это время проклинал его уже на своем германском языке:
– Не пройдет и нескольких зим, как ты постыдно сдохнешь! И пусть твоя смерть будет бесславной! И пусть память о тебе будет позорной! И пусть имя твое «Беледа» будет равнозначно словам «срамота», «стыдоба» и «бесчестие»! Сейна бальд морд!315
Ставшие давно белесыми от ненависти и гнева синие глаза великого кагана лишь на мгновение сверкнули, как блистает быстрая молния, изо рта на холодном ветру шел пар. Сенгир Беледа вынул свой острый шешке и с размаху с оттяжкой рубанул слева направо от себя по горлу юного бургунда. Много силы и злобы вложил каган в этот удар, голова с треском шейных костей отлетела за конский круп и упала на землю. Кровь хлынула алой широкой струей из отрубленной шеи на конский корпус на рыжеватую шерсть. Тело без головы завалилось назад и вправо от конского туловища.
– Как звали этого бургундского мастерового человека? – спросил на обратном пути каган Беледа у остготского конунга Валамира.
– Его имя было Вальдар316.
Достарыңызбен бөлісу: |