Диагностика кармы

остальное — это тема ревности. Эти две проблемы мной не решены до сих пор. О том, что я ревни­вый, я знаю. Раньше это было на грани патоло­гии. Сейчас я другой человек. Но страх перед воз­можным предательством или изменой меня пре­следует до сих пор. И обиды я преодолеваю не сразу. В моем характере остались раздражитель­ность, повышенная требовательность к людям. Периодически накатывают приступы уныния. Часть идет с детей, но есть какие-то внутренние, мои проблемы. Какие-то основы человеческого счастья сращены с моим «я».

Для того чтобы мне от них отсоединиться, я должен принять их перетряску или потерю и удер­жать Божественную любовь в душе. Только тогда происходит отслоение сознания: вот это мое Боже­ственное «я», вот это человеческий слой. Это пер­вый шаг к свободе и независимости. Если же лю­бовь не удержал, то по-прежнему отождествляешь себя со своей жизнью, со своей волей, со своим желанием, со своим сознанием. Тогда любая пере­тряска рождает ненависть, уныние, страх и сожа­ление, а затем распад того, с чем срослось наше Божественное «я». Старение, вероятно, самая мас­штабная схема отрыва от человеческого. Плохо, когда мы привыкаем к старению. С ним нужно бо­роться и его нужно принимать одновременно. Принимать — это означает сохранить Божествен­ную любовь во время распада. Внутренне отказы­ваясь от человеческого, концентрируясь на своих корнях, на Божественной любви, снаружи мы должны заботиться о нем, ибо развивающееся человеческое помогает нам испытать большее устремление к Божественному.

Чем больше ствол и крона, тем сильнее должны быть корни. Старость — это постепенное срезание ветвей, а смерть — это срезание ствола до пенька. Когда корни слабеют, эта процедура необходима. Как увеличить силу корней? Периодическая под­резка ветвей, то есть усмирение своих желаний, жизни, ограничение судьбы дают потом вспышку жизненных сил, но не решают проблемы в целом. Почему корни истощают свои запасы? На этот во­прос у меня нет ответа. Пока же я знаю одно: у меня есть проблемы на физическом уровне и есть то, что их рождает, — несовершенство других, раздражительность, страх, уныние, осуждение. Я могу на несколько месяцев уйти в абсолютную работу над собой и попытаться изменить свои эмо­ции. Но тогда это будет так же, как в народной медицине, — что-то заболело, попил отвар такой-то травы и боль прошла. Поскольку причи­на проявления боли неизвестна, а значит не устра­нена, все это может выйти в другое время и в дру­гом месте. Моя система в первую очередь направ­лена не на излечение, а на понимание причин болезни. Агрессивные эмоции — это не причина, а промежуточное звено, когда наше Божественное «я» затмевается человеческим счастьем и начинает сращиваться с какими-то его аспектами, тогда по­является агрессия, а значит, выздороветь по- настоящему можно только тогда, когда мы пройдем по всем ступеням человеческого, а затем, на какое-то время потеряв его, ощутим свое Божест­венное я как единственную и вечную реальность. После этого мы вернемся в наше человеческое, но уже прирастать к нему и зависеть от него не будем.

Итак, тема ревности, которую я так и не за­крыл, — это в том числе и неумение правильно от­носиться к людям, зависимость от отношений. Ревность перетекает в гордыню и наоборот. Где-то на тонком плане они соединяются в единое целое. Один из самых опасных признаков — мое непра­вильное поведение во время приема. Здесь я вы­хожу на самые глубинные уровни, чтобы помочь перекрыть источники агрессии. Если, придя на прием, пациент сомневается или впадает в амби­ции, или обижается, прием должен быть немед­ленно прекращен, ибо это опасно для него. При тех ускорениях, которые происходят, в десятки и сотни раз усиливается изменение в положитель­ную и отрицательную стороны. Я оказался залож­ником собственной системы. Не только ускорение всех процессов, но и другие эффекты происходят помимо моей воли. Значит, любой негатив у меня так же ускоряется в сотни раз.

Я раздражаюсь, когда люди меня не понимают, когда человек не осознает, какая опасность надви­гается, и не использует свои возможности. Во время приема я должен забыть о человеческом, а у меня это не получается. Зависимость от основ присутствует.

И потом, основы человеческого счастья должны быть как-то гармонично связаны, а у меня какой- то клубок: сознание, воля, желания, жизнь. Все это тоже должно быть сведено к чему-то единому: к материи, пространству, времени. Красоты пока не получается. Правда, есть уже понимание трех слоев человеческого счастья, трех уровней. Мате­риальный — связанный с телом. Духовный — связанный с нашим сознанием и пространством. И последний уровень, связанный с душой, — здесь явная связь с временем.

Итак, тело — материя, дух — пространство, душа — время. Проводя исследование, я убедил­ся, что мысль рождается из эмоции. Без эмоции ее существование просто невозможно. Эмоция обоб­щается, трансформируется и появляется мысль.

То, что я называю ценностями души, связано с нашими чувствами, и вот здесь еще много неяс­ного. Зависимость от материальных, телесных благ — это понятно; зависимость от духовных ас­пектов, то есть способностей, интеллекта, здесь тоже все понятно. Как описать зависимость от души, за душу тоже нужно, получается, зацепить­ся. С чем связаны наши эмоции, как они проявля­ются? В их основе лежат базовые эмоции, то есть инстинкты. Все инстинкты сводятся в принципе к двум: первый — возникновение, поддержание и продолжение жизни и второй инстинкт — управ­ление; зависимость от одного рождает ревность, а от второго гордыню. В принципе управление тоже направлено на защиту жизни, особенно в страте­гических аспектах. Получается, что желание про­должить жизнь — это одна из наших базовых эмо­ций. Что такое эмоции? Есть десятки теорий на этот счет. Но единого мнения ученых нет и по сей день. Почему? Эмоции напрямую жестко связыва­ют с телом и мозгом человека. Поел не вовремя — возникает эмоция голода. Сильно ударился — возникает эмоция боли. Ушел от опасности и поел — возникает эмоция удовольствия. «Вогна­ли» электроды в мозг и начали раздражать отде­лы — возникают попеременные эмоции страха, гнева или удовольствия. Вывод прост и ясен: лю­бая эмоция порождается материальным объектом и зависит от него. Сама по себе эмоция не матери­альна. Она подобна свету. Есть объект — есть эмоция. Исчезает объект — исчезает эмоция. Но в отличие от света она исчезает сразу. Но восточная философия свидетельствует об обратном. Эмоция может существовать после распада объекта. Весь эмоциональный комплекс, именуемый душой, су­ществует после смерти. Значит, вся современная наука, утверждающая, что эмоция вторична, тер­пит крах, когда сталкивается с восточными мисти­ческими учениями и религиями. Тело вторично, а душа первична. Но если тело рождается душой, если эмоции создают тело, значит, дух создает ма­терию и, значит, все положения восточных фило­софий верны. Верны в том случае, если они будут подтверждаться реальными событиями. И самое интересное, что подтверждаются. И как ни пыта­лась наука замалчивать и не обращать внимание на тысячи фактов, реальность упорно берет свое. Так все-таки, что первично — тело или эмоции, дух или материя?

Я обращаюсь к своему опыту. Когда я учился основам медицинской диагностики с помощью

экстрасенсорики, наша группа исходила из сле­дующего теоретического положения:

«Вокруг любого органа есть индивидуальное поле, и есть общее поле вокруг тела человека. Лю­бые изменения на физическом уровне влекут за собой изменения полевых структур. Более того, болезнь в органе может проявляться задолго до того, как ее обнаружат УЗИ или компьютерная томография. И поле соответственно реагирует го­раздо раньше. Раннее обнаружение болезни — это возможность вылечить болезнь в самом начале, когда она еще не набрала опасной инерции».

Я достаточно долго тренировался в области диагностики и достиг приличных результатов. У меня есть особенность — я никогда не останав­ливаюсь на полпути. Если я занимаюсь какой-то проблемой, я должен дойти до конца, временной срок при этом не ограничен. Это первое. Вто­рое — я не сомневался, что должна быть обратная зависимость: тело должно зависеть от эмоций. Я выходил на все более тонкие слои полей и через несколько лет поисков этот переход завершился.

Я убедился, что есть полевые структуры, кото­рые зависят от тела, и есть более тонкие слои, где тело в свою очередь зависит от поля. Потом я уви­дел, что полевые деформации, которые приводили к болезням, были неразрывно связаны с агрессив­ными эмоциями. Затем я понял: то, что мы назы­ваем эмоцией, и то, что мы называем полевой структурой, — это одно и то же. Оказалось, наши эмоции действительно связаны с телом и зависят от него. Но связаны не на прямую, это во-первых, а во-вторых — связаны поверхностным уровнем. Более глубинные масштабные слои эмоций, кото­рые ученые вначале назвали подсознанием, а по­том сверхсознанием, наоборот, управляют телом. Но между ними есть четко выраженная связь и взаимодействие. Когда тело разрушается, базовые полевые структуры тонкого плана остаются и ве­дут независимое существование.

Вопрос: почему? Ответ простой: жизнь сначала возникла на полевом уровне как единое существо во всей Вселенной. Поэтому эмоции, которые ис­пытывает любое живое существо, имеют поверх­ностный слой, связанный непосредственно с его оболочкой, и глубинный слой, который связан уже с жизнью как единым живым существом во Вселенной. При всем многообразии живых су­ществ во Вселенной на самом тонком плане все они продолжают оставаться единым существом. Почему же, если это существо было в прошлом, его эмоции, то есть поле, продолжают существо­вать и сейчас? Ответ следующий. Вселенная явля­ется голографическим существом не только в про­странстве, но и во времени. Поле распространяет­ся вокруг объекта не только в пространстве, но и во времени. На большом удалении от объекта мы можем чувствовать его поле, но не видеть его са­мого. То же самое происходит и во временном удалении. Значит, и утверждение западной мате­риалистической науки и утверждение религиоз­ных, мистических и философских течений одина­ково верны. Эмоция зависит от объекта, объект зависит от эмоции. Все явления гипноза необъяс­нимы для западной науки, потому что в гипнозе, если навязанная установка ушла на достаточно глубокий слой эмоций, вдруг становится замет­ным, что эмоция вышла из-под контроля и зависи­мости тела и начинает управлять телом и свя­занным с ним сознанием. Раз эмоция является пространственно-полевой структурой, значит, она определяет все события, которые в этом простран­стве происходят. Естественная эмоция не поверх­ностная, а сверхглубинная. И как специалист по сверхглубинным эмоциям, я вижу, как все, что происходит с человеком, полностью зависит от его глубинного эмоционального состояния.

Значит, чтобы изменить окружающий мир и то, что в нем происходит, нужно изменить себя, сна­чала поверхностно, а потом внутренне. Но для того чтобы воздействовать на свои сверхглубин­ные эмоции и через них на весь мир, нужно знать, как воздействовать, исходя из чего. Для этого нужно обладать правильным мировоззрением, а мировоззрение определяется в первую очередь на­шими целями. Неправильное мировоззрение дает неправильные эмоции. Поверхностный слой эмо­ций воздействует на сверхглубинный, и дальше либо распад, либо развитие. Но не буду утомлять читателя моими размышлениями, перейдем опять к основам человеческого счастья.

Итак, основные ценности свелись к нескольким группам. Когда я подхожу к какому-то пределу, обычно один из элементов начинает раскачиваться и выходить из-под контроля. В данной ситуации получилось то же самое. Периодически просмат­ривая зацепку за волю, желание, жизнь, сознание, я заметил, что при диагностике один из парамет­ров начал вести себя непредсказуемо. Это был раздел желаний. Везде зацепка минимальная, а здесь непредсказуемые взрывы зависимости, то есть получалось, что желания зависели от жизни, воли и сознания. Но с желаниями у меня была от­дельная тема. Я уже писал, стоило мне чего- нибудь захотеть, как тут же все мои желания шли крахом. Причем я заметил странную тенденцию. Блокировка шла независимо от масштаба. Если мне хотелось собирать грибы, то они исчезали во всей области. Если я куда-то ехал, рассчитывая на хорошую погоду, там начиналось ненастье. Эти строки я диктую в 2001 году. Сегодня 31 мая, по­следний день весны третьего тысячелетия, и тема желаний у меня явно не закрыта.

В конце апреля мы договорились о возможно­сти порыбачить в Астрахани. Если мне захоте­лось, я точно знаю, что будут проблемы. Там, в Астрахани, уже заказан катер, на котором мы сможем выйти в море и будем рыбачить. Готовы машины для поездки к дальним озерам, где полным-полно рыбы. Разработаны маршруты, го­товы люди. Я чувствую, что я завишу от своего желания, но пытаюсь себя утешить: ну не исчез­нет же вся рыба в Астрахани. Мне интересно, как же выкрутится природа, чтобы обломать мои же­лания. Скорей всего, я не смогу попасть по каким-то причинам на рыбалку. Хорошо бы жи­вым при этом остаться, а то кто знает, с какой си­лой меня будут тормозить. Все решилось просто и красиво. Когда мы приехали в Астрахань, то встречающие разводили руками: «Перед вашим приездом два дня шел ливень, настоящий потоп. Катер ушел в море и где-то застрял, а все дороги размыты и проехать на озера невозможно». Так что в результате мы в основном пили пиво и ели сушеную воблу. Но когда я на все махнул рукой, порыбачить все-таки удалось. Рядом с городом протекала какая-то речка, и по ней тоже шла во­бла на нерест. Весь берег был усыпан рыбаками. Светило солнце, была великолепная погода. Я поймал штук 20 рыбешек и был в восторге.

Но вернемся к событиям 1999 года. Они были для меня очень поучительными. И прежде всего это было связано с моей поездкой в Париж. Встре­ча второго тысячелетия. Один из самых больших праздников в истории человечества. Все объединя­ются в одном порыве независимо от национально­сти. Мы с женой решили встретить католическое Рождество в Париже и перед Новым годом уле­теть обратно. Чем лучше представляется будущее, тем сильнее хочется из настоящего побыстрее пе­реместиться туда. Тогда я не знал, что мечта о бу­дущем, переходящая в желание переместиться туда, — это нарушение высших законов, програм­ма уничтожения настоящего. В чем смысл жизни? В обретении Божественного. Для этого нужно сжать время, и сжимается оно эмоцией. В каждой эмоции причина сжимается со следствием, буду­щее с настоящим. Поэтому человек по-настоящему счастлив в те моменты, когда он идет к цели, а не когда он ее достигает. Цель достигнута, слой вре­мени сжался. Происходит пульсация, вспышка новых целей, более отдаленных, и опять стремле­ние к ним.

Когда же мы отказываемся от настоящего ради будущего, тогда разрушается и будущее, и насто­ящее. Разрушение началось с первых моментов путешествия. Сначала выяснилось, что есть рейс самолета только одной компании, не любимой мной LKM. Затем пересадка в Амстердаме. Там мы сидели на сквозняке, подцепили австралий­ский грипп и, прилетев в Париж, уже были боль­ными. Грипп бьет именно по желаниям. Надо осматривать город, а ничего не хочется. С грехом пополам протянули два дня. Перед самым Рожде­ством пошли гулять по Парижу, поднялись на Монмартр, дул холодный, пронизывающий ветер. Мы гуляли по Монмартру, и мое пальтишко со­вершенно не защищало от холода. Чтобы согреть­ся, зашли в храм Сакрекёр. В центре зала сидели молящиеся, и туда заходить не рекомендовалось. Состояние у меня было отвратительное. Я думал о том, что надо опять выходить на холодную улицу, и меня начинал бить озноб. «Неплохо было бы по­мереть здесь, — думал я, вертя головой, осматри­вая высокие стены храма. — А то сейчас выйду, получу воспаление легких и т. д.». Все мои мечты и желания показались в этот момент такими смеш­ными и никчемными. Я не притягивал их, а наобо­рот, отпихивал все мои мысли, все мои планы и желания. Понемногу отвратительное состояние как-то рассеялось. Я вышел на улицу и вдруг за­метил удивительную перемену. Мы шли под ледя­ным ветром, а мне совершенно не было холодно. И потом мы гуляли по улочкам Монмартра, и на мне как будто был пуховик. Мои мечты, страхи, недовольства, уныние куда-то исчезли! Чтобы об­рести Божественное, нужно на какое-то время по­терять человеческое. И как только мы не мешаем своей душе ощутить Божественную любовь, она наполняет нас энергией, жизнью и всем осталь­ным.

Это состояние я сформулировал так: не мешай себе быть счастливым. Своими страхами, уныни­ем, обидами мы постоянно давим свое счастье, а потом удивляемся, почему его у нас нет. После этого я нашел слова, которые я мог сказать паци­ентке, безуспешно боровшейся с ревностью.

Для женщины одна из главных составляющих счастье — общение с любимым человеком. Смерть близкого человека, измена, предательство или обида практически непреодолимы, если нет дру­гой точки опоры. Но опираемся мы эмоционально. А чтобы эмоция сформировалась, первичные ощу­щения должны повториться несколько сотен раз. Если вы узнали, что любимый человек изменил или предал, и в этот момент начинаете молиться и прощать, будьте уверены, что у вас ничего не по­лучится и ваша душа по инерции будет испускать ненависть, осуждение или уныние. Но если вы в момент любой, даже крохотной обиды от мужа бу­дете забывать о муже и об обидах, устремляясь к Богу, и в момент любых тревожных мыслей, стра­хов и уныния также, то пройдет какое-то время и вы ощутите в реальности, насколько важна для нас та вечная любовь, которую мы носим в себе, без которой жить невозможно. И тогда вы уже за­щищены навсегда. И этого счастья у вас никто не отнимет. И нужно не терять времени, и использо­вать любую ситуацию для этого.

Итак, в момент обиды перестать внутренне за­щищаться, бояться и сожалеть. Забыть обо всем и пытаться ощутить любовь к Богу. Париж 1999 года был необычным. До наступления Рождества была неплохая погода. А на следующий день разом, как будто по мановению волшебной палочки, погода испортилась. Причем ухудшалась с каждым днем. Я потом понял, в чем дело. Эмоции больших групп людей влияют и на погоду, и на все, что происхо­дит. До Рождества все парижане и приехавшие туда подсознательно ориентировались на Божест­венное. После этого у всех все устремления резко перешли к человеческому: радость, веселье, еда, праздник. Загрязнение души тут же повлекло за собой изменение окружающего мира, и началась блокировка повышающейся зависимости от челове­ческого. Насколько я мечтал приехать в Париж, настолько через несколько дней я уже мечтал уле­теть оттуда. Надо было все эти дни лежать, а этого не получалось. Жена не выходила из номера, а я мотался по Парижу, делая какие-то дела. «Не хва­тало окончательно заболеть и лежать здесь на Но­вый год», — думал я. Видать, улететь очень хоте­лось. 28 декабря мы встали утром и поехали в аэропорт. И вот тут началось настоящее светопре­ставление. Ветер гнул толстые деревья и ломал их. Самые большие порывы начались именно тогда, когда мы вошли в здание аэропорта. Шквальный ветер распахивал двери и в здании аэропорта, внутри падали предметы. Пару раз гас свет. Я хо­дил вперед и назад, ожидая информации о полете, и понимал, что самолет сегодня не улетит. Было состояние сильной слабости, начинала подниматься температура, по спине тек холодный пот. «Поле­жать бы сейчас и ничего не делать», — мечтатель­но думал я. Рейс отменили, мы поехали назад. Ехали, объезжая поваленные деревья, опрокину­тые рекламные щиты. Какие-то разбросанные предметы и мусор валялись на дороге. На другое утро мы все-таки улетели. Перед отъездом мне хо­телось помыться в душе, но я знал, что этого нель­зя делать, так как поднимется температура и я вряд ли буду транспортабелен. По приезде в Питер я помылся под душем и уже через полчаса темпера­тура у меня поднялась выше 40 градусов. Состоя­ние было интересным. Любое желание вызывало боль и отвращение. Было около двух часов ночи. Я лежал и ничего не мог делать: ни думать, ни хо­теть, ни лежать, ни спать. «Это называется погулял в Париже», — думал я.

От этого состояния отвлек телефонный звонок. Какой-то мужчина звонил из Киева. Не понимаю, как он достал домашний телефон, но почему-то решил звонить среди ночи.

• 
  Это правда, что Лазарев умер? — спраши­вал он меня.
  
• 
  Не спешите, — ответил я, — он пока еще бо­леет.
  

Мужчина обрадовался:

• 
  Ну, слава Богу, а то все говорят, что умер.
  

Я лежал и вспоминал парижские события. В них была какая-то загадка. Это был не самый сильный ураган, но именно он вырвал в Версале с корнем 4000 деревьев. Самый сильный удар был нанесен по богатым районам. До этого ураганы практически не повреждали ни одного дерева. Я вспомнил свои слова, когда мы ездили по Пари­жу: «Сейчас человечество похоже на дерево с мощным стволом и пышной кроной и очень слабы­ми корнями. Нам некогда думать о них». А вече­ром, перед ураганом, сидя в компании, я говорил: «Мы упиваемся своим благополучием и считаем себя защищенными. Это — иллюзия. Мы такие маленькие букашечки по сравнению с природой, особенно когда забываем о своих корнях».

Почему же все-таки ураган прицельно ударил по тем местам, где пышнее всего праздновалась встреча третьего тысячелетия, особенно по Пари­жу? Кстати, часы, которые отсчитывали время, оставшееся до нового тысячелетия, сломались и последние часы ничего не показывали. Тоже, на­верное, не случайно.

Я пытался диагностировать не только себя, но и группы людей, и постепенно возникла любопытная модель. На тонком плане сейчас все человечество становится единым целым. Этот процесс идет уже около 30 лет. Реальным он должен стать к 2002 го­ду. То есть, если раньше эмоции всех людей были хаотичны по отношению друг к другу, то с 2002 го­да они будут выстраиваться в одном направлении.