Джэй Вайднер, Винсент Бриджес

Дженкинс также пишет: «Критически важная информация, зашифрованная в книге Уктешвара — написанной, кстати сказать, за несколько десятилетий до того момента, когда в 1920-е годы было официально открыто ядро галактики, — сводится я тому, что древнее ведическое учение о югах знало о периодических изменениях ориентации осей солнцестояния относительно центра галактики». Фроули соглашается с этим и говорит, что вся ведическая астрология «ориентирует зодиак по центру галактики». Лунные дома ведической астрологии также указывают на область галактического центра, находящуюся в точке 6° Стрельца. Лунный знак, занимающий примерно 13° и включающий в себя область центра галактики, называется мулла, или корень, что указывает на особую важность центра галактики как источника и происхождения жизни и времени.

Хьюитт ссылается на эту традицию, хотя и косвенно, комментируя это следующим образом: «Это — алтарь Бога Времени, который посылает птицу-солнце зимнего солнцестояния в полет по ее годовому кругу с юга на север и с севера на юг «вокруг оси», чтобы она приносила свет и тепло материнскому Древу Жизни». Дуга движения в сторону центра галактики и от него символизируется полетом «птицы-солнца зимнего солнцестояния», которая летит «с юга на север», то есть от точки, ближайшей к центру галактики, к точке, максимально удаленной от нее. «Ось», вокруг которой она летает, — это ось галактики, идущая от Вишнунабхи к внешней границе галактики, и, как свидетельствуют ведические предания, птица эта «приносит свет и тепло материнскому Древу Жизни», то есть оси эклиптики. Согласно расчетам Хьюитта, камень-линга, который он описывает, представляет собой материальное выражение всей этой мифологии, связанной с прецессией, объект, который идентифицирует тайну времени и эволюции как символическое соединение всех трех центров и осей космического дракона.

Узнал ли Хьюитт об этой прецессионной мифологии от ученых, пытавшихся реконструировать Веды, таких, как Шри Ук- тешвар, или же интуитивно вычислил ее на основе древних оригиналов? И то и другое представляется маловероятным. Книга Шри Уктешвара «Священная наука» не была известна на Западе вплоть до 1949 г., и конкретное время ее написания остается неустановленным. Хьюитт мог слышать о таких учениях, но, если это и так, он не приводит никаких упоминаний об источниках. Мы видим это и в его интерпретации Ману, и во многих других примерах. Мы вправе с полным основанием предположить, что, поскольку Хьюитт привлек в своей работе так много не ведических источников в поддержку своей гипотезы, он, видимо, не нашел возможным ограничиться только индийскими мифологическими источниками.

Но откуда же он черпал информацию? Ответ на этот вопрос можно найти в труде, изданном спустя шесть десятилетий после выхода в свет книги Хьюитта и принадлежащем перу ученика другого индийского святого, попытавшегося реконструировать древние ведические учения, опираясь на западную научную мысль. Это — Шри Ауробиндо, который провел молодость в Англии, получил в 1892 г. диплом в Оксфорде, а в следующем году вернулся в Индию, поступив на службу гражданским чиновником. Он быстро самостоятельно освоил санскрит и другие языки современной Индии и к 1902 г. активно включился в политическую деятельность. В 1910 г., под юридическим и политическим давлением со стороны свараев, сторонников независимости Индии, Ауробиндо ушел в отставку и всецело посвятил себя духовной практике, перебравшись из Бенгалии в Пондишери, находившийся во французских владениях в Индии.

Вскоре вокруг Ауробиндо образовалась группа, в которую входили молодая француженка по имени Мирра Альфасса, вскоре ставшая духовной супругой Ауробиндо. Ее именовали просто — Матерь, и все члены общины считали ее инкарнацией (воплощением) Божественного Присутствия. Спустя восемнадцать лет после смерти Шри Ауробиндо и за пять лет до своей собственной кончины Матерь предприняла целый ряд строительных проектов в Ауровилле, как стали называть разросшуюся общину в Пондишери. Один из этих проектов был назван в ее честь Мат- римандит.

Матерь работала в тесном контакте с другой молодой француженкой, Патрицией Норелли-Башеле, над архитектурным р©*- шением.и символикой Матримандита — алтаря-святилища, которое должно было символизировать присутствие божественного начала на земле. Как писал в своей книге «Галактическая ориентация» Джон Мэйджор Дженкинс, Матримандит, как и алтарный камень-линга Хьюитта, представлял собой комбинацию всех трех космических центров и направлений осей в едином символическом объекте. И хотя законченное сооружение не вполне отвечало точным геометрическим планам Матери и, следовательно, с самого начала не соответствовало мистическому содержанию, описания и замыслы, которые Норелли-Башеле донесла до нас в своих книгах «Гностический круг» и «Новый путь», со всей очевидностью указывают на важность центра галактики и периодических изменений ее прецессии для духовной эволюции человечества.

«Мы продвинулись настолько далеко, — пишет Норелли-Башеле, — что знаем о существовании великого Центра, с которым мы связаны в нашей системе и который обладает своего рода ключом к прецессии равноденствий. Это — тот самый Центр, который превращает ось, связующую знаки Козерога и Рака, в Ось Эволюции нашей планеты. Посредством духовных исследований мы можем убедиться, что в нас самих, в наших телах, мы можем найти точное отражение этой галактики, которая дарит нам откровение Высшего Женского Начала». Другими словами, упоминаемая ею «Ось Эволюции», данная в тропических¹ знаках Козерога и Рака и в созвездиях Стрельца и Близнецов, — это, конечно, ось галактики, идущая от ее центра к внешней границе. Дженкинс подчеркивает, что Норелли-Башеле получила эту ось,

основываясь на работе Рене Генона, однако есть доля вероятности, что Норелли-Башеле получила эту информацию непосредственно от Матери, которая, в свою очередь, почерпнула ее из того же источника, что и Генон. Но самое любопытное здесь заключается в том, что источники и Матери, и Генона косвенно восходят к общему источнику информации — книге Хьюитта.

Мирру Альфассу, или Матерь, по праву можно считать одной из самых ярких и впечатляющих фигур в оккультизме XX в. Задолго до того, как она перебралась в Индию и познакомилась со Шри Ауробиндо, Мирра активно занималась поисками источников эзотерической мудрости. В 1906 г., спустя пять лет после того, как Хьюитт опубликовал свою нашумевшую книгу, Мирра встретила своего первого учителя, Макса Теона, основателя герметического Луксорского братства. Теон, к которому мы еще вернемся, был, по отзывам современников, весьма привлекательным человеком и единственным из духовных адептов, кто заслужил восторженные отзывы Рене Генона. Мать, которая тоже не отличалась особой щедростью на похвалы, называла Теона человеком феноменальной оккультной силы, знаний и восприятия. Но еще более сильное впечатление на Матерь произвела жена Теона, Мэри Кристина Вудрафф Уэйр, которая еще до брака с Теоном успела стать признанным медиумом и ясновидящей. Миссис Теон, урожденная Вудрафф, была родной сестрой еще одного известного ученого-санскритолога и мистика Викторианской эпохи, тоже служившего в Индии, — «Артура Авалона», или сэра Джона Вудраффа.

В тот же период, точнее — в 1907 г., когда Мирра Альфасса изучала оккультизм у Теона, Вудрафф обратился с письмом к Хьюитту, прося его прислать информацию о тантрических текстах в Бенгалии. Вскоре Вудрафф и Хьюитт стали друзьями, чему немало способствовал тот факт, что анонимный благожелательный отзыв о последней книге Хьюитта «История традиционных примитивных народов», опубликованный в журнале «Nature», на самом деле принадлежал перу Вудраффа. Книги самого Вудраффа, публиковавшиеся под псевдонимом Артур Авалон, которые впервые вышли в свет в начале 19Ю-х гг. и издавались на всем протяжении 1920-х гг., до сих пор пользуются заметным влиянием в кругах оккультистов.

Хотя Вудрафф был лично знаком с Хьюиттом и знал Макса Теона, у нас нет прямых доказательств того, что Хьюитт был знаком с Теоном. Однако существуют косвенные свидетельства таких авторитетных людей, как Матерь, которые наверняка знали Теона, и крайне любопытная неопределенность в оценке продолжительности прецессионного года, о которой мы упоминали выше. Хьюитт попытался обосновать свою оценку продолжительности более длинного прецессионного года (=25 920 лет) по равнению с годом продолжительностью 24 ООО лет, состоящим из четырех циклов по 6000 лет. Та же самая неясность присутствует в книге Т. Буржойна «Свет Египта», которая вышла в свет во многом на основе оригинального учения герметического Луксорского братства. И хотя Буржойн допускает известную путаницу в типах лет и даже «изобретает» новые типы лет а-ля Хьюитт, он совершенно точно указывает, что «период Большого Века продолжительностью 12 000 лет на самом деле представляет собой движение центра Земли (Солнца) в космическом пространстве вокруг еще более крупного центра», повторяя расчеты Хьюитта и Матери, а затем делает неожиданный поворот и указывает на более длительную продолжительность периода — 25 920 лет.

Тайна каменного алтаря

Поскольку нет окончательных доказательств того, что мистические наклонности Хьюитта подпитывались благодаря контактам с герметическим Луксорским братством, связи между ними, как мы увидим далее, можно считать скорее гипотетическими. Куда более загадочным представляется происхождение загадочного линги — каменного алтаря, описанного у Хьюитта. Это — ключевой элемент фактических доказательств, который, как мы уже говорили, представляет собой символ пересечения космических осей в центре, подобно Матримандиту Матери. Но по мере продолжения исследований перед нами возникла еще более любопытная загадка.

Пьер дю Шателье, в доме которого Хьюитт исследовал ка- мень-линга, в свое время был ведущим археологом и крупнейшим специалистом по мегалитам Бретани. Его перу принадлежит множество публикаций по этой теме. В 1894 г. он вел раскопки неолитического кургана, или холма, высившегося в конце ряда гораздо более древних вертикально стоящих камней (менгиров), и обнаружил камень-маркер, похожий на омфал. В 1896 г. он опубликовал отчет о своих раскопках, и в этой монографии мы с удивлением читаем, что на камне-маркере не было никаких резных символов. Шателье не вел раскопок никакого иного кургана, который бы соответствовал описанию, приводимому у Хьюитта, и в его монографии нет ни слова о каком-то камне, покрытом резными символическими знаками, о котором упоминает Хьюитт. Действительно, камни эпохи неолита с резными знаками, аналогичными тем, о которых пишет Хьюитт, представляют собой величайшую редкость, уникумы, которые, можно сказать, практически не существуют в природе. По крайней мере, на сегодняшний день не найдено ни одного такого камня. Что же касается резных символов такого типа, о которых упоминает Хьюитт, то они относятся к гораздо более позднему времени, а никак не к неолиту или эпохе мегалита.

Но если уж мы готовы утверждать, что Хьюитт попросту сам сфабриковал этот камень, остается предположить, что он мог видеть нечто подобное в Шато-Керню. Хьюитт явно бывал в этом замке в период после 1868 г., времени публикации статьи Шателье, и до 1900 г., когда его книга была передана издателю. Быть может, существовал еще какой-то другой, неизвестный нам камень, не из числа тех, которые были найдены Пьером дю Шателье, и именно этот камень исследовал и описал Хьюитт? А если этот так, где же он нашел его?

Внимательное изучение базовых символов, описанных у Хьюитта, ведет нас в Страну Басков. Камни-маркеры, аналогичные линге, найденному Хьюиттом, часто встречаются в Стране Басков, и на них действительно присутствуют изображения крестов и солнечных колес — те самые «женские» свастики Хьюитта. Быть может, линга происходит из Страны Басков? Однако в своем исследовании Хьюитт никогда не упоминал об этом камне в связи со Страной Басков, даже несмотря на то, что, цр его мнению, этот камень восходит к готическим кельтам эпохи неолита, которые, как он предполагал, создали этот камень-лин- га и покрыли его символическими резными знаками ведического типа. Если бы он знал истинное происхождение этого камня, он наверняка сказал бы о нем гораздо больше. Однако после этого образца линги Хьюитт никогда более не упоминал о Стране Басков.

Столкнувшись с одним из таких явлений синхронистично- сти, которые неожиданно связывают воедино разрозненные фрагменты загадки, мы наткнулись на разгадку этой небольшой тайны и с удивлением обнаружили, что она ведет нас к самому ядру содержания «Тайны соборов» — Циклическому Андайскому Кресту. Располагая этим решением, мы наконец получили возможность ответить на вопрос о том, почему глава о Андайском Кресте, написанная еще в середине 1920-х гг., не была включена в состав «Тайны соборов» вплоть до ее второго издания, вышедшего в 1957 г. А это решение подводит нас вплотную к разгадке тайны личности Фулканелли.

«От станции проселочная дорога, пролегающая почти параллельно железнодорожной линии, приводит нас прямиком к приходской церкви, высящейся посреди селения», — пишет Фулканелли в главе об Андайском Кресте.

Это, по сути, все, что сообщает нам Фулканелли о происхождении Андайского Креста, и его информация столь же вводит в заблуждение, сколь и его предыдущее утверждение о том, что Андай не представляет особого интереса «для туриста, археолога или художника». Дата перенесения креста на церковный двор (1842 г.) прямо указывает на местное влиятельное семейство дАббади, которое приобрело этот участок земли на мысе именно в том году и оплатило работы по реставрации церкви. Нынешний церковный сторож, который, возможно, приходится внуком или правнуком тому старику-баску, о котором писал Фулканелли, хорошо знает о том, что крест действительно был перенесен по настоянию семейства дАббади, и поэтому трудно поверить, чтобы церковный сторож, упоминаемый Фулканелли, мог не знать эту информацию. И тем не менее Фулканелли даже не упоминает об этом.

Согласно истории замка Шато-дАббади, которая была опубликована фондом «Кейп Сайенс», на месте строительства этого замка было обнаружено несколько резных «баскских могильных надгробных камней». Они долгие годы лежали прямо на земле, в маленьком садике, до тех пор, пока их не отправили для изучения крупнейшим археологам, специалистам по эпохе мегалита. Произошло это в 1896 г., за два года до кончины Антуана дАббади.

В архивах замка Шато-дАббади, который в наши дни открыт для посетителей и превращен в музей, есть описание камня, на котором изображены солнечное колесо, несколько крестов и символ «роза ветров». Камень этот, согласно архивным данным, в конце 1896 г. по распоряжению М. д’Аббади был отправлен Пьеру дю Шанселье в замок Шато-Керню, в Бретань. Обратно камень так и не был возвращен, поскольку в архивах Ша- то-д’Аббади нет никаких упоминаний об этом факте. «Роза вет

ров» — это для нас весьма надежный символ, позволяющий не сомневаться том, что этот камень с мыса в Андае и есть тот самый камень-линга, который описал в свое время Хьюитт. Вырезанная на нем восьмилучевая звезда в квадрате очень напоминает своеобразную «розу ветров» или стрелки указателя сторон света. А поскольку баски были искусными мореходами, эта символика вполне понятна и уместна и, следовательно, служит аргументом в пользу правильности такой идентификации.

Алтарный камень Хьюитта, на котором изображена ориентация трех осей и трех центров, первоначально стоял на неком изолированном плато и глядел на море с андайского берега. Вполне возможно, что он послужил прототипом, ориентируясь на который мастера начала XVII в. и создали загадочный Андайский Крест. Камень Хьюитта и его странная, откровенно эзотерическая интерпретация символики, изображенной на камне, служат своего рода пробным камнем, указывающим на настоящее «золото», в чем мы убедились при анализе различных взглядов на крест и его назначение.

Контакт с семейством д’Аббади явился для нас солидным фактом, свидетельствующим о том, что семейство д’Аббади действительно сыграло ключевую роль в переносе креста на церковный двор, о чем Фулканелли почему-то предпочел умолчать. Но даже несмотря на эту фигуру умолчания, предложенная им дата — 1842 г. — прямо указывала на это семейство читателю, знакомому с «Тайной соборов» в 1926 г. О том, чем именно обусловлена причастность семейства д’Аббади к истории Андайского Креста, мы сможем узнать лишь после того, как рассмотрим мнения трех основных авторитетов по изучению Креста — Буше, Фулканелли и «Пола Меврила» и, наконец, информацию на самом Кресте. И лишь после того как мы поймем весть, которую несет Крест, мы сможем вернуться к вопросу о том, что же он сам и те тайны, которыми он окружен, могут поведать нам о личности реального Фулканелли. Но для начала нам необходимы три точки зрения на Крест, являющиеся составляющими звеньями мифа о Андайском Кресте.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ПОСЛАНИЕ БОЛЬШОГО АНДАЙСКОГО КРЕСТА

♦

Как соотносятся друг с другом миф и послание

В качестве попытки расшифровать мифическое содержание Ан- дайского Креста мы можем указать на три различные, но взаимосвязанные между собой интерпретации или точки зрения. Наряду с главой, посвященной Андайскому Кресту в книге Фул- канелли «Тайна соборов», мы рассматривали также статью Жюля Буше в «Утешении», опубликованную в 1936 г., и эпилог Пола Меврила в книге «Феномен Фулканелли». Эти работы служат своего рода линзами, одни из которых предназначены для микроскопа, другие — для телескопа, а третьи искажают картину, словно зеркала в комнате смеха, но, прежде чем обратиться к рассмотрению монумента в целом, нам необходимо тщательно рассмотреть эти точки зрения. Как мы увидим, иной раз даже искаженная картина способна дать весьма ценную информацию. Итак, давайте рассмотрим эти источники в хронологическом порядке.

. Статья Жюля Буше, опубликованная в 1936 г., — первый известный нам анализ монумента, предупреждающего о конце времен (ил. 1.4). Согласно этой статье, М. Лемуан, художник, обладатель «громадного таланта», передал Буше несколько любительских фотоснимков Креста и тем самым привлек к нему

внимание Буше. Что же касается французского художника того времени по имени Лемуан, то его поиски оказались безрезультатными. Фамилия Лемуан означает по-французски просто «монах». Ее трудно назвать широко распространенной, что вызвало в нас подозрение, что это псевдоним.

В своей статье Буше упоминает о Фулканелли, но никак не связывает его имя с Андайским Крестом. Он приводит цитату из книги Фулканелли «Обитель философов» о символике креста св. Андрея — цитату, отражающую точку зрения Хьюитта. Статья начинается с описания Креста. Буше выделяет аспекты, интересующие его в первую очередь: четыре стороны цоколя, латинская надпись, и крест св. Андрея над надписью, а затем обращается непосредственно к интерпретации самой надписи. Как мы уже говорили в главе 1, попытка Буше отражает некоторое знакомство с интерпретацией Фулканелли и его методикой. Однако Буше останавливается в нескольких шагах от правильной расшифровки и неожиданно сворачивает в другую сторону.

Буше обращается к рассмотрению символов на цоколе, двигаясь в направлении «запад — восток — север — юг» зигзагообразно, и в результате у него получается нечто вроде знака на готическом особняке. Он начинает с западной стороны, которую называет «заходящее солнце», сообщая, что ее шестнадцать лучей указывают на шестнадцатый козырь в картах Таро, который называется Взорванная Башня и служит символом катастрофы. Помимо того, что это весьма близко к действительности, в частности, сама мысль об использовании изображений Таро на цоколе, это и весьма интересное решение, ибо, если человек поймет, что образ имеет отношение к катастрофе, он может сразу же сосредоточить внимание на этом символе, не вдаваясь в дальнейшие изыскания. А самым крупным козырем в картах Таро, естественно, является Солнце.

Изображение Звезды на восточной стороне цоколя имеет ту же трактовку. Буше указывает, что она, то есть Звезда, как бы приветствует восток и имеет восемь лучей и, таким образом, символизирует восьмой козырь — Справедливость. На северной стороне цоколя изображена Луна, однако Буше не следует принятой в Таро интерпретации этого символа и заявляет, что луна — это восемнадцатый по счету козырь в картах Таро. Он всего лишь намекает, что это туманный египетский символ, значение которого не установлено.

На южной стороне цоколя приведено символическое изображение Четырех Веков, но при этом Буше не упоминает об очевидном аналоге этого в картах Таро — козыре Страшный Суд. При этом он приводит расшифровку четырех веков согласно Овидию¹⁷¹: это Золотой, Серебряный, Бронзовый и Железный века. Он завершает этот пассаж, заявляя, что мы живем в Железном веке, полном «преступлений и бедствий», однако при этом не приводит никаких пророчеств о двойной катастрофе. Несколько позже в своей статье Буше говорит, что назвать точное место или время подобной катастрофы невозможно. Однако он все же пытается предсказать их.

Возможно, это была вся информация, которой располагал Буше, и, не имея целостной картины событий, он был вынужден восстанавливать пробелы так, как считал нужным и возможным. Свидетельства Таро сами по себе указывают на тот факт, что источники, которыми пользовался Буше, и сам Буше сознавали важность Таро для расшифровки символики Андайского монумента.

Атрибуция, которую предлагает Буше, не совсем соответствует действительности, в чем мы сможем вскоре убедиться, однако то, что он все-таки открывает нам, косвенно указывает на корректную атрибуцию. Любопытно, что в картах Таро существуют совершенно однозначные соответствия символам, изображенным на всех четырех сторонах цоколя, но Буше любой ценой стремится уклониться от них. Это весьма забавно и показывает, что Буше намеренно уклоняется от верных соответствий и хочет, чтобы мы сами проанализировали образы Таро. Вполне

возможно, что Буше делает это намеренно, стремясь ввести нас в заблуждение и заполнить пробелы в символике.

«Циклический Андайский Крест» — это важнейшая глава в знаменитой книге Фулканелли (см. Приложение Е, где приведен полный текст этой главы). После густых дебрей эрудиции и нагромождений эзопова языка, ожидавших читателя в остальных частях «Тайны соборов», эта глава словно омывает его ярким солнечным светом прибрежного баскского городка. Описание монумента и его ориентации совершенно просто и доступно. Даже объяснение поверхностного уровня символики монумента просто и практически свободно от пресловутого шифра «зеленого языка», столь характерного для остальных глав книги. Или, по крайней мере, так кажется.

«Каким бы ни был его возраст, Андайский Крест, судя по декоративному оформлению пьедестала, свидетельствует о том, что это — едва ли не самый странный монумент примитивного милленаризма [sic!], редчайший образец символического хилиазма, который мне когда-либо доводилось видеть». В устах Фулканелли это звучит как высочайшая похвала. Далее он говорит нам, что «неизвестные мастера, создавшие эти образы, обладали реальными и глубокими знаниями о Вселенной».

вой строке, а остальные буквы этого слова — во второй, в результате чего мы имеем два фрагмента слова — aves и pes. Это создает очевидную грамматическую ошибку. Дело в том, что, если слово pes, «фут», написано здесь сознательно и стоит на своем месте, тогда его прилагательное должно быть согласовано с ним по грамматическому роду и читаться как unicus (мужской род), а не как ипгса (женский род).

Как ни странно, Фулканелли даже не пытается найти скрытый смысл в этой «ошибке». Он не вдается в расшифровку этого анаграмматического каламбура, а лишь отмечает, что это сделано намеренно. По его словам, «поскольку эта ошибка является явной и очевидной, это указывает, что она была допущена намеренно». Обращаясь к смыслу надписи, он пишет: «Я уже имел возможность изучить символику пьедестала и знаю, как и посредством каких перестановок следует читать эту христианскую надпись на монументе; но мне очень хочется показать исследователям, сколь большую пользу может принести раскрытие тайного смысла подобных вещей на основе здравого смысла, логики и разумной аргументации». Далее он переходит к интерпретации этой надписи, читая латынь так, как если бы это был французский. В итоге у него получается «Il est écrit que la vie se réfugie en un seul espace», что можно перевести как «Написано, что жизнь может найти убежище в некоем месте».

Подобное прочтение трудно принять всерьез. Дело в том, что трансформации смысла почти необъяснимы и ничем не мотивированы, за исключением ссылок на неких загадочных авторов и периодические издания, и, по-видимому, в основном базируются на сознательно допущенной ошибке. Так, Фулканелли заявляет, что «буква S, имеющая извивающуюся форму змеи, соответствует греческой «X» (или хй) и имеет эзотерическое значение». Это столь же странно, как и неблагозвучно. Ни в какой известной нам системе эзотерических знаний нам не удалось найти такого соответствия, о котором говорит Фулканелли. Таким образом, это следует воспринимать как специальную атрибуцию, имеющую необычный, но точный внутренний смысл, которая использована здесь как указание на нечто важное, что невозможно изложить, не нарушая формальных правил.

Далее Фулканелли продолжает дешифровку, говоря о значении буквы Б: «Это — символ геликоидального пути Солнца, достигшего зенита, двигаясь по кривой в космическом пространстве во время циклической катастрофы... Благодаря символическом значению буквы Б, которая намеренно перенесена на другое место, мы понимаем, что эту надпись следует перевести на тайный язык». Следуя своей франкоязычной интерпретации латинской надписи, он утверждает, что фраза на кресте означает: «Существует страна, где смерть не сможет настичь человека в страшное время двойного катаклизма». Более того, найти эту «Землю Обетованную» сможет только избранная элита.

Приводя очень мало прямых доказательств, Фулканелли сообщает нам, что Андайский Крест — это своего рода индикатор, предвестник некоей будущей катастрофы. Фулканелли, продолжая свое исследование монумента, обращается к надписи 1ИШ на оборотной стороне перекладины креста, которую он называет лицевой стороной монумента. Он намеренно путает последовательность расположения символов, говоря, что 1ИШ соответствует «схематическому образу цикла» — изображению четырех букв А по углам креста на южной стороне пьедестала.

Это может означать, что 1ИШ и четыре А находятся на одной и той же стороне монумента. Однако на самом деле это не так. На той же стороне, где находится ШШ, расположена восьмилучевая Звезда. И здесь Фулканелли вновь намеренно вносит неясность в этом весьма важном месте: «Итак, мы имеем два символических креста, два инструмента одной и той же смертной муки. Наверху находится божественный крест, символизирующий средство искупления; внизу — глобальный крест, указывающий полюс северного полушария и точку времени (дату) рокового периода этого искупления».

После этого Фулканелли предлагает нам весьма странный образ: «Бог Отец держит в руке этот шар земной, увенчанный знаком огня. Четыре великих века, представляющих собой исторические отражения четырех эпох развития мира, имели владык и повелителей, ставших их символами. Владыки эти — Александр Македонский, император Август, Карл Великий и Людовик XIV». Далее он говорит, что «это, с одной стороны, объясняет содержание надписи INRI, в эзотерическом плане переводимую как Jesus Nazarenus Rex Iudeorum (Иисус Назарянин Царь Иудейский), а с другой раскрывает таинственное содержание символа креста: Igne Natura Renovatur Integra (Огнем природа обновляется полностью). Ибо наше полушарие скоро будет испытано огнем и в огне. И поскольку это будет так, золото очистится от нечистых металлов, и, как говорит Писание, в день Страшного Суда праведные будут отделены от грешников...»

Фулканелли приводит примечание к именам четырех владык: «Первые трое были императорами, а четвертый всего лишь король — король-солнце, что указывает на заход звезды и последние лучи ее света. Это сумерки, предтеча долгой циклической ночи, полной ужаса и кошмаров, «мерзости запустения». Его эзотерическая интерпретация аббревиатуры INRI «Огнем природа обновляется полностью» прямо указывает на тему хилиазма и очистительного разрушения как прелюдию воссоздания Эдема и райского блаженства. Подобно тому как огнем очищается золото, так и наш век будет испытан и очищен огнем.

Затем Фулканелли рассматривает символы, изображенные на четырех сторонах пьедестала. Любопытно, что Фулканелли меняет предложенную Буше зигзагообразную последовательность сторон, перечисляя их в следующем порядке: солнце, луна, звезда и «геометрическая фигура». Иллюстрация, сопровождающая текст (ил. 48 в «Тайне соборов»), предлагает ту же самую по- следовальность. Фулканелли оставляет без внимания символы солнца, луны и звезды и посвящает последние страницы этой главы рассмотрению четвероякой природы «геометрической фигуры, которая... не что иное, как диаграмма, показывающая посвященным фазы солнечного цикла».