РОССИЯ И ПОЛЬША ГЛАЗАМИ СОВРЕМЕННЫХ КИНОДОКУМЕНТАЛИСТОВ

На протяжении ХХ века отношения между Россией и Польшей складывались тяжело – от экономики и политики, и до конфликта национальных характеров. Политические перемены в Польше 1989 года послужили толчком к переосмыслению российским и польским народами отношений друг с другом.

Новое время принесло новые оценки действительности в обеих странах. В рамках проекта «Россия – Польша. Новый взгляд» (2004-2009) польские и российские режиссеры сняли 8 документальных короткометражных картин – россияне о Польше, поляки о России: «Семена», реж. Войчех Касперский, «Электричка», реж. Мачей Цуске, «Сакрум», реж. Алена Полунина, «Мой Кесьлевский», реж. Ирина Волкова, «Загуж – конечная остановка», реж. Юлия Исхакова, «52 процента», реж. Рафал Скальский, «Первый день», реж. Марчин Саутер, «Безработные», реж. Настя Тарасова.

Создатели этих фильмов – совсем молодые режиссеры - воспитанники классических российской и польской школ документального фильма. С непредвзятым, толерантным взглядом они выявляют несоответствие устоявшихся точек зрения на особенности народов России и Польши, а также обнаруживают скрытые мотивы мышления и поведения жителей обеих стран.

На основе представленных в проекте кинокартин важно определить основные проблемы, которые стоят сегодня перед молодыми режиссерами документального кино обеих стран и специфику польской и российской документалистики.
Степанова Полина Михайловна, кандидат искусствоведения, доцент кафедры зарубежного искусства Санкт-Петербургской государственной академии театрального искусства.

СИСТЕМА К.С. СТАНИСЛАВКОГО КАК ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ ОСНОВА РАЗВИТИЯ ПОЛЬСКОГО ТЕАТРА 1950-60-ЫХ ГОДОВ

Опыт психологического театра К.С. Станиславкого, оформившийся в развернутую систему создания актерского образа и спектакля, стал основой процветания на русской сцене направления соцреализм. Эта доминанта в театральном искусстве на долгие годы определила единый и единственный способ воспитания актера, принцип работы режиссера с драматургическим материалом. Кроме того, «система» Станиславского стала «системой» критериев «подлинного, проникнутого жизнью искусства». Система Станиславского насаждалась как единственно верная для развития «театра стран социализма», все явления выпадающие из этих критериев либо подвергались критике, либо просто замалчивались. В театральной жизни Польши опыт Станиславского особенно активно стал переосмысляться в 50-60-ые годы ХХ века, опираясь на «советскую школу» и полемизируя с ней выдающиеся режиссеры разрабатывали новейший театральный язык, который и стал специфическим, известным теперь во всем мире, языком польского театра.

Эрвин Аксер, считающийся ярким режиссером психологического театра, насыщает свои спектакли абсурдистскими приемами. Такой подход свойственен только польской режиссуре. Именно в этой стране так сильно развивается драматургия абсурда. В спектакле Аксера 1955 года «Кордиан» Ю. Словацкого (театр Народовы) главную роль исполнил Тадеуш Ломницкий. Камерный спектакль был наполнен психологической актерской игрой с подтекстом, с простроенностью отношений, с психологическими нюансами в развитии образа. Кряжистый, невысокий человечек превращался в возвышенного романтического героя, благодаря «правдоподобию душевных движений». Уникальность Аксера, как режиссера, и Ломницкого, как актера, в этом совмещении несовместимых содержаний, техник. Аксер активно пользуется этим приемом в «Карьере Артуро Уи» Б. Брехта (1955). Ломницкий, создавая центральный образ спектакля, соединяет в единое целое внутреннее проживание с ярко выраженным гротеском во внешнем воплощении.

В 1960-ые годы сцену завоевывают молодые «авангардисты». Самый знаменитый Ежи Гротовский получил образование в Москве, на курсе Ю. Завадского. Впитав «уроки Станиславского», первые свои спектакли Гротовский решает в яркой психологической манере, но в конце своего театрального периода полностью переосмысляет систему Станиславского и на ее основе разрабатывает новейший способ существования актера, соединяющий в себе черты психологического театра и «сверхличностный» аспект актерского искусства.

Идеологически насаждаемая система воспитания актера дала в Польше удивительные всходы, на почве силой навязываемого художественного направления. Возникли новейшие тенденции развития актерского искусства, которые актуальны и в XXI веке.
Столяров Алексей Михайлович, кандидат исторических наук, доцент кафедры истории России и методики преподавания, Казанский Федеральный Университет, Институт истории, Отделение исторического образования, кафедра истории России и методики преподавания

ПОЛЬСКАЯ СРЕДНЕВЕКОВАЯ ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ В «РУССКОЙ ИСТОРИИ» Н.Г. УСТРЯЛОВА

Польское восстание 1830-1831 годов вызвало сильный резонанс в русском образованном обществе. Обретение польским народом на короткое время фактической независимости, и последующая её утрата в результате подавления восстания русской армией вызвали необходимость интеллектуального обоснования «возвращения» польских земель в состав Российской империи.

В изданной в 1837 году «Русской истории» Н.Г. Устрялова в качестве главного аргумента был выдвинут тезис, что независимой Польша существовать объективно не может, так как польской государственности исторически присущ гибельный для нации «изъян». Историк приписал средневековой Польше «всеобщее противоречие основных элементов государственных»⁷. Причину этого он усмотрел во влиянии на славян-поляков западноевропейских «феодальных понятий», суть которых заключалась в стремлении знати к независимости от верховной власти. Причём наличие аналогичного желания у русской элиты Н.Г. Устрялов отрицал: «У нас бояре были истинною опорою престола»⁸. С того времени, как славянская Польша стала частью Запада, она, по мнению историка, одновременно превратилась в зеркальную противоположность России. В Польше было «всеобщее разногласие», «безначалие»⁹, а в России – «неразрывное единство»¹⁰. Граница между Польшей и Россией в представлении Н.Г. Устрялова была границей между двумя мирами – западным и русским.

Однако применительно к XVII-XVIII векам контраст между польской и западноевропейской государственностью был существенным. Причину того, почему Польша, первоначально воспринявшая «европейские понятия», не смогла стать таким же сильным государством, как и Англия с Францией, Н.Г. Устрялов отыскивать не желал. Поэтому польская государственность представлялась историку исключением из европейской истории. Он писал о Польше XIV века как о «чудной смеси анархии и деспотизма»¹¹. Трудности при типологизации средневековой польской государственности привели историка к экстраполяции на неё стереотипов, сложившихся у русской интеллектуальной элиты на основе восприятия разделов Речи Посполитой. Таким образом, Н.Г. Устрялов модернизировал историю средневековой Польши.

Однако историк упустил из виду, что постулируемое им «безначалие» не мешало Польше в XV-XVI веках успешно противостоять внешнеполитической опасности в лице Тевтонского и Ливонского орденов. Это свидетельствовало, что польская государственность в данный период была эффективной.

Если бы Н.Г. Устрялов это признал, тогда он вынужден был бы аннулировать свой главный «исторический аргумент» в пользу невозможности существования суверенной Польши. Данная альтернатива была немыслима для историка, поскольку для него рост могущества России и одновременно упадок Речи Посполитой доказывали жизнеспособность самодержавных, а не «сеймовых» принципов организации власти. Поэтому Н.Г. Устрялов не желал углубляться в средневековую историю Польши, которая могла преподнести ему неудобные сюрпризы, а предпочёл модернизировать её прошлое.

Теме ноябрьского восстания 1830 года С. Выспянский посвятил три пьесы. Тщательно изучив работы польских историков, драматург практически с документальной точностью воссоздает развитие событий в течение нескольких ключевых для хода восстания дней. В драме «Варшавянка» (1898) - 25 февраля 1831года (Гроховская битва), «Лелевель» (1899) – 15 августа 1831 года (выступление якобинцев и патриотов против Жонда Народового), «Ноябрьская ночь» (1904) – 29 ноября 1830 года (первые сутки восстания).

С. Выспяньский дает собственную мистическую интерпретацию происходящих событий, наполняет речи и действия героев пьес философским смыслом, мифологизирует историю восстания польского народа против российского самодержавия. Введение в «Ноябрьской ночи» в качестве активнодействующих персонажей древнегреческих богов углубляет идейно-философский смысл драмы, позволяет автору выйти на извечные вопросы человеческого бытия: что есть борьба и смерть, безрассудный героизм и мудрая осторожность. Драматург персонализирует конфликт между царской властью и Польшей: колебания и нерешительность царского наместника в Польше Великого князя Константина в критической ситуации первых часов восстания раскрывается через его диалоги с супругой-полькой Иоанной.

В драмах ноябрьского восстания ощутимо проявляются символистские мотивы, в целом характерные для драматургического творчества С. Выспяньского. Неясная тревога, предчувствие неизбежно приближающейся трагедии звучит как в авторских поэтических ремарках, так и в словах персонажей при описании дворцового парка в «Ноябрьской ночи». А Старый солдат из «Варшавянки» выступает в роли безмолвного Неизвестного, своим появлением трагически меняющего ход событий на сцене. Анализируя свидетельства очевидцев можно утверждать, что мизансцена с появлением Старого солдата Л. Сольского в спектакле, поставленном Т. Павликовским в 1898 году на краковской сцене, была осуществлена в эстетике символизма.

Мифологизация действительности и мистическая трактовка причинно-следственных связей, которые влекут за собой череду тех или иных, с исторической точки зрения достоверно описанных автором, событий характерна для целого ряда произведений польской литературы ХХ века («Князь Потемкин» (1906) Т. Мицинского, «Песнь о солдатах с Вестерплатте» (1939) К. И. Галчинского и др.)
Тарасова Ольга Игоревна, Ведущий научный сотрудник, доктор философских наук, доцент, Федеральное государственное научное учреждение Институт педагогического образования и образования взрослых Российской Академии Образования

ПАМЯТЬ – СИМВОЛИЧЕСКАЯ БОРЬБА ЗА ПРОШЛОЕ И/ИЛИ БУДУЩЕЕ?

Память – это совокупность действий предпринимаемых социумом по символической реконструкции прошлого в настоящем и будущем. Память соотносит индивидуальное с родовым, единичное с общим, преходящее с устойчивым. Общая тенденция развития функций памяти состоит в сокращении значимости антропологической преемственности (человеческого участия и натуральных знаков и символов) в межпоколенной трансляции и технологического синтеза человеческой памяти с информационными технологиями и архивами. Возможны устный (до письменный), письменный и постписьменный типы памяти.

Согласно Ю.М.Лотману, письменная культура ориентирована на прошлое, устная культура – на будущее. Ориентация письменной цивилизации в прошлое, на прошедшее историческое время, стремление к тотальному увековечиванию и письменной архивации социокультурных реалий способствует дифференциации процесса памяти на фрагменты «прошлое – настоящее» и «настоящее – будущее», ведет к «разрывам» в процессах социокультурной символизации, сокращает внимание к проблеме памяти как символической стратегии будущего бытия культуры.

Память и традиция становятся актуальным предметом исследования в эпоху своих кризисов. Упадок традиционных ценностей, разрушение антропологической преемственности и социокультурного наследования, кризис культурной идентичности – предмет повышенного внимания современной социальной мысли. Традиция – процесс, форма и инфраструктура социокультурного наследования, организованные для обеспечения возобновления вложенного содержания, что включает систему моделей наследования, систему представлений (мировоззрение и миропонимание) и институты, обеспечивающие последовательный процесс наследования. В современной культуре, как отмечают М. Мамардашвили и А. Пятигорский, наблюдается «недостаток символизма». Внутри массовых знаковых систем происходит постоянная «десимволизация» символов, превращение символа в знак. Происходит упрощение семиотической структуры культуры (Ю.М. Лотман), нарушается и разрушается память культуры как процесс символической реконструкции прошлого в настоящем и будущем.

Разрушение памяти ведет к социальной амнезии, искусственным вариантам псевдо-традиций, к традиции частичной, «неполной», лишенной устойчивого символического ядра, и далее - к формированию антиподобий и взаимной аннигиляции глубинных идентичностей. Как следствие – замена идентичности инсценировками.

Актуализация проблем памяти связана не только с опасным распадом связи времен, культур и людей, но с нарушением устойчивого баланса триединства времён культуры – прошлого-настоящего-будущего, и как следствие, опасным поворотом социального времени в прошлое (А.А. Зиновьев). С утратой памяти происходит утрата смысла социального бытия людей, будущее культуры сохраняется во времени физическом, но не социокультурном. Память – фундаментальная символическая стратегия устойчивого будущего бытия человека, культуры, социума.

Исторические усадьбы – это значительный слой культуры, до последнего времени в Украине мало исследованный и недооцененный. Они представлены значительным разнообразием размеров, стилей, характером застройки. Массовое строительство усадеб началось в Центральной Украине в кон. XVIII в. В этот период эти земли пребывали в составе разных государств – Правобережье в составе Речи Посполитой (и даже после ее разделов и присоединения этой территории к России, 80-90 % шляхты Правобережья были поляками, что отразилось на вкусах и стилистике застройки усадеб), Левобережная - в составе России. Это определило культурное влияние на эти территории и отразилось в особенностях застройки усадеб.

1. 
   Проследить как уже в XVIII в. Сосуществуют культурные влияния польские и русские в дворцовом и парковом строительстве на территории Центральной Украины. Например, наиболее известные садово-парковые комплексы Правобережной Украины – "Софиевка" в Умани и "Александрия" в Белой Церкви. Первая создавалась преимущественно под влиянием польских образцов, в частности "Аркадии" Радзивиллов, во второй явно прослеживаются подражания парковым композициям Павловского парка.
   
2. 
   Какие известные государственные деятели, люди творчества были связаны с историей усадеб Центральной Украины. К примеру, ряд и ныне существующих из них во время южной ссылки посетил А.С.Пушкин – Антополь, Чернятин и др., М.Глинка написал часть знаменитой оперы "Руслан и Людмила" в Качановке, М.Кутузову принадлежало имение Хорошки, видающийся дипломат Игнатьев, подписавший Сан-Стефанский мирный договор, согласно которому Болгария получила независимость, основал усадьбу в Круподеринцах, где и провел последние годы жизни. П.Чайковский был связан родственными и дружественными узами с владельцами усадеб в Браилове и Каменке, где неоднократно и подолгу пребывал и т.д. Не менее заметный след в жизни выдающихся поляков оставили усадьбы Центральной Украины – со Степановкой связаны имена Марии Антонины и Болеслава Щеркевичей – выдающихся деятелей польского театра; в Верховне (которая больше известна как местопребывание О.Бальзака) долгое время служил учителем выдающийся художник Н.Орда, Джозеф Конрад (псевдоним Коженевского) – выдающийся английский писатель польского происхождения родился и вырос в Терехове на Волыни и т.д.
   
3. 
   На истории и развитии усадеб Центральной Украины отразился процесс боротьбы за влияние на этой территории между польскими и русскими помещиками и предпринимателями в ХIХ в., особенно во второй его половине. Это прослеживается на примере смены собственников поместий, изменении характера и стилистики застройки усадеб. Так, например, появляются и увеличиваются в количестве и размерах поместья гр. Бахметьева в Восточном Подолье (граф был одним из багатейших сахаропромышленников в России); Ф.Трепова (известного министра внутренних дел, пережившего не одно покушение народников) в Троще на Волыни. При этом польская шляхта в целом натиск выдержала и осталась преобладающей среди помещичьей прослойки (в нач. ХХ в. около 80 % дворянства Правобережной Украины была поляками). Достаточно удачно приспособилась и к послереформенным экономическим условиям – обычно к сельскохозяйственной составляющей деятельности поместий добавилась промышленная – перерабатывающая (производство сахара, спирта и т.д.).
   

Польско-российская компаративистика

Историческая и цивилизационная роль империй, потенциал постимперской культуры, факторы его реализации были раскрыты в ряде предыдущих работ. Особый интерес представляет сравнительный анализ различного имперского и постимперского опыта, позволяющий выявить факторы успешной реализации потенциала такого опыта в условиях современного массового информационного общества. Вне всякого сомнения, показательно в этом плане и сравнение исторического опыта Польши и России. Бросаются в глаза два обстоятельства.

Первое связано с историческим прошлым двух стран. Российская империя строилась с идеологическим мессианским посылом «Святой Руси» - формирования и развития универсальной православной державы. Польский имперский импульс никогда не переходил границы понимания Речи Посполитой как части христианского (католического) мира, в чем-то – одного из его форпостов.

Второе обстоятельство характеризует настоящее Польши и России, их самоопределение и позиционирование в современном мире глобализированного экономического, информационного пространства, а в чем-то и политического пространства. Такое самоопределение с неизбежностью связано с фиксацией исторической памяти, обеспечивающей сохранение и выражение уникальной неповторимости польской и российской культур.

В докладе прослеживается связь указанных двух обстоятельств, выявляются особенности содержания уникальности российской и польской культур, связанные с имперским прошлым двух стран, роль долгого развития этих культур в рамках Российской империи. Особое внимание уделяется компонентам культурно-исторического опыта, обеспечивающим предрасположенность к вхождению в современный мир, сохраняя свою уникальность, а также выступающих барьером в этом процессе.

Многонациональная Российская империя была «общим домом» для народов, в нее входивших; представители ее наций ощущали себя не только частицей собственного этноса, но и – кто-то в большей, кто-то в меньшей степени – осознавали свою принадлежность к глобальному имперскому пространству. Это положение, помимо негативных моментов, давало множество преимуществ – кроме расширения общего кругозора индивидуума оно служило мощной основой для осознания своего, личного места в геополитической картине мира, роли родного народа в имперской истории и политике, создания крепкой платформы для культурной интеграции и культурного влияния.

Сибирь в XIX веке являлась мультикультурным регионом и площадкой, где существовали самые благоприятные условия для подобных процессов. И поляки, оказавшиеся за Уралом на государственной службе либо по коммерческим интересам, демонстрировали, как правило, обоснованное имперское самосознание и государственный патриотизм, иногда превосходя в этом отношении даже представителей титульной нации. В данном явлении ни в коем случае нельзя видеть забвение национальных интересов или идейное перерождение – в мировоззрении этих личностей, как правило, широко и разносторонне образованных, в определенном смысле, лучших представителей своей нации, уживалось и имперское, и национальное – и в подобной ситуации нет противоречия, она как нельзя более органична и естественна. Правомерно назвать этот мировоззренческий дуализм культурным феноменом как эпохи, так и Империи в целом. Вполне возможно вывести его основные принципы и черты на примере трех показательных групп (чиновничество, интеллигенция, предприниматели) в свете характеристик как самосознания поляка в Империи, так и соотношения в самосознании этноса имперской и национальной идеологий.

Основой на пути формирования имперского самосознания для всех указанных категорий является этничность и, на данной базе – осмысление себя как части польского народа и места своей родины в Империи. Затем линии цепочек расходятся. Для представителей чиновничества следующим звеном служит Империя (осознание своей роли в имперском государстве), а далее, как логическое продолжение, выбор места службы в Сибири – наиболее активно развивающемся в геополитическом отношении регионе страны (Польша – Империя – Сибирь). К представителям интеллигенции, часто оказывавшимся в Сибири в ссылке, постижение имперской идеи приходит именно после знакомства с миром Азиатской России (Польша – Сибирь – Империя), то же самое касается и предпринимателей, первоначально рассматривавших Сибирь лишь как сферу выгодного вложения капиталов и развития бизнеса. Но, в любом случае, последним звеном, что является общей чертой мировоззренческих ориентиров представителей всех выделенных категорий, стоит назвать выведение не только Российского государства в целом, а также, посредством имперской идеологии, и Польши в качестве части имперского пространства на уровень мировой политики.