Глава 4 ВЕК ВОСЕМНАДЦАТЫЙ: СОЗИДАНИЕ И БОРЬБА

Глава 4

ВЕК ВОСЕМНАДЦАТЫЙ:
СОЗИДАНИЕ И БОРЬБА

Формирование народонаселения

В XVIII веке не только сохранилось, но и значительно усилилось проникновение за Каму людей разных национальностей. В силу этого малонаселенный прежде край стал приобретать все более обжитой характер.

В частности, по-прежнему массовым было переселение в Закамье русского населения. Более того, в XVIII веке этот процесс значительно ускорился, прежде всего за счет расширения дворянского землевладения, бурного роста горнозаводской промышленности, основания многих новых сел, деревень, а также крепостей и острогов.

Заметным явлением становится помещичье землевладение и крепостничество, в то время как в XVII веке они были еще крайне незначительны. Так, по переписи 1647 г. в Уфимском уезде существовало лишь 87 небольших помещичьих деревень, главным образом, вокруг Уфы и на севере Башкирии. Положение почти не изменилось и в начале XVIII века. Хотя по переписи 1718 г. отмечена уже 101 помещичья деревня, но в подавляющем большинстве в них находилось лишь по 1-3 крестьянских двора. Дело в том, что в это время московские власти еще проявляли осторожность в вопросах наделения землей боярских детей и дворян за выполняемую ими гражданскую и военную службу, не желая вступать в конфликт с башкирским населением.

Самим башкирам права продавать свою вотчинную землю и даже сдавать ее в долгосрочную аренду предоставлено не было. В Наказе царя Алексея Михайловича уфимскому воеводе Сомову повелено было учинить запрет башкирам всех дорог и волостей, «чтоб они вотчин своих и бортных... и никаких угодий русским людем и черемиса и чуваше... и татаром не продавали и в оброк не отдавали для того, чтоб оттово меж ими ссор больших не было и владели бы башкиры своими вотчинами, а будет что башкирцам доведетца отдать в оброк и им отдавать своей братье башкирцам на год и на два, а больше дву годов не отдавать, а русским людям никому отнюдь не отдавать...» Этот запрет преследовал цель предупредить злоупотребления русских служилых людей, а также воспрепятствовать потоку переселенцев из-за Камы, из пределов прежнего Казанского ханства.

Таким образом, в течение почти двухсот лет после вхождения Башкирии в состав Российского государства развитие помещичьего землевладения искусственно сдерживалось. Положение резко изменилось после вспышки очередного национального восстания в 30-х годах XVIII века. Как бы в отместку башкирам за их активное участие в этом восстании, 11 января 1736 г. по указу императрицы Анны Иоанновны Казанскому губернатору А. Румянцеву и статскому советнику И. Кирилову запрет на продажу и аренду земли был отменен. Дозволено было отныне ее покупать и «крепить» за собой дворянам, офицерам, мещерякам, тептярям и бобылям. Это разрешение было подтверждено указом от 11 февраля 1736 г. С этого момента, собственно, и начинается в Закамье широкое развитие помещичьего землевладения.

Правительство само стало активно жаловать дворян, отставных чиновников и офицеров крупными земельными участками, нередко вместе с государственными или дворцовыми крестьянами. Таким вот образом появилась помещичья деревня и на территории современных Набережных Челнов. Майор С. М. Тютчев получил от Екатерины II дворянское звание и земли деревни Мироновки вместе с жившими там людьми. С тех пор эта бывшая дворцовая деревня стала все чаще именоваться Тютчево, а потом и вообще трансформировалась в Чютчево.

Земли деревни Тогаево были пожалованы титулярному советнику Филипповичу. Мария Волконская стала собственницей деревни Князево. Городничий г. Мензелинска Микунов получил во владение земли и крестьян деревни Калмаш и т. д. Начиная с середины XVIII века в Мензелинском уезде были пожалованы поместьями коллежский советник Языков, коллежские асессоры Коптяжев, Драживичев, Есипов, Останков, Страхов, прапорщики Буткевич, Пилюгин, Стадухин и др. Наиболее плодородные земли, богатые лесами и другими угодьями, перешли во владение крупным чиновникам, таким, например, как тайные советники Левашов, Спиджаров.

Получив землю, помещики старались увеличить размеры своих поместий. Это делалось путем скупки земли за бесценок у башкир-вотчинников или прямым ее захватом. Так, помещики Ф. Стадухин, Е. Булатников и Т. Семенов захватили большие участки земли у башкир Саралиминской волости около рек Игень, Мензеля, Шильна и Сараиле. Жалобы вотчинников властям на эти беззакония превращались либо в многолетние разбирательства, либо вообще оставались без ответа.

Но даже если продажа земли или ее аренда производилась с согласия сторон и оформлялась соответствующими документами, бросается в глаза неравноправие таких сделок. Как правило, башкиры расставались со своей собственностью буквально за бесценок. Так, 1 ноября 1748 г. была оформлена запись о продаже земли башкирами деревень Подгорный Такирмень, Урусово и Захари Байлярской волости — Тохтагулом Миняшевым, Аднагулом и Смаилом Токкуковыми «с товарищи» — отставному поручику Е. Г. Можарову. Согласно этой записи, вотчинники продали помещику «старинную свою крепостную, имея у себя за росходом празднолежащую, землю... с сенными покосы и с протчими угодьи». Это был большой участок земли, граничивший с владениями крестьян деревни Балтаево. Судя по описанию межевых знаков, каждая сторона его намного превышала версту. И все эти сотни десятин отличной земли были проданы отставному поручику за 15 (!) рублей.

Для полноты картины приведем еще один пример. В сентябре 1752 г. башкиры Саралиминской волости деревни Бекметевой (Бешенды) Измаил Юлдашев, Юзекей Сеитов взяли в долг 30 рублей у капитана Казанского драгунского полка И. И. Останкова. В погашение этого долга вотчинники сдали ему в аренду на 10 лет (а фактически — продали) огромный участок земли в окрестностях деревень Бекметевой и Старой Бекметевой, с зачетом взятых денег по 50 коп. в год. Ключевой в договоре является фраза о том, что «по прошествии оных лет за достальные деньги владеть ему, Ивану, и впредь потому ж». И стал таким образом И. И. Останков практически безраздельным хозяином земли, так как по условиям сделки разрешалось «в оных наших урочищах ему, Ивану, хлеб сеять, сено косить, хмель щипать и рыбу ловить, и потребное число лесов на строение вкруг поль горотьбы в Ургудинских вершинах рубить». Перечисление такого рода договоров, когда башкиры за небольшие деньги отдавали земли, леса, рыбные ловли, места под мельницы и т. п. можно было бы без труда продолжить.

Пользуясь различными хитростями, уловками, подкупами, а то и просто угрозами, некоторые помещики успели за короткое время приобрести огромные земельные владения. Так, Левашов обладал в трех уездах Оренбургской губернии (Мензелинском, Стерлитамакском и Верхнеуральском) 172973 десятинами земли и 1022 душами мужского пола крепостных крестьян. Крупными феодалами были также помещики Куроедов, Осоргин, Аксаковы, Обуховы, Самарины и др. К концу XVIII века за помещиками числилось 2651481 десятины земли (примерно 8% территории Оренбургского края). И все эти миллионы десятин были приобретены правдами и неправдами за какие-то 50-60 лет! Находились помещичьи имения, главным образом, в западной и юго-западной части губернии.

Вместе с ростом помещичьего землевладения быстрыми темпами увеличивалось и количество крепостных крестьян, которых чаще всего переводили в Закамье из других мест. Владевшая в конце XVIII века деревней Мироновкой капитанша Анна Матвеевна Останкова переселила в нее 72 души крестьян обоего пола из села Архангельского Казанской губернии. Много крепостных было переведено помещиками в Мензелинский уезд из центральных российских губерний. Так, жена князя П. И. Волконского — Мария Андреевна, купившая у башкир пустующие земли «без меры» (около 8 тыс. десятин), поселила на них 222 души своих крепостных из Новгородской, Саратовской и Владимирской губерний. Так образовалось село Марьина пустошь (Князево). В дальнейшем помещик Г. В. Татищев перевел в это село еще 50 душ крепостных мужского пола из Тульской губернии.

Одна из самых родовитых и богатых боярских династий России — Шереметевы — во второй половине XVIII века купили у татарского помещика дер. Уратьму и прилегающую к ней землю (ныне — Нижнекамский район). В новое имение они перевели своих крестьян из Нижегородской губернии. Новое село стало называться Богородское (позже оно чаще упоминается как Шереметево). В силу прежних традиций в нем большое развитие получило кожевенное ремесло.

В результате всех этих процессов в Закамье сильно изменилась структура крестьянского населения. В частности, количество крепостных за вторую половину XVIII века увеличилось в несколько десятков раз. Они стали заметным явлением в структуре народонаселения, в экономической жизни региона. Кроме того, поскольку земли у значительной части помещиков было много, а рабочих рук не хватало, они разрешали поселяться в своих имениях («припускали») крестьянам, не являвшимся крепостными. Они оставались формально свободными и платили помещику за аренду земли.

В XVIII веке продолжался прилив русского населения в Закамье в качестве государственных, дворцовых, монастырских крестьян, рабочих горных заводов, а также военно-служилого сословия. Особенно возрос этот колонизационный поток во второй половине столетия. Уфимский ученый Н. М. Кулбахтин определил численность русского населения Мензелинского уезда в конце XVIII-начале XIX веков в более чем 33 тыс. человек (38,2% всего населения)^*.

Более 41% населения (36729 человек) Мензелинского уезда составляли другие нерусские народы. На девять десятых это были татары — ясачные, служилые, тептяри, приписные к корабельным работам и к уральским горным заводам. Из других нерусских народов были представлены — мордва (4,7%), марийцы (1,5%), чуваши (3,5%), удмурты (0,1%), в большинстве своем крещеные.

Татарская миграция в Закамье была наиболее массовой. Она происходила главным образом на протяжении XVI-XVIII веков и значительно усиливалась в периоды ужесточения политики христианизации или после подавления очередного национального восстания. Так, по подсчетам известного историка Н. Фирсова, только за четыре года (1710-1714) из Казанской губернии выбыло более 35 тысяч ясачных крестьянских дворов. Жители большинства из них направляли свое движение на восток, за Каму. На это обращал внимание и Артемий Волынский, назначенный казанским губернатором в 1730 г. В своем доношении в Сенат он так характеризовал миграционный процесс татар: «... чрез 20 прошедших лет не было прямых башкирцев больше 35000 или крайней мере 40000, а ныне з беглецами стало больше 100000, а именно: казанские, симбирские, темниковские и протчих тамошних уездов ясашные татары в башкиры перешли».

В XVI-XVII веках основным способом устройства переселенцев-татар являлось самовольное заселение. Оно продолжалось и в первой половине XVIII века. Помимо старых татарских деревень, существовавших в Закамье еще с булгарских времен, появляется множество новых. Так, в 1740-1757 гг. в Саралиминской волости, переехав и поселясь самовольно, жили новокрещены и казанские татары в деревнях Ляки, Чиршилы, Тавлук, Наратасты, Кульметьево, Такирмень, Бекметево, Кабан-Бастрык и др.

Немалую часть стихийных переселенцев составляли беглые. Поскольку они находились в розыске, власти время от времени предпринимали меры по поимке беглых и возвращению их прежним владельцам. Только в 1720-1722 гг. полковник И. Г. Головкин выдворил из пределов Башкирии около 20 тыс. человек беглого населения, в том числе примерно наполовину русского и нерусского. Властям Уфимского уезда и в дальнейшем неоднократно поступали распоряжения о поимке и высылке беглых из пределов края. Сделать это было нелегко, так как башкиры-вотчинники нередко укрывали беглецов, помогали им обустроиться на новом месте.

Наплыв беглого населения в Закамье не только не уменьшался, но и постоянно возрастал. Многие люди формально не подлежали возвращению, так как прежними душевладельцами на них не был объявлен розыск. Они числились в качестве «вольных» или «охочих» мигрантов.

Примерно с середины XVIII века вместо стихийной колонизации преобладающее значение приобретает упорядоченная государственная колонизация. Верховная власть, заинтересованная в быстрейшем заселении и освоении восточных территорий, предпочитала все чаще закрывать глаза на проблему беглых крестьян. Примером такого компромиссного подхода явилось решение Сената, принятое в июле 1744 г.: «Во-первых, бежавших до ревизии 1719 г. оставить в Оренбургской губернии и прежним владельцам не отдавать. Во-вторых, беглых крестьян, записанных в подушный оклад, по ревизии 1719 г., в других местах и поселившихся в Оренбургском крае уже после ревизии, вывести на прежнее жилище. В-третьих, которые уже беглые записаны в новопостроенных по линии с Оренбургом крепостям в казаки, и тамо уже обселились и службы действительно служат, тех всех... отнюдь не высылать, а быть им, как оные ныне есть, в казаках. Владельцам же (прежним — В. Е.) зачесть их в рекруты и будущие наборы». Большое количество новых деревень, в том числе татарских, было узаконено ревизскими сказками 1762-1765 гг.

Часть переселенцев оседала на левобережье Камы навсегда. Другие через некоторое время отправлялись искать счастья дальше на восток. Тем самым ближайшее Закамье продолжало играть роль промежуточного этапа в мощном колонизационном движении на восток.

Иногда правительство практиковало планомерное форсированное заселение тех или иных территорий в связи с необходимостью реализации важных государственных проектов. Так было, например, в середине XVII века, когда во время строительства Закамской оборонительной черты власти различными методами ускоряли процесс заселения крестьянами прилегавших к ней сел, слобод и деревень. Такая же ситуация сложилась и в 30-40-е годы XVIII века, когда учреждался почтовый и подводный тракт из Оренбурга в Казань и в Москву^*. Оренбургская комиссия предоставила переселенцам ряд льгот сроком на 2-3 года и тем самым способствовала заселению территории вдоль этого тракта в течение довольно короткого времени.
* Большой вклад в разработку и реализацию этого проекта внес В. Н. Та­тищев.
Землей и угодьями крестьян наделяли те, кто был в этом заинтересован — казна, помещик и т. д. Однако в 20-30-х годах XVIII века в связи с административными реформами и переходом к подушному налогообложению раздача казенных земель переселенцам была значительно сокращена. В результате все больше их начинает селиться на башкирских вотчинных землях. Между тем вотчинное право башкирской общины носило ограниченный характер, особенно до второй половины XVIII века. Не только отдельный общинник, но и община в целом не могла свободно распоряжаться землями, которыми она владела вроде бы на законных основаниях. В начале XVIII века из ведения общины в пользу государства были изъяты рыбные ловли на крупных реках. Отныне они принадлежали отдаче желающим на откуп или в оброк. В 20-х годах власти ограничили башкир в пользовании лесами. Таким образом, башкирская община на деле выступала не как коллективный собственник земли, а как коллектив наследственных владельцев.

Тем не менее часть земли башкиры пускали в оборот. К этому вынуждала постоянная потребность в деньгах, прежде всего для уплаты различных повинностей. На протяжении XVIII века все шире стала применяться практика «припуска», когда община за определенную плату стала разрешать («припускать») пользоваться землями пришлому населению. Договоры о припуске заключались волостью, тюбой, аймаком, деревней или отдельными общинниками (от имени всей общины). Постепенно в Закамье появилось довольно много деревень, населенных припущенниками — переселенцами разных национальностей. Кроме того, немало поселенцев «припускалось» на жительство непосредственно в деревнях вотчинников-башкир. Условия о временном проживании припущенников практически ни в одном случае не выполнялись, и ни одна деревня припущенников не была ликвидирована. Более того, вотчинники и припущенники нередко вступали в родственные связи и тогда отношения собственности окончательно запутывались.

Один из договоров о «припуске», например, был заключен в XVIII веке между башкирами Казанской дороги Байлярской волости деревни Калмаш Азаматом Ишкиным, Утемышем Шигаевым, Мостафой Чюрашевым со служилыми татарами той же дороги Тозлукош Кадырметем Ижбулатовым «с товарищи». В нем, в частности, говорилось: «... припустили в крепостную дедовскую и отцовскую и свою старинную вотчинную землю для поселения юртами и в пахотную землю, и в сенные покосы, и звериные и рыбные и птичьи ловли, и в бобровые гони, и в хмелевое щипание, и в леса в рубку всякого лесу и в сниманье лубьев, и в бортные ухожеи и во всякие другие употребления... впредь вечно. А нам, Кадырметю, за такой их припуск платить в казну с ними, Азаматом с товарищи, ясак их и другие надлежащие подати, и подводы гонять... и ежели починитца о той вотчине с кем какое дело и убытки, вобще друг друга ни в чем не выдавать».

Таких договоров о сдаче в аренду или о продаже припущенникам земельных участков, рыбных ловель и т. п. сохранилось много и изложение содержания их можно было бы без труда продолжить. Важнее отметить то, что в результате заключения таких сделок башкиры-вотчинники потеряли значительную часть своей собственности. Кроме того, при их оформлении совершалось много злоупотреблений. Дело в том, что проводили такие имущественные операции чаще всего башкирские феодалы, «лучшие башкиры». Выступая как бы от всей общины, они нередко обогащались, присваивая себе львиную долю вырученных денежных средств.

Основная масса нерусских припущенников делилась на две категории — тептярей и бобылей. Тептяри расселялись на общинных башкирских землях главным образом на основе письменного документа — уже цитировавшихся выше так называемых припускных записей. Бобыли же, как правило, селились самовольно, без согласия хозяев. В течение XVII века в среде переселенцев в Закамье преобладали бобыли, а в первой половине XVIII века, когда многие из них оформили записи о припуске, количество тептярей заметно увеличилось.

Тем не менее самовольные захваты земли и угодий по-прежнему носили массовый характер. Это вызвало многочисленные протесты и жалобы башкир в местные и центральные органы. В одной из таких жалоб, поданной башкирами всех четырех дорог в Приказ Казанского Дворца, в частности, говорилось: «... в недавнех годех на тех их старинных вотчинах и во всяких угодьях поселились пришлые русские люди и татара и чуваша... и те... в их старинных вотчинах многия деревни поселили, пашни распахали и сена косят, лес много рубят, которые деревья годились было им на бортные деревья, и меченые порубили; и от того их многолюдства в вотчинах их всякой зверь: лось и медведи, лисицы и куницы, и белки отошли, и бобровыя вяжи запустели... А ныне де також приходят многие люди и в вотчинах их и во всяких угодьях и последних их местах селятся и их теснят и разоряют...» В ответ на эту жалобу из Приказа Казанского Дворца уфимским властям было дано указание, чтобы «не велеть впредь пришлым русским людям, и татарам, и чувашам, и черемисам в Уфимском уезде в вотчинах их земли и сенных покосов и всяких угодьев и рыбных ловель на откупе и на оброке давать и их теснить».

Указание это не имело серьезных последствий. Свидетельством этого, отчасти, является тот факт, что через некоторое время — в марте 1728 г. — жалоба башкир на самоуправство переселенцев вновь повторилась. Это говорит о том, что каких-либо существенных мер против стихийной колонизации Закамья либо не предпринималось, либо они были неэффективными.

Наиболее интенсивно в XVIII веке заселялась территория ближайшего Закамья, в том числе окрестности Челнов. Выпись из писцовой книги Зыбина (конец XVII-начало XVIII веков), воспроизводящая границы земельных владений челнинских крестьян, упоминает и их ближайших соседей. Так, перечисляются, например, крестьянские наделы татарских деревень — Шемелиной, Верхних Щукралей, Верхних и Нижних Куватов, Бичериной, Нижнего и Верхнего Мелекеса. Упоминаются также земельные владения белопашенных казаков, а по соседству с ними — елабужских пушкарей, митрополита Казанского и Свияжского и др. Как бы там ни было, ближайшее к Челнам левобережье Камы было довольно густо заселено, и бесхозных, пустующих земель здесь в начале XVIII века уже не было.

Небезынтересно также отметить, что материалы Уфимского Губернского Статистического Комитета и сведения приходских священников позволяют с относительной долей достоверности определить — из каких в основном мест заселялись те или иные деревни и села. Из них следует, например, что жителями с. Круглое Поле являлись первоначально переселенцы из Вятской губернии, сел Орловка и Николаевское — из Пензенской губернии, с. Пасмурово — из Костромской губернии, деревень Старые Бусеряки и Ивановка — из Нижегородской губернии, деревень Млыклы, Ляки, Мелкени и др. — из Казанской губернии, с. Ильбухтино — из Вятской и Казанской губерний.

Суровка, как помнили ее жители еще в XIX веке, была основана переселенцами из Елабужского уезда Вятской губернии. Оттуда они принесли, в частности, традицию с особым тщанием отмечать христианский праздник в честь Св. Апостолов Петра и Павла.

Ну, а что же Челны? Мы уже останавливались на том факте, что основала их община елабужских крестьян. Однако некоторые обстоятельства (на них, в частности, обращал внимание краевед прошлого века Р. Г. Игнатьев) позволяют предположить, что древней родиной первых челнинских жителей был Новгород Великий. По крайней мере, еще в XIX веке жители Челнов помнили и передавали по наследству устные предания о своем новгородском происхождении, сохраняли особый языковой диалект. Да и в реальной жизни челнинцам была свойственна широта натуры и буйство характера, которыми отличались и древние новгородцы, особенно ушкуйники.