Фрагменты ранних греческих философов Предфилософская традиция
жүктеу/скачать 3.48 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- D. Из «пифагорейских изречений» и «пифагорейской жизни» Аристоксена
- Е. Пифагористы в средней комедии
- *F. Пифагорейские «золотые стихи»
С. Акусмы и символы1. АРИСТОТЕЛЬ. Вторая аналитика, В 11. 94 b 33:… И если, как говорят пифагорейцы, [гром гремит] ради угрозы обитателям Тартара – чтобы боялись. 2. ПОРФИРИЙ. Жизнь Пифагора, 41: Кое-что [Пифагор] высказывал в таинственной манере и символически; подробнее эти [речения] записал Аристотель [«О пифагорейцах», фр. 196 Н.=фр. 6 Ross]. Так, например, он называл море «слезой <Крона>, Медведиц – «руками Реи», Плеяды – «лирой Муз», планеты – «собаками Персефоны», а звук, издаваемый бронзой при ударе, – «голосом демонов», запертых в бронзе. ЭЛИАН. Пестрая история, IV, 17: Лист мальвы [Пифагор] называл священнейшим. Он говорил, что самое мудрое – число, а на втором месте – тот, кто нарек вещам имена. Землетрясение он выводил не от чего иного, как от «сходки мертвецов»; радуга, говаривал он, – это «вещание Солнца», а многократно раздающееся в ушах эхо – «голос высших сил». *ПРОКЛ. Комм. к Евклиду, 90, 14 Fr.=АРИСТОТЕЛЬ. О пифагорейцах, фр. 14 Ross: Пифагорейцы называли полюс «печатью Реи»… а центр [космоса] – «Зевсовым острогом». 3. ДИОГЕН ЛАЭРТИЙ, VIII, 34=АРИСТОТЕЛЬ. О пифагорейцах, фр. 195 Rose=фр. 5 Ross: В сочинении «О пифагорейцах» Аристотель говорит, что [Пифагор] предписывал «воздерживаться от бобов» – то ли потому, что они похожи на срамные члены, то ли потому, что на врата Аида *** [ведь это единственное растение без сочленений), то ли потому, что они пагубны, то ли потому, что похожи на Вселенную, то ли потому, что имеют олигархический смысл (ведь ими проводят жеребьевку). «Упавшего не поднимать» – чтобы привыкать к умеренности в еде или же потому, что это к чьей-то смерти. И Аристофан говорит в «Героях» [фр. 305 Kock], что упавшее принадлежит героям: «И отведывать не смейте, что упало со стола». «Не прикасаться к белому петуху», потому что он посвящен Месяцу и ходатай к нему, а ходатайство – нечто хорошее, а Месяцу он посвящен, так как указывает часы; и белое присуще природе добра, а черное – природе зла. «Не прикасаться к тем рыбам, которые священны», ибо одно и то же не должно предназначаться для богов и для людей, равно как для свободных и рабов. (35) «Хлеб не разламывать», потому что встарь друзья сходились [за столом] вокруг одного [каравая], как варвары и поныне, а то, что их сводит, разделять нельзя. Другие, однако, связывают [разламывание хлеба] с судом в Аиде, третьи [утверждают], что это ведет к трусости на войне, четвертые – что с хлеба начинается все [?]. Прекраснейшей из телесных фигур [Пифагор] считал шар, из плоских – круг. Старость в все уменьшающееся подобны, равно как тождественны возрастание и юность. Здоровье – сохранение облика, болезнь – его гибель. Соль, по их словам, надо ставить на стол в напоминание о справедливости, ибо соль сохраняет все, к чему ее ни добавишь, и произошла от самых чистых стихий: солнца и моря. (36) Вот что нашли в пифагорейских записках Александр и близкое к этому Аристотель. 4. ЯМВЛИХ. О пифагорейской жизни, 82: Философия акусматиков представляет собой бездоказательные и лишенные разумного основания «акусмы» о том, что следует поступать так-то. Эти и другие [предписания], изреченные им самим, они стремятся сохранить как божественные догматы; они не притязают на то, что говорят от себя, и считают, что самим говорить нельзя. Мудрейшими из акусматиков они считают тех, кто выучил наизусть больше всего акусм. Все так называемые акусмы делятся на три вида: одни отвечают на вопрос «что есть?…», другие – «что самое?…», третьи – «что должно делать или не делать». Вот примеры акусм типа «что есть?…»: «Что есть острова блаженных?» – «Солнце и Луна». «Что есть Дельфийский оракул?» – «Четверица, т.е. гармония, в которой – Сирены». Акусмы типа «что самое?…», например, таковы: «Что самое справедливое?» – «Жертвоприношения». «Что самое мудрое?» – «Число. А на втором месте тот, кто нарек вещам имена». «Что самое мудрое в человеческой жизни?» – «Медицина». «Что самое прекрасное?» – «Гармония». «Что самое сильное?» – «Разум». «Что самое лучшее?» – «Счастье (эвдемония)». «Какая пословица самая истинная?» – «Что люди подлы». Поэтому, говорят, Пифагор и похвалил поэта Гипподаманта Саламинского, сочинившего: Боги! Откуда вы родом, откуда такими родились? Люди! Откуда вы родом, откуда столь злыми родились? (83) Таковы акусмы этого [=второго] рода: каждая из них отвечает на вопрос «что самое?…». Это та же мудрость, что и мудрость Семи мудрецов. Ведь и они тоже допытывались не «что есть добро?», а «что самое доброе?», и не «что трудно?», а «что самое трудное?» (а самое трудное – познать самого себя), и не «что легко?», а «что самое легкое?» (жить по привычке). Очевидно, такого рода акусмы подражают мудрости Семи мудрецов, которые жили раньше Пифагора. А вот примеры акусм типа «что следует делать и чего не следует»: «Следует обзаводиться детьми, ибо следует оставить вместо себя тех, кто будет почитать бога». Или: «Следует обуваться с правой ноги». Или: «Не следует ходить по большим дорогам, окунать [руку] в кропильницу или мыться в [общественной] бане», ибо во всех этих случаях неизвестно, чисты ли те, кто посещает эти же места. (84) А вот еще: «Не помогать никому снимать ношу, чтобы не стать виновником чьего-то безделья, а помогать взваливать». «С богатой для деторождения не сходиться». «Без света не говорить». «Совершать возлияние богам со стороны ушка килика ради хорошей приметы в чтобы эта часть была непригубленной». «На перстне изображение бога не носить, чтобы не осквернялось, ибо это священный образ, а его надо стеречь дома». «Жену свою гнать нельзя, ибо она просительница, потому и уводим ее от очага и берем десницей». «Белого петуха в жертву не приносить, ибо он проситель и посвящен Месяцу, потому и указывает время». (85) «Спрашивающему совета не советовать ничего, кроме самого лучшего, ибо совет – святое». «Труды – благо; наслаждения, как ни поверни, – зло, ибо, придя на казнь, надобно казниться». «Приносить жертвы следует босым, равно как и подходить к алтарю». «В храм сворачивать нельзя, ибо бога нельзя считать чем-то побочным». «Умереть, не отступив и будучи раненным спереди, – хорошо, а сзади – плохо». «Душа человека не вселяется только в тех животных, которых дозволено приносить в жертву, поэтому следует есть только жертвенных животных (кому вообще подобает их есть), а больше никаких». Таковы одни акусмы, другие (самые пространные) касаются жертвоприношений, как следует их совершать по тому или иному случаю, еще другие *** о переселении из здешнего мира, о похоронах и как следует хоронить, (86). Как видим, в некоторых добавляется, почему «следует» [делать то-то и то-то], как, например, следует обзаводиться детьми, чтобы оставить вместо себя другого почитателя богов, а в других причина не указана. Некоторые из этих пояснении, по всей вероятности, изначально входили в текст, а некоторые добавлены много позже, например о том, что не следует ломать хлеб, так как это имеет неблагоприятные последствия для суда в Аиде. Присоединяемые [к акусмам] предположительные объяснения не пифагорейские, а принадлежат посторонним [=непифагорейским] толкователям, изощрявшим свое остроумие и пытавшимся присовокупить [к акусмам] вероятное обоснование вроде только что упомянутого, – почему не следует ломать хлеб. Одни толкуют в том смысле, что не следует разделять то, что сводит, ибо в старину все друзья, по обычаю варваров, сходились к одному хлебу, другие – что не следует совершать такое предзнаменование в начале [трапезы], ломая и растерзывая. 5. ПСЕВДО-АРИСТОТЕЛЬ. Экономика, А 4. 1344 а 8: Прежде всего обычаи в отношении жены, запрещающие обижать ее: в этом случае и сам не будешь обижен. То же предписывает и общий обычай, как говорят пифагорейцы, – что как просительницу и уведенную от очага ее должно как можно меньше обижать. 6. СУДА: Анаксимандр Младший, сын Анаксимандра, милетец, историк [FGrH 9 T l]. Жил во времена Артаксеркса, прозванного Мнемоном [405 – 359 гг. до н.э.]. Написал «Истолкование пифагорейских символов» вроде «через ярмо не перешагивать», «ножом огня не ворошить», «от целого хлеба не откусывать» и т.д. Ср.: ДИОГЕН ЛАЭРТИЙ, II, 2: Был и другой Анаксимандр, историки тоже милетец, писавший на ионийском диалекте. ПОРФИРИЙ. Жизнь Пифагора, 42: Был и другой вид символов, такого рода: «ярмо не перешагивать», т.е. не лихоимствовать; «не ворошить огонь ножом», т.е. не раздражать [еще больше] колкими словами вспылившего в гневе; «венок не ощипывать», т.е. законов не нарушать, ибо они венки города. Вот еще в том же роде: «не есть сердца», т.е. не огорчать себя печалями; «на хлебной мере не сидеть», т.е. не жить праздно; «уходя, не оглядываться», т.е., умирая, не держаться за эту жизнь; «по большим дорогам не ходить» – этими словами он запрещал следовать мнениям толпы и велел идти за мнениями немногих и образованных; «ласточек в дом не допускать», т.е. людей болтливых и несдержанных на язык под кров не принимать; «ношу помогать взваливать, во не снимать» – этими словами он назидал не содействовать никому в отдыхе, но в добродетели и трудах; «изображений богов на перстнях не носить», т.е. не высказывать во всеуслышание и не разглашать учение о богах; «возлияния богам совершать со стороны ушка сосудов» – этим он аллегорически говорил о том, что богов следует почитать и славить музыкой, так как музыка проникает через уши; «не есть ни того, что недозволено, – рождения, роста, начала, конца», ни того, откуда происходит первая основа всего. (43) Он имел в виду, что следует воздерживаться от филейной части, яичек, гениталий, костного мозга, ног и головы жертвенных животных… он предписывал воздерживаться от бобов, как от человеческого мяса… (45) Предписывался воздерживаться и от другого, как-то: матки, триглы, морской крапивы и едва ли не всех прочих морских существ. ЯМВЛИХ. Протрептик, 21, с. 106, 18 Pist.: Вот «символы», которые нам предстоит истолковать: 1) Идя в храм поклониться, не говори и не делай ничего житейского. 2) Не заходи в храм мимоходом и не поклоняйся ни в коем случае, даже если будешь проходить мимо самых дверей. 3) Приноси жертвы и поклоняйся босиком. 4) Избегай больших дорог и ходи по тропинкам. 5) Воздерживайся от чернохвостки, ибо она посвящена подземным богам. 6) Будь сдержан на язык перед другими, следуя богам. 7) Когда дуют ветры, поклоняйся [богине] Эхо. 8) Огонь ножом не вороши. 9) Отворачивай от себя всякое острие. 10) Поднимающему ношу взваливать помогай, снимающему сваливать не пособляй. 11) Обуваться начинай с правой ноги, мыть ноги – с левой. 12) О пифагорейских вещах без света не говори. 13) Ярмо не перешагивай. 14) Уходя из дому, не оборачивайся, ибо Эринии идут по пятам. 15) Поворотись. к солнцу, не мочись. 16) Стульчак факелом не оттирай. 17) Петуха корми, но не закалывай, ибо он посвящен Месяцу и Солнцу. 18) На хлебной мере не сиди. 19) Никаких когтистых [= «хищных»] тварей не выкармливай. 20) На дороге не гадь. 21) Ласточку в дом не пускай. 22) Перстень не носи. 23) Изображение бога на перстне не вырезай. 24) Не глядись в зеркало при светильнике. 25) Не смей не верить сказаниям о богах или божественным учениям, даже если они невероятны. 26) Без удержу не смейся. 27) Во время жертвоприношения ногтей не подстригай. 28) Не протягивай десницу всем без разбора. 29) Встав с постели, сверни ее и разгладь место, где спал. 30) Сердца не ешь. 31) Мозга не ешь. 32) На обрезки своих волос и ногтей плюй. 33) Эритину не ешь. 34) След горшка на золе стирай. 35) С богатой для деторождения не сходись. 36) Предпочитай девиз «что ни фигура, то шаг [к совершенству]» девизу «что ни фигура, то три обола». 37) Воздерживайся от бобов. 38) Мальву расти, но не ешь. 39) Воздерживайся от живого. *7. ЯМВЛИХ. О пифагорейской жизни, 103: Необходимейшим у него считался способ обучения через символы. Этот стиль, поскольку он был старинной манеры, ценился едва ли не у всех эллинов и особенно почитался в самых разных формах у египтян. По той же причине к нему чрезвычайно серьезно относился и Пифагор; надо только ясно расчленить скрытые намеки и сокровенные значения пифагорейских символов, [чтобы понять], как много правильного и истинного содержится в них, когда они раскрыты и освобождены от загадочной формы; переведенные на простой и лишенный витийства язык, они оказываются в полном соответствии с гением этих философов… (105) Если, собрав эти символы, не развить их и не истолковать серьезно, они, чего доброго, покажутся смешными старушечьими байками, сплошной болтовней и пустомельством. Но стоит развить эти символы сообразно с присущей им манерой и сделать их из темных ясными и понятными большинству, как они оказываются под стать пророчествам и оракулам Аполлона Пифийского, обнаруживают изумительный смысл и внушают божественное наитие тем филологам, которым удалось их постичь. Не худо бы, впрочем, привести несколько символов, чтобы прояснить форму обучения [следуют № 2, 3, 4, 12]. Таков был в двух словах его способ обучения в символах. D. Из «пифагорейских изречений» и «пифагорейской жизни» Аристоксена*1 а. ЯМВЛИХ. О пифагорейской жизни, 95: Теперь я скажу о занятиях в течение всего дня, которые [Пифагор] назначал ученикам; те, кто вверил себя его руководству, поступали, согласно его предписаниям, так. (96) Утренние прогулки пифагорейцы совершали в одиночестве, и причем в такие места, где были подходящий покой и тишина, где храмы и священные рощи иль иная какая отрада. Ибо они считали, что не следует встречаться с кем-либо, прежде чем они упорядочат и гармонизируют сознание (di£noia), а упорядочиванию сознания способствует именно такая тишина, напротив; общение с толпой сразу после подъема, по их мнению, вызывает смятение духа. Вот почему все пифагорейцы всегда выбирали наиболее священные места. И только после утренней прогулки они встречались друг с другом преимущественно в храмах, а если не в храмах, то в подобных местах. Это время они употребляли на преподавание и учение, а также на исправление нравов. (97) После подобного времяпрепровождения они обращались к заботе о теле. Большинство умащалось и упражнялось в беге, меньшинство еще и в борьбе – в садах и рощах, иные и с гантелями или в боксировании с тенью (ceironom…a), выбирая упражнения с таким расчетом, чтобы они способствовали укреплению тела. На завтрак ели хлеб с медом или сотами, а вина днем не пили. Время после завтрака посвящали занятиям государственными делами, как внутренними, так и внешними и иностранными, следуя предписанию законов: в часы после завтрака они стремились покончить со всеми делами. А с наступлением вечера снова отправлялись на прогулки, но теперь уже не в одиночку, а по двое и по трое, припоминая уроки (maq»mata) и упражняясь в добрых делах. (98) После прогулки принимали ванну и, искупавшись, шли на сисситии [=совместные трапезы], причем за одной трапезой собиралось не больше десяти человек. Когда участники сисситии были в сборе, совершали возлияния и жертвоприношения в виде начатков и [воскурения] ладана. Затем приступали к обеду с тем, чтобы отобедать до захода солнца. Питались вином, ячменными лепешками, [пшеничным] хлебом, мясом и овощами, как вареными, так и сырыми. Мясо подавалось только жертвенных, подлежащих закланию животных, а рыбу ели редко, так как некоторые виды ее в силу известных причин вредны для здоровья. (99) После обеда совершались возлияния, а затем приступали к чтению. По обычаю, читал самый молодой, а самый старший следил за тем, что следует читать и чего не следует. Перед тем как разойтись, виночерпий наливал им вина для возлияния, и по совершении возлияния самый старший произносил следующие заповеди: домашним и плодовым растениям вреда не причинять и не губить их, равно как и животным, не причиняющим вреда человеческому роду, не вредить и не губить их. (100) Кроме того, он наставлял относиться с благоговением, иметь добрые помыслы о богах, демонах и героях и точно так же относиться в помыслах к родителями благодетелям, закону помогать, с беззаконием воевать. После этих слов все расходились по домам. Одежду носили белую и чистую. Подстилками служило льняное полотно, овчиной не пользовались. Занятие охотой не одобрялось, и такого упражнения в заводе не было. Таковы были предписания большинству пифагорейцев на каждый день относительно пищи и образа жизни. (101) По преданию, был и другой способ воспитания – посредством «пифагорейских изречений»… l b (IDK). ЯМВЛИХ. О пифагорейской жизни, 163: Как сообщают, из наук пифагорейцы превыше всего ценили музыку, медицину и мантику. Они были молчаливыми, любили слушать, и умеющий слушать у них удостаивался похвал. Из медицины [более всего одобрялся диетический вид, и в нем они были чрезвычайно щепетильны. Прежде всего они стремились изучить признаки должной пропорции (summetr…a) питья, еды и отдыха. Затем они едва ли не первыми стали заниматься и определять [диетические нормы] относительно приготовления блюд. Более, нежели их предшественники, пифагорейцы применяли катаплазмы, а фармацевтику одобряли меньше и из лекарственных средств употребляли главным образом средства против нагноений, а хирургическое вмешательство [досл. «разрезы и прижигания»] одобряли всего менее. (164) Против некоторых болезней применяли и заклинания. Они верили также, что большое целительное воздействие на здоровье оказывает и музыка, если только пользоваться надлежащими ладами. Для исправления души применялись также избранные цитаты из Гомера и Гесиода. Они считали, что следует держать и сохранять в памяти все, чему учат и объясняют, и что уроки и лекции укладываются [в уме] до тех пор, пока их может вмещать познающая и запоминающая часть [души], ибо это именно та часть, которой следует познавать и в которой хранить познанное. Память они ценили чрезвычайно, весьма упражняли ее, проявляли о ней большую заботу и, учась, не переходили от одной темы к другой до тех пор, пока не усваивали прочно содержание предыдущего урока и не припоминали сказанного за день. (165) Пифагореец поднимался со спального ложа не раньше, чем припомнит все, что произошло вчера. Припоминание (анамнесис) же он осуществлял так: он старался повторить в уме, что первым он сказал, или услышал, или приказал домочадцам после того, как встал, что – вторым и что – третьим. То же и о последующем. И точно так же [он припоминал], кого он встретил первым, выйдя из дому, кого вторым и какие разговоры велись во-первых, во-вторых и в-третьих, и т.д. Он старался повторить в уме то, что произошло за весь день, причем норовя припомнить все события в том же порядке, в каком они происходили. Если же по пробуждении у него было больше досуга, то он таким же образом старался повторить и события третьего дня. (166) [Не останавливаясь на этом], они старались упражнять память еще больше, так как, [по их мнению], нет ничего более важного для знания (™pist»mh), опыта (™mpeir…a) и ума (frnhsij), чем способность помнить. Вот от таких занятий вся Италия наполнилась философами, и прежде безвестная, благодаря Пифагору она была прозвана «Великой Грецией», и в ней появилось множество философов, поэтов и законодателей, и из нее были перенесены в Грецию искусство красноречия, эпидейктические речи и писаные законы. И все, кто упоминает о физике, прежде всего цитируют Эмпедокла и Парменида Элейского, а кто хочет привести назидательную сентенцию на житейские темы, цитируют мысли Эпихарма, и едва ли не все философы знают их наизусть. К § 163 ср.: Cramer, Anecdota Paris. I, 172: Пифагорейцы, по словам Аристоксена [фр. 26 Wehrli], практиковали очищение (k£qarsij) тела – посредством медицины, а души – посредством музыки. ЯМВЛИХ. О пифагорейской жизни, 110: Пифагор придавал большое значение «очищению»: так он называл лечение музыкой. Схолии V к «Илиаде» К 391: В старину вплоть до пифагорейцев музыке приписывали чудесную силу, называя ее «очищением». 2. ЯМВЛИХ. О пифагор. жизни, 137: Я хочу изложить высшие принципы религиозного почитания богов, которые Пифагор и его последователи поставили во главу угла. Все их предписания относительно того, что следует делать или не делать, имеют своей целью общение (Πmil…a) с божеством. Это – принцип, в этом – смысл пифагорейской философии; и цель, которой подчинена вся жизнь, состоит в том, чтобы «следовать богу». Ибо смешно поступают люди, взыскуя благо не от богов, а из какого-либо иного источника, – все равно как если бы в стране, где есть император, кто-нибудь из граждан поклонялся префекту, пренебрегая властвующим и царствующим над всеми. Нечто подобное, по их мнению, делают и люди. Поскольку бог есть и поскольку он господин (kΪrioj) над всеми, а всеми признано, что благо следует просить от господина и что кого [господа] любят и кто им приятен, тем они блага дают, а кто нет – тому нет, то ясно, что следует делать то, что приятно богу. 3. ЯМВЛИХ. О пифагорейской жизни, 174: Кроме того, наиболее действенной для установления справедливости [Пифагор] считал власть богов и как данные ею «свыше» устанавливал он государство, законы, справедливость и право. Не худо бы, впрочем, привести его установления по отдельности. Пифагорейцы считали полезным (научившись этому от него) думать о божестве, что оно есть и причем относится к человеческому роду так, что надзирает за ним, а не оставляет без внимания. Ибо мы нуждаемся в таком предводительстве, против которого у нас не будет ни малейших оснований восставать, а таково предводительство, осуществляемое богом, коль скоро божество достойно править Вселенной. Животное, говорили они, по своей природе склонно к преступной наглости (Ψbristikn) – и правильно говорили – и наделено всевозможными порывами, желаниями и прочими страстями. Поэтому оно нуждается в таком превосходстве [над собой] и угрозе, от которых будут проистекать дисциплина и порядок. (175) Стало быть, полагали они, каждый должен, осознав в своей совести (aΨtξi suneidta) запятнанность (poikil…a) своей природы, никогда не забывать о благочестии и почитании по отношению к божеству, но постоянно представлять в мыслях, что оно надзирает и следит за человеческим поведением. После богов и демонов с наибольшим уважением надо относиться к родителям и закону и подчиняться им не притворно, но с убеждением. Вообще, думали они, надо полагать, что нет большего зла, чем анархия, так как человек по своей природе не может спастись, если никто им не руководит. (176) Пифагорейцы одобряли верность отеческим обычаям и установлениям, даже если они чуть хуже [установлении] других [городов], ибо легкомысленный отказ от существующих законов я склонность к нововведениям никоим образом не полезны и не спасительны. 4. СТОБЕЙ, IV, 25, 45=АРИСТОКСЕН, фр. 34 Wehrli: Из «Пифагорейских изречений» Аристоксена. После богов и демонов больше всего уважать родителей и законы, и не притворно, но с убеждением настраивая себя на это. Они одобряли верность отеческим обычаям и законам, даже если они чуть хуже других. СТОБЕЙ, IV, 1, 49=АРИСТОКСЕН, фр. 35 Wehrli: Вообще, думали они, надо полагать, что нет большего зла, чем анархия, ибо человек по своей природе не может спастись, если им никто не руководит. О правителях и подчиненных они думали так. Правители должны быть не только знающими, но и человеколюбивыми, а подчиненные не только покладистыми, но и любящими правителей. Они считали также, что надо заботиться о всяком возрасте: детей учить грамоте и прочим наукам, юношей приучать к обычаям и законам города; мужи должны посвящать себя делам и общественным обязанностям (литургиям), а старцы, используя все свои знания, должны предаваться размышлениям, вынесениям решений и советам, с тем чтобы и дети не вели себя по-младенчески, и юноши по-детски, и мужи по-юношески, и старцы не впадали в маразм. С самого детства, говорили они, и питаться надо по правилам, ибо, как они учили, порядок и пропорция прекрасны и полезны, а беспорядок и диспропорция безобразны и вредны. 5. ЯМВЛИХ. О пифагорейской жизни, 180: Поскольку и в отношениях с другими имеется определенная справедливость, то и о ней, как сообщают, пифагорейцы давали следующие предписания. В общении [с другими] поведение бывает уместным (eάkairoj) или неуместным (¥kairoj), различие обусловлено разницей в возрасте, достоинстве, в близости по родству или по благодеянию или любыми другими различиями между людьми. Так, есть вид общения, который в отношениях младшего к младшему не кажется неуместным, а в отношениях [младшего] к старшему – кажется: гнев, и любой вид угрозы или дерзости [неуместен], и всего подобного младшему по отношению к старшему следует избегать. (181) Сходным образом они говорили и о достоинстве: так, в обращении к мужу, достигшему истинного достоинства за свою калокагатию, неприличной в неуместной будет чрезмерная фамильярность или что-либо из упомянутого выше. Сходным образом учили они и об обращении с родителями и точно так же с благодетелями. Выбор надлежащего момента (kairj) обусловлен всевозможными и разнообразными обстоятельствами. Так, из тех, кто гневается и сердится, одни делают это своевременно, другие несвоевременно, равно как и из тех, кто испытывает влечение, желает или стремится к чему-нибудь, одни поступают своевременно, другие – несвоевременно. То же и об остальных страстях, поступках, расположениях духа, общениях и встречах. (182) Выбор надлежащего момента до какой-то степени научим, рационален и может быть предметом теории, но в безотносительном и абсолютном смысле ему не присуще ничто из этого. Соответственно и все, что сопутствует природе надлежащего момента: то, что называют «порой», и подобающее, и подходящее, и все, что этому родственно. Они утверждали далее, что начало (Άrc») во всем нечто самое ценное, равно в науке (™pist»mh), опыте (™mper…a) и происхождении (gnesij), а также в семье, государстве, армии и во всех подобных организациях, но природа начала во всех упомянутых выше вещах с трудом поддается теоретическому познанию и трудноуловима. Так, в науках надо обладать незаурядным умом, чтобы, рассмотрев части [данной] дисциплины, понять и верно определить, какая из них начало. (183) Если начало определено неверно, то различие [в результатах] огромно и все [здание науки] рискует [оказаться неверным). ибо если истинное начало не понято, то, попросту говоря, ни одно [из выводимых из него] следствий не будет верным. То же и о начале в другом смысле [=в смысле власти]; ни семья, ни государство никогда не будут управляться хорошо, если не будет истинного начальника, властвующего и руководящего по доброй воле. Ибо руководство должно осуществляться по обоюдному согласию начальника и подчиненных, и точно так же правильно осуществляемое обучение, говорили они, должно происходить по обоюдному желанию учителя и ученика, ибо если та или иная сторона противится, то поставленная задача не будет выполнена как положено. СТОБЕЙ, II, 31, 119=АРИСТОКСЕН, фр. 36 Wehrli: Из «Пифагорейских изречений» Аристоксена. Они говорили, что всякое изучение наук и искусств если оно добровольно, то правильно и достигает цели, а если недобровольно, то негодно и безрезультатно. 6. ЯМВЛИХ. О пифагорейской жизни, 196: Вот еще предписания, завещанные Пифагором пифагорейцам и восходящие к нему самому. Они следили за тем, чтобы тела <всегда> были в одном состоянии и не были бы то тощими, то тучными: в этом они усматривали признак неправильной жизни. Точно так же [они следили за тем, чтобы] и в душе не быть то развеселыми, то впавшими в уныние, но сохранять ровную кроткую радость. Они гнали прочь гнев, уныние и тревоги, и была у них заповедь: для имеющих разум ни одна из человеческих страстей не должна быть неожиданной, но следует ожидать [= предвидеть] все, над чем они не властны. Если же на них находили гнев, печаль или нечто подобное, то они уходили прочь и, оставшись наедине с собой, старались переварить страсть и исцелиться от нее. (197) Еще о пифагорейцах рассказывают, что никто из них никогда не наказывал слуг и не вразумлял свободных в гневе, но ждал, пока к нему вернется рассудок. Вразумление они называли «выправлением» (pedart©n), так как они пережидали [гнев] замолкая и успокаиваясь. Спинтар рассказывали т.д. [следует 47 А 7]. (198) По его словам, нечто подобное рассказывают и о Клинии: Клиний тоже откладывал все вразумления и наказания до того времени, когда к нему вернется рассудок. От плача, слез и всего подобного пифагорейцы удерживались, и ни корысть, ни вожделение, ни гнев, ни честолюбие, ни что-либо подобное никогда не вызывало среди них розни, но все пифагорейцы относились друг к другу так, как хороший отец относится к детям. Хорошей манерой [считалось] также приписывать все Пифагору и называть его <первооткрывателем> и не притязать ни на какую личную славу за открытия, разве только изредка: совсем немного пифагорейцев, сочинения которых известны под их собственными именами [следует § 199=14, 17]. 7. Там же, 233: О том, что пифагорейцы не изредка уклонялись от дружбы с чужаками, а сторонились и остерегались ее весьма рачительно, равно как и о том, что дружбу между собой они сохраняли неослабной в течение многих поколений, можно судить <среди прочего по тому, что рассказывает в сочинении «О пифагорейской жизни» Аристоксен [фр. 31 Wehrli] и что он сам, по его словам, слышал от Дионисия, тирана Сицилии, когда тот, свергнутый с престола, был школьным учителем в Коринфе. (234) Вот что говорит Аристоксен: «От плача, слез и всего подобного они воздерживались, насколько это возможно, и точно так же от лести, мольбы, выпрашивания милости и всего подобного. Дионисий, потеряв тираническую власть и приехав в Коринф, часто рассказывал нам историю о пифагорейцах Финтии и Дамоне. Это история о поруке за приговоренного к смерти. Порука же была дана при следующих обстоятельствах. Среди его окружения, сказал Дионисий, были люди, которые часто поминали пифагорейцев, насмехаясь, и издеваясь над ними, и называя их жуликами, и утверждая, что от их величавости, притворной верности и бесстрастия не останется и следа, если нагнать на них изрядного страху. (235) Кое-кто стал возражать, и вышел спор. Тогда устроили Финтию и его друзьям вот какой розыгрыш. Дионисий послал за Финтием, и один из его обвинителей сказал в его присутствии, что он-де и еще кое-кто уличены в заговоре против тирана, это подтвердили присутствовавшие «свидетели», и негодование вышло весьма правдоподобным. Финтий только подивился таким словам. Но когда Дионисий сам заявил, что это расследовано точно и что он должен умереть, Финтий сказал, что раз уж он так решил, то пусть хотя бы подарит ему остаток дня, чтобы он уладил свои дела и дела Дамона – а они жили вместе и все у них было общее, причем Финтий, как старший, взял на себя большую часть забот по хозяйству. Вот зачем он просил его отпустить, а поручителем за себя дал Дамона. (236) Дионисий, по его словам, удивился и спросил, найдется ли такой человек, который отважится стать поручителем за приговоренного к смерти. Финтий подтвердил, и тогда вызвали Дамона. Тот выслушал, что произошло, и сказал, что ручается и останется здесь, покуда не вернется Финтий. Дионисий, по его словам, был потрясен этим сразу же, а те, кто затеял испытание, стали потешаться над Дамоном, говоря, что тут-то он и попадется, и, подшучивая над ним, называли его выкупной ланью. Уже на заходе солнца пришел Финтий, чтобы принять смерть, чем были потрясены и обезоружены все. Тогда Дионисий, обняв и поцеловав пифагорейцев, попросил взять его в друзья третьим, но те не согласились на это ни за что, как он их ни упрашивал». (237) Вот что рассказывает Аристоксен якобы со слов самого Дионисия. Рассказывают, что даже не знавшие друг друга пифагорейцы старались оказывать дружеские услуги тем, кого они никогда не видели, стоило им лишь получить какое-нибудь свидетельство того, что они посвящены в то же учение; судя по этим услугам, не так уж невероятно утверждение, что добрые люди, даже если они живут в разных концах земли, – друзья между собой прежде, чем познакомиться и поговорить. Рассказывают, что один пифагореец, совершая в одиночестве длинный путь, остановился на постой в гостинице, и от утомления и по ряду других причин заболел тяжело и надолго, так что у него вышли все средства. (238) Но хозяин гостиницы, то ли от жалости к нему, то ли из гостеприимства, снабдил его всем, не поскупившись ни на услуги, ни на расходы. Когда болезнь усилилась, пифагореец, почувствовав приближение смерти, начертил на дощечке какой-то условный знак (sΪmbolon) и наказал, чтобы, коли с ним что случится, хозяин вывесил дощечку возле дороги и следил, не признает ли условного знака кто из прохожих; кто узнает, тот-де возместит ему траты на него и отблагодарит за него. После его смерти хозяин гостиницы похоронил его тело по обряду, и, хотя он не очень-то надеялся на покрытие расходов и на вознаграждение со стороны некого-[прохожего], признающего дощечку, все же, изумленный наказом [умирающего], каждый день пробовал выставлять дощечку напоказ. Спустя много времени один пифагореец, проходя мимо, остановился и узнал, кто начертил знак. Расспросив о случившемся, он заплатил хозяину гостиницы намного больше денег, чем было истрачено. (239) Как передают, Клиний из Тарента, узнав, что Прор из Кирены, последователь учения Пифагора, находится на грани разорения, собрал деньги, поплыл в Кирену и поправил дела Прора, сочтя пустяком не только уменьшение собственного состояния, но и опасность, которой он подвергся во время плавания. Точно так же Фестор из Посидонии, зная лишь понаслышке, что Тимарид из Пароса – пифагореец, когда тот из большого достатка впал в нужду, поплыл на Парос с большой суммой денег и восстановил его имущество. Ср. § 127: Вот что рассказывал [Аристоксену Дионисий Младший в Коринфе], равно как и [сходную] историю о Финтии и Дамоне, Платоне и Архите, Клиний и Проре [гл. 54, 3 выше]. Другая история – об Эвбуле Мессенском, который плыл домой, был захвачен тирренскими [пиратами] и увезен в Тиррению. Но тирренец Навсифой, который был пифагорейцем, признав в нем ученика Пифагора, отнял его у разбойников и в полной безопасности доставил его в Мессену. (128) Среди пяти с лишним тысяч наемников, которых карфагеняне собирались отправить в ссылку на пустынный остров, Мильтиад Карфагенский увидал Посида Аргосского – оба были пифагорейцами. Подойдя к нему, он не открыл ему готовившейся операции, но посоветовал как можно скорее бежать на родину, пристроил его на проплывавший мимо корабль, дал денег на дорогу и спас его от опасности. 8. ЯМВЛИХ. О пифагорейской жизни, 200: Что касается мнения (dxa), то о нем, как сообщают, пифагорейцы учили так. Глупо обращать внимание на всякое мнение и мнение всякого, и особенно на мнение толпы: правильно судить и придерживаться правильного мнения – удел немногих. Ибо ясно, что правильным мнением обладают знающие, а знающих мало. Откуда ясно, что подобная способность [=судить правильно] не распространяется на большинство. Но глупо и пренебрегать всяким воззрением и мнением: кто настроен таким образом, тот рискует оказаться неисправимым невеждой. Незнающему необходимо учить то, чего он не ведает и не знает, а учась, необходимо верить воззрению и мнению знающего и умеющего научить. Короче говоря, те юноши, которые хотят спастись, должны верить воззрениям и мнениям старших и добропорядочных в жизни. (201) Вся человеческая жизнь «распределена» (как они выражаются) на возрасты, связать которые не всякому под силу, ибо они упраздняют друг друга, если человека не воспитывать хорошо и правильно с самого рождения. Если воспитание ребенка было прекрасным, целомудренным и мужественным, то большая часть его должна передаваться юношескому возрасту, точно так же, если воспитание юноши было прекрасным, целомудренным и мужественным, то большая часть его передается возрасту взрослого мужа. А то, что наблюдается у большинства, – нелепо и смешно. (202) По их мнению, дети должны быть дисциплинированными и целомудренными и воздерживаться от всего, что кажется пошлым и неприличным, а по достижении юношеского возраста им разрешают – во всяком случае, у большинства – делать что угодно. [В результате] в этот возраст стекаются, так сказать, оба вида прегрешений: юноши совершают много прегрешений, свойственных детям и мужчинам. И действительно, избегать всё, что связано с серьезными занятиями и порядком, говоря вообще, и преследовать всё, что связано с игрой, необузданностью и детским озорством (άbrij), – характернейшая черта детского возраста. Стало быть, такая склонность переходит из детского возраста в следующий за ним. А всевозможные сильные желания, равно как и различные виды честолюбия, а также все прочие опасные и беспокойные стремления и склонности проникают в юношеский возраст из мужского возраста. Поэтому из всех возрастов этот требует наибольшего внимания. (203) Вообще говоря, человеку никогда не следует разрешать делать все, что он хочет, но всегда должно иметься некоторое руководство и законная и благообразная власть, котором будет подчиняться каждый гражданин. Ибо животное, предоставленное самому себе и оставленное без внимания, быстро дичает [~ дегенерирует], становясь дурным и негодным. Говорят, пифагорейцы часто спрашивали и задавались вопросом, почему мы приучаем детей к упорядоченному и размеренному питанию и утверждаем, что порядок и пропорция для них хороши, а то, что противоположно этому, – беспорядок и диспропорция – безобразны. Скажем, пьяница и обжора – предмет сурового осуждения. Если все это становится бесполезным, когда мы достигаем мужеского возраста, то попусту приучать нас к такому порядку в детском возрасте. То же и о других привычках. (204) А ведь у других животных не наблюдается того, что воспитывается людьми: и щенка, и жеребенка с самого начала приучают и учат тому, что они должны будут делать, когда вырастут. С кем пифагорейцы встречались и кого они принимали в свое общество, тем они настоятельно советовали остерегаться наслаждения пуще всего остального, ибо ни одна другая страсть не сбивает нас с пути и не ввергает в грех так, как оно. Судя по всему, они утверждали, что вообще ничего не следует делать, ставя своей целью наслаждение, ибо по большей части эта цель непристойна и вредна; целью любой практической деятельности должно быть прежде всего прекрасное и благопристойное, а во-вторых, выгодное и полезное. Но умение определять эти цели требует незаурядной способности суждения. (205) О так называемом телесном желании пифагорейцы, как говорят, учили так. Желание как таковое есть некий порыв, стремление или влечение души либо к некому наполнению, либо к присутствию чего-то, либо к ощущению или чувственному состоянию. Бывает и желание противоположного, т.е. опустошения, отсутствия и нечувствительности к некоторым вещам. Эта страсть разнообразна и едва ли не наиболее многоразлична из всех человеческих страстей. Большинство человеческих желаний – благоприобретенные и созданные самими людьми. Поэтому эта страсть требует строжайшего контроля, надзора и настойчивого упражнения тела. Желание пищи при опустошенном теле естественно, равно как и желание надлежащего опустошения при наполненном теле тоже естественно. Но желание утонченной пищи или утонченной и роскошной одежды и покрывал или же изысканного, дорогостоящего и затейливого жилища благоприобретено; то же самое относится к утвари, посуде, прислуге и животным, которых держат ради роскоши. (206) Из всех человеческих страстей этой страсти в особенности свойственно не останавливаться ни на чем, но разгораться до бесконечности. Вот почему надо сызмальства заботиться о подростках, чтобы они желали то, что должно, воздерживались от желаний суетных и чрезмерных, и, оставаясь невозмутимыми и чистыми от подобных влечений, презирали бы тех, кто достоин презрения и порабощен желаниями. Следует заметить, что суетные, вредные, чрезмерные и разнузданные желания преимущественно возникают у тех, кто живет в довольстве, ибо нет такого вздорного влечения, которого бы не испытывала душа таких детей, мужчин и женщин. (207) Род человеческий отличается исключительным многообразием желаний: свидетельство тому – разнообразие пищи. Прямо-таки не счесть числа плодов, не счесть числа клубней, которыми питается род человеческий. Этого мало, он питается всевозможными видами мяса, и мудрено сыскать хоть одно земное, пернатое или водное животное, которого бы он не вкушал. Мало того, он выдумал всевозможные способы приготовления и всякого рода букеты вкусов. После этого нечего удивляться тому, что род человеческий подвержен безумным и многообразным движениям души. (208) Ибо каждый вид пищи вызывает особое [душевное] состояние. Люди заметили, что некоторые [виды пищи] сразу же вызывают значительное изменение [сознания], например что вино, выпитое в большом количестве, до поры до времени делает более веселыми, а потом все более безумными и непристойными, а на то, что не обнаруживает такой силы, они внимания не обращают. Между тем, все что принято внутрь, вызывает особое состояние [души]. Вот почему необходимо большое искусство, чтобы заметить и понять, какую пищу и в каком количестве надо употреблять. Первоначально эта наука была достоянием Аполлона и Пеона, впоследствии – Асклепиадов. (209) О рождении, как говорят, они учили так. По их мнению, следует всячески остерегаться так называемой скороспелости, ибо ни скороспелые растения, ни [преждевременно созревшие] животные не приносят хороших плодов, но должно пройти некоторое время до плодоношения, чтобы семена и плоды происходили от крепких и созревших тел. Поэтому мальчиков и девочек следует воспитывать в трудах, упражнениях и надлежащей выносливости, они должны питаться надлежащей пищей, ведя трудолюбивый, целомудренный и выносливый образ жизни. В человеческой жизни много такого, чему лучше научиться с опозданием: к этому относится и занятие любовью. (210) Итак, мальчика надо воспитывать так, чтобы до двадцати лет он не искал такой связи. По достижении же двадцати лет любовью следует заниматься изредка. Этого можно достичь, если он будет ценить хорошее самочувствие и считать его за благо: ведь невоздержность и хорошее самочувствие исключают друг друга. Говорят, что они хвалили уже существовавшие к тому времени установления греческих городов, запрещавшие соитие с матерью, дочерью, сестрой, а также в храме и на людях: они считали правильным и полезным чинить как можно больше препятствий таким действиям. Судя по всему, они считали необходимым искоренять противоестественные зачатия и зачатия, совершаемые в состоянии распущенности (άbrij), и допускать только зачатия, совершаемые естественно и целомудренно ради целомудренного и законного деторождения. (211) Они считали, что надо проявлять большую заботу о будущем потомстве. Первая и важнейшая забота – приступать к деторождению, ведя целомудренный и здоровый образ жизни, избегая как несвоевременного обжорства, так и употребления внутрь того, от чего слабеют потенции тела; и ни в коем случае не быть пьяным [в момент зачатия], ибо, по их мнению, от дурной, неслаженной и беспорядочной конституции тела (kr©sij) получается негодное семя. (212) Они считали совершеннейшим легкомыслием и непредусмотрительностью – собираясь производить на свет живое существо, не заботиться со всяческим старанием о том, чтобы появление на свет новорожденных было как можно более счастливым, тогда как любители собак со всяческим старанием заботятся о выращивании собак, определяя, от каких родителей, когда и при каком состоянии [родителей] родятся добрые щенки, и точно так же любители птиц. (213) Ясно, что и все прочие, кто выводит благородные породы животных, проявляют всяческое старание о том, чтобы зачатие их происходило не как попало, а люди не обращают никакого внимания на собственное потомство, но в зачинают его наобум и как придется, импровизируя на все лады, и выкармливают и воспитывают его после этого спустя рукава. В этом важнейшая и очевиднейшая причина порочности и худородности большинства людей, ибо у большинства деторождение происходит по-скотски и наобум. Такие наставления и обычаи в том, что касается целомудрия, были в ходу у пифагорейцев на словах и на деле, а восприняли они эти заповеди искони от самого Пифагора словно Дельфийские оракулы. К § 205 ср. СТОБЕЙ, III, 10, 66, с. 424, 13=АРИСТОКСЕН, фр. 37 Wehrli: Из «Пифагорейских изречений» Аристоксена. О желании они учили так. Эта страсть разнообразна и наиболее многоразлична. Из желаний одни – благоприобретенные и искусственные, другие – врожденные. Желание как таковое есть некий порыв, стремление и влечение души к наполнению, или присутствию ощущения, или опустошению и отсутствию и нечувствительности. Есть три наиболее известных вида ошибочного и дурного желания: непристойность, неумеренность, неуместность. Действительно, желание бывает непристойным, пошлым и вульгарным либо с самого начала, либо это не так, но оно сильней и продолжительней, чем подобает, либо, в-третьих, [оно бывает таким], когда возникает в неположенное время и направлено на неположенный предмет. К § 209–213 ср. СТОБЕЙ, IV, 37, 4, с. 878, 13=АРИСТОКСЕН, фр. 39 Wehrli: О рождении детей они учили так: всячески остерегаться так называемой скороспелости, ибо ни скороспелые растения, ни [рано созревшие] животные не приносят хороших плодов, но требуется некоторое подготовительное время для плодоношения, по истечении которого окрепшие и созревшие тела способны производить семя и приносить плоды. В человеческой жизни есть много такого, чему лучше научиться с опозданием, – таковы любовные сношения. Поэтому детей следует занимать упражнениями так, чтобы у них не оставалось досуга и чтобы они по возможности не только не искали, но и не знали о существовании такой связи до двадцати лет. А по достижении двадцати лет заниматься любовью следует изредка: это весьма полезно и для здоровья родителей и для здоровья будущих детей. Он учил также, что нельзя сходиться с женщинами для деторождения ни объевшись, ни напившись, ибо, по его мнению, от дурной, неслаженной и беспорядочной конституции тела отнюдь не родится гармоничное (eάruqma) и красивое, равно как и [нравственно] хорошее потомство. 9. ЯМВЛИХ. О пифагорейской жизни, 230: И об этом тоже следует изложить метод воспитания и заповеди Пифагора, которым он назидал своих учеников. Пифагорейцы исключали борьбу (Άgθn) и соперничество из дружбы, по возможности из всякой, если же это невозможно, то хотя бы из дружбы с отцом и вообще со всеми старшими, равно как в с благодетелями, ибо, если состязаться и соперничать с ними, да еще найдет гнев иль иная подобная страсть, дружбе не сохраниться. (231) Они говорили, что в дружбе должно быть как можно меньше царапин и уязвлений, а это возможно, если оба умеют уступать и сдерживать гнев, но особенно младший и занимающий любое из упомянутых выше положений. Исправления и вразумления, которые они называли pedart£seij, младших старшими, по их мнению, должны быть чрезвычайно тактичными и осторожными, причем вразумляющие должны выказывать заботу и привязанность – только в этом случае вразумление будет благопристойным и полезным. (232) Из дружбы никогда не исключать верность – ни в шутку, ни всерьез, ибо стоит лжи однажды проникнуть в отношения тех, кто называет себя друзьями, как прежнюю дружбу восстановить уже будет нелегко. Не отрекаться от дружбы из-за несчастья или иной житейской немощи, [постигшей друга]; единственное оправдание отречению от друга и дружбы – его большая и неисправимая порочность. Никогда не затевать по доброй воле вражду с теми, кто не до конца испорчен, а затеяв, держаться стойко и непримиримо, покуда нрав противника не переменится и он не извинится [первым]. Воевать же не словом, а делами; война будет законной и дозволенной, если воевать как человек с человеком. Зачинщиком раздора по возможности не становиться никогда и избегать начала раздора изо всех сил. (233) Чтобы дружба была настоящей, она должна быть как можно точней регламентирована определенными принципами, причем они должны быть определены правильно, а не как попало. Даже в манере обращения все должно быть упорядочено, чтобы ни одна беседа не прошла небрежно и как попало, но с уважением, пониманием и благочинием и чтобы ни одно чувство, как-то: желание или гнев, не пробуждалось спонтанно, негодно и ошибочно. То же и о других страстях и состояниях. 10. СТОБЕЙ, III, 1,101, с. 50,17=АРИСТОКСЕН, фр. 40 Wehrli: Из «Пифагорейских изречений» Аристоксена. Истинное добротолюбие (filokal…a), говорил [Пифагор], – в нравах и знаниях. Ибо любовь (Άg£ph) и забота принадлежат к хорошим привычкам и нравам. И точно так же из знаний и навыков воистину добротолюбивы прекрасные и благопристойные, а то, что называет «добротолюбием» большинство, т.е. добротолюбие, связанное с необходимым и полезным для жизни, лишь украло свое название у истинного добротолюбия. 11. СТОБЕИ, I, 6, 18, с. 89, 8=АРИСТОКСЕН, фр. 41 Wehrli: Из «Пифагорейских изречений» Аристоксена. Об удаче (tΪch) они учили так. В ней есть нечто божественное, ибо на одних людей божество влияет к лучшему, на других – к худшему; явно поэтому одни удачливы, другие неудачливы. С особенной очевидностью это явствует из того, что тем, кто делает нечто непреднамеренно и наугад, это часто удается, а тем, кто преднамеренно и по плану – не удается. Есть и другой вид удачи, благодаря которому одни рождаются одаренными и везучими, а другие – бездарными и обладающими противоположной натурой. Первые попадают прямо в цель, куда бы ни метили, вторые бьют мимо цели, и мысль у них движется невпопад и в замешательстве: такое невезение врожденное, а не привнесенное.
То-то уж больно ты чахлый. Вон как усы запустил, и кудри не прибраны вовсе. Давеча точно такой приходил ученик Пифагора [собств. «пифагорист»], Бледный какой-то, босой. Говорят, он афинянин родом, Тоже любовью томился, но, думаю, к свежему хлебу. Схолии к ст.5: Пифагорейцы (Puqagoriko…) проявляют всяческую заботу о теле, а пифагористы ведут прижимистый и нищенский образ жизни. 1. АФИНЕЙ, IV, с. 160 F–161 D: Если ты любишь самодовление (aΩt£rkeia), философ, то почему не подражаешь тем пифагорейцам (puqagoriko…), о которых Антифан в «Могилах» [т. II, с. 76 Kock] говорит так: Там жалкие попались пифагорики: В канаве ели травы и такую дрянь В котомку собирали… А в комедии «Котомка» Антифан говорит [т.II, с. 67 Kock]: Во-первых, подражая Пифагору (Puqagor…zwn), он
Алексид в «Тарентцах» [т. II, с. 378 Kock]: Слыхать, кто подражает Пифагору, те
5 А он – пифагореец. – Но убив пред тем: Убитое ведь больше не живое… Ниже Алексид говорит еще: Ученья Пифагора (Puqagorismo…), рассуждения
10 По булке хлеба чистого на каждого, Стакан воды и все. – Еда тюремная!
15 Меланиппид и Фаон, Фиромах и Фан Обедают лишь раз в пять дней, не более Одной котилы ячменя на каждого? И в «Пифагорействующей» [т. II, с. 370 Kock]: А вот какое будет угощение:
И чуть ниже: И нужно выносить недоеданье, грязь,
2. АФИНЕЙ. IV, с. 161 E: Аристофонт в «Пифагористе» [т. II, с. 279 Kock]: Помилуй, бог! Ужели в старину и впрямь
5 Но по нужде и не имея ни гроша, Предлог удобный нищеты придумали, Ввели ограничения полезные Для бедных. А попробуй только им подать Мясца иль рыбки – коли не сожрут всего И не оближут пальчиков, то пусть меня 10 Повесят десять раз! 3. ДИОГЕН ЛАЭРТИЙ, VIII, 37: Кратин высмеял Пифагора в «Пифагорействующей» [т.II, с. 291 Kock], да и в «Тарентцах» говорит: У них такая манера: если им попадется какой-нибудь профан, Пришедший, чтобы испытать Их силу красноречия, ну его сбивать с толку и ловко запутывать Антитезами, концовками (prasi), параллелизмом предложений (parisθmasi), Софистическими уловками (Άpopl£noij), гиперболами (megqesi). Мнесимах в «Алкмеоне» [т.II, с. 436 Kock]: Мы приносим жертвы Локсию как пифагористу:
(38) Аристофонт в «Пифагористе» [т. II, с. 280 Kock] (пер. М.Л.Гаспарова): Он видел всех, спускаясь в преисподнюю,
еще там же: Пьют воду, а едят сырые овощи;
*4. АНТИФАН, фр.168 Kock у Афинея, 4, 108е (из комедии «Неоттида», поставленной ок.342 г.; о скупце, который держит рабов впроголодь): Никем не превзойден он по сквалыжности,
5 А из чужих в друзья выбирай, кто доблестью лучший. Кротким внемли словам и делам, идущим на пользу.
10 Чрево прежде всего, и сон, и страстную похоть, Также и гнев. Никогда дурного не делай с другим ты Или один: всех боле себя самого да стыдишься. Далее, праведность ты соблюдай в словах ли, в делах ли И никогда и ни в чем не веди себя безрассудно. 15 Помни, что всем суждено умереть неизбежною смертью: Все, что сегодня стяжал, утратишь завтра бесследно.
20 Добрым людям Судьба не пошлет их слишком уж много. Много до слуха людского доходит кривых ли, благих ли Толков. Но ты не смущайся, не дай тебе помешать им. Хоть бы и ложь на тебя городили какую, спокоен Будь. Но пуще всего соблюдай, что скажу тебе ниже: 25 Да не побудит тебя никто ни словом, ни делом Сделать или сказать, что сам ты дурным почитаешь.
30 Коль не умеешь чего, не берись, а сперва изучи-ка Все, что потребно, и жизнь твоя приятнейшей будет.
35 К жизни простой себя приучай, без роскоши, чистой, Остерегайся все то совершать, что вызовет зависть.
40 Да не коснется очей твоих сон, смежающий веки, Прежде чем трижды дневные дела разберешь по порядку:
45 Вот что ты должен любить, об этом радеть и трудиться: Это тебя наведет на след добродетели божьей,
50 Связь ты познаешь бессмертных богов и смертного рода, Как совершается все, какому подвластно закону; Сколько возможно, познаешь единство всеобщей природы – Так избежишь безнадежных надежд и все тайны раскроешь. Беды людские, поймешь ты, по их же свершаются воле, 55 Их, несчастных, что благ столь близких не замечают И не слышат, от зла ж избавленье немногие знают. Так человеческий ум повреждает Мойра: как кубарь, Носятся взад и вперед, терпя несчетные беды, Злой не видя сопутницы Распри, вредящей, врожденной, 60 Кою надобно не разжигать, а бежать, уступая. Отче Зевс! От скольких бед ты всех бы избавил,
65 Будучи в них посвящен, достигнешь того, что велю я, Душу свою исцелишь и спасешь от этих страданий. Яств не вкушай, о которых сказали мы в «Очищеньях» И в «Избавленьи души», но все разбери и обдумай, А браздодержцем поставь над собою благое решенье. 70 Если же тело покинув, в эфир придешь ты свободный, Станешь богом бессмертным, нетленным, боле не смертным.
жүктеу/скачать 3.48 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|