265
шлось расширить кольцо городских стен до нынешнего их предела. Первая
городская стена замыкала лишь пространство от Старого моста до Сан Лоренцо.
XII
Внешние военные столкновения и внутренний мир, можно сказать, свели на
нет во Флоренции обе партии - гибеллинов и гвельфов. Оставалась незамиренной
лишь одна вражда, естественным образом существующая в каждом государстве, -
вражда между знатью и народом, ибо народ хочет жить по законам, а знать
стремится им повелевать, и поэтому согласие между ними невозможно. Пока
гибеллины всем внушали страх, эта враждебность не прорывалась наружу, но
едва они были побеждены, как она сразу же себя показала. Не проходило дня,
чтобы кто-нибудь из пополанов не потерпел обиды, воздать же за нее законы и
должностные лица были бессильны, ибо любой нобиль с помощью родичей и друзей
имел возможность противостоять приорам и капитанам. Тогда наиболее сильные
члены цехов, стремясь покончить с подобным злоупотреблением, постановили,
что каждая вновь избранная Синьория должна назначать особого гонфалоньера
правосудия человека из пополанов, которому была бы придана тысяча
вооруженных людей из числа приписанных к двадцати отрядам цехов и который с
их помощью и под своим знаменем вершил бы правосудие всякий раз, когда был
бы призван к этому приорами или капитаном. Первым избран был в гонфалоньеры
Убальдо Руффоли: он развернул свое знамя и разрушил дом Галлетти за то, что
один из членов этого семейства убил во Франции флорентийского пополана.
Цехам нетрудно было установить такой порядок ввиду того, что нобили
постоянно находились в тяжкой вражде друг с другом и уразумели, какие меры
приняты против них лишь тогда, когда увидели всю суровость их применения.
Сперва они сильно испугались, но вскоре вернулись к прежней наглости, ибо
среди членов Синьории всегда имели кого-либо из своих и без труда могли
помешать гонфалоньеру выполнять его дело. К тому же обвинитель обязан был
представить свидетелей нанесенной ему обиды, а никого, кто согласился бы
свидетельствовать против нобилей, не находилось. Так что в весьма скором
времени Флоренция вернулась к тем же самым безобразиям, и пополаны
по-прежнему терпели обиды от грандов, ибо правосудие действовало медленно, а
приговоры его не приводились в исполнение.
266
XIII
Пополаны не находили выхода из этого положения, пока Джано делла Белла,
человек из знатнейшего рода, но воодушевленный любовью к свободе родного
города, не внушил главам цехов мужественной решимости создать в городе новый
порядок. По его совету они постановили, что гонфалоньер должен заседать
вместе с приорами и иметь под своим началом четыре тысячи человек. Кроме
того, нобилей лишили права быть членами Синьории, сделали родичей
преступника его соответчиками и установили, что для приговора по делу
достаточно общеизвестности совершенного преступления. Законы эти,
именовавшиеся Установлениями справедливости, дали народу великое
преимущество, но вызвали жестокую ненависть к Джано делла Белла: знатные не
могли простить ему уничтожения их власти, а богатые пополаны были исполнены
зависти, ибо им казалось, что влияние его чрезмерно. Все это проявилось,
едва только к тому представился случай.
По воле судьбы пополан был убит в стычке, в которой принимало участие
много нобилей и среди них мессер Корсо Донати. Из них он был самый
дерзновенный, и потому на него пало обвинение в убийстве. Он был задержан
капитаном народа, но так повернулось дело - то ли мессер Корсо не оказался
виновным, то ли капитан опасался вынести против него приговор, - что его
оправдали. Такое решение народу до того не понравилось, что он вооружился и
явился к дому Джано делла Белла просить его, чтобы он добился выполнения им
же учрежденных законов. Джано желал, чтобы мессер Корсо понес должную кару,
поэтому он отнюдь не призвал народ разоружиться, как должен был по мнению
многих поступить, но посоветовал ему идти к Синьории, жаловаться на
случившееся и умолять ее вынести справедливое решение. Однако народ пришел в
еще большее раздражение и, полагая, что капитан нанес ему обиду, а Джано
делла Белла умыл руки, направился не к Синьории, а ко дворцу капитана,
захватил его и разгромил. Этот акт насилия привел в негодование всех
граждан; те же, кто желал гибели Джано, всю вину возложили на него. Так как
среди членов новой Синьории имелся один его недруг, он был обвинен перед
лицом капитана в возбуждении народа к мятежу. Пока шло следствие по его
делу, народ снова взялся за оружие
267
и, подойдя к дому Джано, предложил ему свою защиту от синьоров и от его
врагов. Джано отнюдь не желал ни воспользоваться этим проявлением народной
любви, ни отдавать свою жизнь в руки должностных лиц, ибо опасался как
непостоянства первых, так и злонамеренности вторых. И вот, чтобы не дать
врагам своим возможности повредить ему, а друзьям нанести ущерб отечеству,
он решил удалиться в изгнание и тем самым уступить зависти недругов,
избавить сограждан от страха, который они перед ним испытывали, и покинуть
город, который, не щадя трудов и с опасностью для жизни, освободил от ига
знати. Таким образом, изгнание его было добровольным.
XIV
После его ухода нобили вновь обрели надежду завоевать прежнее
положение. Рассудив, что источник их бед в разъединении, они на этот раз
сговорились и послали двух делегатов в Синьорию, каковую считали к ним
благорасположенной, просить о хотя бы частичном смягчении направленных
против них законов. Как только об этом стало известно, пополаны
встревожились, как бы Синьория и впрямь не пошла навстречу пожеланиям
нобилей: расхождения в пожеланиях нобилей с опасениями пополанов привели к
вооруженным столкновениям. Нобили под началом трех главарей - мессера Форезе
Адимари, мессера Ванни деи Моцци и мессера Джери Спини укрепились в трех
местах - в Сан Джованни, у Нового рынка и на площади деи Моцци. Пополаны, в
значительно большем количестве, сошлись под своими знаменами у Дворца
синьоров, который находился тогда неподалеку от Сан Проколо. Относясь с
подозрением к синьорам, они послали к ним шестерых своих представителей,
чтобы они с ними заседали. Пока та и другая сторона готовились к схватке,
кое-кто и из пополанов и из нобилей совместно с некоторыми духовными лицами,
пользовавшимися доброй славой, решили добиться примирения. Нобилям они
напомнили, что если их лишили прежних почестей и издали законы против них,
то причиной этого были их высокомерие и никуда негодное управление; что
браться теперь за оружие, чтобы силой возвратить себе то, что было у них
отнято из-за раздоров и недостойного поведения, означало бы для них погубить
отечество и еще ухудшить свое собственное положение; что пополаны
Достарыңызбен бөлісу: |