В СТАВКЕ ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО

В СТАВКЕ ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО

Около полудня 16-го августа поезд Николая Николаевича прибывает в Барановичи. Так же, как и Волковыск, это местечко незаметное и имеет значение только потому, что в нем пересекаются две важные железнодорожные линии: из Варшавы на Вильну, Белосток и Ровно, и из Варшавы в Москву. Поэтому еще задолго до войны, русскими в Барановичах были произведены большие работы. В густом сосновом лесу прорублены просеки, построены просторные и комфортабельные помещения для железнодорожных батальонов, проложены многочисленные подъездные пути и устроены разъезды. Отсюда главнокомандующий может, не покидая своего вагона, посещать различные участки обширного русского фронта.

Неподалеку от поезда, который останавливается за вокзалом, расположен просторный дом. В нем до начала войны жил командир железнодорожной бригады, стоявшей гарнизоном в Барановичах. Этот дом теперь очищен от прежних жителей, и здесь устроены канцелярии ставки. Поодаль — небольшой массивный дом в шведском стиле. В нем всего пять комнат, и в них поместился генерал-квартирмейстер Данилов. В самой просторной из этих комнат стоит огромный стол, занимающий почти все помещение так, что между ним и стенами остается только узкий проход. К этой вилле пристроен флигель, где сосредоточилась телефонная и телеграфная связь ставки.

Для защиты ставки от воздушных налетов применена искусная маскировка. Над многими постройками протянута размалеванная желтыми и коричневыми пятнами парусина, поезда скрыты сенью лесов, повсюду расставлены дозорные посты, a специальную охрану несут гвардейский кавалерийский полк и особо спрятанная в гуще леса батарея, неустанно наблюдающая за небом.

Аэропланов нет. Каждый свободный аппарат послан в распоряжение. действующей армии. Великий князь не желает, чтобы генералы получили основания для жалоб: он отдает армии все, что может, но не забывает и личного комфорта. Из Крыма вызван лучший садовник Ливадии, который должен разбить перед домами и поездами цветники, скрасить своим искусством тяжелую работу руководителя армии. То, что этот садовник немец и многие видели в нем одного из многих агентов Вильгельма, главнокомандующему нисколько не мешало.

В ставке живут, кроме великого князя Николая Николаевича, генерал Данилов, тринадцать офицеров генерального штаба, два топографа, дежурный генерал, начальник управления военных сообщений, начальник морского управления, члены гражданской канцелярии и, наконец, дипломаты. Франция представлена маркизом де Лагиш, Англия — генералами Вильямсом и Ноксом, Бельгия — генералом бароном де Рикель, Япония — генералом Оба, Сербия — полковником Лонткевичем. Для дипломатов отведены особые вагоны.

Расписание дня следующее: в 9 часов утра великий князь направляется в шведский домик, где изучает карты. К этому времени должны быть готовы все рапорты и обработаны все донесения, поступившие за ночь. На картах должны быть отмечены последние перемещения корпусов и все заново сосредоточенные в тылу части. Масштаб карты — в одном дюйме 10 верст. Кроме них употребляются и германские карты.

В 10 часов начинаются совещания с начальником штаба Яцушкевичем, в которых принимает участие также генерал-квартирмейстер Данилов. В полдень диктуются приказы и составляется сводка военных действий для прессы, десять представителей которой размещены в городе. Утренняя работа продолжается до 4 часов дня с коротким перерывом для завтрака.

Время от 4 до 6 часов рассматривается как отдых. В эти часы в прекрасном лесу Барановичей становится весьма оживленно. Часто слышна французская речь, мелькают офицеры верхом и коляски, в которых любящие поохотиться направляются в богатые дичью районы.

В 8 часов вечера в салон-вагоне сервируется ужин, на который по очереди приглашаются высшие офицеры и дипломаты. Часто, однако, бывает, что из Москвы или Петербурга приезжают гости, и поэтому для них всегда держится в резерве несколько запасных мест. Особенно часто наведывается в ставку принц Александр Ольденбургский, являющийся начальником санитарного и эвакуационного ведомства. Его намеренно назначили на этот пост, так как деятельность принца в качестве командира гвардейскими частями иногда граничила с крайностями. Говорят, что перевод принца на другую должность состоялся по просьбе великого князя Александра Михайловича, который советовал государю не допускать принца Ольденбургского в действующую армию. Александру Михайловичу приписывают даже слова, что «у принца неоспоримая способность запутывать все, что попадает в его руки». Принца поэтому в Барановичах зовут «Сумбур-пашой».

Понятно, что лицо с такой репутацией не могло долго удержаться в присутствии прямого и резкого верховного главнокомандующего. Принц Ольденбургский в конце концов получил командировку на Кавказ, где мог безобидно для руководителей фронтом давать выход своим настроениям.

Военный министр Сухомлинов появлялся на ужинах реже, потому что с его стороны, как и со стороны вел. князя, существовало опасение взаимного вмешательства в дела. Великий князь прямо заявил, что он не желает видеть в ставке Сухомлинова. Он даже не ограничился этим, а довел до сведения министра о своем решении и узнал, что Сухомлинов решил жаловаться на него государю.

Антипатия великого князя по отношению к Сухомлинову была хорошо известна. Очень симптоматична характеристика русского военного министра, данная французским послом при русском дворе Морисом Палеологом.

«Шестидесятилетний, находящийся под влиянием своей жены, достаточно красивой женщины, бывшей на 32 года моложе его. Образованный, способный, лукавый, приторно-вежливый и услужливый по отношению к императору. Друг Распутина, окруженный канальями, служащими ему прекрасным кабелем для проведения своих интриг и вероломства. Потерявший привычку к труду, он сосредоточил все свои силы на супружеских радостях. Замкнутый, он всегда настороже, и глаза его скрыты под тяжелыми, морщинистыми веками. Я знаю очень мало людей, которые с первого же взгляда внушали так мало доверия».

Портрет, нарисованный Палеологом, нельзя признать преувеличенным, и чтобы проверить эти утверждения, проникнем на некоторое время в большое из серого камня здание, расположенное на Адмиралтейской площади против величественных куполов Исаакиевского собора.

31-е августа. Сухомлинов сидит за столом из черного дерева. Рядом — его первый адъютант, который предлагает вниманию военного министра объемистую папку бумаг, ждущих подписей. Немного дальше с карандашом и блокнотом в руке в почтительной позе стоит один из секретарей министра. Он готов каждую минуту записать новое распоряжение.

— Ну что, все в порядке Сергей Петрович? Хорошие новости с фронта?

— Наши армии продолжают наступление, ваше превосходительство. Битва в Галиции в скором времени превратится в победу. — В Восточной Пруссии наши первые успехи под Гумбиненом завершатся окружением 8-й германской армии или ее генеральным отступлением.

Раздается звонок телефона.

— Опять, — раздраженно восклицает Сухомлинов. — Я же распорядился, чтобы мне не мешали.

— Это главный штаб, ваше превосходительство. Говорят, что хотят сделать важное сообщение.

— Разъедините.

Но звонки возобновляются снова, настойчивее, громче.

—Неужели же вы не будете в состоянии заставить их замолчать?

Секретарь берет трубку и записывает донесение. Несколькими минутами позже, побледневший, он дрожащей рукой передает министру листок:

«Ставка — военному министру. Петроград. (Дешифровка.) Командующий северо-западным фронтом доносит: вторая армия окружена сильными германскими частями в лесах Хоэнштейна и Нейденбурга. Она вначале отбросила их, но на левом фланге поддался один корпус, благодаря чему неприятель получил доступ к тылу. В то же самое время значительные контингенты германских войск, прибывшие с севера, обошли правое крыло. Три наших корпуса находятся в безвыходном положении на северо-востоке от Нейденбурга. Штаба армии больше не существует. Самсонов покончил самоубийством. Сохраняйте сообщение в полной тайне до тех пор, пока в Галиции не будет одержана значительная победа».

Морщинистые веки Сухомлинова суживаются и между ними прорывается недобрый взгляд. Вслед за тем следует ворчанье:

— Я сам доложу государю императору об этом.

На следующий день весь Петроград говорит о страшном поражении армии Самсонова. Сухомлинов не сумел скрыть секрета...

В общем, отношения между генералами ставки главнокомандующего были зачастую острыми. Ревность и интриги теплились под покровом работ. Убеленный сединами председатель совета министров Горемыкин писал в Петербург, что в Барановичах происходит то же, что и в «Войне и Мире» Толстого.

В первый вечер пребывания ставки в Барановичах маркиз де Лагиш был приглашен к столу. Во время сладкого принесли известие, что германские войска оказывают у Сталюпенена серьезное сопротивление. Великий князь с раздражением ударил кулаком:

— Это черт знает, что такое. Не понимаю, как Ренненкампф не может справиться с этой горсточкой полков! — и, обернувшись к маркизу, натянуто улыбнувшись, прибавил: — Cet animal est bien méchant, quand on 1‘attaque il se défend! ¹)