Проблемы ответственности за убийство матерью новорожденного ребенка в российском и зарубежном уголовном законодательстве

ижегородская правовая академия (институт)

На правах рукописи

Грубова Екатерина Игоревна

уголовно-исполнительное право

заслуженный деятель науки РФ,

заслуженный юрист РФ

Кузнецов Александр Павлович
Москва

2009

О

ГЛАВЛЕНИЕ

Несмотря на многие положительные стороны конструирования уголовно-правовых норм об ответственности за посягательства на жизнь человека (приближение к мировым стандартам в виде установления уголовной ответственности за преступления против жизни в первой главе Особенной части УК РФ, наличие законодательного закрепления убийства, увеличение верхнего предела и расширение диапазона санкций), законодательство в этой сфере, по справедливому мнению специалистов, нуждается в реформировании.

Реализация мер, направленных на повышение уровня материального благосостояния женщин, находящихся в отпуске по беременности и родам, в области социальной политики обеспечивающей бесплатное ведение беременности, а также ее бесплатное прерывание, возможность оформления юридического отказа от ребенка, не дает абсолютного результата в минимизации случаев совершения убийства новорожденных детей их матерями. Так, в 1997 году было зарегистрировано 220 преступлений, в 1998 – 216, 1999 – 251, в 2000 – 231, 2001 – 203, в 2002 – 204, в 2003 – 195, в 2004 – 212, в 2005 – 219, в 2006 – 172, в 2007 – 148, в 2008 – 149. Некоторые исследователи полагают, что представленная статистическая картина этого вида убийств неполно отражает современную криминальную ситуацию, так как следует учитывать высокую степень его латентности. Так, в 2001 году выявлено 130 лиц, совершивших указанное деяние, в 2002 – 103, в 2003 – 129, в 2004 – 130, в 2005 – 127, в 2006 – 118, в 2007 – 104, в 2008 – 100 . В связи с этим масштабы скрытых насильственных преступлений, совершаемых в отношении новорожденных детей и направленных на прерывание их жизни, в точности неизвестны.

Однако если законодатель счел возможным выделить насильственное лишение новорожденного жизни в отдельный состав, то следовало бы сформулировать и рекомендации правоприменителю по квалификации соответствующих деяний. Анализ приемов юридической техники, создающих теоретическую базу для нормотворчества, позволил выявить недостатки в конструировании норм УК РФ о преступлениях против жизни, как законотворческого, так и содержательного плана. Все это предопределяет необходимость совершенствования положений уголовного закона, объектом которых выступает охрана жизни личности. Актуальность выбранной темы подтверждается тем, что некоторые положения в настоящее время исчерпали превентивный потенциал, так как были основаны на нормативно-правовых решениях, отмененных или утративших свою юридическую силу, а ученые не предложили конкретных мер по совершенствованию уголовного законодательства.

Содержание указанных целей послужило основанием для решения следующих задач:

– выявить тенденции и закономерности развития российского уголовного законодательства в сфере охраны жизни новорожденных детей;

– провести анализ международно-правовых норм, регулирующих отношения в сфере охраны жизни новорожденного ребенка;

– осуществить систематизированный анализ зарубежного уголовного законодательства об ответственности за убийство матерью новорожденного ребенка;

– рассмотреть проблемы квалификации убийства матерью новорожденного ребенка;

– внести научно обоснованные предложения по совершенствованию анализируемой уголовно-правовой нормы и улучшению практики ее применения;

– разработать рекомендации по квалификации деяний, предусмотренных ст. 106 УК РФ, дополняющие положения Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)»;

1. Изучение норм дореволюционного уголовного законодательства об ответственности за насильственное лишение жизни новорожденных детей показало, что термины «детоубийство» и «убийство новорожденного» отождествлялись и использовались как синонимы; тенденции оценки степени тяжести убийства новорожденного менялись от его отнесения к греху до тяжкого родственного убийства; критерий законнорожденности – незаконнорожденности ребенка имел определяющее влияние на квалификацию. В советском уголовном законодательстве отсутствовала единая позиция на квалификацию убийства матерью новорожденного ребенка, что ставило в зависимость правовое положение граждан от места совершения преступления.

2. Компаративистский анализ норм об ответственности за убийство матерью новорожденного ребенка в современном зарубежном уголовном законодательстве позволил выявить специфические особенности, которые могут быть трансформированы в российское уголовное законодательство (время формирования умысла, закрепление темпорального периода «после родов», уточнение принадлежности ребенка (то есть «своего»)).

3. Предлагается установить временной интервал, начиная с которого действия, направленные на прерывание беременности с целью недопущения рождения ребенка, признаются убийством новорожденного (покушением на убийство новорожденного ребенка), – срок 22 недели беременности.

4. Применение различных критериев новорожденности (судебно-медицинский, педиатрический, акушерский) для определения объективных признаков состава убийства матерью новорожденного ребенка способствует расширительному толкованию нормы. В целях единообразного применения нормы считаем целесообразным в качестве единого темпорального показателя объективных признаков считать окончанием раннего послеродового периода – 2 часовой интервал после рождения плаценты.

5. Предлагаем исключить психотравмирующую ситуацию из криминообразующих признаков состава убийства матерью новорожденного ребенка, так как она не может служить самостоятельным обстоятельством, позволяющим отнести деяние к убийству, совершенному при смягчающих обстоятельствах.

6. Убийство матерью новорожденного ребенка может совершаться лишь с внезапно возникшим умыслом. Наличие состояния психического расстройства, не исключающего вменяемости, на момент совершения преступления логически исключает заранее возникший умысел. В случае же неосторожного причинения смерти новорожденному в течение установленного законодателем периода мать должна отвечать по ст. 109 УК РФ.

7. Субъектом преступления, предусмотренного ст. 106 УК РФ, может признаваться только женщина, родившая ребенка, вменяемая, достигшая 14-ти лет.

8. Предлагается следующая редакция ст. 106 УК РФ:

«Статья 106. Убийство новорожденного ребенка

1. Убийство женщиной рождаемого ею ребенка во время родов, а равно и рожденного ею ребенка сразу же после родов, совершенное в состоянии психического расстройства, не исключающего вменяемости, –

наказывается лишением свободы сроком до трех лет.

2. Деяния, предусмотренные частью первой настоящей статьи, совершенные в отношении двух и более рождающихся либо рожденных детей, –

наказываются лишением свободы на срок до пяти лет».

9. В целях устранения противоречий, возникающих при назначении несовершеннолетнему наказания в виде лишения свободы на определенный срок, считаем возможным внести предложения об изменении части 6 ст. 88 УК РФ: «…Наказание в виде лишения свободы не может быть назначено несовершеннолетнему осужденному, совершившему преступление небольшой тяжести впервые. Несовершеннолетнему осужденному, совершившему впервые преступление средней тяжести, наказание в виде лишения свободы может быть признано условным».

10. Вносятся предложения по изменению и дополнению Постановления Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)».

11. Предлагается комплекс организационно-практических мер общего и специального характера, направленных на предупреждение преступлений, связанных с посягательством на жизнь новорожденного ребенка (см. подробнее основное содержание автореферата).

Прикладная значимость проведенного исследования обусловлена его направленностью на обеспечение правильного и единообразного применения уголовно-правовой нормы, устанавливающей ответственность за убийство новорожденного ребенка, исключение из следственно-судебной практики ошибок, связанных с неверным применением указанной нормы.

Теоретические и практические рекомендации, высказанные автором в диссертационном исследовании, докладывались на различных научных форумах: межвузовской научной конференции аспирантов и соискателей «Актуальные проблемы юридической науки» (г. Н. Новгород, 21 ноября 2007 г.); научном семинаре «Актуальные проблемы философии права и государства» (г. Н. Новгород, 29 апреля 2008 г.), межвузовской научной конференции аспирантов и соискателей «Актуальные проблемы юридической науки» (г. Н. Новгород, 28 октября 2008 г.), международной научно-практической конференции «Нравственные основы уголовного права (г. Москва, 28 января 2009 г.), научном семинаре «Актуальные проблемы философии права и государства» (г. Н. Новгород, 23 апреля 2009 г.).

Некоторые выводы диссертационного исследования используются в учебном процессе при преподавании курса «Уголовное право» в Нижегородской правовой академии (институте), Нижегородской академии МВД России; внедрены в практическую деятельность Главного управления МВД России по Приволжскому федеральному округу; обсуждались на теоретических семинарах преподавателями, аспирантами Нижегородской правовой академии (института), а также на заседаниях Ученого совета Нижегородской правовой академии (института), кафедры уголовного права и криминологии Нижегородской правовой академии (института), кафедры уголовного права Казанского государственного университета им. В.И. Ульянова-Ленина, кафедры уголовного права Государственного университета Высшая школа экономики.

Структура диссертационного исследования соответствует логике построения научного исследования, определяется целями и задачами и включает в себя введение, три главы, содержащие семь параграфов, заключение, библиографию и приложения.

ГЛАВА I

ЭВОЛЮЦИЯ РОССИЙСКОГО УГОЛОВНОГО

ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА ОБ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА УБИЙСТВО МАТЕРЬЮ НОВОРОЖДЕННОГО РЕБЕНКА
§ 1. Ретроспективный анализ дореволюционного российского уголовного законодательства об ответственности за убийство матерью

новорожденного ребенка
Необходимость историко-правового исследования объясняется возможностью понять логику развития юридической мысли об ответственности за детоубийство на протяжении длительного периода развития отечественного уголовного права. Так, Н.С. Таганцев в «Курсе уголовного права» писал: «Известно то важное значение, которое имеет историческое толкование в сфере действующего законодательства. Если мы, например, желаем изучить какой-нибудь юридический институт, существующий в данное время, то для правильного его уяснения себе мы должны проследить историческую судьбу его, то есть те доводы, в силу которых появилось данное учреждение, и те видоизменения, которым подверглось оно в своем историческом развитии… Задачей положительной должно быть не только догматическое выяснение и изложение начал действующего права, но и критическая их оценка на основании опыта других народов и отечественной истории права»¹.

Первоначально в Древней Руси детоубийство, то есть убийство младенца родителями, в частности, матерью, не признавалось преступлением. Н.М. Карамзин в своем труде «История государства Российского» отмечал, что любая мать имела у языческих славян «право умертвить новорожденную дочь, когда семейство было уже слишком многочисленно, но обязывалась хранить жизнь сына, рожденного служить отечеству»². Подтверждением распространенности детоубийства у наших предков могут служить факты, обнаруженные раскопками старинных могил, которые указывают на существование обычая убивать маленьких детей в случае смерти кормящей их матери. В таких случаях оба трупа хоронили вместе. Профессор Д.Я. Самоквасов при раскопках русских могил не раз находил вместе останки женщины и ребенка: в августе 1909 года при вскрытии кургана при с. Горечево Обоянского уезда Курской губернии им были найдены лежащие рядом кости женщины и ребенка с одним молочным зубом, относящиеся к концу Х или началу XI века¹.

Анализ первых законодательных актов Древней Руси дает основание для вывода о том, что ответственность за избавление матери от младенца предусматривалась еще в ранние периоды истории. Православный церковный закон требовал сурово наказывать тех женщин, которые пытались самостоятельно регулировать число деторождений, избегали нежелательных беременностей, прерывали их, – отлучением от причастия, постами, поклонами, покаянием перед священником. Причем осуждались не только сами поступки, но и «помыслы» о них, пусть даже вызванные неличными обстоятельствами – бедностью, невозможностью прокормить ребенка. В борьбе за жизнь ребенка древнерусские церковнослужители настаивали на том, чтобы мать, «блюдя дитя во чреве», не делала в церкви земных поклонов: «не велите еи кланятиеся на коленях, ни рукою до земли, ни в велики пост: от того бо вережаются и изметают младенца»².

Об ответственности матери за избавление от ребенка говорилось в ст. 9 Устава князя Владимира Святославовича в его Синодальной редакции: «Или девка детя повьржеть». Данная фраза понимается И.И. Срезневским как девка дитя родит, но слово повьржеть может означать, согласно словарю И.И. Срезневского, также «бросит, покинет, оставит». Такое понимание слова повьржеть вытекает из летописного сказания: «и поведаши Володимиру яко повьржеть есть на торговищи и посла тысячького, и приеха, види повержена Игоря мртвого» (Ипатьевская летопись под 665 г.). Очевидно, что фраза может означать также случаи, когда «девка» избавится от младенца, а если толковать фразу расширительно, то речь может, вероятно, идти об избавлении от плода. В пользу расширительного толкования фразы можно сослаться на следующие древнерусские документы: «Поучение новгородского архиепископа Ильи-Иоанна», в котором содержится недвусмысленная фраза: «Егда жена носит в утробе, не велите еи кланятиеся на коленях, ни рукою до земли, ни в великы и пост: от того бо вережаются и изметают младенца», а также «Заповедь святых отець ко исповедающимся сыном и дщерем», предусматривающую наказание женщине, которая свой плод «зелья ради извережет». Кстати, вероятно, именно за это занятие зелейники подвергались гонениям со стороны церкви. Не оставались безнаказанными и обращавшиеся к ним женщины. Согласно постановлению Трульского собора избавление от плода приравнивалось к убийству и виновная подвергалась десятилетнему церковному отлучению.

Развивая основные идеи, заложенные в Уставе князя Владимира Святого, Устав князя Ярослава Мудрого, возникший приблизительно в 1051–1054 годах, расширил круг регулируемых церковным правом отношений. Статьи 5 и 6 Устава подтвердили негативное отношение церкви к случаям не только избавления от плода или младенца, в частности, незаконнорожденного, но и к случаям рождения внебрачного ребенка. За все эти деяния мать помещалась в церковный дом¹. Согласно заповедям митрополита Георгия за это налагалась эпитимия – трехлетний пост².

Общеизвестно, что Устав князя Ярослава имел несколько редакций – Пространную, Краткую, Румянцевкую, Устюжскую. Относительно детоубийств норма Краткой редакции дополнялась ст. 6 Пространной редакции Устава и включала расширенный перечень видов детоубийства, совершаемого замужней женщиной. Согласно данной норме, если «женка без своего мужа или при межи детяти добудет, да погубить, или в свиньи ввержеть, или утопить», ее надлежало «пояти в дом церковный»¹, то есть монастырь.

Итак, в Древней Руси детоубийство долгое время считалось грехом, а не преступлением. Отраженное в уставах русских князей каноническое византийское право видело в детоубийстве, скорее, посягательство на христианские устои семьи и нравственности, а не на жизнь. По мнению, С.В. Юшкова, «применение византийского права церковными учреждениями и должностными лицами, как по уголовным, так и по гражданским делам, тем более было необходимо, что Русская Правда и другие древнерусские законы имели заметные пробелы»². Однако в сравнении с жесточайшими наказаниями уголовных кодексов средневековой Европы, как мы увидим ниже, древнерусские церковные уставы предусматривали лишь церковное покаяние – эпитимию за умерщвление младенца, независимо от того, был ребенок рожден в браке или нет. Хотя, по нашему мнению, это не свидетельствует о более снисходительном отношении к детоубийству на Руси, а объясняется не характерной для русской, но обычной для европейской правовой системы суровых уголовных наказаний.

В Номоканоне в первом киевском издании, датированном 1620 годом, специального постановления о детоубийстве не найдено. Содержание его статей, относящихся к вольному и невольному убийству, заимствовано у Василия Великого. Истребление плода предусмотрено в ст. 72 и 73, и в последней виновные названы «блудницами», а оставление новорожденного без помощи и подкидывание его – в ст. 70 и 74. Первая из названных статей говорит о родах на дороге и смерти оставленного без помощи новорожденного, а вторая приравнивает к убийцам тех, кто подкидывает детей своих на распутье у городских ворот, если никто не берет этих детей к себе на воспитание. Номоканон делает ссылки на Иоанна Постника, в Уставе которого предусматривалось подкидывание детей к церковным дверям и виновные также приравнивались к убийцам.

Влияние византийских правовых идей на развитие русского уголовного права, начавшись еще со времен принятия христианства, во всех памятниках законодательства до Соборного уложения прослеживалось достаточно фрагментарно и только в последнем приобретает некую законченную систему. Именно в Уложении 1649 года впервые встречается преобладание формального взгляда на преступление, свойственного развитому законодательству Византии, по которому всякое преступное деяние есть нарушение закона, над материальным, господствующим на Руси продолжительное время, по которому преступным является только то, что причиняет обиду и вред.

Из Соборного уложения 1649 года видно, что законодательство уже более дифференцированно подходит к определению наказуемости детоубийства. Здесь убийство родителями своих детей, рожденных в брачных отношениях, рассматривалось как менее опасное деяние по сравнению с убийством матерью внебрачного ребенка. Так, в ст. 3 главы ХХII указывалось: «А будет отец или мать сына или дочь убиет до смерти, и их за то посадить в тюрьму на год, а отсидев в тюрьме год, приходити им к церкви божии, и у церкви божии объявляти тот свой грех всем людям вслух. А смертию отце и матери за сына и за дочь не казнити»¹.

И напротив, наказание ужесточалось, если имело место убийство матерью незаконнорожденного ребенка. «А будет которая жена учнет житии блудно и скверно, и в блуде приживет с кем детей и тех детей сама, или иной кто по ея велению погубит, а сыщется про то допряма: и таких беззаконных жен, и кто по ея велению детей ея погубит, казнити смертию безо всякия пощады, чтобы на то смотря, иные такова беззаконного и скверного дела не делали, и от блуда унялися»¹. Таким образом, в первом случае родители обладали широкими правами в отношении своих детей, которые, по словам П.Д. Ко­лосовского, носили характер «властительства». Обычной карой за убийство по Уложению являлась смертная казнь. Наказание за убийство законнорожденного ребенка в виде заключения в тюрьму на год и объявления впоследствии совершенного деяния «грехом всем людям вслух»² – один из немногих случаев, когда Уложение допускало для преступников такую дешевую расплату за совершенное деяние.

Во втором случае предпочтение отдавалось охране нравственности в обществе, и суровое наказание определялось тем, что «детоубийца посягал на две заповеди: «не убий» и «не прелюбосотвори»…»³. Здесь Уложение исходило из принципа устрашения и боролось не только с детоубийством, но и с блудом.

В Литовском статуте, оказавшем, как известно, большое влияние на составителей Уложения 1649 года, проведено между убийством законных детей и внебрачного ребенка такое же различие, как и в Уложении Алексея Михайловича: «Если бы случилось родителям убить свое дитя не случайно и не за вину, но с умыслом, тогда таковой отец или мать должны быть за то наказаны на год и шесть недель в башню. А, выдержав такое заключение, должны сверх того четырехкратно в году при церкви своего исповедания приносить покаяние и публично исповедовать свой грех пред всеми людьми христианской веры. По таковому делу должен суд градский доискиваться и, по точном открытии преступления, наказывать виновных по вышесказанному»¹. Поме­щенная в том же разделе статья о детоубийстве назначает смертную казнь: «Желая, дабы в христианском нашем государстве соблюдено было благочестие и надлежащее благоговение к христианскому закону, а нарушители оного подвергались праведному наказанию, чтоб другие могли воздерживаться от беззаконий узаконяем: что если бы какая женщина, не будучи в супружестве, но, ведя жизнь непорядочную и распутную и, так очреватев, потом от стыда или боясь наказания оный свой плод умертвила сама или чрез кого инаго и на самом таком преступлении была поймана сама, или тот, кому она сие поручила, пойман был или бы о том доказано было точными достоверными и явными признаками, тогда как тот, кто принял на себя умертвить такой плод, равно и та, которая дала свой плод для умерщвления, сами должны быть казнены смертью. А по таким делам суды наши градские и городовые должны накрепко разведывать и за сим смотреть, а преступивших и в том законном порядке изоблеченных казнить»².

Уложение по названной статье не определяет способа смертной казни. Судебная практика остановилась, по словам Г.К. Котошихина, на «окопании виновных живыми в землю»³.

Представляется затруднительным выяснить, насколько часто совершались детоубийства в России времени составления Уложения 1649 года Условия затворнической жизни русской женщины не могли способствовать ее внебрачным половым сношениям и особенно половым сношениям девиц. Однако в действительности такие связи и сношения имели место не так редко, как можно было бы предполагать. Профессор Н.И. Костомаров в своем «Очерке домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях», изданном в 1847 году, приводит различные примеры нарушения супружеской верности женами зажиточных домовитых людей, половых сношений русских женщин с иностранцами, несмотря на особые взгляды общества того времени на это «басурманство». Запертая в своем тереме женщина, занималась от скуки «пустошними» речами со служанками, вела с ними «пересмешные, скоромыские и безлепичные (нелепые, плохие –