А.Д. Швейцер. Эквивалентность, адекватность, переводимость

Какими бы противоречивыми ни были требования, предъявляемые к переводу, нельзя не признать, что перевод является целенаправленной деятельностью, отвечающей определенным оценочным критериям. Одним из требований, издавна выдвигаемых теорией и практикой переводческой деятельности, является требование эквивалентности текстов - исходного и конечного. Эквивалентности придавалось решающее значение в теоретическом описании перевода и выявлении его сущности. < ... >

Подобно тому как различные определения перевода соответствовали различным этапам развития науки о переводе, различные понимания эквивалентности отражали эволюции взглядов на сущность перевода. Так, в теории закономерных соответствий, заслуга разработок которой принадлежит одному из пионеров лингвистического переводоведения в нашей стране, Я.И. Рецкеру, понятие эквивалентности распространялось лишь на отношения между микроединицами текста, но не на межтекстовые отношения. При этом эквивалент понимался как постоянное равнозначное соответствие, как правило не зависящее от контекста^.

Думается, что такое узкое понимание эквивалента объясняется местом этой категории в используемой в теории закономерных соответствий системе понятий. Ведь родовым понятием в этой системе является «соответствие», а видовыми - «эквивалент» и «вариантное соответствие», устанавливаемое между словами в том случае, когда в языке перевода существует несколько слов для передачи одного и того же значения исходного слова. <…..>

Разумеется, каждый автор имеет право употреблять тот или иной термин в соответствии с используемым им понятийным аппаратом, и, хотя в переводческой литературе доминирует более широкое толкование понятий «эквивалент» и «эквивалентность». В эти термины можно вкладывать и иной смысл. Однако обращает на себя внимание другое обстоятельство. Разграничение понятий «эквивалент» и «вариантное соответствие» продиктовано, по-видимому, не столько переводческими, сколько лексикографическими соображениями.

В самом деле, для переводчика различие между «частичным эквивалентом» и «вариантным соответствием» несущественно. И в том, и в другом случае он имеет дело с неоднозначным соответствием: одному слову в исходном языке соответствует несколько слов в языке перевода. Различие возникает лишь в словаре: в первом случае соответствия даются под отдельными цифрами и относятся к разным значениям многозначного слова (например, criminal) преступник, 2) лицо, виновное в совершении преступления), а во втором - приводятся под одной цифрой как разные соответствия в рамках одного и того же значения (например, cringe 1) раболепствовать, низкопоклонствовать; стоять в подобострастной позе ... ). Что же касается полных эквивалентов, то они встречаются, как отмечает Я.И. Рецкер, главным образом среди географических названий, собственных имен и терминов и, следовательно, представляют собой не столь частое явление. Попутно отметим, что даже в пределах этих лексических пластов полные эквиваленты встречаются не столь уж часто. Так, например, английскому термину «friction clutch» в русском языке соответствуют два термина: «фрикционное сцепление» и «муфта». В ряде случаев спорными представляются некоторые из приводимых Я.И. Рецкером примеров «полных эквивалентов» (например, с предлагаемым им эквивалентом англ. supermarket 'магазин самообслуживания' успешно конкурирует 'универсам'; sell-out - это не только 'предательство национальных интересов', но и любое 'предательство, измена').

Более того, «частичные эквиваленты» никак не подпадают под их приведенное выше определение как равнозначных соответствий, не зависящих от контекста, поскольку выяснить, как следует перевести многозначное слово, можно только из контекста (ср. the shadow оf the house 'тень от дома' и the shadows lengthen 'сумерки сгущаются'). А если ограничить понятие эквивалента лишь «полными эквивалентами», то выяснится, что речь идет о довольно редком явлении, которое едва ли можно считать ориентиром, помогающим переводчику «понять значение окружающего контекста и всего высказывания в целом», даже если последнее содержит незнакомые ему слова. Ведь что касается «частичных эквивалентов», то для выяснения их конкретного смысла необходим контекст, а «полные эквиваленты» не могут служить смысловым ориентиром хотя бы потому, что это - относительно редкие слова, едва ли известные переводчику (ср., например, из приводимого Я.И. Рецкером перечня эквивалентов dodder, dodmaп, dog-bolt).

Из сказанного следует, что в определении эквивалентности у Я.И. Рецкера четко прослеживаются исходные позиции «теории закономерных соответствий», построенной в основном на соотношении отдельных единиц. Речь идет фактически о соотношении языков, а не о соотношении текстов. Сходный подход, хотя и основанный на других лингвистических предпосылках, обнаруживает Дж. Кэтфорд. Согласно его определению текстовый переводческий эквивалент - это любая форма языка перевода (текст или часть текста), которая, согласно наблюдениям, эквивалентна данной форме исходного языка (текста или части текста). Здесь как будто бы речь идет о текстах. На самом же деле, сопоставляются отдельные формы двух языков. Текстом считается, например, предложение Му son is six. Его эквивалент в другом языке устанавливается путем обращения к двуязычному информанту или компетентному переводчику, который может предложить французский эквивалент этого предложения: Mon fils a six ans.

Определяя условия переводческой эквивалентности, Дж. Кэтфорд пишет: «Для того, чтобы существовала переводческая эквивалентность, необходимо, чтобы как исходный, так и конечный тексты были бы соотносимы с функционально релевантными признаками данной ситуации». Под функционально релевантными признаками ситуации подразумеваются признаки, существенные с точки зрения коммуникативной функции текста в данной ситуации. Функциональная релевантность не может быть точно определена и устанавливается чисто интуитивно на основе шиpoкого экстралингвистического контекста (или «котекста» в терминологии Кэтфорда). < ... >

В выдвинутой Ю. Найдой концепции «динамической эквивалентности», делается попытка преодолеть ограниченность чисто семантического подхода к эквивалентности. Наличие семантического подобия между двумя текстами­ не рассматривается более как достаточное условие эквивалентности. «Динамическая эквивалентность» определяется как «качество перевода, при котором смысловое содержание оригинала передается на языке-рецепторе таким образом, что реакция (response) рецептора перевода в основном подобна реакции исходных рецепторов». При этом под реакцией подразумевается общее восприятие сообщения, включающее понимание его смыслового содержания, эмоциональных установок и др. Таким образом, в определение эквивалентности вводится прагматическое измерение установка на рецептора. Понятие «динамическая эквивалентность» противопоставляется понятию «формальное соответствие», т.е. того качества перевода, при котором признаки формы исходного текста механически воспроизводятся в языке-рецепторе, внося искажения в смысл сообщения и приводя к его неправильному восприятию.

Понятие динамической эквивалентности в определении Ю. Найды учитывает еще один существенный компонент перевода - коммуникативную ситуацию. Если для Дж. Кэтфорда решающим (и, пожалуй, единственным) критерием эквивалентности является семантический критерий соотнесенности с предметной ситуацией, то у Ю. Найды на первый план выдвигается наличие в процессе перевода двух коммуникативных ситуаций и необходимость согласованности вторичной коммуникативной ситуации с первичной.

Разумеется, установка на получателя не исчерпывает тех прагматических отношений, которые характеризуют коммуникативную ситуацию. Пожалуй, наиболее слабым звеном в предложенной Ю. Найдой дефиниции эквивалентности является неясность самого статуса данного понятия. В самом деле, возникает вопрос: что же такое эквивалентность идеальный конструкт или понятие, отражающее реальную практику перевода? В определении постулируется не тождество реакций, а их подобие. Таким образом создается впечатление, что речь идет о реальной переводческой практике. Но тогда возникает вопрос о том, какая степень подобия является необходимой и достаточной для того, чтобы считать данные тексты эквивалентными друг другу. Ниже мы вернемся к этому вопросу в связи с соотношением понятий «эквивалентность» и «адекватность».

Коммуникативная эквивалентность (именуемая также текстовой и переводческой эквивалентностью) определяется Г. Йегером как отношение между текстами, существующее в тех случаях, когда оба текста совпадают по своей коммуникативной ценности, или, иными словами, способность вызвать одинаковый коммуникативный эффект. Последний понимается как передача адресату определенного мыслительного содержания. Иными словами, коммуникативная эквивалентность - это отношение между текстом на исходном языке и текстом на языке перевода, которое возникает в тех случаях, когда при переходе от оригинала к конечному тексту сохраняется или остается инвариантной изначальная коммуникативная ценность текста.

Определение Г. Йегера ценно прежде всего тем, что оно в полной мере включает в рассмотрение такую важную для перевод в категорию, как текст. Автор определения правильно обращает внимание на связь таких понятий, как «эквивалент» и «инвариaнт». Именно инвариантность определенных свойств оригинала (в данном случае его «коммуникативной ценности») обеспечивает эквивалентность конечного текста исходному.

Выше, рассматривая различное понимание сущности перевода, мы упрекали Г. Йегера в максимализме ввиду того, что он рассматривал полное сохранение коммуникативной ценности оригинала в качестве онтологической характеристики перевода. Что же касается предлагаемого им определения эквивалентности, то оно, на наш взгляд, может считаться вполне оправданным с той, разумеется, существенной оговоркой, что речь идет не об усредненной характеристике реальной переводческой практики, а о ее идеальном эталоне. Этот вопрос будет подробнее рассмотрен ниже, в разделе «эквивалентность и адекватность».

Если в приведенных выше определениях понятие эквивалентности предстает перед нами в недифференцированном виде, то в работах других авторов основной упор делается на вариативность этого понятия, на существование различных видов и аспектов эквивалентности. Так, например, В. Коллер считает, что понятие эквивалентности приобретает реальный смысл лишь в том случае, когда уточняется вид или тип эквивалентных отношений между текстами. Само по себе понятие эквивалентности, по его мнению, постулирует лишь наличие неких отношений между исходным и конечным текстами. Недифференцированное требование эквивалентности, предъявляемое к переводу бессодержательно, поскольку остается неясным, в каком именно отношении перевод должен быть эквивалентным оригиналу.

Вид эквивалентности уточняется путем указания на те аспекты, в которых применяется это нормативное понятие. Иными словами, речь идет о тех конкретных свойствах оригинала, которые должны быть coxpaнeны в процессе перевода. В. Коллер различает следующие пять видов эквивалентности: 1) денотативную, предусматривающую сохранение предметного содержания текста (в переводческой литературе оно именуется «содержательной инвариантностью» или «инвариантностью плана содержания»; 2) коннотативную, предусматривающую передачу коннотаций текста путем целенаправленного выбора синонимичных языковых средств (в переводоведческой литературе обычно относится к стилистической эквивалентности); 3) текстуально-нормативную (textnormative Aquivalenz), ориентированную на жанровые признаки текста, на речевые и языковые нормы (в переводческой литературе также часто фигурирует под рубрикой «стилистической эквивалентности»); 4) прагматическую предусматривающую установку на полyчaтeля (в переводоведческой литературе также именуется «коммуникативной эквивалентностью»); 5) формальную, ориентировaннyю на передачу художественно-эстетических, каламбурных, индивидуализирующих и других формальных признаков оригинала.

Достоинством релятивистского подхода к эквивалентности является, на наш взгляд, то, что он учитывает много мерность и многогранность процесса перевода. В. Коллер прав, отмечая, что эквивалентность является нормативным, а не дескриптивным понятием. В приводимом им перечне видов эквивалентности находят свое отражение нормативные требования, предъявляемые к переводу. Некоторые из этих требований частично противоречат друг другу. В них проявляются рассмотренные выше «парадоксы перевода».

В. Коллер исходит из предположения, что в шкале ценностей, которыми оперирует переводчик, существуют лишь переменные величины. Каждый раз, переводя текст в целом или какой-либо из его сегментов, переводчик стоит перед задачей установить иерархию ценностей, подлежащих сохранению в переводе, и на ее основе иерархию требований эквивалентности в отношении данного текста. Таким образом, иерархия этих требований варьируется от текста к тексту, что не дает возможности сформулировать то главное требование, которое лежит в основе любой эквивалентности.

Действительно, соотношение между различными требованиями, предъявляемыми к переводу, является переменной величиной. Однако думается, что требование коммуникативно-прагматической эквивалентности при всех условиях остается главнейшим, ибо именно это требование, предусматривающее передачу коммуникативного эффекта исходного текста, подразумевает определение того его аспекта или компонента, который является ведущим в условиях данного коммуникативного акта. Иными словами, именно эта эквивалентность задает соотношение между остальными видами эквивалентности денотативной, коннотативной, текстуально-нормативной и формальной.

Это положение вполне согласуется с выдвинутым нами ранее положением о функциональном инварианте перевода, определяемом функциональными доминантами текста и их конфигурацией, и охватывающем как те случаи, когда первостепенное значение приобретает требование денотативной эквивалентности, так и те, когда коммуникативная установка речевого акта выдвигает на первое место другие функциональные характеристики переводимого текста.

В отличие от В. Коллера В.Н. Комиссаров различает следующие уровни (типы) эквивалентности, понимаемой как разные степени смысловой общности между переводом и оригиналом: 1) цели коммуникации, 2) идентификации ситуации, 3) способа описания ситуаций, 4) значения синтаксических структур и 5) словесных знаков. Если у В. Коллера все виды эквивалентности выстраиваются в одной плоскости, то у В.Н. Комиссарова они образуют иерархическую структуру, хотя характер иерархии не вполне ясен. По мнению автора, предложенная им ранее иерархическая модель эквивалентности была упрощенной. «Очевидно, что здесь мы имеем дело с иным типом иерархии, компоненты которой не организуются в многоярусную систему, где единицы каждого уровня включают в себя единицы уровня нижеследующего».

Менее обоснованным представляется утверждение о том, что различие между типами эквивалентности сводится к степени общности содержания оригинала и перевода. Например, различие между третьим и четвертым типами эквивалентности отнюдь не затрагивает их содержания, а касается лишь их синтаксической формы. Четвертый тип характеризуется большей степенью синтаксического (но не семантического) сходства, чем третий. То же самое относится и к различию между пятым типом и, скажем, четвертым и третьим. Различие здесь также характеризуется степенью формального (но не смыслового) сходства. Поэтому нет достаточно убедительных оснований утверждать, что лишь пятый тип эквивалентности обеспечивает «наибольшую степень смысловой общности, которая только может существовать между текстами на разных языках.

Думается, что типология переводческой эквивалентности может быть пpeдставлена как в виде иерархической, так и в виде одномерной структуры.

К предлагаемой нами иерархической модели эквивалентности ближе примыкает схема В.Г. Гака и Ю.И. Львин, в которой различаются три вида эквивалентности: формальная, смысловая и ситуационная. При формальной эквивалентности общее значения в двух языках выражаются аналогичными языковыми формами (например: La delegation francaise arrive aujourd’hui a Moscou - 'Французская делегация прибывает сегодня в Москву'). Смысловая эквивалентность предполагает выражение одних и тех же значений различными способами (например: La delegation a quitte Moscou par avion a destination de Paris - 'Делегация вылетела из Москвы в Париж'). И наконец, особенностью ситуационной эквивалентности является то, что одна и та же ситуация описывается не только с помощью различных форм (как и при смысловой эквивалентности), но и с помощью различных элементарных значений (сем) выражаемых этими формами; одно и то же сообщение об отбытии французской делегации может быть озаглавлено и по-русски: «Французская делегация вылетела на родину», и по-французски: «La delegation francaise regagne Paris» ).

При формальной эквивалентности наблюдается подобие слов и форм при подобии значений. Различия средств выражения проявляются лишь в общих структурных различиях двух языков (наличие артикля во французском языке при отсутствии падежных форм и др.). При смысловой эквивалентности совокупность сем, составляющих общий смысл обеих фаз, одинакова. Варьируются лишь языковые формы их выражения (способ движения по воздуху в русской фразе выражается корнем глагола (-лет), а во французской - существительным с предлогом - раг avion). При ситуационной эквивалентности различия в наборе сем, описывающих одну и ту же ситуацию, проявляются в том, что в русском высказывании присутствуют семы удаления, способа передвижения, прош. времени, а во французском - приближения, наст. времени действия.

Однако «формальная» эквивалентность, как следует из приведенных выше примеров, является не только формальной. Ведь приведенные в качестве ее примера элементарные фразы не только эквиваленты друг другу по форме, но и по смыслу, и по отражаемой в них предметной ситуации. «Смысловая» эквивалентность также не является чисто смысловой, поскольку она одновременно устанавливается и на уровне предметной ситуации. По сути дела, все три категории эквивалентности представляют собой результат различных переводческих операций: в первом случае речь идет о простейшей из этих операций - субституции, т.е. о подстановке знаков языка перевода вместо знаков исходного языка, а во втором и в третьем ­об операциях более сложного типа - так называемых переводческих трансформациях. <...>

В этом разделе мы рассмотрим их лишь в первом приближении в связи с предлагаемой нами моделью уровней эквивалентности. Эта модель строится на учете двух взаимосвязанных признаков: 1) характера трансформации, которой подвергается исходное высказывание при переводе, и 2) характера сохраняемого инварианта. При построении этой модели за основу были приняты три измерения семиозиса (знакового процесса), различаемые в семиотике, - синтактика (отношение «знак : знак»), семантика (отношение «знак : референт») и прагматика (отношение «знак : человек»). На синтаксическом уровне имеют место субституции типа: The suп disappeared behind а cloud - Солнце скрылось за тучей; Результаты были катастрофическими - Тhe results were disastrous.' В этом случае переводческая операция может быть описана как замена одних знаков (единиц) другими с сохранением синтаксического инварианта. К семантическому уровню относятся те виды эквивалентности, которые в изложенной выше схеме В.Г. Гака и Ю.И. Львин называются «смысловым» и «ситуационными». Здесь фраза на языке перевода является трансформом исходной фразы. Сюда входит широкий спектр трансформаций (пассивизация, номинализация, замена слова словосочетанием и др.): Послали за электриком. – An electrician has been sent for; Ваша жена прекрасно готовит - Your wife is а superb cook; They аге queueing for tickets - Они стоят в очереди за билетами. Все эти случаи семантической эквивалентности объединяет наличие одних и тех же сем (семантических компонентов) при расхождениях в инвентаре формально-структурных средств, используемых для их выражения. Поэтому данный· подуровень семантической эквивалентности можно назвать компонентным. < ... >

В схеме В.Г. Гака и Ю.Н. Львин отсутствует уровень, соответствующий третьему семиотическому измерению - прагматике. Вместе с тем, как отмечалось выше, прагматический уровень занимает высшее место в иерархии уровней эквивалентности. В этой иерархии существует следующая закономерность: каждый уровень эквивалентности предполагает наличие эквивалентности на всех более высоких уровнях. Так, эквивалентность на синтаксическом уровне предполагает эквивалентность на семантическом (компонентном и референциальном) и прагматических уровнях. Компонентная эквивалентность предполагает также эквивалентность референциальную и прагматическую. Наконец, референциальная эквивалентность подразумевает и эквивалентность на прагматическом уровне. Обратной зависимости здесь не существует. Компонентная эквивалентность может существовать без синтаксической, референциальная - без компонентной. Наконец, прагматическая эквивалентность может существовать без семантической и, разумеется, без синтаксической. Ср, следующие примеры, приводимые Я.И. Рецкером: 1The chauffeur, a Russian tsar of the period of Ivan the Terrible (F. Scott Fitzerald)- Шофер - настоящий русский боярин времен Ивана Грозного.

Прагматический фактор (установка на получателя) побудил переводчика Е.Д. Калашникову пойти на известные семантические сдвиги. Исторический ляпсус в оригинале (какие другие цари могли быть в России в период правления Ивана Грозного?) исправлен в переводе.

Если трансформации, соответствующие семантическому уровню, сравнительно легко укладываются в определенные модели (здесь мы находим семантические сдвиги описанных выше типов), то на прагматическом уровне встречаются трансформации, которые не сводятся к единой модели (опущение, добавление, полное перифразирование и др.). Ср., следующие примеры: Остается две недели шоппинга. «Шоппинг» - значит: 'ходить по магазинам, 'прицениваться', 'делать покупки'. До сих пoр политический шоппинг был удачнее для республиканцев - Тhe shoppiпg season will last two weeks. As to political shoppiпg, so far it has favoured the Republicans; Ничего, до свадьбы заживет - As the Russian saying goes, "it will heal in time for the weddiпg"; Маnу happy returns оf the day - С днем рожденuя вас. В первом примере переводчик опускает фразу, избыточную с точки зрения англоязычного получателя («Шоппинг - значит 'ходить по магазинам' ... ), во втором - добавляет существенное для него уточнение (as the Russian saying goes ... ) , в третьем - полностью изменяет смысловую структуру фразы, исходя из коммуникативной цели высказывания.

Таким образом, прагматический уровень, охватывающий такие жизненно важные для коммуникации факторы, как коммуникативная интенция, коммуникативный эффект, установка на адресата, управляет другими уровнями. Прагматическая эквивалентность является неотъемлемой частью эквивалентности вообще и наслаивается на все другие уровни и виды эквивалентности. < ... >

Мы разделяем мысль о примате высших уровней эквивалентностей, сформулированную И. Левым в других терминах и на основе иного понятийного аппарата, но в целом достаточно точно: «У слов, несущих несколько семантических функций, наиболее важны функции в семантическом комплексе высшего порядка, будь то контекст (фразы, абзаца и т.п.), характер персонажа, философский замысел произведения».

Выбор уровня, на котором устанавливается эквивалентность, определяется специфической для данной ситуации конфигурацией языковых и внеязыковых факторов, от которых зависит процесс перевода. < ... > Выше отмечалось, что понятие эквивалентности является в своей основе понятием нормативным. Отступления от иерархии уровней эквивалентности приводят к нарушениями переводческой нормы (по крайней мере той нормы, которая сложилась в советской переводческой школе), получившим название буквального и вольного перевода. < ... >

Буквальный перевод всегда является, так сказать, переводом «недотрансформированным». < ... >

Вольный перевод объединяет с переводом буквальным то, что оба они искажают коммуникативный эффект оригинала и тем самым ведут к нарушению эквивалентности. В то же время они являются антиподами: если буквальный перевод «недотрансформирован», то вольный перевод «перетрансформирован». Дело в том, что эквивалентность обеспечивается путем трансформаций при том условии, что последние семантически или прагматически мотивированы. Известный немецкий афоризм «so treu wie mog1ich so frei wie notig» («по возможности верный, по необходимости вольный») хорошо отражает логику переводческого решения: по возможности стремясь к точности, перевод допускает вольность лишь по мере необходимости. Неоправданная вольность составляет сущность вольного перевода. < ... >

Собственный опыт автора и анализ работ других переводчиков позволяют выдвинуть гипотезу, согласно которой процесс отбора варианта является постепенным восхождением от низших уровней эквивалентности к высшим. Иначе говоря, этот процесс представляет собой серию трансформаций, в ходе которых переводчик может отказаться от эквивалентности на более низком уровне во имя эквивалентности на более высоком.

Поучительным в этом отношении может оказаться анализ переводческих черновиков. К сожалению, эти материалы редко попадают в поле зрения исследователей. В этой связи значительный интерес представляют опубликованные Р. Хартманом черновые варианты перевода романа Э.М. Ремарка «На западном фронте без перемен» на английский язык. Эти материалы дают возможность проследить генезис перевода на его основных этапах. Рассмотрим путь переводчика романа А. Весли Униа к оптимальному варианту на материале вводного абзаца:

Wir leigen neun Kilometer hinter der Front. Gestern wurden wir abgelost; jetzt haben wir den Magen voll weisser Bohnen und Rundfleisch und sind satt ‘und zufrieden. Sogar fur abends hat jeder noch ein Kochgeschirr voll fassen konnen; dazu gibt es ausserdem doppelte Wurst und Brotportionen – das schafft. So ein Fall ist schon lange nicht mehr dagewesen... (Е.М. Remarque. «Im Westen nichts Neues», 1929/1977).

We are lying six miles behind the front. Yesterday we were relieved; now with stomachs full of bully-beat and beans we are replete and at реасе. Tonight every man is to have another dixie full for the evening; there is besides а double ration of sausage and bread. It's such things that make а man, but such things do not happen every day («No News in the West», рукопись).

We are at rest five miles behind the front; now our bellies are full of bully beaf and haricot hash and we are satisfied and at реасе. Each man has another mess-tin full for the evening: and what is more, there is а double ration оf sausage and bread. It's such things that put a man in fine trim. Such а thing has not happened for а long time («Аll Quiet in the West», машинописный текст).

We are аt rest five miles behind the front. Yesterday we were relieved; and now our bellies are full beaf and haricot beans. We аге satisfied and at реасе. Each man has another mess-tiп full for the evening and, what's mоге, а double ration of sausage and bread. That's the stuff to put us in fine trim. We haven't had such luck for а long time («Аll Quiet оп the Western Front», сигнальный экземпляр).

Исправления, которым переводчик подвергал текст, соответствуют общей стратегии постепенного преодоления буквализмов и нахождения оптимального варианта, отвечающего данной коммуникативной ситуации. Ярче всего это пpoслеживается в переводе названия романа. Первый вариант (No News in the West) - явный буквализм. Учет прагматических факторов, и в частности установки на английского адресата, потребовал отказа от буквального перевода. Ведь для читателя-немца «Im Western nichts Neues» - привычная фраза из сводки военных действий. Поэтому переводчик избирает трансформированный вариант: All Quiet in the West». Однако, прочитав этот вариант заново глазами английского читателя, переводчик приходит к выводу о том, что in the West не вызывает у него четких ассоциаций ~ западным фронтом кайзеровской Германии. Так рождается окончательный вариант: «All Quiet on the Western Front».

Буквализмом является и первый вариант перевода фразы: Wir liеgen neun Kilometer hinter der Front - We are lying six miles behind the front. Описываемая в тексте предметная ситуация требует конкретизации: We аге lying ... - We are at rest ... (речь идет о воинской части, отведенной в тыл для отдыха). Частично буквалистской следует считать первую попытку перевода выражения Das schafft: it's such things that make а man. Дальнейшие поиски более точного семантико-стилистического соответствия приводят к еще более сложной лексико-синтаксической трансформации: That's the stuff to рut us in fine trim. В последнем варианте четко прослеживается разговорная интонация (повествование ведется от лица солдата). Более того, переводчик перераспределяет семантические компоненты исходной фразы между двумя соседними предложениями: последнее предложение подвергается трансформации: Such а thing has пot happened for а long time - We haven't had such luck for a long time.

Прагматический фактор играет решающую роль в поисках соответствия нем. Kochgeschirr - 'котелок'. Первый вариант - dixie - точно соответствует оригиналу на семантическом уровне. Но dixie - это военный жаргонизм, ассоциирующийся у английского читателя с британской армией. Он привносит нежелательный локальный колорит (ведь рассказчик - немецкий солдат). Поэтому в последнем варианте предпочтение отдается более нейтральному mess-tiп.

В целом работа переводчика над текстом характеризуется постепенным пpeодолением буквализмов в связи с более глубоким проникновением в семантику и прагматику текста. Здесь находит свое пpoявление характерный для перевода метод «проб и ошибок». Возможности пpименения этого метода в значительной мере зависят от фактора времени. Именно поэтому он находит наиболее развернутое пpименение в письменном переводе, не ограниченном жесткими временными рамками, и присутствует лишь в редуцированном виде в синхронном переводе, требующем мгновенных решений.

Основная стратегия, лежащая в основе поиска оптимального варианта, заключается в ориентации на много мерность процесса перевода, в постепенном включении в рассмотрение всех основных измерений этого процесса межъязыкового (межтекстового), межкультурного и межситуационного.

Выше отмечалось, что в установлении эквивалентных отношений между текстами вaжная роль принадлежит функциональным доминантам исходного текста. Поэтому семиотическую типологию уровней эквивалентности целесообразно дополнить функциональной типологией. < ... > Для анализа эквивалентных отношений при переводе более подходит типологическая схема Р. Якобсона, выделяющая следующие функции, отличающиеся друг от друга установкой на тот или иной компонент речевого акта: референтная или денотативная (установка на референта или «контекст»), экспрессивная- мотивная (установка на отправителя), конативная - волеизъявительная (установка на получателя), фатическая - контактоустанавливающая (установка на контакт между коммуникантами), металингвистическая (установка на код), поэтическая (установка на сообщение, на выбор его формы). В соответствии с этими функциями можно говорить об эквивалентности референтной, экспрессивной, конативной, фатической, металингвистической и поэтической.

По сути, установление доминантных функций оригинала (референтной, экспрессивной, конативной, фатической, металингвистической или поэтической) определяется прагматикой текста коммуникативной интенцией отпpавителя и коммуникативным эффектом текста и предполагает наличие прагматической эквивалентности между оригиналом и переводом. Иными словами, прагматические факторы играют доминирующую роль как в иерархической модели уровней эквивалентности, так и в одномерной функциональной типологии эквивалентности.

Сказанное приближает нас к более углубленному и разностороннему пониманию эквивалентности как общей переводоведческой категории. Выше отмечалось принципиальная роль разработанного лейпцигской школой теории перевода (ГДР) понятия коммуникативной (переводческой) эквивалентности. Ключевым элементом этой основополагающей категории является ( сохранение в пpoцессе двуязычной коммуникации коммуникативного эффекта оригинала. Между коммуникативной эквивалентностью, опирающейся на инвариантный коммуникативный эффект, и функциональной эквивалентностью, предполагающей инвариантность функциональных доминант текста, существует тесная взаимосвязь. Думается, что, пpeдварительно уточнив различные виды функциональной эквивалентности, мы можем пересмотреть категорию коммуникативной эквивалентности, конкретизировав тот смысл, который вкладывается в понятие коммуникативного эффекта. Это понятие является одним из элементов следующей триады: 1) коммуникативная интенция (цель коммуникации), 2) функциональные параметры текста и 3) коммуникативный эффект. Эти три категории соотносятся с тремя компонентами коммуникативного акта: 1) отправителем, 2) текстом и 3) получателем. Исходя из цели коммуникации, отправитель создает текст, отвечающий определенным функциональным параметрам (референтному, экспрессивному и др.) и вызывающий у получателя определенный коммуникативный эффект, соответствующий данной коммуникативной цели. Иными словами, коммуникативный эффект - это результат коммуникативного акта, соответствующий его цели. Этим результатом может быть понимание содержательной информации, восприятие эмотивных, экспрессивных, волеизъявительных и других аспектов текстов. Без соответствия между коммуникативной интенцией и коммуникативным эффектом не может быть общения. Сказанное в полной мере относится к переводу.