ПОНЯТИЙНЫЙ АППАРАТ СОЦИОЛИНГВИСТИКИ

Одной из важнейших предпосылок успешного разви­тия любой научной дисциплины является разработка ее понятийного аппарата и связанное с этим уточнение ос­новных понятий и системных связей между ними. Ска-

66

занное в полной мере относится к социолингвистике, сравнительно молодой научной дисциплине, страдающей от таких «болезней роста», как создание большого числа многозначных, а порой дублирующих друг друга терми­нов. Не претендуя на окончательную разработку поня­тийного аппарата социолингвистики, попытаемся дать оп­ределения и установить взаимосвязи некоторых ключе­вых понятий, относящихся к одной из ее центральных проблем — к проблеме социально обусловленной вариа­тивности языка.

К числу первых относятся, в частности, языковые и речевые коллективы и общности. В современной социо­лингвистической литературе термины «языковая (рече­вая) общность» и «языковой (речевой) коллектив» не­редко используются как синонимы. При этом фактически ставится знак равенства между понятиями «коллектив» и «общность», с одной стороны, и «языковой» и «речевой», с другой.

Ниже предлагается понятийный ряд, основанный на дифференциации этих понятий. Под коллективом нами понимается некая совокупность людей, объединенных те­ми или иными формами социального взаимодействия. Под термином «общность» в настоящей работе понима­ется любая социальная или социально-демографическая группировка индивидов, отобранных исследователем на основе того или иного признака (возраст, пол, доход, уро­вень образования и т. п.) независимо от того, принадле­жат ли они к единому коллективу и существует ли между ними социальное взаимодействие. Разумеется, такое де-

3*

67

,иальному признаку.

В одной из своих работ Дж. Гамперц [24, 186—187] пределяет языковой коллектив как «социальную груп-у, одноязычную или многоязычную, единство которой юддерживается частотой различных типов социального !заимодействия и которая отграничена от окружающих >бластей слабостью своих связей с ними».

В этом определении правильно обращается внимание ш такой существенный признак языкового коллектива, сак наличие социального взаимодействия между его менами. Вместе с тем не вполне ясно, как следует пони-дать частотность социального взаимодействия и сла-эость коммуникативных связей с другими общностями. Эти признаки не получают достаточно четкого определе­ния. Более того, в определении Гамперца отсутствует ка­кое-либо указание на языковые признаки яеыкового кол­лектива кроме ссылки на то, что он может быть как одно­язычным, так и многоязычным, тогда как социолингви­стическая категория, как уже говорилось выше, должна определяться суммой социальных и языковых признаков. Исходя из сказанного выше, языковой коллектив мо­жет быть определен как совокупность социально взаимо­действующих индивидов, обнаруживающих определенное единство языковых признаков. Вместе с тем предлагае­мый нами понятийный ряд основан на учете чрезвычайно важного для социолингвистических исследований проти­вопоставления «язык: речь». Поэтому понятию языково­го коллектива противопоставляется речевой коллектив, определяемый как совокупность социально взаимодейст­вующих индивидов, отличающихся от других не набором языковых единиц и не системными связями между ними, а лишь употреблением этих единиц в речи.

Аналогичным образом под языковой общностью пони­мается группировка индивидов, основанная на единстве какого-либо социального или социально-демографическо­го признака и едином комплексе языковых признаков — общности языковых единиц, системных связей между ни­ми и т. п., а под речевой общностью — сходная группиров-

68

ка, обнаруживающая единство речевых признаков — об­щих закономерностей использования языка в речи.

Что же касается лингвистических признаков этих групп, то, судя по всему, они охватывают не сами языко­вые единицы, и не их инвентарь и даже не варианты этих единиц, а количественные показатели, характеризующие использование этих вариантов в речи (например, фонети­ческих и морфологических вариантов одного слова типа ле(сн')ик и ле(с'н')ик, плотничий и плотницкий). Та­ким образом, выделяемые в этом исследовании группы подпадают под категорию речевых общностей.

Разумеется, общность речевых признаков, наблюдае­мая у указанных социально-демографических категорий, сама по себе может быть результатом длительного соци­ального взаимодействия в рамках тех или иных речевых коллективов. Однако последние не являются операцион­ной единицей данного исследования.

В других случаях лингвистические признаки общности могут проявляться на уровне языка. Например, в работе В. А. Чернышева, посвященной языковой ситуации в Ин­дии, выделяется особая категория жителей этой страны, владеющих английским языком (языковой признак) и в то же время обнаруживающих ряд общих социальных характеристик («узкая прослойка чиновничества, евро­пейски образованной интеллигенции, крупного и средне­го бизнеса») [106,211].

Такая категория, рассматриваемая в отвлечении от социально-коммуникативных связей между включаемыми в нее индивидами, является, согласно данному выше оп­ределению, языковой общностью.

69

В качестве примеров речевых коллективов можно при­вести исследуемую У. Лабовым совокупность жителей нью-йоркского Ист-Сайда [166] и обследованное Дж. Гам-перцом население поселка в северной Норвегии [25]. Так, например, Лабову удалось установить наличие у обсле­дованных им информантов общих моделей речевого пове­дения, отражающих стабильные коммуникативные связи у членов данного коллектива, использующего в своей речи элементы разных фонологических подсистем анг­лийского языка — с ретрофлексным [г] и «безэрной», т. е. не использующей (г) в конечной и предконсонантной по­зициях (первая подсистема характерна для американско­го варианта литературного английского языка, а вторая является диалектной). Характерными признаками этого коллектива являются не эти подсистемы сами по себе, а количественные показатели, определяющие преимущест­венное использование их элементов в зависимости от классовой принадлежности информантов и от социальной ситуации. Дж. Гамперц сосредоточил свое внимание так­же на речевом коллективе, обнаруживающем однотипные закономерности речевого использования единого репер­туара языковых средств, что проявляется, в частности, в социально обусловленном переключении с литературного языка на диалект.

Речевые и языковые коллективы характеризуются ие­рархической структурой. Так, например, иерархическому ряду микро- и макросистем языка (микросистема гово­ра — макросистема диалекта — макросистема языка в це­лом) соответствует иерархический ряд языковых коллек­тивов (коллективов носителей говора, диалекта, всего языка), использующих данный язык[1].

В ряде случаев одна и та же социальная группа мо­жет рассматриваться и как языковой и как речевой кол­лектив, в зависимости от того, что является предметом

70

социолингвистического анализа — языковая структура или же ее реализация в речи. Иными словами понятия «языковой коллектив» и «речевой коллектив» могут ино­гда соответствовать не разным феноменам, а одному и тому же феномену под различным углом зрения.

Остается рассмотреть вопрос о соотношении между языковыми и речевыми коллективами, с одной стороны, и некоторыми социальными и социально-этническими кате­гориями, с другой.

В некоторых зарубежных работах понятия языкового или речевого коллектива неправомерно приравниваются к понятию «государство» или «нация» [114]. Сведение по­нятия языкового или речевого коллектива лишь к одной социальной единице не отвечает целям социолингвисти­ческого анализа. В самом деле, для социолингвистики важно и изучение национальных языков, и социальных диалектов, и профессиональных жаргонов. Поэтому по­нятие языкового и речевого коллектива должно быть все­объемлющим и универсальным. Речь может идти и о не­больших первичных коллективах (малых группах), члены которых объединены взаимодействием в рамках лишь од­ной социальной функции (например, производственной деятельности), и о племени, и клане, и, наконец, таком сложном объединении, как нация с присущей ей сложной системой социальных функций и ролевых отношений.

Как известно, одна и та же государственная общность может,соответствовать не одному языковому коллективу, а нескольким. В пределах такой государственной общно­сти, как Канада, существует несколько языковых коллек­тивов, крупнейшими из которых являются англоязычные и франкоязычные канадцы, и, следовательно, формула «единый язык — единое государство» недействительна для этой страны.

Отсутствие взаимооднозначных связей между поняти­ями «языковой (речевой) коллектив», с одной стороны, и «нация», «народность», «этническая группа», с другой, отнюдь не означает, что между данными понятиями вооб­ще отсутствуют какие бы то ни было связи. Напротив, эти

71

понятийные ряды тесно связаны друг с другом, о чем свидетельствует, в частности, наличие языкового призна­ка в определении наций и других социально-этнических категорий.

Любой языковой и речевой коллектив характеризуется наличием единой социально-коммуникативной систе­мы. Необходимость во введении этого понятия опреде­ляется тем, что в лингвистической литературе отсутству­ет общая категория, обозначающая совокупность языко­вых систем и подсистем, используемых данным языковым или речевым коллективом. Ближе всего к такому поня­тию находится используемая в работах Дж. Гамперца категория «речевой (языковой) репертуар» — verbal (lin­guistic) repertoire, понимаемая как «совокупность языко­вых средств, включающая как инвариантные формы, так и переменные, и доступная членам данного коллектива» [154,20—21].

Понятие «речевой репертуар» было введено в связи с тем, что лингвистический анализ далеко не всегда отра­жал реальную речевую деятельность членов речевых и языковых коллективов. Так, например, речевое поведе­ние носителей английского языка в Англии, США, Индии и Африке отличается, в частности, регулярными переклю­чениями с английского языка на один из местных диалек­тов или языков. Понятие репертуара дает возможности отразить такого рода различия и описать речевое поведе-¹ ние членов речевого коллектива как выбор языковых средств из совокупности языковых вариантов, или языко­вых систем.

Использование в данной работе понятия «социально-коммуникативная система» вместо «речевого репертуа­ра»— не простое переименование термина. Дело в том, что ни в наименовании предлагаемого Гамперцом тер­мина, ни в его определении мы не находим указания на то, что речь идет не просто о совокупности языковых средств, из которых говорящие выбирают те, которые от­вечают данной социальной ситуации, а о системном об-.разовании.

Вместе с тем, если исходить из того, что система есть «целостный объект, состоящий из элементов, находящих­ся, во взаимных отношениях»[92, 11], то нетрудно заме­тить, что рассматриваемая нами совокупность отвечает

72

этому определению. В самом деле, между компонентами социально-коммуникативной системы, т. е. языковыми сис­темами и подсистемами, используемыми данным языковым или речевым коллективом, существуют определенные взаимосвязи. Эти связи можно назвать отношением функ­циональной дополнительности. Отношение функциональ­ной дополнительности означает социально детерминиро­ванное распределение сосуществующих в пределах дан­ного языкового коллектива систем и подсистем языка по сферам использования (бытовое общение, массовая ком­муникация, наука, культура, образование, религия) и по социальным ситуациям. Вместе с тем, социально-комму­никативная система представляет собой целостный объ­ект, объединенный единой функцией — удовлетворения коммуникативных нужд данного коллектива.

Понятие социально-коммуникативной системы нейт­рально в отношении такого признака, как размеры и ос­новы объединения членов коллектива, обслуживаемого данной системой.

В том случае, если речь идет о нации в целом, под социально-коммуникативной системой подразумевается весь национальный язык — системно организованная со­вокупность языковых ресурсов нации от литературного языка до территориальных и социальных диалектов с многочисленными функционально-стилистическими от­ветвлениями. И в то же время предметом социолингви­стического анализа могут быть и социально-коммуника­тивные системы малых групп, как формальных (типа производственного коллектива), так и неформальных (типа группы друзей).

Набор компонентов социально-.коммуникативной сис­темы зависит от диапазона выполняемых ею социальных функций и охватываемых ее деятельностью социальных ситуаций. Разумеется, это в свою очередь зависит от ха­рактера социальной единицы, обслуживаемой данной сис-

73

темой и от социально-исторических условий ее функцио­нирования. Так, например, в узости коммуникативных сфер, охватываемых Black English, социально-этническим диалектом американских негров, находит свое отражение статус и условия существования данного коллектива в американском обществе (многолетняя сегрегация, огра­ниченный доступ к образованию и т. п.).

Следует особо выделить те компоненты социально-коммуникативной системы, которые отражают ее функ­ционально-стилистическую дифференциацию.

Вопрос о критериях выделения и классификации язы­ковых стилей чрезвычайно сложен и, разумеется, выходит за рамки настоящей работы. Трудности, связанные с его решением, обусловлены сложностью и многогранностью стилистической дифференциации языка. Различные поня­тийные ряды, соотносимые с понятием «стиль», отражают различные виды социально обусловленной вариативности языка. В социолингвистическом анализе важно разли­чать варианты, обусловленные сферой использования языка (коммуникативной сферой), с одной стороны, и ва­рианты, детерминируемые социальной ситуацией, с дру­гой [155].

Социальным коррелятом понятия «функциональный стиль», охватывающего понятийный ряд «стиль художе­ственной литературы — стиль научной прозы — публици­стический стиль и т. д.» [145], является «сфера использо­вания языка (коммуникативная сфера)». Номенклатура и исчисление этих сфер зависит от детального изучения социокультурной динамики данного коллектива в тот или иной период его истории. Указываются, например, такие сферы, как семья, школа, литература, пресса, ар­мия, суды, правительственные учреждения. Не только сам перечень сфер, но и распределение по этим сферам тех или иных компонентов социально-коммуникативной системы зависят от данной социокультурной системы и задаются ею.

Рассмотрим в качестве примера соотношение между стилями и сферами использования некоторых европей­ских языков.

Функциональный стиль Коммуникативная сфера

Стиль художественной ли- Художественная литера-

тературы тура

Стиль научной прозы Наука, образование

74

Из приведенного списка видно, что между функцио­нальными стилями и коммуникативными сферами отсут­ствуют взаимооднозначные связи. Порой один и тот же стиль соответствует нескольким сферам человеческой де­ятельности. Соотношение стилей с теми или иными ком­муникативными сферами варьируется от культуры к культуре.

В некоторых случаях в качестве аналога функциональ­ного стиля может выступать особая разновидность дан­ного языка (например, классический арабский, исполь­зуемый в ряде арабских стран в сфере религии, в публи­цистике, в поэзии) или особый язык (ср. использование в прошлом латыни в ряде европейских стран в качестве языка науки и культуры).

Применительно к ситуативно обусловленному варьи­рованию в настоящей работе используется термин «ре­гистр», означающий систему отбора языковых средств в зависимости от социальной ситуации. Использование язы­ка в различных социальных ситуациях представляет со­бой континуум постепенных переходов от ситуаций с предельно неофициальными отношениями между комму­никантами и сугубо неофициальной обстановкой к ситу­ациям с предельно официальными отношениями между коммуникантами и столь же официальной обстановкой. В этом континууме можно выделить три дискретных уров­ня (регистра): неофициальный — нейтральный — офици­альный.

Исследование Е. А. Земской и ее соавторов [88, 9—11], подвергших анализу ситуативно обусловленный выбор между кодифицированным литературным русским язы­ком и разговорной речью показало, что все существенные для этого выбора параметры социальной ситуации так или иначе отражают противопоставление ситуативных признаков «официальный : неофициальный». Это проти­вопоставление характеризует как тип ролевых отноше­ний между коммуникантами, так и установку на опреде­ленный тип коммуникативного акта и обстановку, в кото­рой протекает этот коммуникативный акт.

Противопоставление регистров может также лежать в основе выбора языка при билингвизме. Так, по данным

75

Э. Хаугена [158, 17], изучавшего речь норвежских иммиг­рантов в США, многие из них, говоря с незнакомыми людьми (в том числе и с норвежцами), переходили с нор­вежского на английский. Английский язык применялся ими как в официальном, так и в нейтральном регистре.

Более подробно понятия, связанные с социально-ком муникативными системами (языковая ситуация, билинг­визм и диглоссия) будут рассмотрены в разделе, посвя­щенном функционированию социально-коммуникатив! ных систем.

Социальная вариативность языка и речи характеризу­ется наличием двух измерений — стратификационного ш ситуативного. Стратификационная вариативность самым непосредственным образом связана с социальной струк­турой общества. Именно эту вариативность имеет в виду Б. Н. Головин, когда он характеризует предмет социолин-| гвистического анализа в узком смысле как «то членение' языка и его функционирования, которое намечается в плоскости социальных групп и общественных слоев кол­лектива». [28, 347].

Если стратификационная вариативность находит свое выражение в тех языковых и речевых различиях, которые обнаруживаются между представителями различных со­циальных слоев и групп, то ситуативная вариативность проявляется в преимущественном использовании тех или иных языковых средств — отдельных единиц, их вариан-

76

тов или целых систем или подсистем — в зависимости от социальной ситуации. Такого рода вариативность может проявляться и в смене языка, и в чередовании диалектов или регистров.

Лабову удалось выявить «регулярную модель» двух видов вариативности: с одной стороны, была установлена прямая зависимость между некоторыми речевыми пока­зателями и социальной структурой (информанты, принад­лежащие к низшим социальным слоям, шире использо­вали в тех же речевых контекстах нелитературные фор­мы, например, [d] вместо [б] или ft] вместо [Э], чем инфор­манты из высших слоев городского общества), а, с дру­гой стороны, у всех информантов наблюдалось заметное возрастание числа литературных форм в ситуациях, соот­ветствующих официальному регистру. Таким образом, здесь налицо два вида вариативности — стратификацион­ный и ситуативный.

Между стратификационной и ситуативной вариатив­ностью существует тесная взаимосвязь. Различия, обус­ловленные социальной ситуацией, наслаиваются на раз­личия, обусловленные социальной структурой. Единая для данного коллектива модель ситуативной вариатив­ности реализуется по-разному в различных социальных группах. Так, по данным Лабова, речь представителей «высшего среднего класса» (средней буржуазии) харак­теризовалась наиболее частотным использованием «прес­тижных» литературных форм во всех ситуациях, кроме тех, которые требуют сознательной ориентации на офи­циальный регистр. В этих ситуациях информанты из '«низшего среднего класса» (мелкой буржуазии) исполь­зовали престижные формы еще чаще, нередко допуская превышение нормы (явление гиперкоррекции).

Игнорирование тесной взаимосвязи между стратифи­кационной и ситуативной вариативностью приводит к

ульгаризаторским ошибкам наподобие тех, которые до-[тускает Б. Бернстайи (см. с. 17—18), соотнося неко-

Основной операционной единицей социолингвистиче­ского анализа языковой и речевой вариативности явля­ются так называемые «социолингвистические перемен­ные», т. е. любые языковые и речевые корреляты страти­фикационной и ситуативной вариативности. В качестве социолингвистических переменных могут выступать от­дельные языковые единицы и их варианты. Так,например, в исследовании Лабова [t] и [б] являются реализациями переменной (th). В работе П. Фридриха, посвященной со­циально обусловленному варьированию местоименных форм обращения в русском языке [144], в качестве реали­заций социолингвистической переменной выступают рус­ские местоимения «ты» и «вы».

Кроме того, в некоторых ситуациях в качестве социо­лингвистических переменных могут выступать не толькя отдельные языковые единицы или их варианты, но и це­лые языковые системы или подсистемы («коды» и «суб­коды»), выбор которых определяется теми же социаль­ными факторами, что и выбор языковых единиц и их ва| риантов. Так называемое «переключение кода» (codi switching) — переключение с одного языка на другоЁ при билингвизме или с одной разновидности языка щ другую при диглоссии — является ничем иным, как реак₍ цией коммуникантов на изменение социальной ситуацш речевого акта. Социально значимым в таких случаях яи ляется сам факт предпочтения одного языка или одной диалекта другому.

Для выявления механизма выбора тех или иных социс лингвистических переменных важно различать стату участников коммуникативных актов, с одной стороны, j их ролевые отношения, с другой. Термины «статус» ! «роль» относятся к числу не собственно социолингвисту ческих, а скорее социологических. Нередко они использ^ ются в качестве синонимов. В настоящей работе предла гается различать их как два соотносительных понята^ входящих в разные ряды. Термин «статус» входит в поия тайный ряд, связанный со стратификационной вариати^ ностью языка, а термин «роль» — в ряд, связанный вариативностью ситуативной. Иными словами, статус опи деляется совокупностью постоянных социальных xapai теристик информантов, их местом в социальной струкг ре, а роль — способом поведения, детерминируемым с циальной ситуацией. При определении статуса учитыв ются такие признаки, как классовая принадлежност

74

принадлежность к социальной группе, профессия, уровень образования и т. п. В то же время ролевые отношения за­даются социальной ситуацией и варьируются вместе с ней (начальник — подчиненный, учитель — ученик, отец — сын, муж — жена, приятель — приятель). Этот вопрос подробно освещен в разделе главы I, посвященном неко­торым вопросам социологии личности.

То же самое относится и к статусам. Некоторые из них могут быть специфичными для определенных социо­культурных систем (например, кастовая принадлежность в Индии), а некоторые могут присутствовать в разных культурах, но лишь в некоторых из них иметь эксплицит­но выраженные языковые или речевые корреляты. Так, по данным английских лингвистов, для британского ва­рианта английского языка характерно противопоставле­ние социолингвистических переменных, связанных :С при­надлежностью или непринадлежностью к высшему клас­су (U — upper class: non-U—non-upper class), например,

79

обед — lunch (U), dinner (non-U), ужин — dinner (U), supper (non-U) [J85]. Помимо ролевых отношений и ста­туса, для социолингвистического анализа важен учет и такого компонента социальной ситуации, как обстанов­ка или место коммуникативного акта. Подобно статусу и ролевым отношениям обстановка также может влиять на выбор социолингвистической переменной. При этом следует иметь в виду, что этот признак также детермини­руется данной культурой и, кроме того, как правило, вы­ступает не самостоятельно, а во взаимодействии с дру­гими. Например, известны случаи, когда модель ситуа­тивной вариативности определяется сочетанием таких параметров социальной ситуации, как обстановка и роле­вые отношения. Так, в английском языке обращение Your Honour (Ваша честь) используется в обстановке «зал суда» и служит индикатором ролевых отношений «адво­кат— судья» и «прокурор — судья». Для обращения по фамилии типа Brown, Smith и т. п. характерно сочетание следующих ситуативных признаков:: обстановка — анг­лийский университет, ролевые отношения —• «коллега — коллега» или обстановка — английская школа — пансио--нат, ролевые отношения — «ученик — ученик».

Анализ социолингвистических переменных свидетель­ствует о том, что они распадаются на две категории: стратификационные переменные и ситуативные перемен­ные. Стратификационные переменные существуют лишь в одном измерении — стратификационном, отражающим социально-классовую структуру общества. Они характе­ризуются варьированием количественных и качественных показателей у представителей различных социальных слоев, социодемографических или профессиональных групп населения, но в то же время остаются постоянными при изменении социальной ситуации или тех или иных ситуативных признаков. В то же время существуют и другие переменные — ситуативные, чувствительные к из­менению социальной ситуации. Как правило, ситуатив-ные переменные обнаруживают вариативность одновре-менно в двух плоскостях — ситуативной и стратификаци-онной (их можно было бы назвать стратификационно-ситуативными). Иными словами, они обнаруживают раз-личия, соотносимые с социальной структурой общества, варьируясь от одной социальной группы к другой, и в то же время в пределах каждой группы изменяются в за­висимости от социальной ситуации.-

ЙО

Подобная дифференциация социолингвистических пе­ременных сходна с предлагаемым У. Лабовым разграни­чением «социолингвистических индикаторов» и «социо­лингвистических маркеров». К индикаторам У. Лабов от­носит языковые признаки, которые обнаруживают регулярное распределение по общественно-экономиче­ским, этническим или возрастным группам, но в речи каждого индивидуума проявляются более или менее оди­наковым образом в любом контексте. Что же касается маркеров, то они обладают не только социальной дист­рибуцией, но и стилистически дифференцированы [58, 150, 167].

Примером стратификационной переменной может слу­жить гласный в словах off, lost и т. п., обнаруживающий зазную высоту подъема у информантов, принадлежащих к различным социальным слоям и в тоже время про­являющий стабильность при изменении социальной си­туации.

Особенностью ситуативных (или стратификационно-ситуативных) переменных является то, что в основе их варьирования лежит определенная социальная оценка. Некоторые варианты их реализации оцениваются отрица-тельно и отвергаются нормой кодифицированного литера-турного языка. Показательно, что их встречаемость за-метно снижается в ситуациях, для которых характерны официальные ролевые отношения. Колебания в употре-

Фактически речь здесь идет о регламентирующем воз­действии языковой нормы, определяющей правила и за­кономерности отбора языковых вариантов. «В генетиче­ском аспекте,— пишет В. Н. Ярцева,— литературная нор­ма представляет сложное явление. Она характеризуется как территориальными, так и социальными признаками, тесно слитыми и связанными» [119, 156]. Социальный аспект нормы проявляется, в частности, в том, что диа­лект, положенный в основу литературного языка, сразу же приобретает социальные черты.

У. Лабов характеризует стратификационные пере­менные (или, в его терминологии) индикаторы, как «на­бегающий край» волны языкового изменения. Дело в том, что лишь с течением времени за конкурирующими формами закрепляются определенные социальные оцен­ки, и они становятся чувствительными к изменению соци­альной ситуации, т. е. превращаются в ситуативные пе­ременные.

Думается, что сосуществование конкурирующих форм с ситуативной дифференциацией между ними является лишь одним из возможных исходов языкового изменения. Как известно, в результате столкновения вариантов воз­можно и полное вытеснение одного варианта другим. Возможно и полное вытеснение одной социально-комму­никативной системы или подсистемы другой.

По-видимому, при вытеснении одной системы другой (например, диалектной системы системой литературного языка) первыми исчезают именно те элементы вытесня­емой системы, которые обнаруживают стратификацион­но-ситуативную вариативность, поскольку употребление этих элементов связано с сознательной ориентацией на определенные социальные ценности, с социальной уста­новкой.

В свое время В. М. Жирмунский, анализируя процес­сы, связанные с вытеснением некоторых немецких диа-

82

лектов литературным немецким языком и образованием так называемых «полудиалектов» (Halbmundarten), от­мечал, что с лингвистической точки зрения полудиалект отличается от диалекта тем, что в нем отсутствуют «пер­вичные» или «примарные» признаки диалекта, т. е. при­знаки, представляющие собой наиболее значительные (а, значит, и наиболее заметные) отклонения от литера­турного стандарта.

Из сказанного выше следует, что социолингвисти­ческий анализ языковой и речевой вариативности имеет две стороны — объективную и субъективную. К объектив­ной стороне относятся данные наблюдений над социо­лингвистическими переменными, над социальной диффе­ренциацией языка и речи. К субъективной стороне отно­сятся данные, характеризующие ценностную ориентацию, которой придерживаются члены данного языкового или речевого коллектива в отношении отбора тех или иных социолингвистических переменных — будь то отдельные языковые формы или целые языковые системы и подси­стемы (языки, диалекты, жаргоны и т. п.).

Напомним, что в социологии под ценностной ориента­цией имеется в виду ориентация на определенные нормы выбора и критерии отбора [94, 72]. Применительно к со­циолингвистике ценностная ориентация — это руковод­ство определенными нормами выбора тех или иных си­туативных переменных. Понятие ценностной ориентации тесно связано с рассмотренным выше понятием социаль­ной установки. Различие между ними заключается в том,

83

что социальные установки выражают отношение коллек­тива к противопоставляемым друг другу социолингвисти­ческим переменным — отдельным единицам и целым системам, тогда как ценностная ориентация — это ориен­тация на критерии и правила их отбора.

Так в работе, посвященной анализу испано-английско­го билингвизма среди пуэрториканцев, проживающих в Нью-Йорке [150], на основании предварительных наблю­дений была выдвинута рабочая гипотеза, согласно кото­рой среди пуэрториканцев, свободно владеющих как испанским, так и английским языком, испанский язык ассоциируется, главным образом, с семьей и с друзьями или, иными словами, с комплексом социальных ценно­стей «близость» (intimacy), а английский язык с религи­ей, работой и образованием, т. е. с комплексом ценностей «статус» (status). В ходе исследования была предприня­та попытка определить путем опроса информантов типич­ные для каждой сферы речевой деятельности социальные ситуации. Например, для производственной деятельности типичным коммуникативным актом оказался разговор с хозяином у рабочего места на тему о повышении произ­водительности труда. В результате экспериментальной проверки удалось установить, что в тех случаях, когда каждой сфере речевой деятельности соответствовала ти­пичная для нее конфигурация параметров социальной ситуации, гипотеза о связи используемых в данном кол­лективе языков (испанского и английского) с определен­ными комплексами социальных ценностей полностью подтвердилась. Таким образом, понятия социальной цен­ности и ценностной ориентации оказываются тесно свя­занными с социальной ситуацией использования языка. Именно в тех социальных ситуациях, которые характери­зуются близкими отношениями между коммуникантами, отношениями дружбы и солидарности часто используется

84

их родной язык или исконный диалект. Разумеется, цен­ностная ориентация в отношении тех или иных норм ре­чевого поведения не является постоянной величиной и варьируется от коллектива к коллективу.

Подводя итоги сказанному выше, следует отметить, что понятийный аппарат социолингвистических исследо­ваний, посвященных проблеме социально обусловленной вариативности языка, представляет собой сложную и многомерную систему, состоящую из нескольких перекре­щивающихся понятийных рядов, основанных на противо­поставлениях «коллектив : общность», «язык : речь», «стратификационная вариативность : ситуативная вариа­тивность», «объективные данные : субъективные установ^-ки». Предлагаемая схема еще не представляет собой окончательно разработанного понятийного аппарата. Вместе с тем она содержит ряд основных категорий, ука­зывает на связи между ними и намечает некоторые на­правления их дальнейшей разработки.