Четвертый ФилософиЯ нового времени

Дух преклонения перед разумом не был присущ замечательному философу и ученому Блезу Паскалю (1623–1662) — младшему современнику Декарта. Время Паскаля — это время абсолютистской монархии, правление Людовика XIII и кардинала Ришелье. Паскаль происходил из знатной семьи, его отец, Этьен Паскаль, принадлежал к дворянству мантии и кроме того, что был близок к королевскому двору, был еще и видным математиком, входил в круг Марена Мерсенна, друга Декарта.

У Блеза Паскаля было две сестры, с которыми его связывала тесная дружба. Этьен Паскаль сам занимался образованием и воспитанием сына. С ранних лет Блез был болезненным, и это во многом определило его жизнь. Паскаль всю жизнь страдал от жестоких головных и кишечных болей (у него была опухоль мозга и болезнь кишечника), хотя никогда не показывал, как мучительно его состояние. Наоборот, он всегда благодарил Бога за то, что Он так к нему благоволит, показывая, что все его устремления должны быть в мире не земном, а Божественном.

Отец Блеза понимал, что математика настолько увлекательная наука, что может заполнять собою все сознание человека. Поэтому он скрывал от сына свои книги по математике и даже запретил домочадцам упоминать само название этой науки. Отец считал, что сначала надо изучить языки, прежде всего два-три древних, чтобы в дальнейшем освоить другие языки, а уж затем браться за остальные науки. Понимая, что отец скрывает от него какую-то важную науку, Блез как-то спросил, что такое математика? Отец ответил только, что математика — это наука о правильных фигурах. Тогда двенадцатилетний Блез стал размышлять, что такое правильные фигуры, и рисовать их; он определил, что правильными фигурами являются, по всей видимости, квадрат, ромб, окружность. Он не знал их названий, поэтому окружность называл «колечком», отрезок — «палочкой» и т. д. Отец однажды неслышно вошел в комнату и спросил, чем занимается Блез; тот, опешив от неожиданности, ответил, какая проблема его интересует. Так Этьен Паскаль обнаружил, что его юный сын размышлял над 32-й теоремой Эвклида, а до этого самостоятельно доказал тридцать одну теорему Эвклида, т. е. сам фактически создал эвклидову геометрию. Отец понял, что у сына необычайное дарование и отвел его в кружок математиков к Мерсенну, где Блеза приняли очень тепло, и уже в 13 лет он становится членом этого математического кружка, из которого впоследствии выросла Французская Академия наук.

Еще раньше, в возрасте 10 лет, Блез написал трактат о звуках. Его заинтересовало, почему, когда он стучит ножом по тарелке во время еды, звук получается один, а если тарелку придержать рукой — то другой. Паскаль задумался и написал небольшой трактат, удивив взрослых тем, что совершенно правильно объяснил природу возникновения звука.

В возрасте 16 лет Паскаль пишет трактат «Опыт о конических сечениях», поразивший членов кружка Мерсенна, которые рекомендовали немедленно опубликовать трактат, представлявший собой шедевр математического творчества, считая, что он еще более поразит современников, если они узнают, что автор его — шестнадцатилетний юноша. Но Паскаль был далек от стремления к славе: он тут же забыл о трактате, и при его жизни эта работа так и не была опубликована. В этой работе Блез показал себя сторонником синтетической геометрии, противостоящей аналитической декартовской геометрии.

В Париже Этьен Паскаль и его семья жили на ренту. Однако в 1639 г. Ришелье запрещает ренту. Этьен Паскаль высказывает несогласие, и тогда король назначает его на должность интенданта Руана, связанную с большим количеством вычислений. Чтобы помочь отцу, Блез в 1645 г. создает счетную машину — ту самую, которую Норберт Винер, известный математик XX в. и создатель кибернетики, считал первым в мире компьютером.

В это же время в Руане Паскаль начинает заниматься физическими экспериментами с жидкостями, обдумывает опыт Торичелли, опровергает тезис Аристотеля и согласного с ним Декарта, что природа боится пустоты, доказывая, что существует вакуум, и открывает атмосферное давление.

В 1646 г. Паскаль-старший сломал ногу. Чтобы лечить отца, в доме поселяются два известных врача-костоправа, которые оказались к тому же очень образованными людьми, убежденными христианами, приверженцами голландского философа и богослова Янсения, написавшего за несколько десятков лет до этого книгу об Августине, где рассматривал популярный в католической философии вопрос о соотношении свободы и благодати. Янсений пытался следовать духу блаж. Августина и доказывал, что для человека, пораженного грехом, свободы не существует, что вся его жизнь, в том числе и спасение, полностью зависят от Божественной благодати. Иезуиты обвинили Янсения в приверженности ереси кальвинизма и начали борьбу против янсенистов.

Изучая философию Эразма Роттердамского и сравнивая ее с философией Лютера, мы видели, насколько современными тогда оказывались многие философские взгляды Августина и Пелагия. Так же было и во времена Паскаля. Эти споры не ослабевали — наоборот, они возникали в новых странах и в новых аспектах. Однако янсенисты не отступали от своих позиций, доказывая, что они не сторонники кальвинистов в протестантизме, хотя действительно их кое-что объединяло. Но и разделяло — хотя бы то, что, согласно кальвинистам, у человека от создания не было свободной воли, а янсенисты вслед за Августином утверждали, что человек потерял свободную волю после грехопадения. Но в остальном они были согласны, и янсенизм обычно рассматривают как протестантское направление внутри католической церкви.

Итак, Паскаль знакомится через врачей-костоправов с янсенистами, проникается идеями Янсения (и Августина) и сам становится членом христианской католической Церкви. Он убеждает и свою сестру Жаклин, гораздо более впечатлительную натуру, и та уходит в известный женский монастырь Пор-Рояль в Париже, бывший в то время центром янсенизма.

Паскаль ведет светскую жизнь, которую ему посоветовали врачи, поскольку усиленные занятия науками сильно подорвали его здоровье. Паскаль окунается в мир придворных балов и интриг. Это формирует его стиль, который мы видим в «Письмах к провинциалу» и в незаконченных «Мыслях», — стиль, которому присуща искрометность мысли, краткость фразы (все то, что особенно ценилось во французских высших кругах).

По просьбе друзей, азартных картежников, Паскаль занимается математическим анализом карточной игры и создает теорию вероятностей и математическую индукцию. Но самый резкий поворот в его жизни происходит, когда ему исполняется 31 год. В это время он уже знаком и с янсенистами, и с парижскими интеллектуалами, объединившимися вокруг монастыря Пор-Рояль (во главе с известными философами А.Арно и П.Николем). Нападки иезуитов против янсенистов все время усиливаются — до той степени, что папа издает буллу, обвиняющую янсенизм в ереси.

Янсенисты решили защищаться и стали думать, кому бы поручить написать опровержение, чтобы показать, что папа ошибся, приняв доводы иезуитов за истину. Кандидатура Паскаля оказалась самой лучшей, ибо он знал языки и был замечательным философом и математиком. Он пишет знаменитые «Письма к провинциалу». В 17-ти письмах он излагает возражения против иезуитов. Великолепно написанные «Письма», так логично опровергавшие все положения иезуитов (Паскаль сначала излагал точку зрения иезуитов, а потом, используя их же аргументы, показывал их нелогичность и противоречие основным христианским положениям, лживость и нечестность), взбудоражили всю французскую общественность. Они издавались не однажды — сначала под псевдонимом, потом автор стал известен. Римская церковь осудила эту книгу, внесла ее в «Индекс запрещенных книг» и даже приговорила к сожжению. Однако книга пользовалась огромной популярностью, общий тираж «Писем» достиг 10 тысяч экземпляров — по тем временам цифра неслыханная. Именно благодаря «Письмам к провинциалу» слово «иезуит» стало нарицательным, обозначающим человека неискреннего, лицемерного. Если янсенизм и не был оправдан в глазах папы римского, то авторитет иезуитского ордена оказался подорван.

Когда Паскалю был 31 год, произошло два случая, которые оказали сильное влияние на всю его дальнейшую жизнь. Как-то он ехал в карете, и лошади вдруг понесли. Гибель казалась неминуемой, карета была уже у края моста и вот-вот могла обрушиться в реку, но постромки оборвались, и карета остановилась на самом краю. С этого момента Паскаль постоянно испытывает ощущение пропасти — даже сидя в комнате на стуле, он отодвигает его от воображаемого края пропасти. Конечно же, он увидел в этом случае перст Божий, что заставило его отойти от мирской жизни.

Через некоторое время произошел и второй случай — Паскалю было дано откровение, которое он не преминул тут же записать. Записку Паскаль зашил в полу сюртука, и нашли ее уже после его смерти. Начиналась она словами: «Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова, а не Бог философов и ученых»¹. Полностью эту записку можно прочесть в изданиях «Мыслей» Паскаля или в приложении к работе «Столп и утверждение истины» свящ. П. Флоренского (с некоторыми комментариями о. Павла).

Кроме того, Паскаля потрясло чудо, случившееся с его племянницей и крестницей. Дочь его сестры Маргарита Перье несколько лет страдала от гноившейся фистулы в углу левого глаза, что приносило ей неимоверные страдания. Врачи были бессильны. В марте 1656 г. в Пор-Рояль привезли из Собора Парижской Богоматери терновый венец, который был надет на Христа. Девочка прикоснулась к нему и тотчас же исцелилась. Это исцеление было засвидетельствовано вызванными для этой цели в Париж врачами и подтверждено решением Церкви.

После этих случаев Паскаль уходит в монастырь Пор-Рояль. Он не постригается в монахи, но живет при монастыре, хотя и не порывает с наукой, за что корит сам себя. В частности, он приписывает себе грех «влечения разума» и страдает, что не может от него избавиться.

В 35 лет Паскаль сообщает своим друзьям о замысле написать «Апологию христианства». Но осуществить его ему не удалось — через четыре года Паскаль умирает. После его смерти были обнаружены многочисленные записки, которые существовали разрозненно и без названия до тех пор, пока Вольтер не назвал их «Мыслями».

Философские взгляды

Паскаль был знаком с Декартом, но оба испытывали друг к другу взаимную неприязнь. Однако Декарт, будучи старшим современником Паскаля, оказал на него весьма сильное влияние. Это влияние проявлялось прежде всего в методе Паскаля — как и Декарт, он был рационалистом, уверенным в том, что именно разум, мысль могут возвысить человека над всем мирозданием. В «Мыслях» он говорит, что величие человека — в его способности мыслить, и именно в этом он должен себя совершенствовать, а не в покорении пространства: «Не в пространстве должен я искать своего достоинства, но в правильности мысли. Владение землями не даст мне никакого преимущества. В пространстве вселенная объемлет и поглощает меня, малую точку; мыслью я ее объемлю»¹.

Но в отличие от Декарта, который видел всемогущество разума (пожалуй, за исключением религии, да и то не всей религии, а некоторых таинств и догматов христанства), Паскаль видел и ограниченность разума. И если Декарт утверждал, что чувства обманывают человека и полностью истину человеку может дать только разум, Паскаль утверждал, что и чувства, и разум (в том числе и вера, и сердце — Паскаль признавал его органом познания) также дают человеку познание истины — каждое в своей области. «Мы познаем истину не только разумом, но и сердцем. Именно сердцем мы познаем начальные понятия, и тщетно рассудок, к этому непричастный, пытается их оспорить»¹. И если человек обманывается, то происходит это по его собственной воле. Паскаль вообще уникален в этом плане, кроме него, никто из западных философов Нового времени не учил о сердце как органе познания; Паскаль здесь по духу ближе к русской философии, чем к западной.

По-разному относились Паскаль и Декарт и к Богу. Паскаль негодовал по поводу того, что Декарт прибегал к Богу, как к некоторой палочке-выручалочке, которая помогла ему в создании его философии и физики. И когда Декарт доказал, что именно Бог дал миру законы, что именно Он сообщает человеку истинность его знаний, он больше не прибегает к Богу — Он оказывается ему больше не нужен. Паскаль был возмущен этим, он считал, что это нечестно и неправильно; для Паскаля Бог был не Богом философов, а Богом личным (см. его записку). Более того, вся жизнь и все творения Паскаля пронизаны мыслью, что без веры в Иисуса Христа невозможно быть по-настоящему верующим человеком. Именно Христос, а не абстрактный Бог — истинный объект веры Паскаля. Доказательству истинности христианства и историчности Христа посвящены многие рассуждения Паскаля. Например, он пишет: «Предположение, что апостолы были обманщиками, нелепо. Продолжим его до конца, представим себе, как эти двенадцать человек собираются после смерти И. Х. и сговариваются сказать, что Он воскрес. Они бросали этим вызов всем властям. Сердца человеческие удивительно склонны к легкомыслию, к переменчивости, к обещаниям, к богатствам, так что если бы хоть один из них признался во лжи из-за этих приманок, не говоря уж о темницах, пытках и смерти, они бы погибли»².

В отношении теории познания у Паскаля есть некоторое сходство с положениями Декарта. Паскаль высказывается, что «начальные понятия познаются чувством, теоремы доказываются умозаключением; и в том, и в другом знании мы можем быть уверены, хотя достигаются они разными путями»³. Здесь можно увидеть как бы сходство с положениями Декарта об интеллектуальной интуиции, однако это всего лишь сходство, а не влияние, потому что то, что Паскаль называл чувствованием принципов, на самом деле было не интеллектуальной декартовской интуицией, а скорее психологическим феноменом. Принципы чувствуются не интеллектуальной интуицией, а некоторой бессознательной областью нашего сознания, нашей личности (ближе к тому пониманию иррациональной интуиции, которая начала разрабатываться в конце XIX — начале XX в. в философии жизни, в экзистенциализме, в психоанализе).

По-разному понимали Декарт и Паскаль и субъект познания. Если Декарт в субъекте познания видел абстрактный гносеологический субъект, абстрактное «я», лишенное каких бы то ни было психологических характеристик, то Паскаль подчеркивал, что в познании участвует конкретный человек, конкретная личность, а не некий абстрактный субъект. Поэтому, как утвержал Паскаль, надо не только доказывать истину, но и убеждать в ней других людей, а здесь важна уже не только логика, но и ораторское искусство, знание нравов и обычаев и т. д.

Еще одно отличие Декарта от Паскаля — их отношение к свободной воле и вообще к воле человека. Согласно Декарту, человек в своих поступках всегда подчинен своему разуму (Декарт развивал сократовско-платоновскую линию), свобода есть действие разумное. Паскаль возражал: человек в своих поступках руководствуется чем угодно, только не разумом, — своим эгоизмом, эмоциями, погодой, господствующими нравами. Разум может во многом убедить человека, но как только человек отвлекается от этих доказательств, он тут же о них забывает.

Вообще противоречие между человеком и его разумом всегда волновало Паскаля. С одной стороны, он, может быть, и рад был бы находиться на позициях Декарта (о чем говорит тот факт, что он пишет «Апологию христианства», надеясь обратить еретиков и атеистов к истинной вере путем доказательств), а с другой — Паскаль видит, что это невозможно, поэтому он часто не доказывает, а обращается к конкретному человеку, иногда прибегая к слабым, с нашей точки зрения, аргументам, чтобы вывести человека из мрака атеизма.

Пытаясь вернуть людей в лоно христианской Церкви, Паскаль исходит из представления о бесконечности. Это представление было, может быть, главным движущим мотивом всего его миросозерцания. Он переживал это в своей жизни как некую зияющую пропасть. Паскаль всегда повторял, что в мире все бесконечно — и Бог, и мир. Причем Паскаль не разделял то, что принято считать актуальной или потенциальной бесконечностью, как это было у Николая Кузанского (Бог бесконечен актуально, а мир — потенциально). У Паскаля существует только актуальная бесконечность. И если потенциальную бесконечность можно еще как-то понять (на языке математики она формулируется как множество, к которому всегда можно прибавить единицу, т. е. это формализуемо на языке рассудка), то актуальная бесконечность не формализуема, она ускользает от нашего понимания. Именно это ощущение иррациональности бесконечности и поражало Паскаля, повергало его в ужас перед бытием.

Для Паскаля мир, как и Бог, был бесконечным; он повторял сравнение, которое встречалось у Николая Кузанского и Джордано Бруно: Вселенная — «это бесконечная сфера, центр которой везде, окружность — нигде»¹. Мир бесконечен и вширь, и вглубь. Человек находится между двумя бесконечностями, и его потерянное состояние в бесконечности показывает его полное ничтожество. Эта потерянность в бесконечности — одна из основных интуиций Паскаля. Бесконечность постигается не разумом, потому что он бессилен в ее познании. Здесь человеку может помочь другая способность его познания — сердце.

Разум действительно бессилен в познании мира, но он также и всемогущ. Это противоречивое отношение Паскаля к разуму показывает вторую основную характеристику его философии — стремление видеть в человеке противоположности.

На Паскаля оказал большое влияние Мишель Монтень. Это проявилось и в стилистике произведений Паскаля, и в его философствовании. Паскаль соглашался со многими соображениями Монтеня относительно скептицизма. Он также говорил, что полной истины человек никогда не сможет достичь, ибо, во-первых, мир бесконечен, а человек, затерянный между двумя бесконечностями, есть существо конечное, ограниченное, и своими ограниченными силами познать истину целиком не может. Во-вторых — человек есть существо сложное, состоящее из души и тела, а мир состоит только из материи. Но материя сама себя познавать не может, поэтому, познавая мир (Паскаль исходит из принципа «подобное познается подобным»), человек познает не мир, а некоторый идеальный его образ. Ведь материя, в силу своего неподобия разуму, не может быть адекватно познана.

Разум тоже не может познать истину, потому что он действует также в ограниченном интервале. И разум, и другие способности человека не переносят крайностей. Сильная жара и сильный холод, сильное удаление и сильное приближение, слишком громкий и слишком слабый звук — все это человеку недоступно. Он теряется. Истина достигается только в некотором очень малом интервале звуков, цветов и т. п. И, что немаловажно для Паскаля, в отличие от Декарта, в познании истины человеку всегда мешает его личный интерес.

Декарт и особенно Ф. Бэкон (в учении об идолах) надеялись, что человек избавится от личностных или родовых идолов, Паскаль же видит здесь непреодолимую преграду для познания истины. Паскаль в парадоксальной форме формулирует эти противоречия. Например, он пишет, что жужжание мухи может отвлечь величественный разум от созерцания истины. «Не удивляйтесь, если он сейчас плохо рассуждает: муха жужжит у него над ухом. Этого довольно, чтобы он стал не способен дать добрый совет. Если вы хотите, чтобы он смог отыскать истину, прогоните это создание, которое сковывает его рассудок и смущает могучий разум, правящий городами и царствами»¹.

Но нельзя соглашаться и со скептиками, которые утверждают, что истина непознаваема. Истина существует; если бы не было истины, не было бы и Бога. Паскаль возражает скептикам-пирронистам, что законченного пиррониста никогда нельзя увидеть. Пирронисты противоречат сами себе, ибо нельзя найти человека, который сомневался бы во всем; такой человек сомневался бы даже в своем собственном существовании. «Будет ли сомневаться во всем? Сомневаться, бодрствует ли он, когда его щиплют, жгут; сомневаться в своем сомнении, в своем существовании? Подобного состояния достигнуть нельзя, и я утверждаю, что поистине совершенного пиррониста никогда не было. Природа поддерживает обессилевший разум и не дает ему до такой степени сбиться с пути»². Истина доступна всем познавательным способностям человека, но доступна лишь как некоторая относительная истина. Она доступна всем человеческим способностям: разуму, чувствам, сердцу, вере. Поэтому чувства никогда нас не обманывают. И если мы видим сломанным весло, погруженное в воду, то чувства дают нам истинную картину познания, которую разум должен объяснить.

Может быть, больше всего Паскаль уделял внимание природе человека, хотя сам же подчеркивал, что это самый сложный и самый важный из всех существующих на земле вопросов. Как говорит Паскаль, именно сложность человека заставляет ученых заниматься чем угодно, только не познанием человека.

Человек — существо парадоксальное: «Узнай же, гордый человек, что ты — парадокс для самого себя»³. Паскаль предпочитает использовать парадоксы и противоречия для описания природы человека. Один из наиболее известных образов, который он использует, — это образ мыслящей тростинки. «Человек — всего лишь тростинка, — пишет Паскаль, — самая слабая в природе, но это тростинка мыслящая. Не нужно ополчаться против него всей вселенной, чтобы его раздавить; облачка пара, капельки воды достаточно, чтобы его убить. Но пусть вселенная и раздавит его, человек все равно будет выше своего убийцы, ибо он знает, что умирает, и знает превосходство вселенной над ним. Вселенная ничего этого не знает. Итак, все наше достоинство заключено в мысли. Вот в чем наше величие, а не в пространстве и времени, которых мы не можем заполнить»¹.

Именно эту парадоксальную природу человека подчеркивает Паскаль. Человек есть существо, предназначенное для самых высших целей, для спасения посредством христианской Церкви. Однако человек занимается чем угодно, но не спасением себя.

Обращаясь к атеистам, Паскаль говорит: прежде чем возражать против христианской религии, надо изучить ее. Но атеисты отрицают существование Бога, не разобравшись даже в основах христианской религии. Тот факт, что самое важное — это спасение человека, а человек предпочитает заниматься сиюминутными делами, уделяя им гораздо больше внимания, чем своему спасению, говорит, что человек находится в плену у сатаны, поскольку действительно невозможно себе представить, что, находясь в здравом уме, можно выбрать пятиминутное развлечение взамен вечного блаженства. «Нет для человека ничего важнее его участи; нет для него ничего страшнее вечности. И если находятся люди, равнодушные к собственной гибели и угрозе вечных мучений,— это противно природе. Они ведут себя совсем иначе по отношению к другим опасностям: они боятся даже малейших из них, предвидят их, обдумывают; и тот самый человек, который провел столько дней и ночей в гневе и отчаянии из-за потери должности или какого-нибудь воображаемого ущерба для своей чести,— тот самый человек, зная, что со смертью потеряет все, остается спокоен и беспечен. Чудовищно видеть в одном и том же сердце, в одно и то же время, такую чувствительность к пустякам и такую странную бесчувственность к самому важному. Тут какая-то непостижимая заворожен­ность и сверхъестественная расслабленность, которые выдают, что причиной тому некая всемогущая сила. Должно быть какое-то странное извращение в природе человеческой, чтобы хвалиться таким состоянием, пребывание в котором и одного-единственного человека кажется невероятным»².

Паскаль предлагает аргумент, известный под названием «Пари Паскаля». Он говорит воображаемому атеисту, что каждый человек независимо от его желания вынужден делать выбор, держать, так сказать, пари: есть ли Бог или нет Его. Человек не может отказаться от пари, любого из нас ждет или вечное спасение или мучение (если Бог есть), или не ждет ничего (если Бога нет). Держать пари или не держать его – от нас не зависит: «…Заключать его придется. Тут от вас ничего не зависит, вы впутаны в это дело. На что же вы поставите? Посмотрим; поскольку надо выбирать, посмотрим, где для вас меньше ущерба. Вы можете потерять две вещи: истину и благо, и две вещи вы можете поставить на кон: ваш разум и вашу волю, знание и блаженство, и двух вещей страшится ваша природа: заблуждения и несчастья. Коль скоро выбирать непременно надо, для вашего разума при любом выборе ущерб будет одинаков. Этот довод отпадает. Но ваше блаженство? Взвесим выигрыш и потерю, если вы поставите на решку, то есть на Бога. Рассмотрим две возможности: если вы выигрываете, то выигрываете все, а если теряете, не теряете ничего; делайте же вашу ставку скорее»¹. Очень часто этот аргумент Паскаля оценивается негативно. С таким же основанием, его мог бы высказать и мусульманин, и язычник, он может оправдать любое суеверие и т. п. Но говоритьтак – значит не совсем понимать суть апологетического метода Паскаля. Во-первых, Паскаль сам понимал эти контраргументы и видел «изнанку этой игры»². А во-вторых, французский философ давно понял, что на человека не действуют рациональные аргументы. Он думает о своей карьере в ближайшие полгода, и совсем не думает о своей вечной жизни. Парадокс! Но приходится иметь дело именно с таким человеком. Для такого человека нужно искать аргументы. Это «пари», возможно, заставит человека хотя бы задуматься, пойти хотя бы наугад по пути веры, а уж затем человек сам убедится в справедливости своего выбора. «Говорю вам, - пишет Паскаль, - что вы выиграете в этой жизни и что с каждым шагом, который вы сделаете по этой дороге, вы будет все лучше видеть, как верен выигрыш и как ничтожно то, чем вы рискуете, так что вы поймете наконец, что ставили на верную вещь, и бесконечную к тому же, а не отдали за нее ничего»³.

Паскаль постоянно чувствует потерянность человека в этом мире, его ответственность перед Богом, его стояние перед Богом один на один, и главная мысль позднего Паскаля состоит в том, что человек должен познать истину о своей смертности. Он сравнивает человечество с узниками, помещенными в камеру смертников. «Узник в темнице не знает, вынесен ли ему приговор; у него есть только час на то, чтобы это узнать; но если он узнает, что приговор вынесен, этого часа достаточно, чтобы добиться его отмены. Было бы противоестественно, если бы он употребил этот час не на выяснение того, вынесен ли приговор, а на игру в пикет»⁴.

Человечество напоминает ту же камеру смертников, но не знающих дату своей смерти. Люди думают о чем угодно, только не о самом главном — о смерти. Главная же задача человека состоит именно в осознании смерти, в спасении себя, а оно может быть достигнуто только на путях осознания своего ничтожества перед Богом. Только осознав свое ничтожество, человек осознает и свое величие. «Величие человека в том, что он сознает себя несчастным; дерево себя несчастным не сознает. Сознавать себя несчастным — это несчастье; но сознавать, что ты несчастен, — это величие»¹.

Мыслителей, подобных Паскалю, в XVII в. больше не было. Паскаль действительно во многом опередил свое время. Философы и ученые все же гораздо больше доверяли разуму и следовали рекомендациям Декарта. Одним из наиболее последовательных картезианцев был Спиноза.