Репортаж с необычного предприятия»

Репортаж с необычного предприятия»

Что творится сейчас, сказать трудно. Хотя в последние годы разбуженные гласностью и Чернобылем кое-какие сведения стали просачиваться в печать. Даже в последние годы советской власти появились публикации в «Правде», в журнале «Спутник» (1986 год). В этом журнале, в статье «„Радон" без секретов», рассказывалось о работе особого, сделанного с расчетом на века предприятия «Радон», расположенного неподалеку от Москвы. Оно не выпускает какой-либо продукции, а принимает её — радиоактивную, смертельную — и хоронит — подальше и ненадежнее — в земле, за глыбам и бетона, за свинцовой броней...

Корреспонденты рассказывали, что не одна только атомная энергетика потребляет и «вырабатывает» радиоактивные вещества. Что «мирная» радиоактивность, словно расползающаяся при эпидемии инфекция, завоевывает всё новые территории, области применения. С её помощью выводят новые сорта сельхозкультур, получают материалы с заданными свойствами, ищут дефекты в заводских изделиях, ставят диагнозы и лечат.

И всюду — в клиниках, институтах, на предприятиях — образуются радиоактивные отходы. Их объемы не так уж и велики, но от этого они не становятся менее опасными. И приходится их, почти что тайно, везти (корреспонденты писали о мужественных водителях, перевозящих смертоносный груз — а если авария дорожная? где-нибудь в густонаселенном центральном районе столицы?) в «изоляторе» типа «Радон», где люди в белых халатах, с похожими на авторучки дозиметрами в кармашках (у каждого работника «Радона» свой личный код, набрав его, можно мгновенно узнать, какую дозу облучения ты набрал за время работы), будут, используя могучую технику, «отжимать», обесгаживать (отходы должны стать твердыми, занимающими минимальный объем), покрывать их защитными оболочками, прятать в подземных хранилищах...

\170\

«Радон», видимо, спроектирован для захоронений мелкомасштабных. А что делать с радиоактивными холмами (горами'.'), которые накопили и продолжают накапливать АЭС? Где их хранить-прятать? Трудность тут главная в том, что радиоактивность «выветривается» очень не скоро. К примеру, недавно ученые обнаружили в каркасе реакторов-ветеранов (срок их службы 25-30 лет) радиоактивные никель-59 и ниобий-94. Период распада этих «активированных» нейтронным обстрелом веществ составляет поистине геологические сроки — соответственно 80 000 и 20 000 лет!

Обычные отходы мы бросаем в мусоропровод. С ядерными отходами всё гораздо сложнее. Их надо захоронить (слово-то какое!) надежно, так, чтобы по прошествии и многих, мы видели, ТЫСЯЧ лет (у тория-232 период полураспада составляет 14 МИЛЛИАРДОВ лет! сроки, сопоставимые с жизнью нашей Вселенной) они оставались безопасными для землян.

Что делать? Одни эксперты считают, будто бы самое лучшее было бы отправить радиоактивные шлаки на ракете в космическое пространство. Этакий бездонный «мусоропровод»! Другие авторитеты предлагают на эту роль земные недра. Советуют прятать ядерные шлаки глубоко под землей. Академик Петр Леонидович Капица, обсуждая этот вопрос, предлагал располагать атомные станции на небольших незаселенных островах в океане, подальше от жилых мест. Его поддерживал тоже физик и тоже лауреат Нобелевской премии американец Глен Сиборг: он ратовал за создание специально выделенных «плутониевых островов».

Так что же выбрать? Хранить радиоактивные отходы на дне океанов, во льдах Антарктиды, в кратерах давно потухших вулканов?.. Предложений было немало, однако окончательное РЕШЕНИЕ всё ещё не выработано.

Представьте себе переполненный автобус, водитель которого оказывается пьян до невменяемости. Пассажиры начинают кричать и требовать, чтобы он остановился. Но в это время «откуда-то» поступает команда, чтобы он гнал с максимальной скоростью. И разъяснение: «Так вы быстрее доедете и отмучаетесь». Пока биологическая наука ещё только разбирается, чем атомные программы грозят человечеству, соответствующие ведомства вырывают из бюджета огромные дотации, форсируют строительство, нарушают нормы безопасности, в общем, гонят...

Проблема хранения РАО становится и международной, и политической. Вспомним хотя бы, об этом писала пресса, нашумевшую аферу между западногерманскими и бельгийскими фирмами, «спихивавшими» друг

\171\

другу высокорадиоактивные отходы, выдавая их за слаборадиоактивны с. Кончилось это дело тем, что руководители фирмы «Транснуклеар» тайно подмешали к отходам со слабой радиоактивностью, направляемым в Бельгию, «всего-то» 100 граммов зараженного плутонием материала. Такого вещества, при соответствующей дозировке, хватило бы, чтобы отправить^ в мир иной несколько миллионов человек.

Кстати, о граммах, килограммах и тоннах. Мощность А-бомбы, сброшенной на Хиросиму, составляла 20 Кт, следовательно, в результате её взрыва образовалось 740 граммов страшных радиоактивных отходов. Вы спросите, а каков же был радиоактивный выброс в дни чернобыльской трагедии? Борис Куркин отвечает на этот вопрос.

Его оценки опираются на данные, опубликованные журналом «Атомная энергия» (ноябрь 1986 год). Итог расчетов таков: суммарный выброс ядерных шлаков в Чернобыле составил приблизительно 63 килограмма! При этом указанные данные рассчитаны на 6 мая 1986 года, хотя реактор продолжал «гореть», правда, с меньшей силой, до 10 мая.

Сравним: 740 граммов и 63 килограмма!! Это сколько же А-бомб оказалось рассыпанными по тысяче километровым территориям нашей многострадальной страны (тогда СССР)? А если бы в тот злополучный день в четвертом реакторе взорвались и были бы выброшены в атмосферу ВСЕ накопившиеся в нем радиоактивные осколки деления, а их там было примерно одна тонна!!!?

Так куда же девать РАО? Вопрос этот так и остается без ответа. Развитые страны Запада пытались навязать отходы своих АЭС странам третьего мира. Почти везде отказ. Китай, было, предложил себя в качестве атомной помойки, но вовремя отказался.

Борис Куркин, в беседе с корреспондентом «Юности», высказывает довольно обоснованное предположение, что отходы АЭС стран СЭВ, Финляндии, ФРГ до недавнего времени (может, и сейчас их везут в Россию?) свозились для захоронения на территории СССР...

Проблема РАО имеет не только техническое, технологическое, биологическое, генетическое, политическое и иные аспекты, это ещё и этическая проблема.

«Нравственно ли снимать пенки с ядерной энергетики, — спрашивает С. Петухов (статья „Риск", журнал „Химия и жизнь"), нынешнему поколению, оставляя свои радиоактивные экскременты потомкам? Это уже выходит за рамки компетенции специалистов, это -— дело нашей общечеловеческой совести».

И дальше (С. Пастухов):

«Так как же поступать с „мирным атомом"? Может быть, честно признаться сами себе, что пока ещё не созрели для его безопасной эксплуатации, и отложить эти дела до времени, когда созреем?»

\172\

Примерно к тому же мнению склоняется и Борис Куркин. Вот его слова: «Подведем итоги. Нетрудно заметить, развитие ядерной энергетики — это крайне дорогостоящее минирование собственной земли ядерными зарядами замедленного действия, которые когда-и и когда, а непременно сработают. И неужели в угоду заинтересованным ведомствам мы должны балансировать на грани самоубийства?»

Дарвина нередко называют Ньютоном естествознания. Зто неверно. Дарвин был только Коперником; подобно последнему, он лишь опроверг гипноз очевидности и доказал, что органические формы не постоянны, а, наоборот, изменчивы. Почему это происходит,Дарвин не мог установить, как и Коперник не знал, в силу каких законов планеты вращаются вокруг Солнца.

Дарвин, увы, не решил проблему ЭВОЛЮЦИИ, только поставил этот вопрос перед ученым миром. ещё более запутанны законы эволюции ТЕХНИКИ. В Москве живет профессор Борис Иванович К)ярин, который стал «Дарви-ном в мире машин», он уверен: дарвиновские подходы к изучению Первой природы частично годны и при описании Второй природы: здесь также действует «естественный отбор», борьба за существование между видами машин и механизмов. Полная аналогия с дарвинизмом? Нет, в технике действуют ещё и особые, скажем так, АПТИдарвиновские законы — «законы беззакония», то, что у философов получило наименование «демонизма техники». Его суть? Главное то, что Вторая природа, неимоверно разросшись, став вровень с природою естественной, уже гнет свою линию, навязывает людям свою волю. И можно считать, что ТРЕТЬЯ МИРОВАЯ, война Техники с Человеком уже началась.

Историю дарвинизма можно, по желанию, смело отсчитывать от того волнующего момента, когда пасмурным, всё еще, к досаде, ветренным декабрьским утром 1831 года, лихо распустив, с благословения Британского адмиралтейства, паруса, отправился в далекое путешествие молодцеватый десятипушечный, водоизмещением 235 тонн, двухмачтовый военный бриг «Бигль». (Это слово по-английски означает «гончая», на носу корабля возвышалось небольшое резное декоративное изображение собаки этой породы.) Именно на этом судне для свершения экстраординарных научных подвигов Провидение и посылало своего человека.

Природа, не заинтересованная, верно, в том, чтобы открывать свои глубокие тайны первому встречному, всячески препятствовала отплытию. Натиски буйного шторма дважды возвращали корабль в гавань. Третья попытка. И... «Бигль» напоролся на подводный камень: пришлось латать

\174\

пробоину. А тут ещё вскоре, совсем некстати, подоспело Рождество, матросы загуляли — поднять паруса было просто некому, даже часовым у трапа пришлось тогда ставить мичмана. И лишь с питой попытки, 27 декабря, историческое отплытие всё же состоялось.

Когда мы перестанем смотреть на органическое существо, как дикарь смотрит на корабль, т. е. как на нечто превышающее его понимание; когда в каждом произведении природы мы будем видеть нечто, имеющее длинную историю; когда в каждом сложном строении или инстинкте мы будем видеть итог многочисленных приспособлений, каждое из которых полезно его обладателю, подобно тому, как всякое великое механическое изобретение есть итогтруда, разума и даже ошибок многочисленных тружеников; когда мы выработаем такое воззрение на органические существа, как неизмеримо - говорю на основании личного опыта - возрастет интерес, который представит нам изучение естественной истории.