Пределы осуществления и защиты гражданских прав

давности был восстановлен в целях наказания соответчика, который «дважды не выполнил требований арбитража о представлении объясне­ний по иску и документов, а также уклонился от совместной проверки с истцом и ответчиком суммы иска»¹. Суждения такого рода проскальзы­вают иногда и в литературе. Так, в статье «Неравноправные партнеры», помещенной в «Экономической газете», Е. Козлов, констатировав, что во многих случаях мясокомбинаты Таджикской ССР на два с лишним года задержали выплату колхозам положенных им денег и что это обстоятель­ство является «отягчающим, а не смягчающим вину обстоятельством», замечает, что «здесь не может быть вопроса о сроке исковой давности»². Между тем, как видно из приведенных материалов, причина пропуска давностного срока в указанных случаях состояла в том, что колхозы не предъявляют исков о взыскании этих сумм с мясокомбинатов. Можно согласиться с тем, что причины непредъявления исков колхозами являют­ся уважительными и что в данном случае суды имели все основания для восстановления давностных сроков. Но само по себе нигилистическое отношение к требованиям закона о соблюдении давностных сроков, на наш взгляд, заслуживает осуждения.

Предусмотренная ст. 5 Основ гражданского законодательства обя­занность осуществления права в соответствии с его назначением в социа­листическом обществе действует на всех стадиях осуществления субъек­тивного гражданского права. Управомоченный субъект обязан надлежа­щим образом осуществлять принадлежащее ему право как при реализа­ции его своими собственными действиями, например, при осуществлении владения, пользования и распоряжения своим имуществом, так и при за­явлении тех или иных требований к обязанному субъекту гражданского правоотношения. Он обязан строго соблюдать это правило также и при осуществлении права на защиту, в том числе и при заявлении требования

' Дело № 6/623 - 1966 г. Госарбитража при Совете Министров СССР. ² «Экономическая газета», № 32, август 1968 г. 201

Осуществление и защита гражданских прав

о защите права компетентным государственным или общественным орга­ном.

Более того, именно в этом последнем случае обязанность осуществ­ления субъективного права в соответствии с его назначением действует с особой силой, так как в данном случае речь идет не об обычном, а о при­нудительном осуществлении права с использованием в отношении пра­вонарушителя мер государственно-принудительного характера. Злоупот­ребление правом в этом случае может не только привести к нарушению социалистической законности и ущемлению прав и интересов других граждан и организаций, но в известной мере может также нанести ущерб авторитету органа, рассматривающего спор.

Установление факта злоупотребления требованием защиты права, как и всякое иное осуществление права в противоречии с его назначени­ем, должно иметь своим последствием отказ в защите права, а в ряде слу­чаев и иные предусмотренные законом последствия. Однако не всякий отказ в защите права, например, не всякий отказ в иске, свидетельствует о злоупотреблении правом на защиту. В связи с этим прежде всего необхо­димо выяснить, в чем состоит назначение требования защиты права и при каких условиях это требование защиты права должно быть признано осуществленным в противоречии с его назначением в социалистическом обществе.

Назначение требования защиты права состоит прежде всего в том, чтобы обеспечить реализацию или защиту субъективного права заявителя посредством принуждения другой стороны к выполнению возложенных на нее обязанностей. Однако в практике встречаются случаи, когда граж­дане и даже организации заявляют иски в суд и арбитраж при отсутствии самого субъективного права. Нередко, например, встречаются случаи, когда гражданин, оказавший материальную помощь другому при строи­тельстве последним жилого дома, требует признания его по этим основа­ниям собственником части дома.

В этом случае заявителю может быть отказано в иске за отсутствием самого материального права. Такие случаи по общему правилу нельзя рассматривать как осуществление требования защиты права в противоре­чии с его назначением, так как сам по себе факт предъявления такого иска еще не свидетельствует о злоупотреблении заявителем предоставленным ему правом обратиться в суд за защитой.

Однако практике известны и такие случаи, когда лицо, пользуясь широкими демократическими возможностями, предоставленными граж­данам советским законодательством, пытается путем возбуждения дела в различных инстанциях решить дело в свою пользу, как говорят, «всеми

правдами и неправдами». При этом в орбиту такого рода дел, как прави­ло, втягивается большое количество людей, создаются комиссии различ­ного ранга, вызываются многочисленные свидетели и т. п. Такое недоб­росовестное использование требования защиты права, на наш взгляд, мо­жет быть признано злоупотреблением правом, осуществлением требова­ния защиты права не в соответствии с его назначением, а следовательно, может быть отнесено к случаям, предусмотренным ст. 5 Основ граждан­ского законодательства.

Надо сказать, что, к сожалению, наше законодательство и практика еще не выработали достаточно эффективных мер борьбы с такого рода сутяжничеством. Самое поразительное в такого рода случаях состоит в том, что простой отказ в удовлетворении требования заявителя, как пра­вило, не дает никакого эффекта, так как сразу же после такого отказа сле­дует заявление в иную, более высокую инстанцию и весь механизм раз­бирательства начинает действовать снова.

Поэтому наиболее правильный путь борьбы с такого рода случаями, на наш взгляд, состоит в правильном определении и применении послед­ствий отказа в защите права. С этой точки зрения заслуживает внимания тот путь, по которому пошло наше гражданское процессуальное законо­дательство, предусматривающее применение к такого рода недобросове­стным лицам мер материального воздействия. Так, согласно ст. 92 ГПК РСФСР, на сторону, недобросовестно заявившую неосновательный иск или спор против иска или систематически противодействовавшую пра­вильному и быстрому рассмотрению и разрешению дела, суд может воз­ложить уплату в пользу другой стороны вознаграждения за фактическую потерю рабочего времени в соответствии со средним заработком, но не свыше пяти процентов от удовлетворенной части исковых требований.

Как видно из этого, ст. 92 ГПК имеет принципиальное значение, так как она по существу вводит в гражданское законодательство принцип возмещения убытков, причиненных злоупотреблением права, хотя и рег­ламентирует этот вопрос лишь применительно к случаям злоупотребле­ния процессуальными правами'. Это правило, на наш взгляд, в полной мере применимо также и к случаям злоупотребления материальным гра­жданским правом, когда результатом такого злоупотребления явились убытки, понесенные другими лицами При этом понятно, что и к этим случаям, как и к случаям возмещения убытков вообще, должны быть применены все установленные законом условия гражданско-правовой ответственности.

«Научно-практический комментарий к ГПК РСФСР», под ред Р Ф Каллистратовой и В К Пучинского М, «Юридическая литература», 1965, стр 126-127 203

Назначение требования защиты права состоит, далее, в том, что оно имеет своей целью обеспечить принудительную реализацию нару­шенного субъективного гражданского права. Это означает, что тре­бование защиты права имеет достаточные основания материально-правового характера для применения мер принудительного порядка лишь при наличии нарушения права. В тех же случаях, когда требование защи­ты права заявлено при отсутствии самого факта нарушения права, таких оснований, как правило, нет. Исключение в этом отношении составляют лишь такие случаи, как, например, иски о признании права, об установле­нии факта, имеющего юридическое значение, где такого нарушения мо­жет и не быть и само требование заявлено в значительной мере в целях избежания такого нарушения в будущем.

Из сказанного, конечно, не вытекает, что нарушение права является единственным материально-правовым основанием для применения заяв­ленного требования. Для удовлетворения заявленного требования защиты права необходимы и иные условия, в частности противоправное поведе­ние правонарушителя, наличие вреда или убытков, вина и т. п., наличие которых в разных сочетаниях необходимо в зависимости от характера того или иного конкретного случая. Однако нарушение субъективного гражданского права является обязательным условием удовлетворения заявленного требования во всех без исключения случаях.

Поэтому в тех случаях, когда в процессе рассмотрения заявленного требования обнаруживается, что в действительности материальное субъ­ективное право заявителя не нарушено, возникает вопрос об отказе в удовлетворении требования. При этом основания отказа в защите права все же могут быть различными.

Таким основанием может быть прежде всего сам факт отсутствия нарушения права. Вот один из таких случаев.

Центральная база ювелирторга предъявила иск к республиканской базе, иск в арбитраже о недопоставке ювелирных изделий в первом квар­тале. При рассмотрении дела выяснилось, что стороны заключили дого­вор на поставку ювелирных изделий лишь в апреле, т. е. по истечении первого квартала, указав в договоре лишь общее количество подлежащей доставке продукции по кварталам. Общее годовое количество подлежа­щей поставке продукции включало также и продукцию, поставленную в первом квартале. Государственный арбитраж справедливо отказал в иске о взыскании санкций за недопоставку продукции в первом квартале на том основании, что в данном случае поставщик никакого нарушения сво­их обязанностей по договору не допустил.

И хотя в данном случае требование защиты права было заявлено не­основательно, в иске заявителю было отказано, тем не менее здесь нет оснований говорить о злоупотреблении требованием защиты права, так как в данном случае цель заявленного требования и цель принуждения в советском праве совпадают, хотя для применения принудительных мер к ответчику в данном случае и нет оснований.

Практике, однако, известны случаи, когда требования, заявленные при отсутствии нарушения права, фактически преследуют цели не защи­ты права, а цели получения каких-либо выгод или, наоборот, уклонения от каких-либо невыгодных последствий, например, от возмещения при­чиненного ущерба, и т. п. Такой характер носит, на наш взгляд, например, дело Назарова.

Решением Южского районного народного суда от 13 августа 1966 г. с Назарова были взысканы алименты в пользу его жены Назаровой на содержание двух детей в размере двух третей всех видов заработной пла­ты. По протесту председателя Ивановского областного суда дело было рассмотрено президиумом того же суда, который отменил решение на­родного суда и направил дело на новое рассмотрение по следующим ос­нованиям.

, Как выяснилось из материалов дела, народный суд не проверил над­лежащим образом фактические обстоятельства дела, в частности, не вы­яснил вопрос о том, с какой целью был заявлен иск. Между тем из дела видно, что с Назарова взыскивается в пользу леспромхоза ущерб в сумме 420 руб., причиненный хищением, совершенным Назаровым.

В своем определении президиум Ивановского областного суда ука­зал, что удержание алиментов с Назарова может существенно повлиять на возмещение ущерба, причиненного леспромхозу. «Вот почему, - говорит­ся в определении, — при предъявлении иска о взыскании алиментов с суп­руга, проживающего в семье, суду необходимо было выяснить причину предъявления иска. В том случае, когда будет установлено, что иск предъявлен с целью уклонения от возмещения ущерба, такой иск не под­лежит удовлетворению»'.

Президиум областного суда не сослался на закон, на основании ко­торого можно было бы отказать во взыскании алиментов с Назарова. Од­нако фактические обстоятельства дела показывают, что в данном случае речь может идти лишь о злоупотреблении правом, об использовании тре­бования защиты права в противоречии с его назначением, т. е. о примене­нии ст. 5 Основ гражданского законодательства.

' «Бюллетень Верховного суда РСФСР», 1968, № 3, етр 14 205

В самом деле, как видно из дела, супруги живут совместно, ведут со­вместное хозяйство. Из справки судебного исполнителя следует, что они только в самое последнее время купили целый ряд вещей: телевизор, сти­ральную машину, диван-кровать, стол. Супруги совместно воспитывают детей, и Назаров выполняет свою обязанность по содержанию детей. Права детей на получение содержания от родителей никакими действия­ми последних не нарушены. При таком положении у президиума были основания усомниться в том, что требование защиты прав детей на али­менты осуществляется в соответствии с назначением этого права в социа­листическом обществе.

Верен ли такой вывод областного суда и в настоящее время после принятия нового семейного законодательства? Дело в том, что Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 июля 1967 г. «Об улучшении порядка уплаты и взыскании алиментов на содержание детей»' установ­лено, что удержание алиментов на содержание детей производится не только на основании решения суда, но также и на основании письменного заявления лица, изъявившего желание добровольно платить алименты, поданного администрации предприятия, учреждения или организации. При этом указ предусматривает, что лицо, в пользу которого взыскивают­ся алименты на содержание детей, вправе в любое время обратиться в суд с иском о взыскании алиментов в установленном законом порядке.

Не следует ли из этого сделать вывод, что, поскольку закон допуска­ет возможность уплаты алиментов путем подачи плательщиком заявления администрации предприятия, учреждения или организации, а лицу, дей­ствующему в интересах детей, предоставлено право «в любое время» об­ратиться в суд с требованием взыскания алиментов в судебном порядке, постольку иск об алиментах подлежит удовлетворению во всех без ис­ключения случаях.

Едва ли такой вывод можно признать правильным. Нет сомнения в том, что защита интересов детей - дело большой государственной важно­сти. Поэтому не случайно гражданское процессуальное законодательство, устанавливая очередность удовлетворения требования, в ст. 419 ГПК предусматривает, что требования по взысканию алиментов удовлетворя­ются в первую очередь, тогда как, например, требования о возмещении причиненного вреда социалистическим организациям относит к взыска­ниям четвертой очереди (ст. 422 ГПК РСФСР).

Однако названные правила относятся к порядку исполнения судеб­ных решений, а не к вопросу об удовлетворении иска или об отказе в ис-

' «Советская юстиция», 1967, № 17, стр 26

206

Пределы осуществления и защиты гражданских прав___

ке, как это имело место в приведенном деле Назаровых. Вопрос же об удовлетворении иска или об отказе в иске должен решаться в соответст­вии с теми условиями, при наличии которых закон допускает вынесение судом того или иного решения.

С этой точки зрения необходимо прежде всего обратить внимание на то, что право на алименты существует как субъективное право, вытекаю­щее из семейно-правовых отношений. Характер этих правовых отноше­ний обрисован в ст. 67 КоБС 1969 г., согласно которой «родители обяза­ны содержать своих несовершеннолетних детей и нетрудоспособных со­вершеннолетних детей, нуждающихся в помощи». Этой обязанности ро­дителей содержать своих детей соответствует право детей требовать та­кого содержания.

При каких же условиях это право подлежит защите? Следует разли­чать условия, относящиеся к возникновению прав и обязанностей, к их существованию, и условия, относящиеся к их осуществлению. Это очень близкие, но тем не менее различные условия.

Условия возникновения алиментных прав и обязанностей указаны самим законом. Таких условий два: во-первых, это несовершеннолетние или нетрудоспособные дети и, во-вторых, это нуждаемость их в матери­альной помощи. Однако применительно к алиментным обязательствам родителей эта «нуждаемость детей в материальной помощи» может воз­никнуть лишь тогда, когда оба родителя или по крайней мере один из них не исполнят своей обязанности по содержанию детей. Неисполнение ус­тановленных законом обязанностей по содержанию детей есть условие, относящееся к осуществлению алиментных прав детей. Если же оба ро­дителя добросовестно исполняют свои обязанности по содержанию детей, то здесь нет правонарушения, а следовательно, нет и основания для удов­летворения иска об алиментах. Таков общий принцип, вытекающий из самого характера обязательственных правоотношений.

Однако этот общий принцип распространяется на гражданские пра­воотношения. В данном же случае мы имеем дело с отношениями семей-но-правового характера. И это придает им свои особенности, которые состоят в том, что действующее законодательство, в частности Указ Пре­зидиума Верховного Совета СССР от 21 июля 1967 г., допускает удовле­творение иска об алиментах на содержание детей не только при наруше­нии родителями (или одним из них) обязанности по содержанию детей, но и при наличии самой возможности такого нарушения. Именно этим, на наш взгляд, объясняется введение указом правила о том, что даже при добровольной уплате алиментов плательщиком заинтересованное лицо в

любое время вправе предъявить иск в суд о взыскании алиментов в уста­новленном законом порядке.

Но, как видно из приведенного дела Назарова, в данном случае нет нарушения обязанности по содержанию детей. В деле нет оснований для допущения возможности такого нарушения в будущем, так как супруги живут совместно, вместе воспитывают детей. Иск же об алиментах заяв­лен исключительно с целью уменьшить размер взыскания по возмещению причиненного вреда. Требование защиты права использовано здесь в про­тиворечии с его назначением в социалистическом обществе. Поэтому, как нам представляется, сложившаяся судебная практика по этой категории дел новому семейному законодательству не противоречит и применение в подобного рода случаях ст. 5 Основ представляется вполне оправданным.

Правда, в этом случае возникает сомнение в возможности использо­вания прямой ссылки на ст. 5 Основ гражданского законодательства в решении, так как в данном случае имеет место злоупотребление правом, вытекающим из семейно-правовых отношений, а не из гражданских. Тем не менее применение самого принципа, в ней закрепленного, может быть оправдано тем, что, во-первых, иск об алиментах предъявлен с целью ук­лонения от исполнения обязательства гражданско-правового характера, во-вторых, алиментное обязательство само по себе носит имущественный характер, что до известной степени сближает его с обязательствами граж­данско-правовыми и, наконец, в-третьих, сам принцип недопустимости злоупотребления правом, как уже отмечалось ранее, не чужд и нашему семейному законодательству.

Советское гражданское и гражданско-процессуальное законодатель­ство предусматривает не только защиту субъективных гражданских прав, но также и защиту интересов граждан и организаций, заслуживающих уважения со стороны общества. При этом, если защита того или иного субъективного права всегда есть в то же время и защита определенных интересов заявителя, то защита интереса не всегда одновременно есть и защита субъективного права. Гражданское законодательство охраняет и интерес как таковой'.

Из этого следует, что обращение к государственным органам за за­щитой не всегда представляет собой требование защиты права, а в ряде случаев связано с защитой интересов заявителя или иных лиц. В связи с

' См. по этому вопросу: Е. А. Ф л е и ш и ц. Личные права в гражданском праве Союза ССР и капиталистических стран. М., Юриздат, 1941, стр. 112 и след.; М. А. Г у р е в и ч. Гражданские процессуальные правоотношения и процессуальные действия. «Труды ВЮЗИ», т. III. М., 1965; Г. В. М а л ь ц е в. Социалистическое право и свобода личности. М., «Юридическая литература», 1968.

208

Пределы осуществления и защиты гражданских прав___

этим возникает вопрос, распространяется ли закрепленный в ст. 5 Основ принцип осуществления прав в соответствии с их назначением лишь на требование защиты права, либо он действует и тогда, когда лицо обраща­ется к компетентным государственным органам за защитой только инте­реса.

На этот вопрос следует дать положительный ответ. Возможность об­ращения к компетентным государственным органам за защитой «охра­няемого законом» интереса представляет собой субъективное право зая­вителя. Однако в отличие от требования защиты права возможность об­ращения за защитой интереса не опирается на материальное субъективное гражданское право, а представляет собою субъективное право процессу­ально-правового порядка.

Из этого следует, что поскольку обращение в суд за защитой интере­са есть субъективное право, то и требование закона о недопустимости злоупотребления правами, в частности, об осуществлении прав в соответ­ствии с их назначением в социалистическом обществе, распространяется также и на него. Но так как названное право есть субъективное право гражданско-процессуального характера, то очевидно, что юридические основания для признания в том или ином случае злоупотребления правом и те правовые последствия, которые могут быть применены, следует ис­кать в гражданско-процессуальном законодательстве.

Общий принцип недопустимости злоупотребления правами процес­суально-правового порядка закреплен в ст. 30 ГПК, которой предусмот­рена обязанность всех лиц, участвующих в деле, добросовестно пользо­ваться принадлежащими им процессуальными правами. Несмотря на то что сам термин «добросовестность» в его буквальном значении выражает обязанность соблюдения правил морального порядка, следует признать, что под понятие недобросовестного пользования процессуальными пра­вами подпадает и злоупотребление этими правами. Это находит свое под­тверждение и в ряде конкретных норм процессуального законодательства. Согласно действующему гражданскому законодательству гражданин мо­жет быть признан недееспособным, когда он вследствие душевной болез­ни или слабоумия не в состоянии понимать значение своих действий и руководить ими (см. 15 ГК), а ограниченно дееспособным, когда в ре­зультате злоупотребления спиртными напитками или наркотическими веществами он ставит свою семью в тяжелое материальное положение (ст. 16 ГК).

Причем, если признание гражданина недееспособным осуществляет­ся прежде всего в его собственных интересах, хотя при этом во многих случаях играют роль и интересы его семьи, то признание гражданина ог-

раниченно дееспособным может иметь место лишь при условии, когда он своим поведением создает для своей семьи материальные трудности, и, следовательно, производится прежде всего в интересах его семьи. Исходя из этого закон (ст. 258 ГПК) устанавливает, что заявление в суд о призна­нии гражданина недееспособным или ограниченно дееспособным может быть подано как членами его семьи, так и профсоюзными или иными об­щественными организациями, прокуратурой, органами опеки и попечи­тельства, психиатрическим лечебным учреждением.

Возможность обратиться в суд с заявлением о признании граждани­на недееспособным или ограниченно дееспособным применительно к членам семьи этого лица представляет собой субъективное право граж-данско-процессуального характера, признаваемое за ними в целях обес­печения защиты как их законных интересов, так и интересов лица, в от­ношении которого подано заявление.

Осуществление этого права, как и всякого иного процессуального права, должно быть добросовестным, исключающим злоупотребление им. Однако процессуальное законодательство не ограничивается в этом слу­чае указанным в ст. 30 ГПК общим принципом, а конкретизирует его применительно к данному случаю. Статья 261 (ч. 4) ГПК предусматрива­ет правило, согласно которому «суд, установив, что члены семьи, подав­шие заявление, действовали недобросовестно с целью заведомо необос­нованного ограничения или лишения дееспособности гражданина, взы­скивает с них все судебные расходы».

Первое, что здесь обращает на себя внимание, - это то, что недобро­совестность понимается в ст. 261 ГПК как такое поведение управомочен-ного лица, которое имеет своей целью «необоснованное ограничение или лишение дееспособности гражданина». Следовательно, с объективной стороны поведения управомоченного лица мы имеем здесь дело с одним из случаев, когда право на обращение в суд осуществляется в противоре­чии с его назначением в социалистическом обществе.

Субъективная сторона поведения заявителя характеризуется здесь «заведомым» знанием о недозволенности поставленной цели, т. е. умыс­лом, направленным на незаконное ограничение или лишение лица дее­способности.

В качестве санкции за злоупотреблением правом на обращение в суд ст. 261 ГПК предусматривает взыскание с заявителя всех судебных рас­ходов, которые при обоснованности заявления с заявителя не взыскива­ются (ч. 3 ст. 261 ГПК).

Однако, по-видимому, это не единственное правовое последствие, которое в данном случае наступает. По общему правилу злоупотребление