429
Еще в Аристотелевом учении о доказательстве и выводе — фактически и означающем
вырождение диалектики в подчиненный момент познания — раскрывается то же первенствующее
положение вопроса, как это показывает в особенности блестящий анализ возникновения Аристо-
телевой силлогистики, произведенный Эрнстом Каппом
30
. В преимущественном значении,
которое имеет для сущности знания вопрос, исконнейшим образом проявляется та ограниченность
идеи метода, из которой исходят все наши размышления. Не существует метода, который поз-
волил бы научиться спрашивать, научиться видеть проблематическое. Пример Сократа учит нас,
скорее, что все дело здесь в знании незнания. Сократова диалектика, ведущая к этому знанию
благодаря своему искусству приводить в замешательство, создает тем самым предпосылки для
спрашивания. Всякое спрашивание и стремление к знанию предполагают знание незнания — и
причем так, что к определенному вопросу приводит определенное незнание.
Платон в своих незабываемых диалогах показывает, почему так трудно знать, чего мы не знаем. В
этом повинна власть мнений, которую требуется преодолеть, чтобы прийти к осознанию своего
незнания. Именно мнение подавляет спрашивание. Мнению присуща особая тенденция к
распространению. Оно всегда хотело бы быть всеобщим мнением, подобно тому как само
греческое слово, обозначающее мнение, «докса», обозначает также решение, принимаемое на
собрании «всем миром». Как же вообще дело может дойти до незнания и спрашивания?
Скажем прежде всего, что дело может дойти до этого лишь так же, как приходит к нам какое-
нибудь неожиданное прозрение (Einfall). Правда, мы говорим, о прозрениях скорее в связи с
ответом, чем с вопросом, например при решении загадок, и мы подразумеваем при этом, что к
решению не ведет никакого методического пути. Вместе с тем мы знаем, что прозрения не
приходят без подготовки. Они сами уже предполагают направленность на определенную область
открытого, из которой может прийти прозрение; это значит, однако, что они предполагают
спрашивание. Подлинная сущность прозрения заключается, пожалуй, не столько в том, что нам
приходит в голову решение, подобное решению загадки, сколько в том, что нам приходит в голову
вопрос, выталкивающий нас в сферу открытого и потому создающий возможность ответа. Всякое
прозрение имеет структуру вопроса. Однако прозрение, приводящее к постановке вопроса, есть
уже вторжение
Достарыңызбен бөлісу: |