Е. В. Золотухина-Аболина Повседневность: философские загадки Москва 2005

Приключения

Приключения, таким образом, являются нарушением одного из важнейших принципов, на которых строится повседневность: принципа стереотипности, стандартности, ожидаемости, когда сегодняшний день проходит как вчерашний с небольшими, быть может, вариациями. Кроме того, приключения, как правило, лишают нас повседневной уютности и комфортности: они несут с собой опасность, неопределенность, отсутствие твердых гарантий.

Мне кажется, что очень трудно, а быть может, и вовсе невозможно описать в чистом виде «опыт приключения». Это связано с тем, что приключением мы обычно называем цепь неординарных событий, которые имеют хороший конец. Если бурные, из ряда вон выходящие события кончаются плохо – кто-то гибнет или получает серьезное увечье – мы говорим о драматических или трагических обстоятельствах, о печальных событиях, несчастном случае, возможно – о злоключениях. Что же касается слова « приключения», оно употребляется, когда острые перипетии ведут затем к благополучному финалу.

Однако, вступая в полосу своих приключений, мы еще не знаем, чем все закончится. Жизнь – не книжка, где можно заглянуть в конец. Поэтому опыт приключения – это опыт реального риска, при котором одному Господу известно, будут ли потом другие люди или мы сами вспоминать о текущих событиях как о «забавном приключении» или об истинной трагедии.

В связи с этим повседневное сознание относится к «состоянию приключения» двойственно: с одной стороны, совсем без приключений скучно. Если монотонность обыденной жизни не прерывается никакими неординарными событиями, никакими яркими, пусть даже грозными, вспышками, человек начинает нудиться, тосковать, погружаться с головой в рутину, терять интерес к жизни как таковой. С другой стороны, страстно «искать приключений» - дело не столь уж похвальное, ибо подобного рода искатели нередко плохо кончают, теряя не только повседневное благополучие, но и «буйну голову».

Говоря о приключениях, мы имеем в виду самые разные вещи, весьма отдаленные друг от друга и объединенные только одним моментом: своей неординарностью, вызывающей гамму сильных переживаний.

Классическим примером приключений являются события, сопровождающие путешествие, особенно в прошлые времена. Когда человек садился на корабль и отплывал в далекие страны, он уже этим прерывал привычный стереотипный образ жизни. В дороге мог случиться шторм, могли напасть пираты, корабль мог разбиться о скалы, а иноземцы, с которыми встречался путешественник, совсем не обязательно оказывались благостны и любезны. Многообразные примеры приключений мы можем найти в приключенческой литературе: у Александра Дюма, Райдера Хаггарда, Майн Рида, Жюля Верна и др.

Однако, в обычной жизни мы тоже переживаем приключения, хотя и не такого крупного масштаба. Приведу шутливый пример: хозяйка накрывает на стол к приходу гостей, а любимый хозяйский кот стащил со стола завернутую в бумагу колбасу и удрал на соседский балкон. Хозяйка оставляет приготовления и начинает выманивать кота с балкона, одновременно надеясь, что вместе с котом вернется и колбаса. Поскольку кот не идет ни на какие «кыс-кыс», хозяйка перелазит на высоте пятого этажа на соседский балкон, отбирает колбасу, дает шлепка коту и, радостная, возвращается обратно. Угощенье спасено. Впоследствии этот эпизод может вспоминаться как забавное приключение.

Совершенно ясно, что погоня за воришкой-котом не является постоянным ритуалом приема гостей, она создала сбой в подготовке к обеду, заставила хозяйку с риском для себя лазить к соседям… Стоит заметить, что если бы хозяйка не проявила настойчивости, эмоций и темперамента в вопросе возвращения украденного, а просто погоревала по поводу кошачьего нахальства, то никакого приключения и вовсе бы не было.

Приключенческие сюжеты и острые интриги развлекательной литературы не являются чистой выдумкой авторов, их простым измышлением. Они производны от «опыта приключения», который есть в нашей жизни, даже самого маленького. В.П.Руднев, рассматривая тему сюжета, дает свою интерпретацию идей В.Я.Проппа, которые по его мнению указывают нам на то, что в основе сюжетообразования лежат различные модальности: алетические (необходимо-возможно-невозможно); деонтические (должное - разрешенное запрещенное); аксиологические (ценное-безразличное-неценное); эпистемические (знание-полагание-неведение); пространственные (здесь-там-нигде), временные (прошлое-настоящее-будущее)²³. Мне представляется, что все эти перечисленные триады потому и способны сыграть решающую роль в создании произведения, что они объективно являются основой «опыта приключения».

Рассмотрим первую триаду «необходимо-возможно-невозможно». В обыденной жизни, плавно текущей и циклично повторяющейся, мы обычно хорошо знаем, что является необходимым, что возможным, а что – невозможным, недоступным и недосягаемым. Пока мы остаемся в рамках привычной раскладки, с нами ничего необычного не происходит, ибо мы ни на что из ряда вон и не посягаем. Мы не стремимся к невозможному. Приключения начинаются тогда, когда необходимость отвергается (например, необходимость ежедневно рутинно работать), а невозможное начинает представляться возможным ( например невозможность посетить далекие странные обращается в возможность отправиться в путешествие).

Вторая модальная триада « должное – разрешенное – запрещенное» лежит в основе реальных приключений, когда человек, желая достигнуть собственной цели, начинает игнорировать или отрицать в сущности хорошо известные ему запреты. Тогда он просто перешагивает через них, вызывая сопротивление всех социокультурных сил, стоящих на страже запрета. Или же он стремится превзойти непревосходимый запрет, а для этого прибегает к различным ухищрениям, входит в конфликт со своим окружением, рискует добрым именем, благополучием, жизнью. По существу, это бунт, а бунт чреват разломом привычных обстоятельств и ставит бунтаря в особое положение, где его гонят, преследуют, стараются наказать, а он сопротивляется, желая утвердить свое собственное понимание должного. Согласие с запретом, следование лишь разрешенному, а также выполнение общепринятых норм и правил оставляет нас в русле привычных отношений, не создавая приключений и связанных с ними совершенно реальных опасностей.

Триада «ценное – безразличное – неценное» тоже порождает приключения тогда, когда оказывается сдвинут и разрушен принятый в культуре баланс между ними. Если ценное обесценивается, а прежде безразличное или презираемое обретает ценность, резко изменяются все отношения человека с окружающим миром и прежде всего с другими людьми. Впрочем, аксиологическая триада отнюдь не всегда порождает приключения во внешней действительности. Это происходит лишь тогда, когда обесцененные ценности начинают подвергаться практическому разрушению: перешел из одной веры в другую и пошел громить прежние святыни, разлюбил одну женщину, полюбил другую – развод, скандал, угрозы… Возможен, конечно, и созидательный вариант: перешел в другую веру и стал активно ее проповедовать, полюбил другую женщину, женился и стал рождать детей – утверждать ценности семьи…Однако аксиологические модальности особо интересны тем, что способны вызывать приключения духа, когда перипетии оказываются внутренними, например, возникает напряженное противостояние в душе двух ценностей, их конфликт при равенстве сил: что предпочесть – свободу или любовь? Истину или дружбу? Или найти между ними компромисс? И при каких условиях он возможен? «Духовные приключения», поиски и ошибки, ценностные метанья и шараханья – это тоже неповседневное состояние человеческого сознания, это всегда период, момент, фрагмент жизни, после которого человек вновь приходит к какому-то варианту внутреннего покоя, способному воспроизводиться изо дня в день.

Эпистемические модальности «знание – полагание – неведение» обусловливают все наши приключения, связанные с получением достоверной информации. Отсутствие такой информации или неверные сведения вызывают сбои в нормальном функционировании повседневных отношений, влекут за собой попытки выяснить истину, узнать правду. Сложные жизненные истории, потрясения, разочарования, разрывы любовных и дружеских отношений нередко строятся на том, что кто-то «знает», а кто-то – «не знает» и лишь впоследствии узнаёт… О чём? О самых разных вещах: о тайных доходах и любовных изменах, о закулисных интригах и давних грехах. Само по себе знание или неведение, если оно остается неизменным, не вызывает нарушения обыденного ходя дел, а напротив, поддерживает его привычный ритм, но сомнение и разоблачение являются осью, вокруг которой вертятся все бурные и печальные приключения реальной жизни.

Пространственные и временные модальности присутствуют в периоде приключений также, как они есть в обыденной жизни, ибо и повседневность и приключения суть модусы эмпирического мира. Однако они могут выходить или не выходить на первый план. Так в приключении-путешествии пространственное перемещение играет ключевую роль, но приключиться с человеком что-нибудь может и без далеких странствий, так сказать, в ближних пределах. Временные отрезки оказываются главными, если в приключении большую роль играет ситуация, расположенная в прошлом, или цель, которая маячит из будущего и по поводу которой как раз и происходит нечто из ряда вон выходящее. Кроме того, в ходе приключений восприятие пространства и времени могут изменяться. Субъективное время способно резко ускорять свой бег, события воспринимаются как происходящие очень быстро. Либо, напротив, минута представляется гигантски растянутой, и за эту минуту можно успеть сделать очень много. Точно также меняется восприятие пространства и пространственных препятствий. Известно, что когда за человеком, к примеру, гонится злая собака (а это весьма неприятное приключение!), то он оказывается способен перепрыгивать такие заборы, которые в нормальном состоянии он не смог бы перелезть даже при помощи окружающих.

Опыт приключения часто связан с постановкой не совсем обычной цели, выходящей за обычный целевой круг, поэтому он предполагает столкновение с препятствиями и опасностями на избранном пути, риск, преодоление, самоиспытание. Этот опыт насыщен яркими эмоциями: воодушевлением и надеждой, предвкушением неординарных событий, переживанием тревоги, замешательства, страха, победы над собственным страхом. Он включает гнев, решимость, отвагу, терпение, радость и торжество, когда препятствия преодолены и цель достигнута. Приключения дают огромное богатство переживаний, острых ощущений, хотя – повторю еще раз – обретение этого богатства небезопасно, ибо «состояние приключения» всегда может через минуту сделаться состоянием страдания или гибели.

Возможно, именно поэтому современное человечество изобрело суррогатный способ переживания приключений – приключенческий жанр в литературе, кинематографии, а теперь и в компьютерных играх. Всю гамму захватывающих эмоций можно переживать, идентифицируясь с героем произведения, проходя с ним все извилистые пути необычайных событий. Правда, при этом читатель реально не рискует собственной головой, не подвергается опасностям, в силу этого его состояние при чтении действительно является чистым переживанием приключения – ибо оно никак не может перерасти в трагедию, плохо кончиться.

Стоит заметить, что сам по себе приключенческий жанр нередко нарушает главный закон существования приключения: его необычайность на фоне текущей обыденной жизни. В романах и фильмах мы видим такую концентрацию приключений, которая обесценивает главную изюминку – неординарность. Если герой фильма каждую минуту попадает из огня да в полымя, прыгает из одной чрезвычайной ситуации в другую, то очень скоро его «невер-р-роятые приключения» становятся обыденностью, тем более, что по законам жанра он, несомненно, останется жив и здоров, хотя сам сокрушит немерянное количество противников. Вот почему для более или менее развитого ума примитивный приключенческий жанр оказывается скучен, а успех имеют именно те произведения, где необычные события мягко вплетены в полотно обыденной жизни и особенно впечатляют, выделяясь на ее фоне.