Еврей против еврея Иудейское сопротивление сионизму

«Они [сионисты] думают, что, убивая арабов, они их напугают... но те будут бороться с евреями до конца. Арабы нападают на нас, потому что их послали Небеса... Арабы поступают так не потому, что не боятся Армии обороны Израиля, а потому, что они посланы свыше. „До конца“ означает, что миллион арабов будут готовы пожертвовать собой, чтобы убить одного еврея» (Liss, 2, 230).

Этот библейский стих говорит о несчастьях, которые обрушатся на сынов Израиля, если они будут упорствовать в своем нежелании подчиняться Божьей воле. У Соловейчика он становится пророчеством о палестинцах, которые не щадят своей жизни, чтобы убивать израильтян. Моше Собер, раввин некогда склонный к национал-иудаизму, но впоследствии отдалившийся от сионизма, в 1990 г. подошел к этому вопросу с другой стороны:

«Палестинцы, несомненно, будут страдать больше израильтян. Так обычно бывает при восстаниях. Но каждый мертвый палестинец будет укреплять их решимость, а каждый мертвый израильтянин будет расшатывать наши основы. Эту битву невозможно выиграть» (Sober, 91).

О сатмарском ребе Йоэле Тейтельбауме рассказывают, что он часто молился, чтобы Государство Израиль исчезло, но ни один еврей при этом не пострадал. Он не предлагал никакого политического решения, просто считая это государство чрезвычайно опасным для евреев. Как и многие религиозные критики сионизма, он отказывался предлагать конкретные сценарии. Веры в Бога, который один и может выполнить такую задачу, должно быть достаточно. Примером такого чудесного преобразования для многих учеников сатмарского ребе служит Советский Союз, который распался, несмотря на всю его военную (как ядерную, так и конвенциональную) мощь. Они скептически относятся к блестящим победам израильской армии, которые, по их мнению, не могут принести евреям безопасности. Ныне это тревожное ощущение тщетности военных усилий распространилось далеко за пределы раввинских кругов.

Подобное предостережение можно обнаружить и в труде под редакцией Дана Элазара (1934–1999), одним из первых начавшего изучение еврейской политической традиции в Израиле:

«Оглядываясь назад, на 2500 прошедших лет, мы понимаем, что истинными реалистами на международной арене оказались не практичные политики того времени, типа королей и аристократов, а непрактичные пророки. Именно Исайя, а не цари Ахаз и Хизкия стоял за нейтралитет в ассирийском кризисе, именно он предугадал развитие событий. Столетием позже не советы Иеремии, пытавшегося остановить восстание против Вавилонии, а страсти „патриотической“ партии при дворе привели к разрушению царства, сожжению Храма и чуть ли не полному уничтожению еврейского народа» (Elazar, 49).

Эти выводы смыкаются с мнениями раввинов, выступающих против применения силы. Это тем более примечательно, что Элазар, основатель Иерусалимского центра общественных проблем (Jerusalem Centre for Public Affairs) и советник израильского руководства, до конца жизни оставался близок к националистическим кругам.

Милитаризм издавна вызывал сильное отторжение в еврейских кругах. В конце XIX в. раввин Гюдеманн из Вены предрекал, что сионисты в конце концов создадут «иудаизм пушек и штыков», поменяют ролями Давида и Голиафа и полностью извратят Традицию, которая никогда не прославляет войну и не поклоняется воинам. Приводя слова одного австрийского поэта, он заключает, что сионисты следуют тропой, которая ведет «от человечности через национализм к скотству» (Wistrich, 152).

Как говорил живший с ним в одно время любавичский ребе, выживание евреев может быть обеспечено лишь терпением и «душевной сладостью». Физическая слабость должна рассматриваться как источник силы и выносливости. Его мнение восходит к классическим истокам. Можно обнаружить подобные мысли и несколькими столетиями ранее — в трудах раввина Маймона, отца Рамбама (Маймонида):

«Поток разрушает стены и переворачивает скалы, но гибкие [стебли] остаются стоять. Именно так Изгнание разрушает, ломает и выкорчевывает огромные колонны и громадные стены, но Пресвятой, благословен Он, спасает слабый и гибкий народ, и поток не вырывает его с корнем» (Ravitzky 1996, 16).

В то же время сторонники национал-иудаизма видят в Государстве Израиль начало эпохи Избавления, что приводит его представителей к радикальным выводам, в частности о том, что на Земле Израилевой евреев покидает Провидение и они начинают подчиняться обычным законам мира. При этом те, кто в наши дни не переезжает в Израиль, берут на себя тяжкую вину (Полонский 2002).

Отсюда следует, что израильтяне должны полагаться на вооруженную силу, и в этом аспекте национал-иудаизм, в рядах которого многие все же знакомы с еврейским наследием миролюбия, смыкается со светскими сионистами, которые с самого начала стояли за применение силы. После Шестидневной войны именно религиозные сионисты стали выступать за политику с позиции силы, хотя за пределами своего движения они не нашли поддержки в религиозных кругах:

«Но они стремятся использовать военную и политическую стратегию, имея в виду завоевать Иерусалим силой, то есть восстать против клятв, данных самому Богу... Они утверждают, что собирание изгнанников должно предшествовать приходу Мессии... Но это не путь святости... ибо не силой и не мощью мы должны вернуться в нашу страну, и никакие политические ухищрения не могут вернуть нам нашу Землю» (Rosenberg, 362–363).

Насилие перестало быть уделом военных. На занятых в 1967 г. землях оно вошло в повседневную жизнь поселенцев, основной идеологией которых является именно религиозный сионизм. Они стремятся распространить подход с позиции силы прежде всего на арабов, а затем и на всех, кого они считают препятствием к дальнейшему удержанию территорий. Именно поэтому молодые люди, выглядящие вполне как религиозные евреи, нападают на журналистов и международных наблюдателей на улицах Хеврона и других городов с преимущественно арабским населением (Settlers). Именно из недр этого движения возникают попытки взорвать мечети на Храмовой горе в Иерусалиме, и именно его последователями уже был совершен ряд терактов — как против арабов, так и против евреев (в частности — расстрел мирных прихожан в мечети в Хевроне и убийство Ицхака Рабина в Тель-Авиве). Бездействие сил безопасности накануне этих терактов объясняют тем, что они, вместо того чтобы прислушаться к воинственным речам, циркулировавшим в национально-иудаистской среде, пренебрежительно сочли их признаками безобидного религиозного рвения или помешательства на религиозной почве.

Недооценка роли религии в мотивации политического насилия присуща не только израильским правоохранительным органам (Gorenberg 2002, 205). Многие евреи были шокированы откровенно воинственными речами армейских раввинов во время нападения на полосу Газа зимой 2008–2009 гг. Главный раввин армии так разъяснил им их задачу: «Вы должны не раздавать вино и халу на празднования субботы, а наполнять сердца солдат чувством принадлежности к еврейскому народу и боевым духом». В этих словах отчетливо проявляется отход военного раввината от традиционного иудейства и даже пренебрежение к нему, вполне типичное для светских сионистов. В израильской прессе материалы, распространяемые раввинами для поднятия боевого духа, были признаны «расистскими» и подстрекающими солдат к насилию против мирного населения (Harel).

Религиозные антисионисты упрекают сионистское движение в целом в жестокости, проистекающей от отказа всех сионистов от Традиции. Они настроены особо сурово против сионистов религиозных, обвиняя их в нарушении Традиции под прикрытием ее соблюдения. С этой точки зрения религиозные сионисты совершают особенно тяжкий грех: осквернение имени Господа. Наблюдая по телевидению, как, казалось бы, правоверные евреи оскорбляют иностранных журналистов и нападают на арабских мирных жителей, многие сторонние наблюдатели делают вывод, что иудейство поощряет такое поведение.

Эти жизненные ситуации, ставшие неотъемлемой частью второй интифады, побудили противостоящих сионизму раввинов удвоить свои усилия с целью не допустить, чтобы иудейство и еврейство в целом ассоциировались с применением насилия, которое они недвусмысленно объясняют стремлением сионистов сохранить сионистскую природу государства. Для осуждения сионистов и Государства Израиль они используют рекламное пространство в англоязычных изданиях Европы и Северной Америки. На демонстрации, организованной Коалицией американских арабских и мусульманских организаций в феврале 2002 г., движение Нетурей Карта распространяло листовку, где говорилось:

«Его [Государства Израиль] жестокое отношение к палестинскому народу противно заповеди Творца обращаться справедливо и милосердно со всеми творениями. Пусть все наши арабские и мусульманские братья во всем мире узнают, что вы находитесь в конфликте не с евреями, не с народом Торы. Мы поддерживаем вас в ваших страданиях. Мы сочувствуем вашей боли. Мы с вами. Да не будет больше невинных жертв, ни среди палестинцев, ни среди евреев.

Помолимся вместе, чтобы сионистское государство, с Божьей помощью, поскорее стало лишь печальным и далеким воспоминанием» (Neturei The Cry).

Несмотря на свою сравнительно небольшую численность, эти активисты доносят идею о своем примирении с палестинцами и осуждении израильских военных операций до огромной арабской и мусульманской аудитории. Они дают интервью вещающей по всему миру телевизионной сети Аль-Джазира, иранскому телевидению и многим мусульманским газетам и журналам. По поводу праздника Пурим в 2002 г., который был отмечен всплеском насилия в Земле Израиля, антисионисты заявили: «Пурим — это праздник, отмечающий победу веры над варварством, добра над злом. Именно в этот день следует осудить ежедневную ересь и жестокость сионизма». В нескольких крупных городах мира харедим жгли израильские флаги, объясняя свои действия в распространяемых ими листовках:

«Сионистский эксперимент пришел к своему неизбежному завершению. Смерть взимает свою жатву, и не видно никакого жизнеспособного решения. Еврейскому народу постепенно становится ясна истинная сущность сионизма, его неприятие представлений Торы об Изгнании и Избавлении, а также его агрессивная позиция по отношению к неевреям вообще и палестинцам в частности.

Сжигая израильский флаг, мы символически объявляем, что израильское государство, несмотря на свои голословные заявления, вовсе не представляет еврейский народ. На самом деле, его отрицание нашей веры и жестокость по отношению к палестинскому народу показывают, что его ценности прямо противоположны иудейству. Долг всего еврейства мира оставаться верными гражданами стран своего рассеяния и стремиться к миру со всеми людьми» (Neturei Orthodox 2002).

В реформистском движении тоже раздаются голоса, оспаривающие правомерность существования сионистского государства и обвиняющие американских сионистов в лицемерии. Американский Совет по иудейству традиционно занимает антисионистскую позицию, хотя накануне Шестидневной войны многие реформистские синагоги солидаризировались с Государством Израиль. Раввин Элмер Бергер, основатель этой организации, подчеркивал непоследовательность своих коллег, продолжающих бороться за мир и справедливость и в то же время отказывающихся осудить сионизм, который он считал движением милитаристов и угнетателей:

«Мне грустно и смешно смотреть, как они борются за гражданские права в Соединенных Штатах и в то же время ни слова не говорят — а возможно, и не знают ничего — о том близком к апартеиду режиме, который установлен сионистскими властями в сионистском государстве» (Berger 1978, 3).

Журналист реформистского направления воспроизводит ту же точку зрения, разделяемую многими евреями на заре двадцать первого столетия:

«Противоречие между принципами иудейства и использованием Израилем военной силы — это факт, который осознает все большее и большее количество евреев, стремящихся восстановить гуманную религиозную традицию своей веры и отделить ее от национализма, который столь часто извращает ее» (Brownfeld Washington 2002, 87–88).

Авраам Лейтнер (1929–2007), сатмарский хасид и верный ученик раввина Йосефа Цви Душинского (1868–1948) из Иерусалима, открыто выступившего в ООН в 1947 г. против сионистских планов создания своего государства, не раз подчеркивал, что само существование Государства Израиль подразумевает бесконечное насилие (Leitner). Сетуя на бессмысленное кровопролитие, которое по его мнению, вызвала «авантюра сионистов», он ссылался на известную притчу из Устной Торы:

«Когда сотворено было железо, трепет страха прошел по деревьям.

Но железо сказало:

— Не давайте рукоятки для топора — и ни одно из вас повреждено не будет» (Агада, 10).

Политическое убийство Якова Исраэля Де Хаана часто используется харедим для обличения беспощадности еврейского движения за национальное освобождение. Де Хаан (1881–1924) был официальным представителем движения Агудат Исраэль, и его убийство вызвало всплеск негодования со стороны религиозных евреев в Иерусалиме и за его пределами. Под влиянием сионистских убеждений Де Хаан, голландский поэт, журналист и адвокат, переехал в Палестину. Он был тепло принят иерусалимским высшим обществом и быстро стал вхож в самые влиятельные круги. Его статьи, опубликованные в голландской прессе, отражали безграничную преданность сионизму. В 1920 г. он организовал блестящую защиту Владимира Жаботинского, обвиненного в насилии против арабов. Но знакомство с Жаботинским и другими представителями будущего израильского правого лагеря, опьяненными ростом фашистских движений в Европе (Schattner, 297), заставило Де Хаана осознать, насколько опасен силовой аспект сионизма. Он начал открыто осуждать агрессивность сионизма, сошелся с Агудат Исраэль и стал представителем религиозного антисионизма. Он увидел, что конфликт с арабами разжигался самими сионистами, спровоцировавшими дискриминацию при найме на работу, моральную распущенность и националистические устремления, прежде чуждые этому региону. Статьи Де Хаана, публиковавшиеся в Голландии и в Англии, стали принимать антисионистскую окраску. Де Хаан был прекрасно знаком как с сионистскими кругами, так и с западной аудиторией, к которой обращались его корреспонденции. Он начал всерьез обдумывать создание антисионистской коалиции с участием Агудат Исраэль и других еврейских религиозных группировок, а также влиятельных арабских деятелей. Такой альянс евреев, мусульман и христиан за мир угрожал сионистскому меньшинству, проникнутому сознанием своей миссии и утверждавшему, что сионисты говорят от имени всех евреев Святой земли. Они бойкотировали, оскорбляли и проклинали Де Хаана. Следующий инцидент прекрасно показывает, с какими трудностями сталкивается западный еврей среднего класса, когда он занимает антисионистскую позицию в идеологизированном контексте, созданном усилиями ярых приверженцев сионизма из России. Один турист из Голландии заметил, что во время прогулки с Де Хааном по улицам Иерусалима некоторые прохожие плевали им вслед. «Что это, оскорбление?» — спросил гость. «О нет, это проявление уважения к вам; если бы не вы, они плевали бы мне в лицо».

Де Хаану угрожали, но он не соглашался ни на отъезд из Палестины, ни на прекращение своей антисионистской деятельности. Конец этой истории настал, когда одна газета сообщила, что Де Хаан после возвращения из Лондона намерен создать антисионистское движение. Агенты Хаганы застрелили Де Хаана, когда он вышел на улицу после молитвы в синагоге. Историк Хаганы дает такое объяснение этому убийству:

«Агудат Исраэль оказалась в центре межобщинной борьбы. До Первой мировой войны все было под контролем старой религиозной общины (старого ишува). В то время ее представители составляли большинство еврейского населения, но теперь они почувствовали себя пленниками в собственном доме. Старая община отказалась сдаться и подчиниться господству нерелигиозных... Когда они откололись и образовали независимую общину... их никто не беспокоил. Если бы не Де Хаан, они основали бы свою собственную небольшую общину, лишенную всякого политического или национального значения. Де Хаан использовал свои связи, чтобы перевести борьбу в рамки международной политики. Он стремился основать организацию, конкурирующую с сионистским движением, пока оно еще находилось в пеленках и не было хорошо организовано — вот в чем состояла опасность Де Хаана» (Danziger, 443).

Сионисты опасались, что Де Хаан при поддержке влиятельных раввинов, отвергающих националистические амбиции сионистского движения, сумеет создать конкурирующую организацию, способную наладить сотрудничество с арабскими лидерами. Такой поворот событий наводил страх на сионистов, которые тогда по своей численности все еще составляли среди евреев Палестины меньшинство.

Давид Тидгар (1897–1970), еврей и офицер британской полиции, руководивший расследованием убийства Де Хаана, был одновременно агентом Хаганы. Лишь сорок лет спустя было признано участие этой организации в политическом убийстве. Тидгар раскрыл свою роль в интервью по радио:

«После того как он [Де Хаан] принес столько вреда, в Хагане решено было устранить его прежде, чем он отправится в Лондон. Если бы он остался в живых, он принес бы много бед. Жаль, что меня не избрали для его ликвидации. Мне поручили прикрывать тех, кто это сделал. Де Хаан должен был прийти на послеполуденную молитву в синагогу в районе Шаарей Цедек. Я был главным офицером в округе Махане Иегуда, где большинство полицейских были арабами. Я заменил полицейских-арабов евреями и приказал им, если они услышат стрельбу, не двигаться с места, пока не получат от меня распоряжений. После этого я направился в тот район и стал ждать выстрелов» (Danziger, 444).

Приказ «убрать предателя» исходил из высших кругов сионистского движения. Определение Де Хаана как предателя еще раз проливает свет на влияние русских террористических групп на сионистское движение. Как и большевики, сионисты считали любую оппозицию своим политическим устремлениям незаконной. Они могли стерпеть тактические споры внутри движения, но не принципиальную оппозицию идее сионизма. Такая нетерпимость неотвратимо оправдывала насилие.

Раввин Зонненфельд, один из лидеров харедим, резко осудил ту моральную трясину, в которую попали сионисты, ослепленные своими политическими целями:

«Это убийство, совершенное потомками Якова, прибегнувшими к тактике Эсава, чтобы заглушить голос Исраэля и Якова [имена убитого], должно укрепить нас в борьбе против чуждых нашему духу и Торе влияний. Эта чистая пролитая кровь вопиет с забрызганного ею талита катана [ритуальная одежда, чье предназначение так обозначено в Торе]: „Глядя на нее, вы вспомните все заповеди Господни и исполните их, и не будете следовать сердцу вашему“ [Числа, 15:39], что мудрецы объясняют: „Речь идет о вероотступничестве“ (ВТ, тр. Брахот 12б). Смотрите, в какую ужасную бездну пали сионистские лидеры, и взывайте полным голосом: „Отделитесь от общины этой“ [Числа, 16:21]» (Danziger, 441).

Ужас, охвативший раввина Зонненфельда и многих других после этого убийства, заставил религиозных палестинских евреев почувствовать себя «пленниками в собственном доме». Этих раввинов возмущали насилие и преклонение перед вооруженной силой, столь отличавшие сионистов от евреев старой общины. Их предчувствия продолжают оправдываться: сионистское движение и, по его следам, Государство Израиль все больше опирается на военную силу для устрашения, без которого была бы немыслимой все продолжающаяся территориальная экспансия.

Несмотря на растущее число жертв среди палестинцев после каждой атаки израильских сил, обвинения их в геноциде все же на сегодня не соответствуют действительности. Хотя политика сионистов до и после провозглашения государства остается неизменной — захватить максимальную территорию с минимальным числом арабского населения, — население до настоящего времени, в отличие от времен освоения европейцами Америки или Австралии, систематически не истребляли, а лишь устрашали и изгоняли. Политика устрашения уходит своими корнями в возникший в Европе политический терроризм. Некоторые критики политики Израиля по отношению к палестинцам говорят не о геноциде, а о «политициде», то есть о разрушении палестинского общества, политики и экономики (Kimmerling).

Сегодняшним критикам сионизма печальная история Де Хаана напоминает о терроризме, привезенном сионистами из Российской империи в Палестину в начале ХХ в., терроризме, который в конце концов обратился против их собственных потомков в конце того же столетия. Террористические акты совершались не только Хаганой, ответственной за убийство Де Хаана, но и другими сионистскими вооруженными организациями — Лехи и Эцелем. Их руководители, Ицхак Шамир и Менахем Бегин, стали впоследствии премьер-министрами Израиля. Эти военные организации объединяла убежденность, что во имя создания нации следует внушать страх, терроризировать врага. По иронии судьбы такой подход позже был принят на вооружение палестинскими террористами.

Израиль, возможно, стал единственным на всем Ближнем Востоке государством после Второй мировой войны, где политическое убийство может достичь своих целей. Если убийство египетского президента Анвара Садата вызвало лишь легкие колебания политики этой страны по отношению к Израилю, убийство премьер-министра Ицхака Рабина в 1995 г. сторонником национал-иудаизма надолго (быть может, навсегда) остановило мирный процесс с палестинцами, начатый в Осло. Убийство Де Хаана также достигло своей цели. Это убийство прервало только зарождавшиеся тогда контакты между антисионистским большинством на Святой земле и великими державами. В обоих случаях терроризм принес свои горькие плоды: разлад в отношениях между евреями и арабами.

Тора предупреждает, что, если нечестивые упорствуют в своих преступлениях и не возвращаются к Торе на протяжении трех или четырех поколений, их потомки будут наказаны за все грехи, накопившиеся за эти годы. С этой точки зрения палестинский терроризм — наказание, настигшее сионистов за их нескончаемые нарушения еврейской морали. Это наказание и религиозным сионистам за то, что они воспринимают Божественную помощь, как что-то само собой разумеющееся («нужно лишь шагать вперед, Красное море снова расступится перед нами»), беспокоит Моше Собера. Он резко осуждает такие широко распространенные в рамках национал-иудаизма убеждения:

«Как раввин, я все время имею дело с религиозной верой. Упование на Бога — это важнейшая концепция в иудействе, как и во многих других религиях. Но тут следует ясно понимать, что еврейская концепция веры далека от слепой уверенности в том, что что бы мы ни делали, все повернется к лучшему. Вера в Бога означает, что Вселенная управляется справедливым и любящим Господом, который не желает нас „поймать“, который готов дать нам передышку, который относится к нам справедливо и милосердно — пока мы сами делаем то, что нам положено делать. Если Бог иногда, когда мы того не заслуживаем, „таскает для нас каштаны из огня“, то это акт Божественного благодеяния, на которое не следует рассчитывать заранее: следует помнить такие ужасные отклонения, как мучительная медлительность вмешательства Бога против нацистов несколько десятилетий назад. У Бога свои намерения, свой план истории, и иногда, в соответствии с этим планом, с людьми поступают, как нам кажется, несправедливо, но это — лишь проявление Его неисповедимой воли» (Sober, 30).

Осуждая применение сионистами силы, многие евреи, как раввины, так и светские интеллектуалы, часто используют одни и те же аргументы. Амрам Блой из движения Нетурей Карта обвиняет сионистов в отсутствии уважения к человеческой жизни: «Они поступили безответственно, распространив свою власть на ту часть Святой земли, которая была заселена арабами, тем самым втянув весь арабский мир в конфликт с еврейской общиной» (Blau A., 2). Анализ Ханны Арендт, светской немецкой еврейки и крупнейшего политолога, мало чем отличается от понимания погруженного в Традицию раввина:

«Даже если бы евреи выиграли эту войну... „победоносные“ евреи жили бы в окружении совершенно враждебного арабского населения, запертые в своих границах, всегда находясь под угрозой, поглощенные постоянной самозащитой... И такова будет участь народа, который — не важно, сколько еще иммигрантов прибудет в страну и насколько расширятся ее границы (вся Палестина и Трансиордания — это безумное ревизионистское требование) — останется очень маленьким народом, окруженным намного превосходящими по численности враждебными соседями» (Arendt, 187).