Французские кинорежиссеры



бет29/56
Дата22.07.2016
өлшемі3.81 Mb.
#215579
1   ...   25   26   27   28   29   30   31   32   ...   56

Фильм «Ворон» вышел на экраны Парижа 28 сентября 1943 года. А год спустя пришло осво­бождение. Заглохший было инцидент торопятся раздуть с новой силой. Фильм немедленно снимает­ся с проката. Он вновь появится на экране только три года спустя, 3 сентября 1947 года.

Клузо нашел очень мало друзей, готовых ему помочь, и, возможно, сознавая свою ошибку, он не хотел воспользоваться этой помощью. «Между 1943 и 1947 годами он был безработным. Я встре­чал его несколько раз в это время, — рассказывает Франсуа Шале, — он казался очень усталым и по­чти совсем пал духом. Трудно представить себе, ка­кое требовалось мужество, чтобы продержаться и, быть может, просто не отказаться от жизни. Перед ним закрылись все двери. О его таланте уже не бы­ло и речи. Приветствовать его на улице даже изда­ли значило себя компрометировать».




418

419



Однако запрещенный фильм жил своей жизнью. Приезжающие в Париж иностранные продюсеры и постановщики смотрят фильм в посольстве США. Слава автора распространяется за границей, но карьера Клузо прервана в третий раз: болезнь, вой­на, теперь несправедливое обвинение. Он не теряет мужества, пишет рассказы, сочиняет диалоги. Но неисчерпаемых ресурсов не существует. «Довольно бурная личная жизнь не облегчает положения». Однако нелепость скороспелого осуждения стано­вится очевидной. С Клузо снимают «пожизненный запрет». Наконец становится известно, что Клузо готовятся к съемке фильма, заказанного ему продю­серами (весьма осмотрительными). Это хороший детектив типа «Последний из шести» или «Убийца живет в 21-м». Клузо не стал привередничать. Он вспоминает еще об одном романе Стимена, но, ни­где не найдя его — ни у себя, ни в библиотеке, за­ново придумывает сюжет. Летом 1947 года он сни­мает фильм «Набережная ювелиров» с участием Сюзи Делер. 24 сентября того же года фильм вы­ходит в Париже, почти день в день через четыре года после «Ворона».

Критик «Кайе дю Синема» Фредерик Лакло справедливо подчеркивает своеобразную черту ки­нематографического ремесла: «Не всегда свои луч­шие фильмы постановщики снимают на желатель­ные для них сюжеты. Например, фильм «Набереж­ная ювелиров» (поставленный на посредственный и навязанный сюжет) лучше фильма «Манон» (силь­ный сюжет, занимавший режиссера)».

Несколько месяцев назад я пересмотрел оба фильма и считаю это замечание справедливым. Мо­жно даже категорически заявить, что с формальной стороны «Набережная ювелиров» был лучшим фильмом Клузо. Теперь, когда прошло столько вре­мени, замечаешь в этом произведении теплоту, жизнь, удивительное богатство, живость действия,

420


неуклонное развитие интриги, на каждом шагу мель­кающие беглые сценки, ярко рисующие среду и об­становку: мюзик-холл, цирк, центральный рынок, полицейское управление... Выпуклые штрихи, нигде не утяжеляя действия, за несколько мгновений ус­певают рассказать нам многое. В этом исключитель­но ценная черта стиля Клузо, со временем она обер­нется некоторой навязчивостью, но здесь, наоборот, нам обо всем сказано со множеством подробностей и с легкостью уверенного в себе мастера.

Клузо осуществляет свое «возвращение» к кино фильмом, действие которого развивается параллель­но в мюзик-холле и полицейском управлении; обе эти среды — прибежище посредственных сценари­стов — одинаково часто попользовались в кино. И на таком банальном материале Клузо снимает бле­стящий фильм, придав ему свой стиль с такой же уверенностью, с какой он снял бы, вероятно, второ­го «Ворона». В персонажах детективной интриги он раскрывает человечность, более неподдельную, чем та, которая отличает героев «Ворона» и всех его последующих фильмов. Ярлык может ввести в заблуждение — пора определить место, занимае­мое фильмом «Набережная ювелиров». Редко дей­ствующие лица какой-либо истории обладают на экране такой многогранностью и так органично — характерами, желаниями, способностями — слива­ются со своей профессией, со своей средой. И в то же время они так погружены в свою драму, так оди­ноки в толпе (такова сцена, по ходу которой дейст­вующие лица кричат в смятении под равнодушную цыганскую музыку, и особенно сцена, передающая удивительную атмосферу рождества, которая яв­ляется контрапунктом сцены допроса в полицей­ском управлении).

Редко показанное на экране обладает таким бо­гатым подтекстом. И прежде всего это действую­щие лица, предстающие не только в действии, но и как существа, обремененные прошлым, объясняю­щим, почему они стали такими (резкая перепалка Сюзи Делер с полицейским, все их прошлое, привя-

421


занность Жуве к маленькому мулату и много дру­гих поразительных моментов). Нет, ни выбитые из колеи герои «Манон», ни маньяки «Ворона», ни из­гнанники в «Плате за страх», ни в особенности «Исчадия ада» не дадут нам приблизиться к человечеству с такой взволнованностью и состра­данием!

Вот фильм, дающий обильный материал для анализа в киноклубах! Прежде всего, как нам ка­жется, заслуживает внимания показ драмы людей, которые ее переживают в атмосфере безразличия окружающего их общества, безразличия даже тех, с кем они близко соприкасаются. Трагична про­пасть между героями и свидетелями драмы. В филь­ме передано то, что можно было бы назвать соци­альным одиночеством, о котором нам так ярко рас­сказывал образ Габена, дающего отпор собравшей­ся толпе в фильме «День начинается». Здесь оди­ночество — не заданная величина. Оно приходит, оно пришло — артисты показывают свои номера, полицейские выполняют свои обязанности, колоко­ла звонят в честь рождества, а человек один, непо­правимо один.

Что касается формы, то именно она и делает фильм, на этот раз она — сам фильм. Но последо­вательное драматическое развитие полно восхити­тельной непринужденности, а иногда даже вирту­озности, приводящей в изумление. Например, рож­дение песни «С его тра-ла-ла... »

Франсуа Шале считает «Набережную ювелиров» «первой представившейся Клузо возможностью ула­дить ссору с тем, кто его обвинял. Отсюда постоян­ная горячность тона, сжатое повествование, эти сцены, точно удары кулаком в живот». Да, его пер­сонажи достаточно страшны, как мир, в котором мы живем. Но им знакома также дружба, привязан­ность или отвращение к своей профессии и любовь. Их «социальное одиночество» в фильме «Набереж­ная ювелиров» напоминает нам о годах, которые автор в недавнем прошлом пережил сам. Эта месть — тоже свидетельское показание.

422

Такой значительный успех возвращает Анри-Жоржа Клузо в ряды ведущей группы француз­ских постановщиков как раз в тот момент, когда в кинопроизводстве вновь наступает подъем. Следую­щим летом, в 1948 году, Клузо снимает новый фильм, который, как ни удивительно, назван «Ма­нон» и даже «Манон Леско». Роман аббата Прево служит только основой или отправной точкой. «Ма­нон» будет фильмом двух эпох: эпохи, которую человечество только что пережило, и той, в которую оно живет. «Я очень хорошо представляю себе Клу­зо в период работы над «Манон», — пишет Шале, — потому что часто имел возможность встречать его до и во время съемок фильма. За шесть месяцев до того, как он узнал, что его замысел осуществит­ся, я встретил его солнечным утром в садах Рон-Пуен на Елисейских полях; он шел пешком, так как автомобиля еще не имел. Я вспоминаю выра­жение его лица, которое так люблю, немного су­тулые плечи, сверкающий взор, в котором чита­лись мысли, не имеющие никакого отношения ко всяким домашним распрям и опасной для жизни утечке газа на кухне. В тот день у него под мышкой была рукопись. Он сказал мне: „Кажется, все в порядке"».



И действительно, он создал фильм. Его тема — история любви, которая развертывается во время войны и освобождения и, как все любовные исто­рии, заканчивается трагически. В ходе сюжета Клузо показывает мерзость выбитого из колеи ми­ра, где все ценности переосмыслены, где осталась только жажда наслаждений, рожденная ужасом войны и всем, что она влечет за собой, когда люди, о которых нельзя с уверенностью сказать, что они родились для геройства, доходят до всякой низо­сти. Эта любовная история будет страшным доку­ментом об эпохе, лишенной любви.

«Клузо всегда утверждал, что его фильм —оп­тимистическое произведение. Я уверен, что со вре-

423

менем это будет ясно всем. Просто речь идет о еще не встречавшейся манере изображения. M волне­ния стихий, которые по мановению божьей длани заканчиваются отделением тверди от хляби и не­бес, должны были стать контрастом к картине пол­ного покоя. Нигде не ощущаешь так хорошо, как в «Манон», рождение нового мира. Большинство наших фильмов, снятых со времени войны, могли бы быть такими еще раньше. Но этого не получи­лось. Клузо запечатлевает на пленку разнообраз­ные катастрофы и прогнозы. По душевному покою века прошлись танки. Еще не наступило время раз­решения проблем. Об этом расскажет другой фильм.



На какой-то ступени потрясения сознания люди теряют признаки своей принадлежности к граж­данскому состоянию, к профессии — все то, что диктует им определенные правила жизненного по­ведения. Это прекрасно показано у Клузо. Малень­кая проститутка Манон уже более не проститутка. Режиссер показывает Манон в момент ее самого глубокого падения, ибо для более четкого доказа­тельства своей мысли ему требовался чрезвычай­ный случай. Клузо никого не хотел этим задеть, не стремился получить от этого какое-то особое удов­летворение. Он взял наиболее понятный всем пример ответственности, чтобы сделать более ясной свою теорию безответственности юности и любви. В этом оптимизм «Манон». Его героини — потерян­ные создания — мечтают лишь о том, чтобы вер­нуться в лоно общества. Его хулиганы предпочли бы играть в другие игры. Клузо не возобновляет старой побасенки, которая во всем усматривает «вину общества». Он не ищет причины вины пото­му, что вины нет. В эти эпохи, которые проходят так быстро, когда кажется, что дни длятся только шесть часов, a ночи— годы, достаточно случая, что­бы порядочные люди обратились в жуликов, чест­ные женщины — в потаскушек, евреи из фашист­ских душегубок — в евреев, пользующихся плода­ми военных побед, американские сигареты — в зо-

424


лото, кинотеатры — в места, где совершаются пре­ступления; снова случай — и все становится на свое место. Но никакие перемены в политике или в эко­номике не превратят любовь во что-либо иное» 1.

Интересная тема, глубокое проникновение в трагические события, от которых мы продолжаем страдать, должны были обеспечить «Манон» глав­ное место в творчестве Клузо. Фильм время от вре­мени еще демонстрируется, но в нем уже чувст­вуется непонятное «старение». Несомненно, это ощущение частично объясняется свойством челове­ческой памяти, слишком быстро забывающей даже простые вещественные детали. Вот поезд, набитый пассажирами; молодое поколение не может верить в правду этих кадров, да и сами мы в них уже сом­неваемся, а между тем — вспомним об этом — они абсолютно точно соответствуют фактам. Две при­чины, пожалуй, могут объяснить «старение» фильма «Манон»; впрочем, они были уже ощутимы, когда фильм показывался впервые. С одной стороны, это романтический тон драмы и темы; с другой — не­четкая композиция. Романтический тон особенно ощущается в неизменно манерном противопостав­лении чувств фактам. Сам сюжет рассказывает о всеобъемлющей и чистой любви в те страшные времена среди существ, готовых на любые компро­миссы. Но и каждая сцена строится на контрасте: встреча влюбленных в церкви, образ святого, ко­торый словно благ ославляет поцелуй, радость на фоне войны и руин, танец, прерванный тревогой... Нет сомнений, что все это правда, жизнь была пол­на контрастов. Но здесь они кажутся слишком ис­кусственными. Противопоставление становится эф­фектным приемом. Сила и нарочитый подбор эпи­зодов еще больше усиливают такое впечатление.

Что касается формы, то она не соответствует содержанию в противоположность «Набережной ювелиров», где она, как мы отмечали, была выра­жением сюжета. Фильм «Манон» не обладает за-

1 «François Chalais... »
425

мечательной драматической плавностью предыду­щей картины, а. распадается на ряд больших эпизо­дов. Такая композиция допустима. Но между этими различными частями отсутствует единство тона и стиля которое позволило бы их связать в одно це­лое. Произведение начинается как документальный фильм, а заканчивается в стиле эпопеи и легенды одновременно. Режиссерский почерк также неров­ный. Некоторые сцены по живости не уступают «Набережной ювелиров» (например, появление отца в жалкой комнате после вспышки гнева у персонажа, которого играет Реджиани), они обла­дают той выразительностью (очень хочется напи­сать «рефлекторной»), которая характеризует по­черк Клузо. Но последняя часть, наиболее захва­тывающая и в то же время наиболее спорная, сде­лана уже с нажимом, в стиле, присущем фильму «Плата за страх», отличающемуся эпическим то­ном и некоторой режиссерской навязчивостью. Воз­можно, что «Манон» является, таким образом, пере­ходной ступенью в эволюции творчества Клузо. Во второй части автор не спешит завершить свой за­мысел, задерживаясь на самой пластической кра­соте разворачивающейся картины (труп Манон в дюнах, ее засыпанное песком лицо). Этот финал образует нечто вроде суровой и величавой песни смерти, но ее эпический характер контрастирует с реализмом центральной части и документальным тоном начального эпизода.

Однако сегодня еще слишком рано предугады­вать, какое место займет фильм «Манон» в твор­честве Клузо. Это будет ясно лишь со временем.

Действие киноновеллы, снятой Клузо в 1949 го­ду для фильма «Возвращение к жизни», разворачи­вается еще в трагические времена войны. Тема ее— возвращение военнопленных и перемещенных лиц. Один бывший военнопленный «держит в руках» своего бывшего палача. Но главное не в этом фак-

426

тe, а проблеме совести человека. Как могла Же­стокость так укорениться в сознании человека, что он превратился в некое бесчеловечное чудовище? Такой вопрос ставится в фильме, и ставит его быв­ший пленник (Жуве) человеку, который видит при­ближение возмездия и умоляет о милосердии. Смотреть эту новеллу невыносимо тяжело, но хо­рошо, что такие вопросы иногда ставятся, даже если на них и нельзя найти ответа. В этом фильме Клузо предстает со своей лучшей стороны: сила, язвительный сатирический дух, острые характери­стики, сжатость стиля, превосходная увязка между драмой совести персонажей и проявлением ее в действии.



«К этому времени родился проект фильма «Мик­кет и ее мама». У Клузо были другие замыслы, впрочем, даже больше, чем замыслы — полностью разработанные режиссерские сценарии, как, на­пример, знаменитая «Темная комната». К этому сценарию пытались приложить руку многие поста­новщики, но все продюсеры отказывались от сю­жета — настолько он был мрачен. С другой сторо­ны, Клузо слишком хорошо знает цену обществен­ного мнения, чтобы не понимать опасность легенды, «героем» которой его пытаются сделать. Клузо не хочет, чтобы его считали порочным или вампиром. Легенды — это прекрасно, но при условии, что соз­даешь их сам, регулируя появление своих волшеб­ников— Мерлина и феи Карабосс. У Клузо нет же­лания погрузиться в море, течениями которого он управлять не может. И, кроме того, фильм «Манон» обошелся дорого, хотя и нельзя сказать, что это были зря потраченные деньги. Множество лестных отзывов во Франции и из Венеции одобрили это начинание, но кредитов было использовано столько, что продюсер Поль-Эдмон Дешарм еще не пришел в себя. Клузо, у которого был заключен с ним конт­ракт еще на один фильм, решает не доставлять волнений ни себе, ни продюсеру. Он откладывает «Темную комнату» на более поздние времена и берется за фильм «Миккет и ее мама», который был

427




ему Нужен, как платок, чтобы вытереть холодный пот.

Почему «Миккет и ее мама»? Этот вопрос я за­давал себе наряду со многими другими до того, как понял истинные намерения постановщика.

Речь шла не о простой передышке, которую себе позволял Клузо. Возможно, что первоначально она имелась в виду, но в процессе работы над фильмом создалось положение, аналогичное тому, с каким мы столкнулись в фильме «Набережная ювелиров». Тогда Клузо собирался создать обыч­ный детектив, но вскоре понял, что не может про­тивостоять непреодолимым порывам таланта, для которого все, что несущественно, — вздор» 1.

Из водевиля Флера и Каллаве Клузо создает сатирическую пародию на изображаемую эпоху. Жестокость подается в ином регистре, но она не менее свирепа. Жалкие персонажи, действующие у Клузо, не обладают очарованием героев Рене Кле­ра и не так смешны, как у Отан-Лара. Они гро­тескны, что еще хуже.

Клузо не только клеймит представителей пошло­го общества, но и высмеивает кино изображаемого времени. Тем самым фильм «Миккет и ее мама» приобретает стиль киноленты Ригадена * или Мак­са Линдера, а его персонажи играют с таким же преувеличением.

И все же эта пародия останется в творчестве Клузо лишь острым «дивертисментом». Юмор то­же требует больше нюансов, большего чувства ме­ры. Им нельзя злоупотреблять. Чем юмор сдержан­нее, тем больше производимое им впечатление.

В павильоне, где снимался фильм «Миккет и ее мама», появилась новая ассистентка режиссера — Вера Жибсон Амадо, молодая бразильянка, при­бывшая в Париж. Она была тогда женой Лео Ла-

пара, актера театра Жуве, исполнявшего одну из ролей в новелле «Возвращение к жизни». Одним утром 1950 года Анри-Жорж Клузо и разведен­ная Вера Лапара сочетались браком в мэрии 5-го округа.

Фильм «Миккет и ее мама» выходит в Париже в начале апреля 1950 года. Одновременно ново­брачные уезжают в своеобразное свадебное путе­шествие в Бразилию вместе с «техниками» съемоч­ной группы (Тирар, Сивель и механики). Это па­ломничество на родину молодой супруги тоже явится темой фильма. «Клузо охотно помещает любимых людей и любимые вещи в соответствую­щую обстановку. Зародившиеся в его сердце мысли о Бразилии немедленно утвердились в его голове... Любовь к жене заняла главное место в его жизни, и он сделал ее главным персонажем следующего фильма» 1.

Они отправляются в путешествие с техническим персоналом, но без сценария. Клузо расскажет потом о пережитых днях, о стране, которую он от­кроет для себя. Это будет тоже история одного фильма, рассказываемая по мере того, как он соз­дается. Вступительные кадры фильма были сняты весной в Париже в квартире Клузо. Когда пасса­жирский пароход снимается с якоря в Марселе, чистую пленку ждет неведомое...

И это неведомое принесло неудачу. В Бразилии Клузо сталкивается со всевозможными трудностя­ми. В конце концов проект приходится оставить. Съемочная группа возвращается в Париж. Вскоре Клузо с женой следует за ней.

«Конечно, —сообщает Клузо по возвращении, — я нашел полную поддержку у правительства и прес­сы Бразилии, но, как и во Франции, бюрократия имеет там свои привычки, которые, само собой разумеется, не согласуются с нашим и пожеланиями. В течение двух месяцев вместо того, чтобы выпол­нять работу постановщика, мне пришлось играть




1 «François Chalais... »

1 «François Chalais...»


428

429


роль затерянных в лабиринте жизни персонажей Кафка. За два месяца я не мог снять ничего зна­чительного. Приведу пример: представьте себе, что в течение девяти недель я добивался разрешения на ввоз неотснятой пленки, испрошенного через три дня по приезде... Armanha — первое португальское слово, которое я узнал. Вы уже догадались, что оно означало «завтра», а впрочем, оно может быть переведено и как «в один из этих месяцев». И хотя подавляющее большинство писателей и политиче­ских деятелей, которым я имел случай изложить свою программу, всячески одобряли ее, в некото­рых бразильских кругах, равно как и во француз­ской колонии, я чувствовал порой обеспокоенность и недомолвки, что далеко не облегчало моей задачи.

  • Цензура?

  • Скажу только, что, хотя я и не получал ка­тегорического запрещения, некоторые предупреж­дения действовали на меня подобно холодному душу. Возможно, я мог бы приспособиться, если бы моя цель не была так ясна. Вы понимаете, что
    дневник путешествия чего-либо стоит, когда он ве­дется со скрупулезной честностью и не упускает
    ничего важного. Есть ли в наше время хотя бы
    одна страна в мире, которая предоставила бы пол­­ную свободу действий любознательному и искрен­нему кинорежиссеру? Вообразите, что Лоуренс
    Оливье* решает снять фильм о Франции. Перед
    ним широко раскроют объятия. Пожалуйста, при­езжайте и делайте, что вам нравится. Вы хотите
    снимать Версальский дворец? Он к вашим услугам.
    Но только Лоуренс плюет на Версальский дворец.
    Он хочет снять забастовку портовых рабочих в
    Марселе. И в этом все дело... » 1

Сюда прибавились чисто технические затрудне­ния, связанные с перевозкой аппаратуры, особен­ностями климата, ненадежностью путей сообщения.

Клузо не привез фильма, но он привез книгу объемом 400 страниц «Конь богов», рассказы-



1 «François Chalais... »

430


вающую историю, происшедшую в Байе. Она же является и сценарием, который Клузо предполага­ет снять. Проект фильма «Путешествие в Брази­лию» отброшен, но через несколько месяцев кол­лектив намерен снова отправиться в путь. Второй проект даст результат не лучше первого. Несомнен­но, созданию этого фильма помешали отклики, вы­званные в Бразилии книгой «Конь богов».

Поскольку Клузо пришел в кино в качестве ав­тора адаптации и сценариста, работу над фильмом он начинает с написания сценария. Вместе с глав­ным оператором и художником он разрабатывает каждый даже самый «несущественный» кадр со всей той точностью, которая потребуется при его съемке. Когда Клузо является на съемочную пло­щадку, для него, как он недавно сказал, «техниче­ские проблемы — дело техников». Сам же он уже видит свой фильм и точно определил в нем каж­дый кадр. Такой метод работы продиктован его стремлением к четкости; для Клузо он подходит, потому что этот режиссер всегда точно знает, чего хочет. Может быть, этот метод для него хорош и потому, что во время съемок он все свое внимание отдает тому, что, как бы там ни было, ему важнее всего — человеку. Люди являются страстью Клузо— это чувствуется, и сам он об этом говорит. «Преж­де всего жить, путешествовать, узнавать людей. Меня увлекает раскрытие человеческой сущности». У актеров, которых он пригласил и которые ему повинуются, — двойная жизнь: одна обусловлена их характером и реальной жизнью, другая создана во­ображением Клузо. Для него главное — заставить первую слиться со второй в нераздельное целое. И тут-то он засучивает рукава и повышает голос.

«У режиссера Клузо, —утверждает Жуве, — пре­обладает ясность ума. Он объясняет сцену, наме­ченную к съемке, так, как будто демонстрирует ее перед нами на экране до того, как она запечатлена

431


на пленке... Кроме того, он обладает даром пол­ностью исключать из своих объяснений технику. Когда Клузо руководит сценой, аппарат, юпитеры, микрофон — все исчезает! Такое отстранение от съемочной аппаратуры обеспечивает актеру пол­ную непринужденность» 1.

Говорили, что Клузо очень груб в обращении с актерами. Защищаясь, Клузо утверждает, что по отношению к себе он груб в значительно большей мере. И это сущая правда. Ему приходилось руко­водить известными актерами Жуве, Френе и дебю­тантами или, что хуже всего, исполнителями, кото­рые еще не были или еще не стали актерами. И в этом случае его задача была труднее, так как Клу­зо ни к кому не снижает своих требований. Я ви­дел, как он снимал для фильма «Манон» сцену в церкви; молодая женщина должна опуститься на колени и заплакать. Клузо обнимает Сесиль Обри, говорит с ней шепотом, зарываясь лицом в белоку­рые волосы, локонами спускающиеся на плечи де­вушки. Она слушает взволнованная, но с сухими глазами. Клузо немного отстраняется, продолжает ее держать, но повышает голос, глухой, резкий... Он бьет ее по щекам. Сесиль поднимает руку, за­щищаясь, превращаясь в плачущую девчушку. Это уже не Сесиль Обри, исполняющая роль, а Манон в полном отчаянии... «Можно снимать», — говорит Клузо. Аппаратура заработала.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   25   26   27   28   29   30   31   32   ...   56




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет