Урбанистическое упорно разрушается во имя обновления

Достаточно заглянуть на ньюйоркский Кони Айленд, где когда-то неплохо уживались всемирно известный центр развлечений, летний курорт и оживленное городское "соседство". Добротное, солидное, рабочее, многорасовое сообщество, сложившееся в разнообразной градостроительной ткани, систематически разрушалось бесконечной чередой унылых в своей ошибочности жилищных программ, реализованных с огромными затратами правительственных средств. Сейчас трудно найти хоть какое-то свидетельство того, что здесь цвела городская община в нескольких шагах от парка развлечений и полосы курортных построек вдоль отличного океанского пляжа*. Несчетные миллионы долларов и все без исключения казенные программы нашли здесь бесславный конец, и один из местных наблюдателей заметил, что здесь на истребление сообщества было истрачено больше долларов на один квадратный фут, чем где-либо еще. Сегодняшний Кони Айленд это воплощенный кошмар. Здесь живет гораздо меньше людей, чем раньше, до "обновления" (59.000 человек вместо 120.000). Резко сегрегированное сообщество заняло место некогда многорасового и разнообразного по стилю жизни, и само существование места целиком зависит от бюджетных субсидий. Эта территория являет собой вместе одно из крупнейших в стране капиталовложений в перестройку среды и один из наиболее очевидных провалов национальной градостроительной политики. Циклический процесс переездов и отчуждения жителей усилен и ускорен бесчеловечным обликом жилых комплексов, удаленных от мест работы и отъединенных от тех общественных мест, что сами собой придают стабильность. Кони Айленд, по-видимому, - ярчайший пример "планового" разрушения, осуществленного за деньги налогопла­тельщиков, так как это воплощенный список всех проваленных программ "обновления" на счету у правительства**.

В первую очередь, Кони Айленд это учебный класс невыученных уроков. Когда едешь по Серф Авеню, главной улице "соседства", с которой открывается эффектный вид на Атлантический Океан, сразу же за знаменитыми "долгими мостками", взгляд почти с недоверием к самому себе регистрирует выставку всех, кажется, без исключений примеров правительственных программ и проектных решений. Здесь и красный кирпич, и желтый, и монолитный бетон, и известные крестовидные в плане жилые башни, возвышающиеся среди газона, "пластины" и "распахнутые книги", разделенные газоном, S-образные, со ступенчатыми отступами и V-образные. Каждый такой пример демонстрирует по пытку нового решения проблем, уже ухудшившихся вследствие предыдущих решений, отражая при этом ничуть не больше понимания, чем предшествующая попытка.

* Нет и следа элегантных отелей и ресторанов, а на месте знаменитого парка развлечений - от Десятой Вест до Девятнадцатой стрит и от Серф до Бордуок - скучная суета фаст-фуд заведений, случайных аттракционов и "'бло-шиных рынков".

** Ирония Кони Айлендо заключается в том, что все еще находятся деловые люди, пытающиеся вдохнуть жизнь в территорию луна-парка, вернее, в то, что от нее осталось. 'Соседство' исчезло, но на месте луна-парка все еще, кажется, теплится достаточно жизни, чтобы начать восстановление. Однако даже остаточное сообщество в этом более чем проблематичном соседстве содержит довольно жизненной энергии, чтобы возбудить ее потенциал так, как это произошло в других местах, представленных в этой книге.

Можно также заглянуть в Нью Хэйвен, Коннектикут, где начиная с пятидесятых каждая последующая программа усугубляла проблемы, вместо их решения. Нью Хэйвен - из числа первой группы городов, что предпринимали все снова и снова усилия по обновлению за публичные средства. Это почти полная демонстрационная модель города, где миллион за миллионом бюджетные деньги тратились на углубление и расширение проблемной ситуации. Теперь пришла очередь Йелльского Университета, и в 1987 году Бенно Шмидт Младший, Президент Йелля, объявил, что университет в течение пяти-десяти лет вложит 50 миллионов долларов в субсидирование фондов стимулирования жилого, коммерческого и промышленного развития Нью Хэйвена.

В своей книге Реконструкция города: политэкономия пере-стройки (Restructuring the City: The Political Economy of Urban Redevelopment), посвященной анализу градостроительных усилий семидесятых годов, Сьюзен и Норман Файнштейн в деталях рассмотрели программы социального и градостроительного оживления Нью Хэйвена и пришли к выводу, что увеличение массы собранных налогов было полностью сведено на нет дорогостоящими приманками для ненадежных девелоперов. "При учете реальной стоимости доллара, сумма налоговых поступлений 1978 года не превысила объем 1962-го", было построено меньше жилищ, чем было вынужденных выездов семей, и "фактически весь объем нового жилищного строительства в 1980-м году на 1000 единиц уступал числу жилищ, снесенных в 1972-м". Рост числа рабочих мест в новых секторах производства оказался недостаточен, чтобы компенсировать их убыль в старых отраслях, и хотя экономическое развитие принесло выгоды деловым кругам, "немного найдется доказательств тому, что программа развития Нью Хэйвена не ликвидировала в действительности больше рабочих мест, чем их создала".

Фактически, как отмечают Файнштейны, "данные о жителях Нью Хэйвена и его экономике убеждают в том, что город, стартовавший в 1950-м году с той же позиции, что и прочие небольшие промышленные центры северных штатов, финишировал в 1980-м в точно той же позиции". Скверные новости дурны сами по себе, но печальнее всего звучит следующее наблюдение Файнштейнов: главным результатом первой серии проектов для городского ядра, а за тем - следующей серии в пределах первого кольца, - стал непрекращающийся поток выселенных семей, до одной пятой всего городского населения было вырвано с корнем между 1956-м и 1974-м годами. Социальные связи внутри сообщества были в значительной степени уничтожены теми самыми чиновниками, кото­рые стремились остановить упадок Нью Хэйвена и ликвидировать его трущобы".

Затем Скалли записал:

"Стоит ли удивляться тому, что специфические для Нью Хэйвена формы социального бунта летом 1967-го года прорвались на поверхность именно на "Холме", где чувство угрозы существованию было сильнее всего. Хотя бзспорядки были, по сегодняшним меркам, умеренного масштаба, их отзвук был слышим в Вашингтоне - именно в силу того, что Нью Хэйвен так упорно пропагандировали как модель развития. Мэр Нью Хэйвена отрекался от этого почетного титула и, в отличие от мэра Ньюарка, который винил во всех бедах неких "агитаторов извне", Ричард Ли утверждал, что виной всему просто "Городская Америка в году 1967-м".

Как подтверждают позднейшие исследования Файнштейнов, рисунок поведения, уловленный в свое время Скалли, воспроизводился без изменений. Нью Хэйвен применял все конвенциональные программы, выстроил чуть ли не все теоретические химеры, испытал при этом все взлеты и падения, характерные для большинства старых городов, хотя мало какой из них обладает таким солидным стабилизирующим фактором, как престижный университет, и не продвинулся ни на иоту, если не считать пер­манентную зависимость от вливания из федерального бюджета.

Джейн Джекобс справедливо отмечала: "Похоже, что у нас нет способов избежать попадания в ловушки развития, потому что к нашему времени так много людей, так много предприятий, так много местных правительств и так много некогда цветущих городов оказались в зависимости от прибыли, получаемой в результате политики и сделок, направленных на убиение города".

* Скалли отмечал: "Реконструкция уничтожила в Нью Хэйвене лет за двенадцать около 5.000 жилых единиц бедных семей, тогда как породила только 1.507, из которых 793 следует отнести к роскошным жилищам, а 445 - к жилью для среднего дохода, тогда как для беднейших было возведено всего 12 единиц, а для престарелых, за тот же период - 257".

В восьмидесятые годы неуместные и чрезмерно дорогие проекты все еще продолжали разрушать наши города во имя фальшивой цели "ревитализации". При этом существовали и существуют всегда более скромные, реально уместные и творческие альтернативы, при помощи которых возможно достижение шумно прокламируемых целей с минимальным уроном или вообще без оного. Вновь и вновь сверхкрупное и сверхдорогое проталкивается в жизнь с помощью лиц известных и с хорошими связями. И столь же упорно переукрупненное подпитывается инъекциями из федеральных средств. Это классический цикл банкротства.

Достаточно свидетельств тому, что под внешними проявлениями кризиса наших городов лежит фундаментальная проблема общенационального масштаба. До тех пор, пока "недокласс" и перманентная безработица будут существовать в их сегодняшних масштабах, фундаментальные проблемы городов будут сохраняться свою природу без изменений. Наша экономика более не создает рабочих мест для критической массы нашего городского населения. При этом важно различать группы занятости - тех, кто занят в краткосрочных строительных подрядах, например, и тех, кто втянут в долговременные процессы производства или обслуживания. Что бы мы ни делали с городами, не будет иметь решающего значения без создания долговременных рабочих мест для тех, кто обладает минимальной образованностью и минимальным мастерством. Признание этой базисной экономической реальности лишь подчеркивает срочность проблемы переориентации стратегий и переосмысления приоритетов политики городского развития. Многие из историй о счастливом возрождении суть истории осуществленного "строительства человека" вместе с созданием производительных рабочих мест, без перемещений с их экономической и социальной деструкцией. Эти истории демонстрируют, что "думать малым" работает в достаточно крупном измерении.

Специалисты утверждали, что Пайонир Скуэр в Сиэтле*, старый центр города, отстроенный заново после пожара 1889г., годился только под снос.

* Пайонир Скуэр это на деле небольшой парк у начала старого центра города, но это название перешло ко всей территории с момента утверждения Pioneer Square Historic District в 1970-м году. Исторический район включил чалу сорок кварталов, а затем был расширен, вобрав в целом шестьдесят пять кварталов.

Кирпичные, каменные и чугунные постройки с их богатой орнаментировкой превосходно служили городу в период расцвета деревообработки и позже, пока в 1960-м район, как и в других городах, не пришел в очевидный упадок. Пышные и элегантные постройки, большие и маленькие, жилые и конторские в равной мере, стояли почти пустыми, и в них местились только бары, ночлежки, какие-то общественные организации и сомнительные конторы. Эксперты вынесли вердикт о том, что единственный выход - пустить район под бульдозерный нож и построить все наново. Жители встали на пути бульдозеров и выд­винули концепцию Пайонир Скуэр - богатой смеси офисов, художественных галерей, ресторанов, книжных магазинов и бутиков, размещенных в замечательной смеси архитектурных времен и стилей, в нескольких шагах от набережной. Концентрированное разнообразие Пайонир Скуэр это и есть урбанистика в лучшем своем проявлении, и в наши дни многие города ищут у себя нечто, способное сравняться с Пайонир Скуэр.

Эта история имеет особенное значение еще и потому, что Сиэтл придал размах программе Пайонир Скуэр, равно как и иным перспективным идеям , без каких-то особых налоговых ухищрений и без больших дотаций из Вашингтона, к тому же в период, когда, - как заметил архитектор Артур Скольник, бывший главным движителем проекта и сумевший убедить мэра Вэса Ульмана в выгодах сохранения духа места, - городская атмосфера была особенно тяжелой, и стоны по поводу финансового состояния города слышались особенно громко. "Сиэтлу был нужен толчок, -вспоминает Скольник, - После взлета, связанного со Всемирной Выставкой 1962-го, пришло падение, когда "Боинг", главный работодатель города, терял почву под ногами. Сиэтл оборотился на самое себя, пересмотрел собственные ресурсы и стряхнул пыль с городской среды, найдя заново собственное лицо в своей действительной неповторимости".

Эксперты объявили, что манхэттенские "Чертовы сто акров" -между Хаустон и Кэнэл стрит и от Гудзона до Ист Ривер - мертвы, и потому ими можно пожертвовать ради строительства хайвэя. Некогда интенсивный центр легкой промышленности, лежащий к югу от Гринвич Вилидж, шаг за шагом утрачивал производства, догоняя общий тренд послевоенной Америки, Когда концепция хайвэя была оглашена, постепенный исход приобрел черты повального бегства. Эксперты назвали территорию вместе с ее пост­ройками анахронизмом. Многие производственные мощности - возможно, способные существовать еще долгие годы, не будь они подрублены под корень объявленной доктриной, - закрылись или выехали из города, уведя с собой рабочие места для низкоквалифицированной рабочей силы. Да и кто же будет оставаться, чтобы наблюдать, как будут рушиться здания! Естественно, новые арендаторы не собирались въезжать в "соседства", приговоренные к сносу - за исключением художников, которым были нужны пусть временные, но дешевые помещения. Они-то и отвергли объяснения экспертов и повели борьбу с хайвэем такой ярости и стойкости, что ее перипетии вошли в учебники.

* В это же время Сиэтл создал один из самых интересных новых парков, Гасу-орк Парк, на северном берегу Лейк Юнион, преобразовав старый газоперегонный завод в эффектный центр развлечений: ряд сооружений были снесены, другие преобразованы в крупномасштабные индустриальные "скульптуры", земля была обеззаражена, промышленные цеха превращены в детские игровые зоны - прежняя заноза в глазу превратилась в городскую достопримечательность.

Эксперты предсказывали финансовый крах прецедентным программам "мягкой" реконструкции Фанейль-Холл Маркетплейс в Бостоне и Стейн Скуэр в Питтсбурге, двух чрезвычайно разнящихся друг от друга исторических районов, впавших в руини-рованное состояние по возрасту и в результате десятилетий небрежения. Оба центра мертвы, - заверяли эксперты, - там не место для отважных проектов обновляющей реконструкции под множественное смешение функций. В наше время оба района служат образцами городского развития и коммерческого успеха, предметом зависти инвесторов, пытающихся вытянуть из них некие магические формулы.

Эксперты игнорировали ценность Викторианских кварталов Саванны, Галвестона и Сан-Франциско, тогда как обыватели въехали труда и перестроили их в чудо городского возрождения. Сегодня как-то трудно себе представить, что было время, когда подобные прелестные реликты эпохи изящества и ремесленной красоты не ставились ни во что.

Дело не в том, разумеется, что эксперты из числа планировщиков, архитекторов, девелоперов или государственных чиновников неспособны предложить разумные и привлекательные решения для ситуаций экономического упадка или руинированных кварталов. Они такие предложения делают. Беда лишь в том, что они не оставляют места ни для прорыва неожиданной идеи, ни для содержательного вклада со стороны эксперта на месте, каким может быть и житель и бизнесмен - "потребитель" города, чьи интуитивные суждения часто вступают в диссонанс с профессионально разработанными концепциями. Случаи подлинного соучаствующего проектирования, когда вклад публики в самом деле желателен, а не просто терпим, все еще очень редки. Собраний общественности, публичных слушаний проводится много; принятие всерьез общественных предпочтений относится к числу исключений из правила.

Излишне часто, к тому же, эксперты напрочь не желают думать о том, что решения ранее обозначенных проблем могут нести с собой возникновение новых болезней города. Эксперты, особенно когда это планировщики или теоретики градостроительства, Удивительно падки на моду. Так, некогда планировщики объявили плотность* злом, а разрежение городского пространства - добром. Теперь опять плотность в моде, а разреженность нет, хотя различение между плотностью и затесненностью делается попрежнему редко, а ведь плотность — это когда множество людей соседствуют в одном месте, делая нечто, набирающее дополнительную энергию в ходе человеческого взаимодействия, тогда как затесненность возникает из-за того, что людей слишком много для этого места, так что взаимодействие затруднено, доступ и выход осложнены, и психическая напряженность поднимается до уровня стресса.

Планировщики некогда объявили, что городские функции надлежит сортировать и разделить в пространстве. Теперь они говорят, что функции должно перемешивать и помещать "в контекст", даже если под "смешением" имеется в виду лишь создание "моллов", шоппинг-центров вместо естественного наращивания в месте и во времени, а под "контекстом" они видят скорее замещение одного другим, чем дополнение. Многие из сегодняшних экспертов среди градостроителей и прочих разрешателей городских проблем, суть те же самые эксперты прошлых лет, чьи предыдущие решения привели к сегодняшним проблемам. Они, скорее всего, и сейчас не более "экспертны", чем бывали раньше, так что поддерживать в себе скептицизм в отношении экспертов вообще по меньшей мере полезно для здоровья.

Я отнюдь не начала готовиться к этой книге с подобных настроений. Однако по мере того, как я пробовала идти путями, подсказанными экспертами, по мере того как я обнаруживала разные вещи совсем не такими, как они их описывали, и когда я все чаще находила резкий контраст между реальным и рассуждениями по поводу реального, я верила экспертам все меньше, независимо от того, насколько опытными практиками они оказывались или насколько симпатичны были выражаемые ими намерения. Множество людей интуитивно вполне отчетливо знают, что хорошо и что плохо в их окружении, но они смущены несогласием их собственного знания с мнением профессионалов и чувствуют себя выбитыми из колеи, когда эксперты легким жестом отбрасывают в сторону их робкие суждения. Эта книга во многом опирается на доверие к "интуитивистам", "профессиональным обобща-телям", "профессиональным любителям" в вопросах городской среды.

Столь многое происходит в наше время так быстро и в таких масштабах, что с определением альтернативных возможностей надлежит поспешать, прежде чем мы утратим какую-то возможность обновить наши города по-нашему, оказавшись перед фактом состоявшегося выбора наиболее дорогих и наименее желанных правил самого обновления. Мы все еще не извлекли хорошего урока из множества прежних ошибок.

*Чисто технически плотность измеряется численностью жителей на один акр, тогда как под переуплотненностью имеется в виду отношение числа жителей к числу спальных комнат.

Глава 1.

СЕРЬЕЗНЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ О МЕЛКОМ

Для всякой сложной и запутанной проблемы

всегда находится ясное и простое решение

и это решение ошибочно.

обречена на разрушение. Мы предпочитаем

такое устройство мира, чтобы при поступательном

изменении сохранялись некие фундаментальные

ценности, мы ценим мироустройство, в котором

рядом со следами истории можно оставить и

свой собственный след.

Кевин Линч. "Сколько этому месту?"
Процесс это люди
Визит в Саванну, штат Джорджия, в конце марта означает ощущение такого душевного подъема, какое дано испытать только обитателю утомленного зимой северного города. Повсюду, и в крошечных палисадниках, и на огромных клумбах городских площадей, алеют или розовеют азалии, и яркость этих похожих на колокольчики цветов смягчена приглушенными оттенками бело-розового кизила. Саванна с ее 148.000 жителей лежащая на южном берегу одноименной реки, один из городов, буквально купающихся в зелени. При этом здесь не найти монотонных пятен ма-лоиспользуемой зелени, вместо них - милые площади, разнящиеся размером и характером, и у каждой своя ландшафтная архи­тектура и нередко своя вполне определенная функция. Улицы полны разнообразия и нередко дарят милые неожиданности, вроде неожиданного магазинчика в сугубо жилом квартале или модного офиса напротив простых роу-хаузов, прелестных аллей и лужаек, к которым обращены изящной архитектуры здания старых конюшен, мелкие мастерские или задние дворы особняков. И хотя это типичный город классической Южной архитектуры, ее разнообразию не устаешь изумляться.

Многие считают этот прибрежный город чисто туристическим местом, упоминая его в одном ряду с Чарльстоном или Нью Орлеаном, этими "путеводительными" местами, насыщенными дыханием истории Юга. Но в Саванне вполне процветающая экономика, и ей есть что предложить своим обитателям, кроме красоты и исторических памятников. Генерал Северян Уильям Текумзе Шерман дошел до Саванны в 1864 году к концу своего знаменитого "марша к морю", в ходе которого от Атланты и большей части территории Конфедератов остались одни руины. Войдя в этот солидный торговый порт, Шерман, как известно, вложил шпагу в ножны и отправил Президенту Линкольну знаменитую телеграмму. "Прошу принять город Саванну в качестве рождественского подарка." Однако же среди американских городов, так же, как и Саванна, избегнувших боев и пожаров, немало таких, что были позднее стерты в порошок бессмысленными усилиями градостроителей двадцатого столетия, предпринятыми во имя прогресса.

Леопольд Адлер Второй, энергичный банкир по инвестициям в недавнем прошлом, сейчас, когда ему около семидесяти, любит повторять, что саваннцы трижды отвергли на выборах проекты градостроительной реконструкции, сочтя их коммунистическим заговором. Немало нашлось и других городских сообществ, которые категорически отвергли проекты пятидесятых-шестидесятых годов лишь потому, что были уверены: вместе с "деньгами от правительства" непременно появится и "рука Вашингтона". Поступив именно так, саваннцы осуществили для своего города благо, вполне сопоставимое с деликатностью Шермана столетием ранее.

Саваннцы сделали нечто большее, чем просто отвергнуть бессмысленные схемы ради сомнительного прогресса. Когда даунтаун оказался в наинизшей точке своей судьбы, они начали восстанавливать заброшенные и полуразрушенные особняки и роу-хаузы ушедшей эпохи - кусочек за кусочком, дом за домом, улица за улицей. Спасенные здания привлекли людей из нового "аппер-миддл" класса, многие из которых были детьми тех, кто ранее соблазнился бросить подобную застройку ради прелестей пригородов. Город восстановил историческую набережную, датируемую временами, когда царил Большой Хлопок, и вернул жизнь некогда оживленным хлопковым складам, превратив их в торговые центры и пешеходные пассажи. Саваннцы заново озеленили площади и скверы в том же духе, в каком они некогда создавались. Еще позже, с мудростью и не без южного блеска, они взялись за то, чтобы вдохнуть новую жизнь в соседний район Викторианской застройки таким образом, чтобы не лишить крова беднейшую часть городского населения.