Госпожа Грац обращала ко мне умные вопросы о российских делах. Мы разговорились, и я обронил, что готовлю перевод книжки Кристофера Дэя "Места, где обитает душа"

Те ранние программы ассоциируются с именем и взглядами одного человека, Роберта Мозеса, и точно также плановое сокра­щение нашло выражение в деяниях одного - Роджера Старра, возглавлявшего ньюйоркский Департамент Жилищ и Развития с января 1974 года по июль 1976, после чего он стал обозревателем Нью Йорк Таймс. Старр провозгласил свою доктрину 14 ноября 1976 года в статье "Уменьшая Нью-Йорк", помещенной в Нью Йорк Таймс Мэгэзин. Хотя его интерес был сосредоточен на Нью-Йорке, Старр представил рациональные основания для миними­зации публичных инвестиций вообще в старые соседства, равно как и рационально звучавшие оправдания для вложения средств в крупные и сверхкрупные проекты нового строительства. В наше время аргументация, предложенная Старром в той давней статье, попрежнему определяет главное направление мысли в американс­ком градостроительном мышлении.

Надо отдать Старру должное: в его статье то, что другие и совершали и обдумывали, было высказано честно и открыто:

"Если городу необходимо выжить при уменьшившемся насе­лении, жителей следует всячески поощрять к тому, чтобы они концентрировались в местах, остающихся живыми. Такой тип внутренней миграции - естественное перетекание из мест, утра­тивших привлекательность - заслуживает всемерной поддержки. Задача градостроителя не в том, чтобы инициировать тенденцию к покиданию мест, но в том, чтобы наблюдать и анализировать про­цесс и использовать его так, чтобы общественные средства на­правлялись только в те зоны, которым не грозит умирание.

Очевидно, что невозможно изгнать несколько остающихся семей с территории, которая в целом оказалась покинута. Однако чаще всего отчаяние людей в такой зоне столь велико, что целые кварталы легко поддаются расчистке через отчуждение собствен­ности, по которой скопились просроченные налоги на недвижи­мость. Нездоровые здания можно снести, а остающимся семьям предложить льготы по переселению.

Федеральные жилищные субсидии могут быть использованы для поощрения оттока жителей из зон, находящихся в упадке: получая шанс серьезной материальной поддержки, многие семьи начинают задумываться над тем, так ли уж многое в действитель­но связывает их с привычным, но полуразрушенным окружением, как они привыкли считать.

Со временем зона расселения в старых частях города приобретет новую конфигурацию в соответствии с меньшим населением, и оно может собраться в такой плотности, которая сделает муни­ципальные службы экономически эффективными.

Полосы пустых кварталов можно тогда совершенно очистить от следов застройки, закрыть станции метро, приостановить работу городских служб, а землю оставить отлогом, пока эконо­мические и демографические перемены не позволят вновь пустить ее в оборот".

Критики планового сокращения периметра говорят об "укрытых целях". Защитники отметают точку зрения критиков как "параноидальное противодействие всяческому развитию". В действительности цели вовсе не скрыты, и последний из цитиро­ванных абзацев статьи Старра - "землю оставить отлогом, пока экономические и демографические перемены не позволят вновь пустить ее в оборот". Это означает, что расчищенная земля долж­на лежать в нафталине до тех пор, пока частные инвесторы не придут к выводу, что она вновь обладает ценностью". Градострои­тельное проектирование и зонирование становятся тогда служан­ками девелопинга, а не инструментами демократического процесса и целенаправленных перемен, тогда как слабости и противоречия планового сокращения периметра полностью игнорируются.

Согласно доктрине планового сокращения, один комплекс на 1000 квартир, построенный одним крупным девелопером на рас­чищенном участке, гораздо предпочтительнее, чем 10 программ в масштабе соседств, создающих по 100 квартир каждая, и "эхо" развития в окружающей зоне. Беднейшие слои в этом случае трактуются как "идеологический локомотив", как заметил один наблюдатель. Новые мегапроекты провозглашаются как средство создания рабочих мест и сбора налогов, чтобы поддержать бед­ных, тогда как программы прямой помощи усекаются или "сокращаются" потому, что город не может себе их позволить. При этом маломасштабные проекты иногда вызывают аплодисмен­ты, если только их осуществляют частные, а не "коммунальные" девелоперы. Считается, что строительство новых хайвэев и на­сыпной грунт более заслуживают крупных капиталовложений, чем любой длины список меньших и менее дорогих творческих проектов, которые должны ответить сугубо местным нуждам. Со­гласно доктрине планового сокращения, процесс совершенствова­ния в пределах соседств не признается ценным до тех пор, пока спекулянты или крупные строительные фирмы не сочтут его сто­ящим вложения средств. Цена недвижимости есть единственная фундаментальная ценность, тогда как сами соседства не трактуют­ся в ценностном отношении, независимо от их реальной полезнос­ти, пока та не получит признание в качестве рыночной цены.

Вот как об этом говорил публицист Джим Слипер в неопуб­ликованной рукописи "Представляя интересы ньюйоркских деве-лоперов: жизнь и труды Роджера Старра", выполненной в Ко­лумбийском университете в 1983 году:

"Старр не дал себе труд объяснить, как собственно следует внедрять концепцию планового сокращение периметра. Не мог же он в самом деле всерьез считать, что Оклахома с нетерпением ожидает бедных негров и пуэрториканцев... Зная национальную статистику, он не мог верить, что где-то в других местах для них достаточно рабочих мест.

Старр не мог верить и в то, что фавелы Юга могли предло­жить людям лучшие условия, чем соседства в Нью-Йорке. И в то, что можно как-то повернуть назад приток бедных иммигрантов (не меньший, чем в двадцатые годы), если знать о чудовищных условиях жизни в городах третьего мира...

И разве тот факт, что соседства, вроде Бушвика или Мори-зании, были опустошены "красными линиями", сносом кварталов, спекуляцией, извлечением сверхнормативной прибыли и игрой по закладным до того, как выталкивание рабочих мест лишило их налоговых поступлений, не означает, что районам, вроде Вильям-сбурга или Саунвью, которые Старр предлагает консолидировать через "внутренние миграции", может грозить точно такая же участь? Что бы могло их сохранить, если рынок недвижимости полностью откажется от вложений в недвижимости невысокой цены? И каким же образом направить именно в них поток переселенний таким образом, чтобы не подорвать рынок жилищ в северном Бронксе или южном Бруклине?"

Старр - крупный господин, носящий очки в темной оправе; залысины придают ему особенно ученый облик. Он умен, красно­речив, жестко полемичен. Обычно его суждения уязвимы для критики и их можно интерпретировать существенно иначе, чем это делает сам Старр, однако отмахнуться от них нет никаких основа­ний. Многие годы Старр руководил наиболее влиятельной из ньюйоркских гражданских групп - Гражданским Советом по жи­лищу и планированию. Поэтому, когда во время своей официаль­ной позиции в Ратуше Старр призвал к плановому сокращению старых соседств, он вызвал такую ярость у всех сторонников го­родской бедноты и представителей среднего класса, живущих в угрожаемых соседствах, которые постоянно взывали к увеличе­нию, а вовсе не к сокращению муниципальной помощи.

"Меня окрестили безумцем, жаждущим геноцида, и врагом человека", - писал Старр в Таймс Мэгэзин, - только за то, что я предложил планировщикам изучить вопрос планового сокращения периметра". В публичных выступлениях, в статьях и в частных беседах Старр с видимым удовольствием дразнит общественное мнение. Плановое сокращение вызвало незамедлительную . пози­тивную реакцию у тех строителей, банкиров и политиков, кто только искал предлог, чтобы изъять или по крайней мере прекра­тить вложение средств в те из соседств, которые уже на кажутся им удачным вложением капитала. Частные финансовые ресурсы всегда инвестируются в городские территории избирательным об­разом, и это вполне нормально. Однако критерии для обществен­ных инвестиций не могут повторять критерии частных капиталов­ложений, где идея прибыли безусловно первична. Публичные средства должны служить общественным же целям и направлять­ся туда, где ощущается их недостача, вовсе не обязательно следуя за частными инвестициями или подкрепляя их.

"Под плановым сокращением я подразумевал только то, что сокращение старых городов есть факт, - объясняет Старр, делая отсылку к десятилетиям бегства частного предпринимательства и горожан среднего уровня дохода. - Я лишь утверждал, что необ­ходимо планово регулировать этот процесс подобно тому, как приходилось планировать разрастание в эпоху, когда все считали, что старые города будут разрастаться в бесконечность. Город с меньшим экономическим потенциалом, чем Нью-Йорк, если сопо­ставить его десять-пятнадцать лет назад с ним сегодняшним, не может позволить себе тот же уровень услуг той же самой числен­ности населения, если люди рассредоточены на тот же километ­раж улиц. Их надлежит побуждать селиться теснее друг к другу, чтобы и при дальнейшем сокращении численности населения, го­родские службы могли оперировать нормально."

Однако плановое сокращение содержит в себе куда больше, чем просто один из подходов к решению городских проблем. Эта концепция приводит на память "отсеивание" - старый медицинс­кий термин, означавший определение преимущественной лечебной помощи, в которой отказывалось тяжело раненным в пользу тех, кому медицина имела шанс помочь. На федеральном уровне "отсеивание" представляет собой целый набор возможностей: про-граммы развития нацеливаются в строго обозначенные точки на карте, критерии для отбора программ назначаются по уровню до­хода или уровню образованности населения, или назначаются иные критерии для отбора цели вложений по заранее заданным направлениям. Различные варианты планового сокращения и "отсеивания" широко используются для оправдания избранных программ, отклоняющих использование публичных средств с со­мнительной пользой для общества.

Сокращение расходов на поддержание общественного транс­порта в Нью-Йорке, чтобы направить больше средств на строи­тельство городских хайвэев вторит общенациональной трагедии некогда великой системы железных дорог, чтобы затратить гиган­тские средства на сеть хайвэев, оставивших после себе опустевшие города и фермы. Переброс государственного субсидирования в Солнечный Пояс, как если бы весь Снежный Пояс был анахро­низмом, вторит переброс капиталовложений из старых соседств, наиболее нуждающихся в поддержке, в потенциально более при­быльные зоны. Субсидии для инфраструктуры новых пригородов, вторгающихся в сельский ландшафт, при безразличии к нуждам существующей инфраструктуры, значат то же самое, что выделе­ние средств на городские комплексы, вроде Кооп-Сити или Руз­вельт Айленд, при том что Южному Бронксу предоставляется возможность погружаться ниже минимума потребностей.

Чисто внешне плановое сокращение звучит абсолютно логич­но, не в меньшей степени логично, чем гранд прожекты Роберта Мозеса, который исходил из того, что если вы снесете бульдозе­рами одну трущобу и застроите место наново, то людей из сле­дующего, подлежащего сносу района, можно переселить во вновь застроенный, и таким образом двигаться через весь город, заме­щая один квартал за другим. Старр называет изъятие средств у оказавшихся в беде соседств разумной передислокацией ограни­ченных ресурсов, вследствие чего должна произойти здоровая консолидация города. Результаты же весьма далеки от намерений.

*Конечно же, далекие от них специалисты, а не жители определяют, что та­кое трущоба или 'соседство, подлежащее замещению", и основой для такого определения служит оценка построек, а не людей.

Вместо здоровой консолидации происходит поляризация го­рода: ускоренный распад слабых соседств, с одной стороны, и ускоренные инвестиции в избранных точках - с другой. Суще­ствующие жилые районы, как бы ни была велика степень их со­циальной сцепленности, или выводятся из равновесия за счет пе­регрева рынка недвижимости, запущенного перебросом публичных средств, или оказываются заброшены как неподдающиеся спасе­нию. В эффекте общество несет огромные экономические и чело­веческие издержки, наиболее очевидной из которых стала эпиде­мия бездомности, бушующая в наших городах сегодня, тогда как десяток лет назад о бездомных было почти не слышно.

"Страна находится на перекрестке в сфере жилищной поли­тики", - писала Кристина Росамондо в журнале City Limits, в январе 1988 года, предваряя изложение жилищных программ кан­дидатов на президентских выборах. Ситуация с доступным по ценам жилищем выглядела в то время достаточно мрачно:

"При том, что нужда в доступном жилище никогда со времен Второй Мировой Войны не была так велика, участие федеральных властей в решении жилищных проблем семей с низким и средним доходом упало почти до уровня Великой Депрессии. Федеральные расходы на жилищную программу за время президентства Рейгана упали более чем вдвое - с 32 миллиардов долларов в 1981 году до 13 миллирадов в 1986. В семидесятые годы ежегодно строилось или восстанавливалось около 200.000 квартир для лиц со средне-низкими доходами. При Рейгане страна не строит и десятой доли этой величины. Наличная муниципальная жилая застройка пре­бывает в упадке, и требуется более 20 миллиардов долларов, что­бы привести ее в порядок.

Выплаты по многим федеральным жилищным программам будут исчерпаны в начале девяностых годов, и тогда же истечет срок правительственных контрактов для поддержки частных заст­ройщиков муниципального жилья. 288.000 субсидий на новые квартиры по Разделу 8 исчезнут между 1988 и 2000 годом вместе с этими контрактами и еще 750.000 субсидий на квартиры в реаби­литированных домах."

Нынешний кризис жилищ и бездомности нередко приписывают резкому сокращению федеральных вложений в жилище в начале 80-х. Однако, как справедливо отмечала Росамондо, усечение этих расходов началось в 70-е годы, при Никсоне и Форде, стало более заметно при Картере и лишь получило резкое ужесточение при Рейгане. Эта прогрессия происходила на фоне приложения схемы планового сокращения в старых городских центрах ~ в Чикаго, Детройте, Ньюарке, Сент-Луисе и Бостоне. Таким образом, по мере того, как ускорилась утрата старых жилищ, на замещение их новыми оказывалось все меньше и меньше денег.

Инвестиции направлялись или вовне, за пределы городов, или в новые мегакомплексы, вроде Кооп-Сити, но только не в существующие соседства, которым была нужна небольшая поддержка.

Поляризация развертывается в системе коммерческих и промышленных районов, автономные сети взаимосвязей между которыми поддерживали друг друга достаточно прочно. Подъем цены недвижимости, который следует за вытеснением этих районов жилой застройкой или смешанной офисно-жилой, разрушает их стабильность не меньше, чем бегство бизнеса, непременно следующее за недоинвестированием зоны. Результирующий эффект - утрата рабочих мест "синих воротничков", представляющих сугубо городское население, и появление рабочих мест "белых воротничков", заполняемых по преимуществу людьми из пригородов.

Соседства в Нижнем Манхэттене, когда-то наполненные производством, от типографий до шляпных мастерских, а теперь - дорогими офисами и квартирами, прекрасная иллюстрация этой тенденции. Трудно найти старый город, в котором не нашлось бы старого производственного района, который превратился в зону дорогих жилищ или хотя бы башенных домов. И хотя общий национальный тренд заключен в общем сокращении старого производственного сектора, градоформирующая политика во много раз его усилила и ускорила.

"... Чтобы фильтрация начала работать, группы среднего уровня дохода должны переместиться в новые комплексы, остав­ляя прежнее свое жилье для групп более низкого дохода с предос­тавлением им скидки по квартирной плате, тогда как все осталь­ное остается без изменений.

Но в том-то и дело, что все остальное никогда не остается без изменений.

Теория фильтрации предполагает, что число тех, кто ищет крышу над головой, остается стабильным, чтобы спрос не рос бы­стрее предложения. Но и с этим дело обстоит не так. Нехватка жилищ автоматически умножает число нуждающихся, тогда как при ослаблении проблемы снижается и число искателей крыши над головой. Законы рынка таковы, что более обеспеченные дол­жны быть обеспечены раньше, чем на это получат шанс их менее удачливые сотоварищи. Концепция фильтрации исходит к тому же из того, что неудачно размещенные группы среднего дохода, обитающие вне городской черты, отнюдь не будут претендовать на то жилье, что должно "отфильтроваться" городским бедным.

Между 1930 и 1970 годом, когда население города сократи­лось на 1 миллион человек, потребностям беднейших семей слу­жило 150.000 новых муниципальных жилищ. С 1970 по 1980 год город утратил еще 800.000 жителей, однако потребности бедней­ших в жилье только выросли... Вопреки росту предложения на рынке в связи с сокращением городского населения, мы имеем дело отнюдь не с положительной "фильтрацией", а с возрастанием квартирной платы и ростом числа брошенных жилищ.

Регулирование квартплаты* отнюдь не объясняет суммарного эффекта. Верхняя Вест Сайд процветала при такого рода регули­ровании в то время, когда домовладельцы Бронкса никак не мог­ли собирать средства, которые им полагались согласно правилам регулирования, в связи с бедностью их квартиросъемщиков."

Гарри де Рьенцо, в своем докладе для ньюйоркской Городс­кой Коалиции, отметил "драматический спад доходов городских квартиросъемщиков, тогда как уровень квартплаты поднимался вслед за уровнем инфляции, достигшим 24,5% за последние три года". Де Рьенцо указывает, что одни только расходы на прожи­вание (газ, электроэнергию и пр.) за трехкомнатную квартиру, до уплаты налога или выплат по ссуде на скромный ремонт, достигли 200 долларов в месяц, а с учетом дополнительных затрат - 500 долларов, т.е. вне пределов досягаемости той части жителей, кто теоретически должен был выиграть от процесса фильтрации.

…………………………………………………………………………………………………… ..

*Контроль над квартплатой - это популярное выражение, к которому прибе­гают адвокаты владельцев недвижимости, чтобы объяснить упадок соседств и зданий. Они однако никогда не объясняют, почему совершенно идентичный процесс упадка происходит во всех старых городах, в том числе и в тех, где нет такого контроля.

Концепция планового сокращения опирается или на процесс фильтрации или на возведение крупных жилых комплексов для групп со средними и низкими доходами. При этом нет места стремлениям людей, которые живут среди остатков былого про­цветания. Нейл Пирс, вашингтонский публицист, так писал о сво­ей обзорной поездке в Нью- Йорк в марте 1977 года, включившей Южный Бронкс и другие любопытные места:

"Когда объезжаешь якобы безнадежные соседства Нью Йор­ка, ошибочность планового сокращения проступает со всей оче­видностью. Многие здания являют собой архитектурные сокрови­ща. Большинство построек имеют солидные, толстые кирпичные стены, возвести которые в наше время стоило бы целое состояние. В эпоху дефицита энергии тот факт, что они все еще стоят, являет собой экономию в чистом виде. Они взывают о реставрации.

Капитальные вложения, которые были бы навсегда утрачены в случае утери целых соседств, грандиозны. Совсем вплотную с жилыми кварталами, оказавшимися под угрозой, существуют школы, больницы, пожарные части и полицейские участки. Водо­проводные, канализационные, электрические сети лежат на своих местах. Многие из таких соседств "сидят" на линиях метро, в пя­ти минутах от Манхэттена, центрального Бруклина и других центров занятости, в первую очередь имеющих значение для работни­ков с низким доходом. Создать наново такую развернутую инфра­структуру стоило бы миллиарды долларов."

Вытесненные жители никуда не исчезают. Они передвигают­ся в другие соседства, всего лишь воспроизводя цикл, тогда как ни одна проблема при этом не решена. Так, Нью-Йорк переживает сейчас период наивысшего переуплотнения муниципальной заст­ройки, и почти 43% муниципальных жилищ заняты более чем од­ной семьей. Можно ли счесть такого рода "плановое сокращение" разумным результатом перегруппировки ограниченных ресурсов? Согласно доктрине планового сокращения, люди должны придви­нуться плотнее друг к другу, чтобы более эффективно использо­вать общественные ресурсы и услуги. Однако когда спекуляция недвижимостью переворачивает одни кварталы с ног на голову, а другие "лежат" в результате повального бегства, и нет достаточно­го числа промежуточных районов, доступных значительной части населения, возникает бездомность и коммунальное заселение.

В дополнение к ее органической неспособности к поддержке локальных усилий по реновации, концепция планового сокраще­ния повлекла за собой еще одно важное следствие. Общим местом стала поддержка новых комплексов - массивных, дорогих и к тому же нуждающихся в постоянных субсидиях. Эти гранд-проекты воспроизводят собой старые ошибки, накапливавшиеся в течение десятилетий. Их широко публикуют, о них печатаются редакционные аплодисменты и всегда утверждается, что заложен очередной краеугольный камень нового усилия по оживлению среды. Однако они ничего в действительности не оживляют и все­го лишь продолжают цикл вытягивания ресурсов и жизненной энергии из старых кварталов в пользу новых. Они вовсе не "сокращают" город согласно схеме Старра, но "распространяют" его в новые или реконструированные зоны, предлагая все более высокие прибыли девелоперам, банкам и профсоюзам, вместе с чем и выборным чиновникам перепадает кое-какая польза..

Примером может послужить Рузвельт Айленд. Этот городок, составленный из пятнадцати четырнадцатиэтажных зданий на ос­трове посреди Ист Ривер, только в первой из трех фазе строи­тельства содержит 2.138 квартир для семей разного уровня дохо­да, населенных 6.960 людьми. Остров представляет собой полоску земли между Манхэттеном и Квинсом, при длине две с половиной мили и ширине - всего 800 футов. Как показала аудиторская про­верка 1982 года, Рузвельт Айленд принес 86 миллионов долларов потерь со дня его заселения в 1975 году. Те же аудиторы предви­дели, что за сорок лет потери составят не меньше 326 миллионов. При этом единственное, что легко поддается оценке, это ежегод­ный дефицит средств на поддержание - 3 миллиона долларов из общего бюджета в 7 миллионов. Не приходится удивляться, что реальный "мгновенный город" весьма мало похож на первона­чальный проект Филипа Джонсона 1971 года: интегрированное в расовом и экономическом отношении сообщество на 18.000 жите­лей, поддержанное за счет крупных федеральных субсидий. Однако традиционалисты воспевают Рузвельт Айленд как одно из самых успешных "плановых" предприятий развития.

На Рузвельт Айленде есть и хорошее и плохое. В процессе строительства этот комплекс обозначил собой значительный про­гресс в сторону добротного проектирования субсидированного жилья, остроумного ограничения использования автомобилей, наряду с введением привлекательных общественных услуг, вклю­чая скверы, коммунальные службы и сохранение исторических следов* . Но куда отнести общественную цену, уплаченную за но­вую инфраструктуру, за повышение экономической нагрузки на массовые транспортные средства, за поддержание магазинов внут­ри соседства (пустующих на 40%), обслуживающих слишком ог­раниченный круг клиентов? И куда отнести расходы на ликвида­цию транспортной системы, обслуживавшей сорок тысяч пациентов и работников, которые были здесь до реконструкции?

Бэттери Парк также заслуживает нашего внимания. После пятнадцати лет и 200 миллионов в долговых обязательствах шта­та, это новое сообщество возникло из небытия в конце 70-х годов на насыпном грунте, в южной оконечности Манхэттена, под апло­дисменты за увеличение вложений в город. Высоко оцененный сообществом архитекторов и урбанистов за умное и чуткое вос­произведение старых городских планов** , Бэттери Парк был за­строен в строгом соответствии программе, предписывавшей разно­образие форм, габаритов и материала построек, и нацеленной на то, чтобы возникли здания, производящие впечатление, будто они всегда там стояли. Суть программы хорошо выражена одним из ее авторов, Стентоном Экскутом: "Чем детальнее правила, тем лучше проектное решение. Если начинать на чистом листе, результатом будет тоже чистый лист. Правила понуждают архитектора проек­тировать, а не подсказывают ему, как проектировать, толкают к углубленности размышлений и большей индивидуальности выра жения замысла". Этот принцип справедлив не только для новой застройки на насыпном грунте, вроде Бэттери Парк.

………………………………………………………………………………………. .

*Известный реставратор Джорджо Кавальери сделал прекрасную работу по восстановлению деревенской часовни девятнадцатого столетия архитектора Кларка Винтерса и досчатой фермы восемнадцатого века, где жила семья Блэквелл, некогда владевшая островом. Однако были и упущены замечатель­ные возможности - не восстановлены и развалились Оспенная больница, спроектированная Джеймсом Ренвиком, и Восьмигранная Башня (архитектор Джексон Дэвис), выстроенная для дома умалишенных.

**В отчете за 1986 год появилась следующая цитата из моей статьи: "Бэттери Парк Сити - первый новый фрагмент Нью-Йорка, имеющий подлинно городс­кой характер. Он не отгораживается от остального города, а соединяется с ним, продлевает доказавшую себя ткань города, а не разрушает ее, и в кон­це концов успешен именно потому, что воспроизводит испытанную схему, выработанную временем, вместо того, чтобы перекраивать ее. Редко в наше время строится нечто такое, в чем реально отражен урок прежних ошибок и успехов. Бэттери Парк Сити отражает способность учиться»

С его 92 акрами площади, великолепной эспланадой вдоль набережной, работами художников, 14.000 квартир и 31.000 рабо­чих мест, Бэттери Парк Сити развился благодаря плану и проек­там, несомненно более высокого класса, чем многие монументаль­ные комплексы и, к тому же, он решительно выиграл, благодаря интенсивной общественной дискуссии, которая предшествовала его утверждению. И традиционная сеть улиц и серьезность попытки связаться с примыкающими кварталами, вместо гордой самоизоляции, получили заслуженно высокую оценку.

Проектное решение Бэттери Парк являет собой редкий при­мер выученного урока, случай опоры на понимание того, что по­зволяло традиционному фрагменту города успешно функциониро­вать, хотя, разумеется, здесь никогда не будет той шероховатости и глубины, какими обладают соседства, развивавшиеся органичес­ки. И все же в Бэттери Парк забыт другой важный урок: в то время, как миллионы и миллионы вливаются в такого рода "воссоздание" старой ткани, на поддержание той городской ткани, которую копирует Бэттери Парк, которая не нуждается в воссоз­дании, направляются жалкие гроши. Увы, вместо того, чтобы из­влечь и этот урок из своего опыта, Фручер и его коллеги пропа­гандируют идею расширения Бэттери Парк к северу, вдоль набе­режной манхэттенской Вест Сайд.

Как бы ни были привлекательны новые места, вроде Бэттери Парк Сити или Рузвельт Айленд, нельзя забывать о нескольких принципиальных обстоятельствах. Оба комплекса, как и Кооп-Сити в свое время, существенным образом субсидировались за счет тех зон города, которые не могли получить поддержки. Они получали прямые субсидии в то самое время, когда в других мес­тах сокращались затраты на услуги. Городские службы - поли­ция, пожарная охрана, школьное дело - отнюдь не расширялись, чтобы включить эти новые сообщества. Новые комплексы присое­динялись к множеству старых, состязавшихся между собой в по­исках поддержки из общего котла, емкость которого увеличивает­ся или сокращается в зависимости от состояния бюджета.

Вествэй еще ярче воплощает в себе философию инвестиций, характерную для концепции планового сокращения. Это комбина­ция хайвэя и жилого комплекса длиной четыре мили и ценой 4 миллиарда (то есть 10.000 долларов на каждый погонный дюйм!), предложенная к сооружению на насыпном грунте, чтобы добавить Манхэттену двести акров поверхности. В течение многих лет этот проект лоббировался в редакционных статьях Нью Йорк Таймс.

В рамках своей грандиозной идеи создания эффектной новой набережной над хайвэем, проложенным под насыпным берегом, Старр и его коллеги по проекту Вествэй заверяли всех, что это замечательная форма использования федеральных средств на мес­тные нужды. Это было совершенно фальшивое утверждение по ряду причин. Федеральные средства были бы исчерпаны задолго до окончания строительства хайвэя, и для того, чтобы превратить грунтовые площадки в зону развития понадобилось бы добавочное финансирование. Выдвижение такого рода гранд-прожекта, ради получения федеральных субсидий, напоминает гениальные кон­цепции продажи собственной бабушки. Доказывая, что Вествэй повлечет за собой сокращение автомобильного движения на ули­цах города, пропагандисты затеи не желали помнить о том про­стом факте, что всякая новая дорога из числа построенных за последние десятилетия рождала увеличение движения самим фак­том своего возникновения. С самого начала противники Вествэя выступали за куда более скромную реконструкцию дороги вдоль набережной Вест Сайд при солидных вложениях в основное сред­ство общественного транспорта - метрополитен, много пострадав­ший из-за периодов резкого сокращения вложений, переадресованных на дорогие дорожные программы.

По сути дела, Вествэй означал острую борьбу вокруг разум­ного пути использования государственных средств в развитии го­родов. Судебное решение, но отнюдь не решение политиков, пре­допределило в конце концов отказ от строительства Вествей, да и само это решение было принято в связи с угрозой существенного урона окружению и неопределенностями в процессе управления, а не понимания проблем кредитования градостроительных работ, играющего ключевую роль в городском развитии.

Город может погружаться в хаос, но гранд-прожекты будут попрежнему отягощать Манхэттен, эту дойную корову Нью-Йорка. В этих программах не большого смысла, кроме того, что они приносят прибыли. Вествей не имел бы большого смысла да­же при цветущем состоянии города, хотя следует признать, что в быстро растущих городах, способных выиграть от крупных про­грамм, подобные схемы могут быть целесообразны. Но уж во вся­ком случае в этой логике не может существовать "сокращаемый" город, если конечно "плановое сокращение" не одержит оконча­тельную победу, и старые районы погибнут по мере строительства новых. В действительности речь идет о философии селективной экспансии - невысказанном звене концепции планового сокраще­ния. Если она восторжествует, у естественного потенциала к воз­рождению старых районов нет ни единого шанса.