Имперские башни растут ввысь
В 1984 году, за два года до того, как был начат снос театров Мороско и Хелен Хайес, состоялись публичные слушания по поводу иной программы ревитализации Тайм Скуэр. Чтобы вместить значительное число людей, выступающих как за, так и против, слушания были организованы в городской Ратуше, построенной в 1922г. по проекту Мак-Кима, Мида и Уайта, и ныне вошедшей в Свод памятников.
Предметом слушаний была программа перестройки Сорок Второй Стрит, общей стоимостью 1.6 миллиарда долларов, чтобы вытеснить грязь и преступность с этого известного отрезка улицы между Бродвеем и Восьмой Авеню, где в самом деле накопилось больше проблем, чем на большинстве других улиц. Программа предусматривала строительство 410.000 кв.м офисов в четырех башнях, от 29 до 56 этажей, две из которых предполагались вдвое крупнее, чем разрешалось зонированием; рынка площадью 240.000 кв.м; комплекс гостиницы и жилья под найм на 500 номеров, - при прямых и косвенных правительственных субсидиях, размер которых не был ясно определен. Никто ясно не представлял, что делать при этом с Тайм Тауэр, которая хотя и остро нуждалась в реконструкции*, закрепляла пересечение Бродвея и Седьмой Авеню, дав ей свое имя. Согласно программе, на месте Тайм Тауэр должен был быть устроен сквер.
Ратушу заполнили сторонники и противники всех сортов и видов. При этом оппоненты не получили слова (если только не выборные чиновники из их числа) до пяти пополудни, когда у всех репортеров уже вышло время, и они покинули зал. Среди сторонников были священники, домохозяйки и театральные продюсеры, которые в один голос утверждали, что торговцы наркотиками, проститутки и прочий криминальный элемент сделали жизнь в районе невыносимой, и потому всякий, кто возражает против программы, действует по прямому наущению дьявола. Архитекторы, охранители старины и актеры указывали на то что программа "санирует" Тайме Скуэр до состояния "перекрестка, на который незачем вообще приходить", и настолько вздует цену недвижимости, что отсюда уйдет все, кроме остатков театрального бизнеса в Театральном Районе к северу и бизнес высокой моды в Одежном Районе к югу.
Губернатор Марио Куомо открыл слушания, заявив: "Перед нами крупнейшая, наилучшим образом проектно разработанная и спланированная программа реконструкции в стране... Она восстановит Тайме Скуэр, обновив ее предметное окружение и возродив ее дух." При этом была, - утверждал он, - только одна альтернатива - "не делать ничего, ждать и надеяться, что как-то и когда-то тренд последних десятилетий обернется вспять, и Тайм Скуэр снова станет тем, чем была, или (и это единственная реальная возможность) реконструировать весь район тотальным образом и в один прием, собрав в кулак ресурсы города, штата и частного сектора". По всей стране, да и в самом Нью Йорке хватало приемов множества промежуточных ступеней между этими крайностями, однако губернатор предпочел одним мазком кисти обозначить направление главного удара.
* Тайме Тауэр была перестроена в 1966г. и формально переименована как Аллайд Кемикал Тауэр в честь нового владельца. Путеводители по Нью Йорку отмечают, что первоначальная облицовка в итальянской терракоте была содрана и заменена на мрамор Майями Бич'.
За ним выступил мэр Кох, повторив ту же схему выбора одного из двух, но все же добавил: "Если вы знаете, как улучшить то, что мы делаем, скажите, как это улучшить. Может быть, вы правы, может быть, вы ошибаетесь. Все мнения будут подвергнуты анализу, но только не хороните идею с порога".
Имитация диалога с общественностью
Публичный диалог, открытый для любой точки зрения, мог бы дать простор для критических суждений в любом аспекте, однако публику призывали к одному - быть за проект или против, и точка. Оставалось поле для обсуждения деталей схемы, для неких подвижек тут или там, но ничто не могло поколебать главное -все подавляющий размах, неизбежно присутствующий при концентрации 410.000 кв.м офисов в нескольких зданиях. Масштаб и стиль схемы были однозначно заданы, и любое изменение должно было иметь косметический характер. Лишь принципиальная смена настроений девелоперов могла бы существенно изменить постановку вопроса. Власти открыто заявили о своей поддержке. Это был очередной гранд-проект, способный зажить собственной жизнью и набрать собственную инерцию необратимого движения.
Сделав подобные заявления, город и штат отказались от ими же ранее заявленной поддержки принципиальной программы, которая была трудолюбиво выработана с участием общественности и предполагала хотя бы частичное сохранение духа и суеты Тайм Скуэр. Как видно, преданность общественности в этом случае имела значительно менее связывающее значение, чем преданность интересам девелопера в случае с Портманом.
Согласно новой программе, малоприятное сосредоточение секс-шопов и видео-пещер с их криминальным антуражем должно было исчезнуть с Сорок Второй Стрит, но вместе с ними - и чарующая пестрота "партера" с его вывесками, мигающими лампами и мобильными картинками на рекламных щитах, чем отмечено пестрое ядро Тайме Скуэр. Банки, юридические конторы и рекламные агентства должны были, в роли арендаторов, прийти на смену театральным агентам, дизайнерам костюмов и репетиционным студиям, составляющим плоть и кровь Театрального Района.
Были, конечно, уступки в виде реставрации девяти театров и 70.000.000 долларов на реконструкции станции метро, но не было представлено ни гарантий, и не было подтверждений, что эти расходы могут как-то себя окупить. Речь шла, разумеется, о тех самых театрах, которыми город много лет назад обещал компенсировать утрату Хелен Хайес и Мороско. И в 1988г. они все еще пребывали в своем нереставрированном виде, неиспользуемые и с неопределенным будущим.
Негативные эффекты как знак следующего десятилетия
Анализ, проведенный правительственными ведомствами, прогнозировал разрастание проблем движения машин и загрязнения воздуха. Проезд через территорию уже был более чем затруднен и иногда почти невозможен, однако - обещали чиновники, - с этим вопросом как-то "совладают". 880-страничный предварительный отчет о предполагаемом воздействии реализации программы на окружение содержал прогноз того, что предприятия секс-бизнеса передвинутся вверх по Бродвею, заполонив его отрезок между Сорок Седьмой и Пятидесятой Стрит. Однако - спешил заверить отчет в предвидении риторического вопроса о том, стоит ли тратить полтора миллиарда, чтобы отжать этот бизнес на несколько кварталов, - там не будет наблюдаться такой его концентрации. Станции метро, сейчас невыносимые, потому что не могут вобрать те толпы, что ими пользуются, должны быть как-то перестроены, чтобы большее число людей могло ждать те же поезда в чуть менее невыносимых условиях.
Как и ожидалось, в ходе публичных слушаний вступил громкий хор возражений, при чем возражали не против реконструкции на Сорок Второй Стрит как таковой, но против именно такой программы, которая столь разительным образом не соответствовала месту своим масштабом, ритмом и стилем, - месту, которое явно заслуживало лучшего будущего. Как будто в насмешку, Сорок Вторая Стрит относится к немногим частям Манхэттена, и впрямь заслуживающим содержательной программы реконструкции, предусматривающей крупную перестройку уместным образом, так, чтобы не убить дух места. Однако отнюдь не этому были посвящены разделы и параграфы программы.
По-своему схема программы Сорок Второй Стрит была совершенно логичным шагом. В конце концов, сказал же Герберт Штурц, тогда председатель городской Комиссии Планирования: "Как только одна крупная вещь запущена в ход, другие следуют за ней, так что проступает своего рода синергетический эффект". Проект Портмана, по поводу которого хранили молчание многие из тех, кто теперь возражал против программы Сорок Второй Стрит, был именно тем прорывом, о котором говорили Штурц и другие лоббисты отеля. Он определил собой сценарий будущего для Театрального Района, как того и опасались его оппоненты. Портман Отель действительно стал "колесной чекой", "шарниром", "краеугольным камнем", "ключом" - как о том возвещала пресса - к более масштабной программе ревитализации Тайм Скуэр, что и провозглашали его лоббисты. Так и должно было быть, и почему новый поворот сюжета грустного романа должен был кого-то озадачить?
Именно от этой точки начинался проект Портмана. Из столкновения по поводу отеля не было извлечено ни одного иного урока, кроме того, что отель было невозможно остановить. Теперь был другой проект с собственной жизнью и собственным импульсом движения. В нем отражалось то же отсутствие понимания подлинной природы обновления города - история отнюдь не повторялась наново, она просто продолжалась.
В колонке Вашингтон Пост под заголовком "Чистка на Тайм Скуэр" Джордж Уилл комментировал этот сюжет: "Сообщество не может быть уподоблено заводной игрушке, которую можно разобрать и собрать заново в любую минуту. Сообщество - живой организм, подобный цветку (или ростку, как в этом случае). С него можно осторожно оборвать увядшие лепестки или листья, но вытащить его из земли значит его убить".
Планирование в сверхмасштабе
Оппоненты были правы, критикуя программу как выражение типической архитектуры власти, и предсказывали, что в конечном счете Тайме Скуэр превратится из чего-то уникального и привлекательного, хотя и с проблемами, в нечто тоскливое и пустое, но тоже с своими проблемами. Но все это второстепенно. Это говорилось о характере проекта, когда сама архитектура, сама планировка утрачивают связь с реальностью. Все подавляющий масштаб не оставляет места для проектного творчества, и архитектура раз-рушения непременно несет в себе внутреннюю противоречивость.
Не лишено забавности то, что оппоненты программы Сорок Второй Стрит жаловались на то, что город и штат не проявляют способности к планированию. Суждение с точностью "до наоборот!". Программа теснейшим образом увязана с крупномасштабным планированием в Нью-Йорке и, в соответствии с докладом властей, она должна была вызвать появление аналогичных программ для территорий дальше на север, что и в самом деле произошло. Ни мудрым, ни отзывчивым планированием это не назовешь, но это есть планирование!. Это планирование в гранд-масштабах, направленное не на ревитализацию, но на хирургическое вмешательство. Множество даунтаунов страны уже служат примером этого футуристического кошмара. У Нью-Йорка просто еще нет дефицита территорий для трансформации. Городское обновление в стиле 50-х вновь вошло в моду.
Программа Сорок Второй Стрит возникла через два года после завершения битвы вокруг Портмана. Еще через два года глазам публики была представлена программа Коламбус Серкл, массивный проект реконструкции, призванной заместить собой закрытый ньюйоркский Колизеум на углу Пятьдесят Девятой Стрит и Коламбус Серкл. На этой круговой развязке движения Бродвей по диагонали перерезает господствующую сеть улиц с ее ориентацией по странам света у самого юго-западного угла Централ Парка. Это одна из ключевых точек города, от которой отмеряются расстояния до других городов страны. Колизеум был первым в городе местом собраний и проведения выставок, пока его не сменил в этой роли Джавитс Конвеншн Сентер, открывшийся в апреле 1986г. Построенный в 50-е годы маэстро Робертом Мозесом, Колизеум представлял собой классический образец проекта "расчистки" своего времени, весьма неудачным образом закрывшего Пятьдесят Девятую Стрит* - важную перемычку между Бродвеем и Коламбус Авеню, что породило массу проблем с уличным движением. В виде частичной реализации программы "обновления" на месте, где была Пятьдесят Девятая Стрит, были построены две жилые башни с садом между ними.
Когда в середине 80-х годов город выставил здание Колизеума** на торги и пригласил к ним девелоперов, тем недвусмысленно дали понять, что критерием номер один будет предлагаемая сумма: "максимальная финансовая отдача от торгов" - гласило официальное объявление. Таким образом, крупный, очень сложный и важнейший по локализации участок был готов пасть к ногам наиболее богатого покупателя. Известно, что когда город распродает свои активы, чтобы подкачать средств в слабеющую свою экономику, беда неотвратима. Активы иссякают, тогда как экономические проблемы системного характера остаются с нами.
С самого начала звучали возражения против единственности критерия "ценника", и как всегда, их не желали слышать. Предложение-победитель - две футуристического облика башни, на 68 и 58 этажей соответственно, с 270.000 кв.м офисов, кондоминиумов, кинотеатрами и торговым центром - прошло за эффектную цену 455.000.000 долларов. По условиям сделки, половина этой суммы должна быть направлена на остро необходимые улучшения в метро (вторая половина прямо пополнила городской бюджет), хотя лоббисты в городе постарались снизить "половину", насколько возможно. Как бы ни были важны для города реконструктивные работы в метро, это не может в достаточной мере оправдать тип девелопинга, который не может похвастаться соб-ственными достоинствами. Проект был столь масштабен, что его архитектурное решение уже не имело особого значения. Здания столь велики, что должны отбрасывать длинную тень в Централ Парк, одно из городских сокровищ, с которыми следует обращаться с величайшей осторожностью. Однако оппонентов тут же обвинили в том, что они против всякой перемены и настроены против всякого развития. Критика была отметена с порога.
* В статье, опубликованной в Нью Йорк Тайме в январе 1988г. Джойс Пурник весьма аргументированно доказывала необходимость восстановления этой улицы; - идея, которая многим кажется соблазнительной по ряду причин. Однако восстановления улицы, по всей видимости, не произойдет тоже по ряду причин, из которых Пурник выделяет особенно "фактор мыта". "Плата за проезд по мосту, первоначально намеченная к взиманию в течение ограниченного отрезка времени для частичного погашения государственного долга, обладает способностью уже никогда не отменяться. Даже когда те первичные долги уплачены, мыто исправно взимается". В данном конкретном случае первичная 'необходимость' закрыть улицу была определена желанием расширить выставочные залы Колизеума.
** Весь первый этаж крупного здания занят до последнего времени книжным магазином, сохранившим название прежнего центра. - Прим. Пер.
Ситуация с Колизеумом венчает более десяти лет совершения все более крупных ошибок в Нью-Йорке, чему, к сожалению, хватает аналогов и в других городах Америки. И все же ей недолго было суждено оставаться крупнейшей или наиболее спорней. Дональд Трамп предложил совершенно абсурдную, разрушительную в урбанистическом отношении схему застройки 50-ти гектаров, занятых бывшими железнодорожными депо вдоль Гудзона, на краю одного из самых плотных и живых городских соседств во всей стране - Верхней Вест Сайд Манхэттена. В рамках Трамп Сити запроектированы 152-этажное здание, долженствующее побить мировой рекорд высоты; восемь 60-этажных небоскребов и крупнейший в стране региональный молл. Все это гарантировало бы удушение улиц Манхэттена добавочным потоком машин, выброс безграничного объема выхлопных газов, внесение чудовищного хаоса в рынок недвижимости и подрыв благополучия торговых центров по всему городу. Катастрофическим характеристикам проекта не было конца. Однако городские чиновники приняли его всерьез, занялись его изучением и дали согласие на прокручивание проекта через колеса бюрократической машины, приторможенной только грандиозным размахом протестов общественности (включая судебные разбирательства), а не простым указанием на нарушение принципов зонирования.
От Портман Отеля до Коламбус Центра и далее до Трамп Сити, с набором промежуточных ступеней между ними, ничто не менялось, кроме нарастающего размаха проектов. Уроков никто не извлек, и путь к дальнейшему разрушению города, хотя иной раз и блокируемый ненадолго, остается открытым.
Проектные схемы столь же крупные в отношении к их окружению, как схема Портмана в Нью Йорке, занимают во всех городах страны господствующую позицию. Одни из них менее чудовищны, чем другие, однако, вопреки бесчисленному количеству скромных, человечных и творческих успешных реконструкций в городах страны, Большое Все Еще Значит Наилучшее, в соответствии с формулой продажи.
ЭПИЛОГ
Вот уже несколько лет - все то время, что ушло на написание этой книги, - я участвовала в реставрации старой синагоги на Нижней Ист Сайд. Почти ежедневные походы к синагоге дали мне возможность исследовать соседство, наблюдать за его жизнью с такой подробностью, с какой мне это не удавалось за все годы жизни в Нью-Йорке.
Я скоро могла понять, что слежу за соседством в процессе трансформации. Пестрая, разнообразная застройка меняла обитателей со дня на день. Кирпичные дома, год сооружения которых гордо выложен под карнизом, служили в свое время первым жилищем немецких, итальянских и восточноевропейских иммигрантов XIX века. Теперь все те же постройки быстро становились первым домом для иммигрантов из Азии, в первую очередь китайцев. Небольшие домики с высоким чердаком, нередко украшенные орнаментом в терракоте, но чаще с немногочисленными и простыми украшениями, что подчеркивало практический характер их функции, послужили колыбелью для малого бизнеса давних иммигрантов. Эти постройки были теперь оставлены последними отпрысками той волны иммиграции и осваивались новейшей волной новорожденных предпринимателей. Книжный магазин с давней репутацией, которым заправлял всем известный старик, представлявший собой нечто вроде учреждения, рассыпался под ударами "бабы", чтобы уступить место двенадцатиэтажному жилому дому, заселенному новыми азиамериканцами. Ушел на покой старый еврей-ювелир, и на его месте обосновался китайский цирюльник. Знаменитый Гарден-кафетерий, где иудейские начетчики (иначе - "интеллигенция"*) и политические диссиденты до хрипоты обсуждали Большие вопросы прежнего времени, стал китайским рестораном, его фрески с изображениями старого Нью-Йорка ушли в небытие, а его ужасная готовка осталась лишь живописной деталью анекдотов, исполненных ностальгии. Моя излюбленная закусочная, где старый повар говорил только на идиш и при готовке отмерял компоненты в "щепотях" и "горстях", где официантом был недавний "невозвращенец" из Советского Союза, откуда никогда не гнали местных нищих, а покрытые пластиком столы были украшены пластиковыми же цветами, уступила места пышно орнаментированному тайскому ресторану.
* Автор использует именно это, воспринятое из русского языка слово. - Прим. Пер.
Среди излюбленных мной таинственных построек было восьмиэтажное, увенчанное мансардой и скромно декорированной здание с надписью "Witty Brothers", высеченной на самом верху облицованного серым камнем сооружения. Как я выяснила, Братья Уитти - известная фабрика мужской одежды, хорошо известная в Одежном Квартале Аптауна. Как и многие другие в бизнесе одежды, дело начиналось здесь, на Нижней Ист Сайд. Именно здесь портные и гладильщицы из Восточной Европы соединили старое свое ремесло с технологией Промышленной Революции, чтобы внести вклад в становление современного производства в Америке.
В теплый летний день несколько лет назад я подходила к зданию Уитти от угла квартала - так же, как делала это сотни раз. Уже издали, однако, я заметила, что двери открыты, и впервые возникает шанс заглянуть внутрь. Приближаясь, я услышала тот ровный звук, что позволял безошибочно определить, что увидишь через минуту. В самом деле, внутри можно было разглядеть азиатских по виду женщин, склонившихся в пять рядов над швейными машинками. Они сидели, не повернув головы на миг, и кипы готовой одежды в конце каждого ряда росли на глазах. Время как будто остановилось. Стоило зажмуриться, и вместо азиаток, можно было увидеть такие же ряды европейских швей, в черных юбках, белых блузках с длинными рукавами и распущенными волосами. Это был момент прозрения, когда все, за чем я долгое время наблюдала по частям и фрагментам, сошлось вместе.
Производство одежды все еще дает работу наименее квалифицированным, равно как и наилучшую возможность для новичка в бизнесе*. Все, что здесь происходит сейчас, воспроизводит то, что происходило здесь же более ста лет назад.
Город продолжается, если ему это позволяют
Параллели с ранней иммигрантской эпохой бесконечны. Ее витальность во многом обеспечена устойчивой градостроительной тканью с ее особым сочетанием сильных и слабых сторон. Хотя кое-где ткань была подправлена, подштопана и даже реконструирована, Нижнюю Ист Сайд обошли стороной гранд-проекты, приведшие к исчезновению такого количества соседств. Это место города развивалось во времени и сохраняет качества квинтэссенции городского начала с его безграничным разнообразием застройке и функциональных свойств.
* Отметив, что в Чайнатауне до 500 фабрик одежды, Питер Грант писал в New York Observer 10 октября 1987г.: 'Продукция одежды в Чайнатауне, где производятся только женское и детское платье, приобрела такой размах только после изменения закона об иммиграции в 1965г. До этих перемен иммиграция из Китая, Тайваня и Гонконга составляла около 4.500 человек в год. После - ежегодно 15.000 китайцев эмигрировали в США, с тем что более трети из них оседали в Чайнатауне.
Достарыңызбен бөлісу: |