советник при отделе погран­службы майор В. Я. Жук

Вечером состоялась встреча с министром по делам гра­ниц (он же временно исполнял обязанности губернатора), командованием 11-й дивизии, руководителями царандоя и АГСА, нашими советниками. Министр по делам границ занимался в основном проблемами пуштунских племен, населяющих приграничные границы Афганистана и Пакистана, и к пограничной охране ДРА прямого отношения не имел. Его рассуждения о возможном привлечении (ра­зумеется, за достойную плату) некоторых пуштунских племен к охране границы в этих районах мне показались интересными.

В 11-й дивизии после недавнего мятежа состояние тре­воги не исчезало, и новое командование не скрывало опасений за боеспособность некоторых частей.

На Востоке, как известно, в отличие от умеренно-урав­новешенного Запада, любая неожиданность, нестандарт­ная ситуация могут вызвать острую, неадекватную реак­цию с непредсказуемыми последствиями. Поэтому здесь при любом скоплении людей: на базарах, у дуканов и в мечетях всегда можно ожидать любых неприятностей. В военных же коллективах, действующих в сложной об­становке, эта особенность проявляется довольно часто. Вот и на этот раз, во время нашей ночевки в городке 11-й диви­зии не обошлось без инцидента. Перед рассветом, букваль­но под окнами нашей приезжей (окна были открыты из-за душной ночи) внезапно грохнул выстрел. В ответ после­довали автоматные очереди откуда-то со стороны, а затем началась настоящая пальба. Не хватало только примене­ния гранат и артснарядов. Невольно подумалось: уж не повторение ли это недавнего мятежа? Спустя пару минут, в комнату заскочил майор Жук. В руках автомат. Но ему, как и мне, было неясно, что происходит. Попытались по­звонить по телефону, но бесполезно. Идти выяснять об­становку в этой ночной сутолоке - тоже не лучший вари­ант. Решили выждать, периодически проверяя связь. Вско­ре стрельба стала понемногу утихать, а еще через пару минут позвонили вначале начальник особого отдела ди­визии, а затем и Ф. Д. Кудашкин и сообщили, что первым стрельбу открыл (испугавшись чего-то) часовой, потом в стрельбу ввязалась караульная смена, дежурная рота, и так далее... Утром, за чаем, командир дивизии по-восточ­ному долго, витиевато и смущенно объяснял происшед­шее, а мы дружно его успокаивали.

На следующий день в Джелалабаде с руководством царандоя и отдела погранслужбы провинции более под­робно побеседовали об их проблемах. Положение было се­рьезным: в горно-лесистой, труднодоступной для тех­ники местности мятежники группами легко проникали через границу по обходным, контрабандным тропам. За­крыть их надежно у пограничников не было сил, а дей­ствовать избирательно, по оперативным наводкам они не могли из-за слабой разведки. А ведь в этой провинции, кроме пограничников, стояли части 11-й пехотной диви­зии, оперативный батальон царандоя и довольно солид­ные органы АГСА. Но подчинить эти силы единому за­мыслу по обеспечению безопасности пограничной провин­ции и страны никак не удавалось.

Наш советник при отделе погранслужбы майор В.Я. Жук здесь быстро освоился и все афганские офице­ры, в том числе армейские, отзывались о нем с большим уважением. Общительный, находчивый, хороший про­фессионал, он быстро овладел служебно-бытовым мини­мумом на дари и обходился с афганцами без переводчи­ка. Откровенно говоря, не всем присылаемым сюда на­шим советникам это удавалось, и тем приятнее было ви­деть офицера, достойно выполняющего свою нелегкую миссию.

К сожалению, наша встреча с ним оказалась последней. Спустя немногим более полугода с приходом наших войск в Афганистан, майор Жук по просьбе армейского коман­дования участвовал в воздушной разведке района пред­стоящей операции, и его вертолет «Ми-24» был сбит мя­тежниками...

Прошло столько лет, а я и сейчас его помню, словно встречался недавно — подтянутого, в армейском камуфляже и афганском кепи, с неразлучным короткоствольным АКМ.

Во время поездки хотелось поближе познакомиться с Джелалабадом. Шутка ли, здесь когда-то останавливался Александр Македонский, тут была зимняя резиденция афганских правителей. Но удалось посмотреть город лишь накоротке, мимоходом. Запомнилось, что он не по­хож ни на Кабул, ни на другие афганские города: зеленый и чистый, многие дома (высоких зданий мало) буквально укрыты вьющимися растениями, цветами, повсюду оби­лие магнолий, роз. Многие жители в ярких тюрбанах, цвет­ных халатах. Во всем чувствовалась близость Пакистана и Индии.

На пути в Кабул нас несколько раз останавливали воо­руженные ополченцы — проверка. Подумалось: такую бы организацию контроля да на других дорогах Афганистана.

В Кабуле в нашем представительстве сообщили но­вость: получена информация о решении руководства Д РА (инициатива Амина) начать в ближайшее время опера­ции в центральных провинциях (Бамиан, Урузган, Гор и др.) против хазарейцев, населявших в основном эти про­винции.

К проведению операций планировалось привлечь доб­ровольцев из пуштун в расчете на то, что они охотно при­мут участие в уничтожении хазарейцев-шиитов (сами пуштуны — сунниты). В качестве компенсации доброволь­цам обещано имущество репрессированных. Словом, на­мечались акции по уничтожению жителей и разграбле­нию населенных пунктов, объявленных враждебными к власти ДРА. Вооружать эти отряды должны были органы МВД из своих запасов старого оружия.

То же о готовящейся карательной экспедиции поведал и наш советник при МВД Н.С. Веселков, ссылаясь также на конфиденциальную информацию министра Ш. Маз-Дурьяра. При этом Амин якобы потребовал надежно закрыть афгано-иранскую границу (в Иране, где основное население - шииты, всегда проявляли к хазарейцам повышенное внимание).

На следующий день с Леонидом Павловичем (Б.С. Ива­нов был временно отозван в Москву) пришли к послу. Александр Михайлович информацию эту посчитал очень се­рьезной и тоже склонялся к мнению, что необходимо жес­ткое заявление руководству ДРА о недопустимости такой акции. Однако он не считал возможным личное участие в этом, ссылаясь на особую специфику проблемы. Перего­ворили с Я.П. Медяником (заместителем начальника 1-го Главного управления КГБ, занимающегося в Москве этим регионом). Яков Прокопьевич, как всегда, не торопился с ответом, пообещав доложить руководству.

Спустя некоторое время позвонил В. А. Крючков (в то время начальник 1-го Главного управления КГБ) и сооб­щил, что «Владимиров» (Андропов) считает опасной эту затею властей ДРА. Он предложил мне встретиться с Ами­ном, чтобы прояснить подробности этой акции и передать ему обеспокоенность нашего руководства. Наследующий день с О. Акулиничевым (переводчиком посольства) мы были у Амина. Как и намечалось (целью встречи я назвал пограничные проблемы) вначале кратко сообщил ему нашу оценку ситуации на границе и, в частности в про­винции Нангархар (по итогам поездки). Информацию Амин выслушал внимательно, сказав при этом, что он сни­мает высказанные им ранее возражения насчет создания органов разведки в погранслужбе (что предлагалось нами в комплексе мер).

Заявление о нашем желании получить от него разъяс­нение о том, насколько верны слухи о готовящейся якобы карательной экспедиции против хазарейцев — Амин вос­принял настороженно, однако подтвердил реальность этого. Привожу почти стенографическую запись переводчи­ком состоявшегося разговора.

Н. Насколько известно, тов. Амин, основу этих от­рядов составляют не военнослужащие, а гражданские добровольцы, пуштуны, негативно настроенные к хазарейцам-шиитам. Следовательно, пострадают мирные жители?

А. Мы не исключаем этого. Война есть война.

Н. Но если возникла необходимость проведения опе­рации в этих районах, то почему не привлекаются воен­ные или формирования из самих шиитов?

А. Военные у нас заняты другими делами, а среди ши­итов у нас нет сторонников и друзей. Они биологически сродни китайцам, а их религия нам враждебна. И мы их будем уничтожать.

Н. Но вы, очевидно, понимаете, какую реакцию иран­ского руководства вызовут эти акции. И не приведет ли это к объединению всех шиитов против правительства ДРА?

А. «Шиитский фронт» против нас давно развернут, они открыто ведут против нас борьбу и мы отвечаем тем же.

Н. А вы не предполагаете, что это обострит и без того сложную ситуацию среди нацменьшинств ДРА?

А. Мы так не считаем. Противник использует против нас все средства, в том числе самые коварные, и нам те­рять нечего.

Н. Накануне встречи с вами я и мои товарищи говори­ли с Москвой. Мне поручено сообщить вам, что Ю.В. Андропов весьма озабочен подобными планами. Он просил передать вам, что это может ухудшить ситуацию и для ДРА, и для СССР. Что мне сообщить в Москву?

А. Мы подумаем, время еще есть. Просим передать привет и наилучшие пожелания тов. Андропову.

Вернувшись от Амина, обменялись мнениями у посла, подготовили и направили в Москву телеграмму. В ответ получили указание наблюдать за развитием событий, но история с хазарейцами понемногу поутихла, новой информации не поступало и в сутолоке текущих дел об этом ста­ли забывать. Однако спустя месяц стало известно, что один из добровольческих отрядов все-таки появился в провин­ции Бамиан, но в столкновениях с хазарейцами понес по­тери и был выведен оттуда. На этом карательная затея с «добровольчеством» и закончилась. В Кабуле же она за­вершилась кампанией арестов среди влиятельных хазарейцев.

В отличие от армии и царандоя, боевая техника, ору­жие и снаряжение к пограничникам Д РА попадали, как уже говорилось, по «остаточному» принципу. Теперь это было частично поправлено, и уже в мае 1979 г. в пограничные подразделения стали поступать (пока в ограниченном ко­личестве) бронетранспортеры, минометы, радиостанции, полевые кухни и другое имущество и техника, направляе­мые из Союза.

С прибытием в конце мая второй группы наших офи­церов-пограничников (15 человек) стала налаживаться советническая работа в пограничной службе ДРА, так как в афганской армии наши советники находились уже давно, а в пограничной охране она началась только с весны 1979 г. Нашими первопроходцами в этом деле были офи­церы Ф.Г. Гарафеев, Е.В. Дудин, В.Я. Жук, И.А. Поляков и другие, ставшие советниками отделов погранслужбы в провинциях с наиболее сложной обстановкой. Первым все­гда трудно, тем более, в условиях автономности погранич­ных подразделений, часто без связи, надежного транспор­та и охраны.

В Кабуле активно помогали руководству погранохра­ны в организации штабной, оперативной и информаци­онно-аналитической работы прибывшие в числе первых наши офицеры В. К. Новоселов и С. А. Полетаев.

В июне 1979 г. обстановка в Афганистане оставалась сложной. И не только в приграничных, но и в централь­ных провинциях. Западные журналисты, находившиеся в Кабуле, связывали это только с ошибками режима Тараки — Амина. Подчеркивалось, в частности, нежелание руководства учитывать уклад жизни и традиции афган­цев, попытки опереться лишь на армию и репрессивный аппарат. НДПА называли партией городской интелли­генции, руководство которой не желает понимать и учи­тывать нужды крестьянства, проявляет воинствующий атеизм и прямолинейную ориентацию на Советский Союз.

Конечно, многое в этих оценках было объективным, но справедливости ради надо сказать и о том, что враждеб­ное давление извне на этот режим, о чем, естественно, умал­чивали западные журналисты, было довольно сильным. Уже позднее станет известно, что за эти годы, включая пребывание в ДРА наших войск, мятежники получили военную и иную помощь на сумму свыше восьми млрд. дол­ларов. К лету 1979 г. аппарат главного военного советни­ка в Кабуле, к примеру, оценивал силы мятежников, вклю­чая вооруженные отряды племен в 40-50 тыс. человек. Как и в мае, наибольшая активность их проявлялась на юге и юго-востоке страны, в приграничных с Пакистаном про­винциях. Рост численности и оснащенность современным оружием мятежников позволяли им решать уже более мас­штабные задачи: совершать налеты на уездные и даже про­винциальные центры, блокировать и принуждать к сдаче отдельные подразделения правительственных сил, удерживать контроль над важными участками дорог и др. Так, в провинциях Кунар и Пактия подразделения 30-го полка длительное время вели боевые действия в окружении и понесли тяжелые потери.

В первых числах июня попал в засаду и понес потери 59-й полк 25-й дивизии. Здесь мятежникам удалось надол­го блокировать г. Хост и установить контроль за дорогой Гардез - Хост. Почти в то же время в Пактии перешла к мятежникам с вооружением и техникой разведрота 12-й дивизии. В провинциях Пактикаи Газни боевые действия правительственных сил велись с переменным успехом. В ходе удачно начатой операции 14-й дивизии, к сожале­нию, тоже не все прошло гладко: на завершающем ее этапе был разбит и потерял всю свою боевую технику один из сводных отрядов дивизии. Там же в первой половине июня с помощью армейского отряда поддержки удалось вывес­ти из окружения (в сел. Двачина) пограничный батальон, тоже понесший серьезные потери.

В провинции Кандагар моторизованные группы мя­тежников 7-8 июня совершили нападение на погранбатальон в м. Дарвазой и погранроту в с.Маруф. Усилиями руководства МВД и губернатора, с помощью отряда под­держки и авиации мятежники были рассеяны. Более бла­гополучно складывалась ситуация в приграничной про­винции Нангархар. Здесь несколько попыток нападения мятежников на пограничные подразделения были отби­ты. Удачно действовали и части 11-й дивизии. В районе г. Асадабад ими был разгромлен отряд мятежников, при этом в числе пленных оказалось и несколько военнослу­жащих пакистанской милиции.

На границе и приграничных с Ираном провинциях мятежники действовали в основном небольшими группа­ми, но и они были достаточно мобильны и оснащены. Объектами их нападений были небольшие гарнизоны, местные органы власти и даже школы. Школы они, как правило, сжигали, а учителей либо убивали, либо уводи­ли с собой.

Иногда их действия носили скоординированный ха­рактер. Так, в провинции Фарах объединенная бандгруппа на мотоциклах совершила нападение на пограничную роту в местечке Колотайе-Назархан. Нападение отбили, но рота понесла потери, был убит и командир роты. В этой же провинции нападению подверглась колонна погранич­ников, были убиты и ранены несколько военнослужащих. На дороге Герат - Шинданд в засаду попала другая ко­лонна пограничников, в которой находились наши совет­ники офицеры П.И. Епишкин и В.К. Абдрашитов. Напа­дение отразили, при этом несколько афганских погранич­ников были ранены и один убит.

В северных (приграничных с СССР) провинциях по­вышенная активность мятежников отмечалась в провин­циях Бадгиз и Бадахшан. В провинции Бадахшан неудач­ные действия и тяжелые потери 24-го полка позволили мятежникам захватить несколько важных населенных пунктов. Более удачно действовали правительственные силы в провинциях Балх и Баглан, активно поддерживае­мые добровольцами из местных жителей. Возрастала ак­тивность мятежников и в окрестностях Кабула, и в самом городе. 23 июня они совершили нападение на полицей­ский участок в районе Майдана, захватив хранившееся там оружие. Почти одновременно в городе было произведено несколько взрывов и совершены нападения на другие объекты. Силами царандоя и АГСА нападавшие были рассеяны. И как уж повелось, вслед за этим в Кабуле последо­вали многочисленные аресты подозреваемых лиц.

Сложная обстановка на границе часто нарушала уп­равленческий ритм и планы пограничного руководства ДРА, но отдел погранслужбы понемногу укреплялся и при­спосабливался к ней. В отделе появились службы тыла, разведки, политработы и др. В середине июня в погранохране ДРА произошла смена руководства. Начальником погранохраны был назначен майор X. Махмуд Шах, кад­ровый офицер-танкист, окончивший академию «Пахантун», до этого назначения - начальник технического уп­равления МВД. Пограничного дела, как и его предше­ственник, разумеется, не знал.

В ответ на тревожные донесения из Кабула, участи­лись и звонки из Москвы. Запросы различной информа­ции, указания - судя по всему, там тоже стали понимать (но лишь немногие!), что гражданская война в Афгани­стане - уже де-факто. Любой начальник не любит докла­дов о негативном, и заместитель Л.П. Богданова полков­ник В.А. Чучукин, офицер с хорошим чувством юмора, обычно начинал доклад так: «Обстановка у нас, товарищ генерал, стабильная, но небезнадежная...»

6 июня меня пригласили к аппарату «ВЧ» — вызывал Ю. В. Андропов. Он интересовался обстановкой, в том числе на границе с Пакистаном и Ираном, ситуацией с добровольцами-пуштунами (и кому принадлежит идея их формирования). После моих кратких ответов спросил, возможно ли надежное закрытие границы с Пакистаном и Ираном? Я ответил, что пакистанский участок (более 2000 км) со сложным рельефом, высокогорный, можно прикрыть надежно лишь избирательно, на отдельных участ­ках. Но для этого потребуется трех-четырехкратное увеличение существующей там численности пограничников и применение специальных технических средств. На иран­ском участке эта проблема решается проще (местность горно-пустынная, легче контролируемая). Но и здесь нуж­ны более сильные, хорошо оснащенные пограничные час­ти, поскольку многие приграничные районы контролиру­ются не властями ДРА, а мятежниками. Реально достичь этого (из-за ограниченных возможностей) можно лишь за счет использования части сил армии и царандоя (МВД), разумеется, после надлежащей их подготовки. Но руководство ДРА (в частности, Амин) пока на это не решается, ограничиваясь минимальными силами. Ю. В., выслушав этот доклад без замечаний, сказал, что ситуация в Афга­нистане в ближайшее время будет рассматриваться на Политбюро, он ждет наших предложений из Кабула и к исходу 7-го (то есть завтра) хочет их заслушать.

В тот день до позднего вечера совещались у посла обсуждали оценку ситуации и предложения. Утром 7 июня донесение было отправлено в Москву (в МИД, КГБ и Минобороны). Донесение, на мой взгляд, содержало объективную оценку ситуации в Афганистане и основные при­чины ее обострения. Но с предложениями дело обстояло сложнее. Главный военный советник (ГВС), ссылаясь на решения Высшего совета обороны ДРА и следуя своему принципу: «Здесь армия решает все», настаивал на вклю­чение предложений о поставке техники и вооружения для дополнительного оснащения четырех афганских дивизий. Но было опасение, что в условиях открытости границ ДРА и недостаточно эффективных действий частей афганской армии против мятежников, нередко без боя сдающих им боевую технику и оружие, такая практика и обременитель­на для нашей страны и бесперспективна в плане стабили­зации обстановки в ДРА. Сама ситуация объективно пока­зывала на необходимость укрепления в первую очередь сил безопасности - будучи профессиональными, надеж­ными и мобильными, они могли бы охранять границу и вести борьбу с мятежниками. ГВС возражал, ссылаясь к тому же на директивы и указания из Москвы. Возникала острая дискуссия. Александр Михайлович (посол), рабо­тавший с ГВС в ДРА долгое время, занял нейтральную позицию. Нам тоже нельзя было затягивать с передачей в Москву предложений. Словом, передали компромиссный вариант. В этом донесении, кроме оценки ситуации и ряда предложений политического и военного характера, были и сугубо пограничные: создание учебного центра в Кабуле для подготовки младших специалистов и других катего­рий афганских пограничников с участием наших советни­ков и специалистов, а также выделение для пограничной охраны Д РА 8 вертолетов (с подготовкой экипажей у нас), 15-20 бронетранспортеров и 80-100 автомобилей повы­шенной проходимости и др.

Эти предложения, конечно же, не решали всех проблем охраны границы Афганистана, но рассчитывать на большее тогда не приходилось.

7 июня состоялся повторный разговор с Ю. В. Андро­повым. Я доложил о направленном донесении. Ю.В. основные предложения одобрил, но выказал озабоченность про­тиворечивостью информации из Кабула, поступающей от наших представителей (Минобороны, МВД, КГБ, МИД). Я попытался объяснить это отсутствием здесь полномочного представителя Москвы, которому были бы подчине­ны все остальные. Но Ю. В. это не поддержал: «Вас и так там много генералов, зачем еще кого-то посылать?» По­желал успехов, и на этом разговор закончился. На следу­ющий день состоялся разговор с В.А. Матросовым. Крат­ко доложил ему о наших делах и разговоре с Ю.В. Вадим Александрович сообщил, что наши предложения в основ­ном одобрены и вскоре будут реализованы, кроме посыл­ки вертолетов. Но вертолеты нам были тут крайне нуж­ны, и я просил его направить пока хотя бы один-два, учи­тывая сложный афганский рельеф и активность мятеж­ников на дорогах. В.А. обещал это, как только будут подо­браны и подготовлены экипажи.

В череде событий и текущих дел июнь пролетел неза­метно. 30 июня возвратился Б. С. Иванов. Этим же рей­сом, по согласованию с Центром, я должен был вылетать в Москву, предположительно на месяц. Борис Семенович поделился впечатлениями о поездке в Москву, о встрече с Андроповым (Ю.В., по его словам, одобрил оценки и соображения, им высказанные).

В связи с отъездом посетил Амина и министра внут­ренних дел Ш. Маздурьяра. Амин выглядел бодро (недав­ние попытки сторонников Тараки отстранить его от шеф­ства над силовыми структурами не удались) и просил пе­редать приветы Андропову и Матросову.

30 июня вечером приземлились в Ташкенте. Здесь встретился с моими давними товарищами по службе в Средней Азии — командующим ТуркВО Ю. П. Максимо­вым и председателем КГБ Узбекистана Л. Н. Мелкумовым. Обоих интересовала и беспокоила ситуация в Афга­нистане, и нам было о чем поговорить в тот вечер.

Через несколько дней после прибытия в Москву со­стоялась встреча у Ю.В. Андропова. Присутствовали ге­нералы С.К. Цвигун и В.А. Матросов. Я, как это принято, подготовился к докладу, но Андропов предложил вместо доклада высказать соображения по вопросам, его интере­сующим: что можно сделать (или поправить) с нашей стороны для достижения стабильности в ДРА и есть ли ре­альные возможности для надежного закрытия границы с Пакистаном и Ираном?

По ходу моих ответов Ю.В. задавал и некоторые дру­гие вопросы. Он, безусловно, знал оценки нашего представительства в Кабуле основных факторов, обостряющих обстановку в ДРА и это освобождало меня от необходимо­сти говорить о них. Я назвал лишь то, что, по-моему, пред­ставляло опасность для ДРА в ближайшем будущем: веро­ятность объединения пока разрозненных сил мятежников на основе исламского радикализма, включая и активиза­цию антиправительственного шиитского движения; от­крытость многих участков границы с Пакистаном и Ира­ном, что обеспечивало мятежникам нарастающую поддер­жку из-за рубежа и свободу маневра.

Неотложными мерами по стабилизации обстановки в ДРА мною были названы: улучшение работы с племенами и национальными меньшинствами (особенно в северных провинциях, граничащих с СССР); усиление местных органов власти и их влияния на положение дел на местах. Мне казалось важным подчеркнуть также необходимость проведения руководством ДРА более активных мер по ук­реплению сил безопасности - частей пограничной охра­ны (план усиления, который нами был разработан) и опе­ративных частей царандоя, повысив их эффективность в борьбе с мятежниками.

Проблемы надежной охраны границы с Пакистаном и Ираном заключались не только в сложных физико-географических особенностях приграничных районов и сла­бых служебно-боевых возможностях афганской погранохраны, но и не последнюю роль играло традиционное для афганской элиты непризнание афгано-пакистанской границы («линии Дюранда»), нежелание ограничивать передвижение кочевых пуштунских племен из Пакиста­на в Афганистан и обратно. Серьезным негативным фак­тором я назвал установление мятежниками своего конт­роля в ряде приграничных районов и на границе, а для усиления там охраны границы эти районы и участки, ес­тественно, должны быть предварительно очищены от мятежников. Сказал в заключение, что руководство ДРА (Амин) приходит к пониманию этой проблемы (ряд мер предпринят), но многое уже упущено, да и сохраняется тенденция решать эту проблему по старинке, по остаточ­ному принципу.

Высказал мнение, что поскольку развитие событий опережает плановое укрепление погранохраны ДРА, то для прикрытия хотя бы важнейших участков, особенно на границе с Пакистаном, без участия армии теперь, видимо, не обойтись.

У Андропова и присутствующих руководителей заме­чаний по докладываемым мною соображениям не было. Как я и предполагал, не мог не возникнуть вопрос о роли Амина, его влияния на ситуацию. Привожу дословный текст заготовки, которой я придерживался на этом сове­щании: «В настоящее время X. Амин наиболее сильная личность в ДРА не только в силу своих личных качеств, особенно организаторских, но и в связи с тем, что его уси­лиями устранялись люди политически активные, особен­но если они не разделяли его взглядов. Его сторонники ныне занимают руководящее положение в армии (кроме поста министра обороны), в МВД, в Кабульской парторганизации НДПА, в госаппарате и части провинций. В ин­тересах закрепления своих позиций и подавления мятеж­ников, Амин, очевидно, будет продолжать линию на под­держание с нами тесных отношений, добиваясь нашей по­мощи. Амин — ярый пуштунский националист, способ­ный на самые неожиданные (и не всегда оправданные) решения».

Обсуждались и другие вопросы: надежность охраны народно-хозяйственных объектов нашего сотрудничества, причины волнения среди хазарейцев и др. В заключение Ю. В. поблагодарил за работу и доклад, в моем присутствии позвонил Н.И. Савинкину (в то время заведующий Отделом административных органов ЦК), предложив ему принять меня для беседы. Получив согласие, он поручил мне посетить Николая Ивановича и после отдыха (25-30 дней) вновь возвращаться в Афганистан («ситуация там сложная и работы много»). Встреча с Н.И. Савинкиным состоялась спустя несколько дней. Встретил он меня теп­ло и был внимателен. У меня же не было причин менять содержание и оценки первоначального (у Ю. В.) доклада, поэтому все обошлось нормально.

Отпускные четыре недели, в том числе сбор грибов и рыбалка на Валдае, где мы с женой Александрой Павлов­ной побывали, прошли быстро, и надо было возвращаться в Афганистан. Однако в Главке, Вадим Александрович сообщил мне, что Ю.В. Андропов дал согласие на направ­ление в ДРА постоянного представителя наших погранвойск (идея эта исходила от Матросова). Мне же предсто­ит ознакомить его с делами на месте, представить афган­ским властям. На все про все мне отводился месяц. Мера эта была разумной, поскольку одновременно заниматься охраной границ Афганистана и делами штаба своих по­гранвойск было невозможно. В качестве такого предста­вителя выбор пал на генерал-майора Андрея Андреевича Власова - хорошего профессионала, боевого офицера, прошедшего в погранвойсках большой путь от начальни­ка заставы до начальника управления ГУ ПВ.

В Кабуле к тому времени уже был солидный советнический аппарат, созданный нами весной и летом 1979 г. - свыше 30 офицеров-пограничников. Из них непосред­ственно в провинциях (на границе) находилось около 10 офицеров, остальные состояли советниками и специа­листами при отделе погранслужбы ДРА и пограничном факультете академии царандоя.

Нам не требовалось особой подготовки к выезду: в ГУПВ ситуацию в Афганистане стали отслеживать бо­лее тщательно, и информация накапливалась довольно полная и объективная. К сожалению, в июле и первой по­ловине августа 1979 г. обстановка там не улучшалась. Не­способность (или нежелание?) руководства ДРА идти на такие меры, которые стабилизировали бы положение в стране, становилась все более очевидной и для Москвы. Признавая это, Политбюро ЦК КПСС на заседании 29.06.1979 г. отмечало, что «...рекомендации наших совет­ников по этим вопросам (политическим, военным и пр. -прим.) афганским руководством практически не реали­зуются...»

Однако линия на увещевание и уговаривание афган­ских руководителей сохранялась. При посещении ДРА Б. Пономаревым (секретарь ЦК КПСС) во второй поло­вине июля 1979 г. опять все завершилось тем, что Тараки и Амин настаивали на направлении в Кабул уже не одного-двух советских батальонов, как было ранее, а двух дивизий. Пономарев же вполне логично считал это невозмож­ным. У него хватило смелости высказать свою точку зре­ния по этому поводу. Другие же передавали подобные на­стойчивые просьбы Тараки и Амина, не высказывая соб­ственного мнения.

В июле продолжалось укрепление позиций Амина. Министр обороны А. Ватанджар был перемещен на долж­ность министра внутренних дел, а Ш. Маздурьяр (министр внутренних дел) — министра по делам границ и племен. Таким образом, министерство обороны окончательно пе­решло в прямое подчинение Амина, и это с удовлетворе­нием было воспринято в нашем аппарате главного воен­ного советника. Между тем обстановка в приграничных районах и на границе становилась все более угрожающей и диктовала необходимость серьезной реорганизации пограничной охраны - структурной и управленческой. Ста­новилось ясно, что оперативное подчинение пограничных батальонов армейским соединениям при сохранении ор­ганов управления в МВД не решает многих проблем. При отсутствии реальных возможностей укрепления погранох­раны в качестве самостоятельной структуры в сжатые сро­ки оптимальным являлся ее вывод из МВД и переподчи­нение армии. В тех условиях это была вынужденная мера, и к началу августа принципиальное решение об этом ру­ководством ДРА было принято.

17 августа мы с А. А. Власовым присоединились к груп­пе генералов и офицеров Главного штаба сухопутных войск, которые во главе с главкомом генералом И. Г. Пав­ловским вылетали в Кабул. Группа Павловского направлялась для оказания помощи руководству афганской ар­мии к подготовке соединений и частей к действиям против мятежников. На следующий день после прибытия в Кабул всей группой побывали у начальника Генштаба Якуба. Якуб считал, что обстановка в стране понемногу нормализуется. Причиной же недавнего (5 августа) мятежа в Кабуле в 26-м парашютно-десантном полку и батальоне «коммаидос» назвал групповщину среди офицеров и свя­зи некоторых из них с мятежниками. Предложения о пере­подчинении пограничной охраны армии он считал пра­вильными, но требующими некоторых уточнений и дора­ботки.

В тот же день в составе группы генерала Павловского посетили мы Н. Тараки, представились, сообщили о целях прибытия. Тараки выглядел бодро, высказал удовлетво­рение оказываемой его стране поддержкой, перечислил наиболее значимые меры, осуществляемые правитель­ством ДРА в текущем году по стабилизации обстановки в стране. Сказал, что даже мятежники признают пользу не­которых реформ, а основные усилия предпринимают для устранения его и Амина за их последовательную дружбу с Советским Союзом. Меры по укреплению армии назвал лечением больного, перенесшего тяжелую операцию («чи­стка», боевые потери и пр.), а советских специалистов док­торами, призванными помочь больному.

На следующий день втроем (участвовали Б.С. Ива­нов и А.А. Власов) нанесли визит X. Амину. После представления генерала А.А. Власова состоялась короткая беседа. Амин поделился впечатлениями о последних событиях в Кабуле (5 августа) и некоторых провинциях. Но его оценки, в отличие от Якуба, были менее оптимистич­ны. Мы поинтересовались его мнением о реорганизации погранохраны в связи с обострением обстановки в при­граничных провинциях. Амин ответил, что саму идею ре­организации он, как и ранее, поддерживает, но нужна по­мощь с нашей стороны в проработке некоторых вопросов. Мы высказали готовность оказать необходимую помощь, и на этом встреча закончилась. Несколько дней наши офи­церы-пограничники вместе с Отделом погранслужбы ДРА и офицерами аппарата Главного военного советника были заняты разработкой и обоснованием мер по реорганиза­ции погранохраны. Замысел ее состоял в том, чтобы уси­лить боевые возможности имеющихся (28) погранбаталь-онов за счет дополнительного увеличения их численности (она обычно не превышала 40-50% их штатной положен­ное™), обеспечения их тяжелым оружием и техникой, а батальонов, находящихся в зоне боевых действий, — вве­дения штатных разведывательных рот. В штаты дивизий, которым переподчинялись погранбатальоны, вводились отделы погранслужбы, ранее подчиненные царандою, а в Генштабе НВС ДРА создавалось Главное управление по­граничной охраны. Предусматривалась передача в армию учебного центра и пограничного факультета академии царандоя. Общая численность погранохраны ДРА к исхо­ду 1980 г. планировалось иметь около 14,5 тыс. военнослу­жащих (для сравнения: в СССР, а затем в Российской Федерации численность погранвойск с 1970 по 2000 г. была всегда не менее 170-200 тыс. человек). На большее нам тогда в Афганистане рассчитывать не приходилось.

Одновременно прорабатывались вопросы размещения и боевого дежурства в посольском городке отдельной мотострелковой роты, предназначенной для замены группы спецназа КГБ «Зенит», прибывшей в Кабул в первой де­каде июля 1979 г. Официальной задачей этой группы счи­талась подготовка военнослужащих президентской гвар­дии (охраны), но, как известно, обстоятельства вскоре эти задачи поправили. Руководителем группы «Зенит» был полковник Г. И. Бояринов, преподававший в 1950-1960 гг. тактику партизанской борьбы и специальных операций в Военном институте КГБ им. Дзержинского. Я в те годы был слушателем этого института, знал Григория Ивано­вича, и при встрече в Кабуле нам было что вспомнить. У не­го были интересные идеи и замыслы о перспективах раз­вития подобных «Зениту» формирований. Но судьба уго­товила ему другую участь: при штурме дворца Амина в декабре он был смертельно ранен, ему посмертно присво­ено звание Героя Советского Союза.

19 августа состоялось совещание оперативной груп­пы генерала И.Г. Павловского с участием руководящих офицеров аппарата ГВС и наших представителей. В вы­ступлениях участников совещания подчеркивалось, что, несмотря на возрастающую численность вооруженных формирований мятежников (около 40 тыс. человек), дан­ных о наличии у них какого-либо единого центра (шта­ба) пока нет. Тем не менее их действия в отдельных про­винциях носят скоординированный характер. Военные советники, находящиеся здесь, отмечали достаточно вы­сокую оснащенность афганской армии боевой техникой и оружием (исключая автотранспорт): наличие у нее свыше 2300 орудий, минометов и птурс, около 700 тан­ков, более 140 боевых самолетов и пр., и слабую эффек­тивность их использования. К примеру, 90% ударов авиа­ция наносила не по конкретным объектам и целям, а по площадям. В ряде случаев наносились удары непосред­ственно по населенным пунктам, занятым якобы мятеж­никами, - часто по прямым указаниям начальника Ген­штаба Я куба (его обычный аргумент при этом: «Там все - наши враги»).

На 1 августа текущего года было потеряно армией (сда­но мятежникам): более 200 орудий и минометов, около 40 танков и БМП, 77 бронетранспортеров. Большинство выступающих состояние афганской армии оценивали оптимистично. Так, советник по линии Главпура политико-моральное состояние армии назвал удовлетворительным. Армия, по его словам, единственная ныне в Афганистане сила в борьбе с контрреволюцией, и с этой задачей в целом она справляется. Какие-либо кардинальные меры по улуч­шению боеготовности и подготовки соединений и частей ДРА с учетом реальной обстановки в стране на этом сове­щании не рассматривались.

Кстати, такой же оптимизм в оценке обстановки и со­стоянии афганской армии прозвучал накануне и в док­ладах главного военного советника и его заместителя по политчасти в Москве на комиссии ЦК по Афганистану. Вызванный тогда же из Кабула генерал Б. С. Иванов вы­сказал иную, противоположную точку зрения, и это было, по его словам, откровением для некоторых членов По­литбюро и руководства Минобороны (Д. Ф. Устинов, Н. В. Огарков).

В последней декаде августа была завершена (уже с уча­стием генералов и офицеров из группы И. Г. Павловского) разработка предложений и расчетов по реорганизации пограничной охраны ДРА. Сложность состояла в том, что надо было отрабатывать не только необходимые норма­тивно-правовые и оперативные документы, но и грамот­но перевести их на дари. В этой же связи нужно было ре­шить и некоторые вопросы с руководством МВД ДРА.

На первой же нашей с генералом А. А. Власовым встре­че с заместителем министра внутренних дел Али-Шахом, тот повел разговор о своем руководителе, министре А. Ватанджаре. Инициативно (и как всегда «сугубо доверитель­но») Али-Шах поведал о якобы антиправительственной деятельности «четверки»: Ватанджар, Маздурьяр, Гулябзой (министр связи) и Сарвари, связывая их деятельность с попытками мятежа в Кабуле 5 августа. Новостью для нас это не было, так как накануне в кабульском гарнизоне распространялись листовки подобного содержания, и мы об этом знали. Мы не проявили заинтересованности в этом разговоре («не наша проблема») и откланялись. В тот же день побывали у министра А. Ватанджара. Всегда при­ветливый, общительный, он на этот раз выглядел подав­ленно (травля аминовцами, безусловно, сказывалась), и мы постарались, ограничившись кратким сообщением о разработанных предложениях, завершить встречу. Обста­новка вынуждала спешить с намеченными мерами.

В конце июля - начале августа афганские погранич­ники понесли тяжелые потери. В провинциях Герат, Фа­рах и Нимроз крупные формирования мятежников совер­шили нападение и захват нескольких пограничных постов. В провинции Пактия был окружен мятежниками и понес большие потери погранбатальон, а в провинции Канда­гар подверглась нападению и была разгромлена погра­ничная рота в Маруф. На дорогах Герат - Кандагар - Кабул, Кабул - Джелалабад мятежники захватывали ав­тотранспорт, людей и грузы. Среди заложников оказыва­лись и иностранцы - голландцы, французы, поляки и дру­гие, кто пренебрег предупреждениями своих посольств.

В этой ситуации правительственным силам иногда удавалось овладеть инициативой. Так, в провинциях Ге­рат в результате масштабной операции, проведенной час­тями 17-й пехотной дивизии и подразделениями царандоя, мятежники понесли значительные потери, оставив занятые ими ранее несколько крупных населенных пунк­тов. Успешными были действия усиленного отряда 14-й пехотной дивизии в провинции Газни. Однако закрепить эти успехи властям в провинциях не удавалось.

Наибольшую активность мятежники проявляли в при­граничных с Пакистаном провинциях, где армейские час­ти и пограничные подразделения с трудом сдерживали свои позиции. Все чаще поступала информация о нали­чии у мятежников танков (пока единичных) и артилле­рии. В третьей декаде августа к мятежникам перешел 30-й горно-пехотный полк, при этом были убиты военнослу­жащие - члены НДПА, политработники и офицеры воен­ной контрразведки. В эти же дни тяжелые потери понесли 25-я пехотная дивизия, 55-й и 22-й отдельные полки. В та­ких условиях для пограничных подразделений было важ­но сохранить боеспособность и собственную безопасность.

Все эти вопросы, включая и организацию служебно-боевых действий уже в составе армейских соединений, мы обсудили на трех дневных сборах с нашими советниками, находящимися в приграничных провинциях. Были проанализированы причины августовских потерь в погранич­ных подразделениях, согласованы принципы взаимодей­ствия с органами МВД, АГСА и царандоем. Характерная особенность: наши советники подчеркивали, что многие неурядицы и несогласованность в действиях провинци­альных властей объясняются групповщиной и клановостью, ведомственной отчужденностью чиновников. Словом, все как в Кабуле...

1 сентября вместе с генералом В.Я. Меримским (заме­стителем Павловского) вылетели в Герат. Побывали в 17-й пехотной дивизии, имеющей большую зону ответственно­сти на границе с СССР и Ираном. Дивизия была неплохо укомплектована (при значительном некомплекте офице­ров) рассредоточена побатальонно и поротно более чем в 20 пунктах. Обстановку в зоне ответственности командо­вание дивизии оценивало как контролируемую. Активность мятежников отмечалась в районах западнее Герата, старая Кушка, Чагчаран и на дорогах Герат - Баламургаб, Герат - Шиндандт.

Погранбатальон (четыре роты и два КПП) был уком­плектован на 55-60%. Границу контролировал лишь на отдельных направлениях, остро нуждался в доукомплек­товании, пополнении вооружением и транспортом. В результате недавнего нападения мятежников и захвата ими нескольких пограничных постов, открытым оказался уча­сток афгано-иранской границы от к. Кармана до Зульфагара (стык границ СССР, Ирана и ДРА) - около 150 км. Командование дивизии и царандоя, а также наши совет­ники сообщали, что планируется операция по очистке этого участка от мятежников и прикрытие его двумя погранротами из Кандагара.

Вечером выкроили несколько часов для знакомства с городом. Герат — город древний, основанный, по легендам,

еще Александром Македонским — по пути в Индию. За­нимает важные географическое положение и издревле име­нуется «западными воротами Афганистана». Он распо­ложен в долине реки Герируд, с многочисленными канала­ми и арыками. Улицы прямые и широкие, нет столпотво­рения людей, машин и животных (в отличие от многих афганских городов). В старой части города сохранились остатки древней крепости, говорят, времен Тамерлана. Там же находится знаменитая гератская соборная мечеть Джам с многочисленными воротами, реставрацией которой ру­ководил великий Алишер Навои. В городе много зелени, дорога в аэропорт буквально укрыта огромными соснами. В Кабуле А. А. Власов и В. А. Кириллов сообщили, что 1 сентября они были приглашены Али-Шахом в МВД для беседы. Али-Шах, как и ранее, заявил о враждебной дея­тельности «четверки» (министров), которая якобы на­правлена лично против Амина и поддерживается Н. Тараки. Он не исключал с их стороны каких-либо силовых действий и настойчиво просил поставить об этом в извес­тность посла и сообщить в Москву. Было ясно, что Али-Шах действует по указанию Амина, причем впервые Тараки открыто объявляется его противником, а это уже не исключает открытой конфронтации между ними с непред­сказуемыми последствиями. Б.С. Иванов подтвердил дос­товерность этой информации другими источниками, и мы в тот же вечер пришли к послу.

Александр Михайлович оценивал эту информацию как весьма серьезную, и соответствующая телеграмма была отправлена в МИД и КГБ. Надо сказать, что борьба в верхнем эшелоне ДРА при нарастании активности мятежников действовала удручающе не только на наших афганских друзей, но и на нас. Порой возникало ощущение какой-то безысходности, неспособности не только аф­ганских, но и кремлевских властей стабилизировать ситу­ацию в стране.

С прибытием оперативной группы генерала И.Г. Пав­ловского активизировались действия афганской армии и сил безопасности. Применением авиации удалось попра­вить положение в провинции Кунар после ухода к мятеж­никам 30-го горно-пехотного полка, наладить снабжение по воздуху блокированных мятежниками частей в пригра­ничной провинции Пактия. Несколько удачных рейдов провели части Гардезского гарнизона против мятежников, пытавшихся блокировать г. Гардез. 8 сентября началась крупная операция частей 8,7,12 и 14-й дивизий, подразде­лений и органов царандоя и АГСА в провинциях Газни и Пактия. В эти же дни в провинции Герат началась опера­ция 17-й пехотной дивизии в приграничных с СССР и Ираном районах. Не нужно быть военным специалистом, чтобы понимать, сколько сил и материальных ресурсов при этом расходовалось.

К сожалению, итоги были весьма скромными: мятеж­ники уклонялись от столкновений с крупными армейски­ми силами, отсиживались в горах, а затем наносили уда­ры из засад по колоннам, мелким подразделениям и гарнизонам. В провинции Герат, к примеру, они вышли на подступы к Тургунди (Кушка) и завязали боевые действия с армейскими и пограничными подразделениями ДРА не­далеко от нашей границы. В этой же провинции они со­вершили нападение на ряд строительных объектов и под­разделения царандоя, а в соседней провинции Бадгиз бло­кировали Баламургаб (в 30 км от нашей границы), где оборонялись две пограничные роты и управление погранбатальона. Связь с ними была утрачена, а попытки ар­мейских подразделений из Меймене оказать им помощь срывались засадами мятежников.

Возросла их активность и на подступах к Кабулу, осо­бенно в восточной части. Здесь в первых числах сентября попал в окружение оперативный батальон царандоя и при попытке оказать ему помощь понес тяжелые потери отряд поддержки, при этом был убит командующий царандоем Кабульской провинции. И, конечно, в этой ситуации абсо­лютно нелепо и необъяснимо выглядела борьба враждую­щих группировок Тараки - Амина: ведь было ясно, что с захватом Кабула мятежники не пощадят ни тех, ни других (что, кстати, и произошло позднее). Но что было, то было...

Характерно, что даже в этой обстановке Амин не отка­зывался от пуштунских притязаний. Так, 7 сентября на пресс-конференции в Кабуле на вопрос иностранного кор­респондента - намерено ли правительство ДРА более прочно закрыть границы с Ираном и Пакистаном, он от­ветил утвердительно в отношении границы с Ираном. «...Что же касается границы с Пакистаном - заявил он, то здесь население пересекает границу в обоих направлениях... Кочевники же, число которых около 3 млн. человек, кочуют от реки Инд до Аму-Дарьи. В этих условиях воп­рос о границе является очень сложным».

В эти же дни в посольстве состоялась негласная встре­ча А. Сарвари (пока еще руководитель АГСА) и А. Ватанджара с генералом Б. С. Ивановым. Афганские министры утверждали, что в ближайшие дни, сразу после вылета Тараки в Гавану (там открывался Форум неприсоединив­шихся стран) Амин начнет аресты всех его сторонников в Кабуле и провинциях (естественно, их в первую очередь). Они оценивали это как заговор и выражали готовность упредить Амина, рассчитывая на поддержку своих едино­мышленников в армии, в частности, в 4-й и 15-й танковых бригадах (в Кабуле) и в Военно-воздушных силах. Надо заметить, что им вряд ли удалось бы реализовать этот за­мысел: позиции Амина в армии и МВД были более проч­ными. Словом, обоим руководителям посоветовали про­воцирующих мер не предпринимать. Однако события раз­ворачивались серьезные и на совещании у посла была под­готовлена телеграмма в Москву. В ней подчеркивалась достоверность подготовки Амина к захвату власти и предлагались некоторые меры по воспрепятствованию этому (вылет Амина вместо Тараки в Гавану, а в случае отказа Тараки от этого варианта, что и случилось, его преду­преждение в Москве о замыслах Амина и пр.). Александр Михайлович предложил ознакомить с этой телеграммой генерала И. Г. Павловского и адресовать ее, кроме МИД и КГБ, в Минобороны. Возражений у нас не было, и он при­гласил его в посольство («по срочному делу» — был уже вечер). Ждали его долго, прибыл он вместе с ГВС генера­лом Л. Н. Гореловым. Как-то нехотя пробежал текст теле­граммы и вернул обратно, сказав, что подписывать ее не будет. На вопросы о причине отказа, ответил: «У меня здесь нет своей разведки, а иную информацию я подписывать не буду» (он, видимо, не считал «своими» возможности главного военного советника и резидента ГРУ в Кабуле). Возникла неловкая пауза, и Борис Семенович предложил направить телеграмму в два адреса - МИД и КГБ. Алек­сандр Михайлович согласился и донесение отправили. На следующий день из Москвы позвонил генерал В. А. Крюч­ков (Б. С. Иванова в посольстве, не было, и я подошел к аппарату «ВЧ»). Он поинтересовался, знал ли об отправ­ленной нами телеграмме генерал И. Г. Павловский? По­лучив утвердительный ответ, сообщил, что Павловский прислал (тоже вчера) свое донесение, в котором предлага­ет не верить слухам (?) о заговоре Амина, называет его нашим другом, сильной личностью, которого надо поддер­живать. И добавил самое курьезное: Андропов и Устинов, получив каждый «свое» донесение, распорядились озна­комить с ним членов Политбюро. И те получили по две прямо противоположные оценки ситуации из Кабула. Ю. В., по словам Крючкова, потребовал срочно разобрать­ся, почему так произошло? В заключение он пообещал пе­редать нам некоторые детали из телеграммы Павловско­го и сказал, что ожидает доклада по этому поводу Б. С. Иванова.

Пару дней спустя стало известно, что руководство Мин­обороны донесение своего представителя из Кабула отозвало (дезавуировало).

Казалось бы, стоило ли сегодня вспоминать об этом эпизоде? Думаю, стоит, поскольку он наглядно показы­вает, сколь серьезны были противоречия между наши­ми представителями в оценке тяжелейшей обстановки в стране.

9 сентября состоялся разговор по «ВЧ» с генералом В.А. Матросовым. Вадим Александрович заслушал мой краткий доклад, поинтересовался, как осваивается с но­вой ролью генерал А.А. Власов и предложил мне возвра­щаться в Москву, сказав, что с руководством КГБ это со­гласовано.

На следующий день я побывал в МВД у министра А. Ватанджара и его заместителя Али-Шаха, чтобы попрощаться. Беседы были короткими и чисто формальны­ми. Оба руководителя были вовлечены в борьбу Тараки и Амина (Али-Шах выступал на стороне Амина), и погра­ничные проблемы их уже мало интересовали.

11 сентября возвратился из поездки в Гавану Н. Тара­ки. Мы знали, что во время его остановки в Москве его должны были предупредить о замыслах Амина (что в дей­ствительности и произошло). В Кабуле его встречали и на этот раз с почестями, как всегда, но по городу уже пол­зли слухи и тревога нарастала. Визит мой к Амину (в тот же день) был довольно продолжительным. Присутство­вал Али-Шах. Амин, обычно сухой, сдержанный, на этот раз был внимателен и любезен. Я изложил нашу точку зрения на вероятное развитие обстановки на границе и в приграничных районах Афганистана, состояние погра­ничной охраны и перспективы ее укрепления, в том числе при нашем участии. Включение ее сейчас в состав армейс­ких соединений назвал мерой вынужденной, вызванной боевыми действиями и потерями. На перспективу высказал целесообразным проработать вариант развития погранвойск ДРА как самостоятельной структуры, достаточ­но оснащенной и подготовленной. Амин согласился с этой оценкой и поинтересовался, буду ли я еще бывать в Кабу­ле? Я ответил, что это от меня не зависит, но здесь остается хороший советнический аппарат и наш представитель. Амин поблагодарил за помощь, просил передать приветы Андропову и Матросову.

Это была моя последняя с ним встреча. Тогда я и мои товарищи в Кабуле не ожидали ничего хорошего от его претензий на абсолютную власть, но, откровенно говоря, никто из нас не ожидал, что день-два спустя (13-14 сентября) здесь разыграются события, которые приблизят нас к непосредственному участию в афганской трагедии.

Наш спецрейс вылетал из Кабула 12 сентября, и у меня было время, чтобы попрощаться с товарищами. Мно­гим в представительстве КГБ в Кабуле я был признате­лен за поддержку и помощь, особенно в начальное, наи­более трудное для меня, время. И в первую очередь гене­ралу Л.П. Богданову. Потомственный пограничник, Ле­онид Павлович хорошо понимал пограничные проблемы и в трудные минуты всегда был с нами. Таким же внимательным и дружеским было отношение к нам и его бли­жайших помощников — В. Чучукина и Б. Кабанова.

Сколько воды утекло с тех пор, а мы и сейчас с Леони­дом Павловичем нет-нет да и вспомним то жаркое кабульское лето 1979 г.

Недавно ушел из жизни Б.С. - Иванов Борис Семе­нович. Тогда, в 1979 г. мы поближе с ним познакомились, и между нами установились добрые, товарищеские отноше­ния. И не только потому, что мы с ним в Кабуле жили под одной крышей и питались вместе (частенько по-походно­му и всухомятку): мы одинаково рассматривали ситуацию в Афганистане и были едины в оценке наших действий там. Б.С. тогда оставался в ДРА, и как человек инициативный и решительный, сыграл заметную роль в декабрьс­ких событиях 1979 г.

Полковник В.А. Кириллов, будучи уже начальником отдела (пограничного) представительства КГБ тоже ос­тавался в Кабуле. Он много сделал для становления в ДРА афганской погранслужбы и нашего советнического аппа­рата, и я был уверен, что он и с генералом А.А. Власовым хорошо сработается.

Афганские события цепкие. От них не отвяжешься, даже по прибытии в Москву, в штаб погранвойск. А они, эти события, нарастали в Кабуле стремительно. Теперь многие знают, что происходило 13-16 сентября 1979 г.: и отчаянные попытки наших представителей (посол Пуза­нов, генералы Иванов и Павловский) примирить двух вождей, и стрельба по Амину и его свите в Доме народов, где был убит капитан Тарун - верный слуга Амина, и арест самого Н. Тараки. Я не думаю, что Тараки был причастен к инциденту со стрельбой по Амину, практически в при­сутствии там нашего посла и двух генералов. Интелли­гент-романтик, он был не способен на такие поступки. Скорее всего, это была инициатива его адъютантов, воз­можно, спровоцированная кем-то (не исключено, что и самим Амином). Настойчивость, проявленная им в перего­ворах с Амином в эти дни (по мнению генерала Б. С. Ива­нова) была вызвана, с одной стороны, предостережения­ми Москвы, с другой — организованной Амином кампа­нии чистки и арестов сторонников Тараки в частях Ка­бульского гарнизона, а также травлей «четверки» (Ватан-джар, Гулябзой, Маздурьяр, Сарвари) - верных ему ми­нистров. Но в этой схватке Амин был более решительным, Генштаб и большинство частей Кабульского гарнизона возглавляли его люди, ему симпатизировали и наши пред­ставители Минобороны в Кабуле. Амин стал Генераль­ным секретарем ЦК НДПА, председателем Ревсовета, со­хранив пост и премьер-министра. В стране развернулась широкая кампания по дискредитации Н. Тараки и его еди­номышленников. В директиве ЦК НДПА армейским и местным парторганизациями указывалось, что «потер­пел неудачу заговор Н. Тараки с целью убийства X. Амина...». Тараки и его сторонники именовались не иначе, как «банда Тараки». Было очевидно, что над Тараки готовится расправа. Об этом сообщали и наши товарищи из Кабула.

Однако в Москве, столкнувшись с разными оценками наших представителей в Кабуле деятельности и намерений Тараки и Амина, решили не торопить события. Вско­ре после ареста Тараки в Кабул было дано указание: не отказываться от контактов с Амином и его окружением, по возможности удерживая его от репрессий в отношении сторонников Тараки. И пришлось Александру Михайло­вичу, нашему послу, ехать с поздравлениями к Амину — в связи с его «избранием».

Характерным в этом отношении было и совещание 21.09.1979 руководящего состава КГБ, на котором мне довелось присутствовать. В выступлении Ю.В. Андропова назывались основные причины обострения обстановки в ДРА. Действия Амина оценивались как негативные. Под­черкивалось, что «ныне реальная власть у Амина», а нам следует «учитывать объективную ситуацию и принимать все необходимые меры, чтобы сохранить сотрудничество и наше влияние на Амина». Сотрудникам КГБ (в том чис­ле и нашим пограничникам) в ДРА ставилась задача: «ос­таваться на местах и помнить, что Амин понимает, где были наши симпатии, и не давать повода для обвинения нас...» и пр.

Тех, кто психологически не перестроился, предлага­лось отзывать. Закончил Ю.В. призывом правильного понимания этих процессов каждым и напоминанием, что «развитие революции - не гладкая дорожка». Затем выступил его первый заместитель С. К. Цвигун.

Повторив популярный в то время тезис о постоянном внимании Политбюро ЦК и лично Л.И. Брежнева к афганской проблеме, он подчеркнул, что будут продолжены поставки в Афганистан оружия и боевой техники для борь­бы с мятежниками. Сотрудникам КГБ в ДРА он, в допол­нение к сказанному Ю. В., указал на необходимость «вы­яснять истинные намерения Амина» и помнить что в НДПА много честных партийцев, которые ценят дружбу с СССР.

Тревожный, нервный тон этих выступлений (других выступающих не было) создавал впечатление, что сентябрьские события в ДРА оказались неожиданными для нашего руководства, несмотря на многие серьезные сиг­налы из Кабула.

Амин, видимо, понимал эти колебания и, что называ­ется, шел напролом: 9 октября радио Кабула сообщило о смерти Н. Тараки «после непродолжительной болезни». (В действительности он был убит 8 октября офицерами личной охраны Амина.) В стране началась очередная вол­на «чистки», но уже не «парчамистов», как ранее, а «халькистов» - сторонников Тараки. При этом Амин и его ок­ружение открыто выдвигали обвинения в адрес посла А. М. Пузанова и наших представителей в Кабуле в укры­вательстве четырех опальных министров и чуть ли не в пособничестве покушению на Амина в Доме народов.

Обстановка в стране катастрофически ухудшалась и не только из-за действий мятежников. В середине октября сторонниками Тараки была предпринята попытка мяте­жа в 7-й пехотной дивизии, дислоцированной в Кабуле. Мятеж был подавлен верными Амину частями. Появилась информация о предпринимаемых Амином мерах по уста­новлению контактов с руководством Пакистана и США, о секретных миссиях его эмиссаров к некоторым лидерам «непримиримой оппозиции» (Хекматьяр и др.) и в стра­ны Западной Европы. Становилось все более очевидным, что режим Амина не способен стабилизировать обстанов­ку в стране. И вновь узурпация власти, ставка на репрес­сии множила ряды оппозиции, утверждала нелигитимность режима, его изоляцию от народа.

В конце октября 1979 г. комиссия ЦК КПСС по Афга­нистану в своей записке в ЦК оценивала обстановку в ДРА как очень сложную, отмечая возможные попытки Амина к сближению с США. Его отношение к СССР оценивалось как проявление неискренности и двуличия. Теперь многое зависело от того, насколько верно и взвешенно советское руководство определит отношение и степень нашего учас­тия в судьбе этой страны.