I старьевщик Травестийный статус нищего. Миф о богатстве нищих

4

О водопад! В твоем жерле Все утопает в бездне, в мгле!⁸⁹

Бездна — наивысшее выражение бесформенности, которая первоначально понимается как выражение деградации макро­косма, но постепенно начинает ассоциироваться с возвышен­ным, например у Эдмунда Берка⁹⁰. Шеллинг не испытывает ни малейшего сомнения на этот счет:

"...бесформенное наиболее непосредственным образом становит­ся для нас возвышенным, т.е. символом бесконечного как такового. <...> Хаос — основное созерцание возвышенного..."⁹¹

Зольгер превращает водопад почти в дидактическую модель возвышенного:

"Мне всегда казалось, что истинное воздействие возвышенного более многосторонне и универсально. И прежде всего эта универсаль­ность проявляется в том, что возвышенное влечет нас одновременно в прямо противоположные стороны.

— Как понять?

Наполняя нас ужасом, возвышенное в то же время привлекает ве­личием и великолепием того образа, в котором воплотились силы при­роды. Я до сих порой хорошо помню чувство, которое испытал на Рейне <...>. Я наблюдал, как пенистый поток обрушивается с порогов водопада. Торжественно и тревожно было у меня на душе; в то же вре­мя меня охватило страстное желание погрузиться в эту пучину, которая сразу же за порогами рассыпалась серебряной пылью. Не страх пловца владел мною при этом <...> а восторг, блаженное состояние души"⁹².

В такого рода текстах водопад описывается как сочетание не­сочетаемого, восторга и страха, желания бежать и броситься в пу-

__________

199

В 1836 году американский художник Томас Коул эстетиче­ски мотивирует противоречивое строение "водопадного текс­та" и приводит типичный перечень оппозиций:

"О Ниагара! Это чудо света! — где возвышенное и прекрасное связа­ны воедино нерасторжимой цепью. Глядя на нее, мы ощущаем, будто ог­ромное зияние заполняется в нашем сознании — наши понятия расши­ряются, и мы становимся частью того, что созерцаем! У наших ног потоки (floods) тысячи рек низвергаются из обширных подземных морей; в их те­чении — вечность; в их стремительности — неуправляемая мощь. Тако­вы элементы возвышенного. Прекрасное в ней — венок изменчивых цве­товых оттенков воды, оно заключено в брызгах, взлетающих к небу, и в той несравненной радуге, которая опоясывает неутомимый поток"⁹⁴.

К числу оппозиций Коул также относит "неподвижность — движение", "преходящесть — вечность". Возвышенное в водо­паде связывается с бесформенностью, хаосом, бурлящей пеной. Прекрасное фиксируется в геометрически правильных формах, которые порождаются из случайного хаоса некой магической си­лой: в венке, радуге, колоннах или столбах, постоянно возни­кающих в описании, а у Шатобриана, например, в подковах или огромном вращающемся цилиндре⁹⁵ (ср. с шатобриановским "упорядочиванием" хаоса вулкана). Архитектурная метафорика описаний ложится в основу упомянутых в начале этой главы аналогий между водопадом и готическим собором.

Оппозиция "прекрасное/возвышенное" проявляется и в темпоральной парадоксальности водопада, выражаемой в раз-

________

Series I, January 1836, p. 8. — In: The Natural Paradise. Painting in America

1800-1950. Ed. by K. McSchine. New York, 1976, p. 95—96.

⁹⁵ Chateaubriand. Atala. Rene. Paris, 1964, p. 140.

200

В тьму бездонной щели

Стихия низвергается, и вот

Из бездны к небу глыбы полетели,

Низринутые вниз с родных высот

И вновь летящие, как ядра в небосвод,

Наперекор столбу воды <...>

Хаос бьется в муках родовых <...>

Зеленый, белый, голубой, янтарный,

Обворажающий, но лютый и коварный.

О красоты и Ужаса игра!⁹⁶

Эта достаточно рационалистическая риторика понимается как наука выражения невыразимого. На водопадах литература экспериментирует с выходом за пределы устойчивых катего­риальных схем. Слово как таковое (взятое вне парадигмы оп­позиций), самодостаточный эпитет оказываются непримени­мыми к водопаду Описывающий субъект лишается опоры не только в пространстве зрелища, но и в языке, как системе клас­сификаций. Водопад, таким образом, вводится в контекст кри­тики словесного и традиционно связанного с ним рационали­стического сознания. Конечно, описания такого рода близки риторике, и вместе с тем они находятся уже на грани ритори­ческого сознания. Например, Пьер Фонтанье в "Фигурах речи" (1831) обсуждает "парадоксизм", внешне сходный с водопад­ными парадигмами оппозиций. Вот как он его определяет:

"Соединение слов — это изощрение речи, с помощью которого обыкновенно противопоставляемые и противоположные идеи и сло­ва сближаются и сочетаются таким образом, что, создавая впечатление борьбы межцу собой и взаимоисключения, они поражают ум самым уди­вительным согласием и производят наиболее истинный, наиболее глу­бокий и энергичный смысл"⁹⁷.

Среди прочих "парадоксизмов" Фонтанье приводит и каса­ющиеся разнонаправленности движения, например из Аполо-

___________

⁹⁴ Дж. Г Байрон. Сочинения в 3-х т., т. 1. М., 1974, с. 265. (Пер. В. Левика.)

⁹⁷ Р. Fontanier. Les figures du discours. Paris, 1977, p. 137.

201

В "водопадных текстах" ничего подобного нет. Они стро­ятся именно на сохранении противоположностей, тем самым отражая внутреннюю противоречивость самого объекта опи­сания. Они снимают любую попытку унифицировать и снять лежащие в их основе противоречия. В каком-то смысле место риторики тут занимает диалектика.

Противоречивость объекта описания приводит к тому, что литературный дискурс оказывается на грани блокировки. Со­зерцание водопада часто описывается в категориях потери со­знания, гипноза, захлеста зрителя изобразительным в ущерб вербальному. Характерно описание ощущений, вызываемых Шафгаузенским водопадом, данное Фр. Робером:

"Впечатления, вызываемые этим великолепным каскадом, идеи, мысли следовали друг за другом с такой скоростью, как и воды, кото­рые их порождали и долго удерживали меня в состоянии беззвучной не­подвижности, они не давали мне сделать шага и приковывали мой взор. Чем больше я смотрел на эту величественную катастрофу, тем больше я хотел на нее смотреть"⁹⁹.

Это состояние приравнивается к погружению в протосознание или к возвращению в детство. Таким образом, водопад выступает не только как атрибут Эдема, но и как стимулятор адамического состояния. Этот мотив встречается во многих текстах, например, в "Ночных мечтаниях" (1775) Ленца:

Шуми, шуми, священный водопад, Шумом верни мне времена детства в мыслях моих¹⁰⁰.

То же и в "Сонете к реке Оттер" (1793) Кольриджа, где из водного потока всплывают видения детства. Характерно, что

_________

pays et etats allies ou suj'ets des suisses. Paris, 1789, t. 1, pp. 188—189.

202

Возвращение к инфантильному протосознанию, конечно, в значительной степени опирается на способность водопада пере­мещать наблюдателя к истокам, к такой стадии психического развития, которая предшествует вербальности. Эта способность имеет и чисто физиологическую подоплеку Водопад соединяет в себе два процесса — интенсивного выталкивания и судорожно­го удержания. Миметически он моделирует процессы выталки­вания и удержания, характерные для человеческого организма и в максимальной и наиболее противоречивой степени выражае­мые в оргазме, который, собственно, и является конвульсивной комбинацией этих двух противоположных процессов.

Человеческая речь также строится на альтернативной ком­бинации удержания и выталкивания, излияния. Излияние вы­ражается в вокализации, удержание — в производстве соглас­ных. Целый ряд форм заикания, блокировки речи связан с нарушением баланса феноменов "излияния" и "удержания" на уровне речевой практики¹⁰². Можно предположить, что созерца­ние водопада провоцирует блокировку речи именно в силу воз­никающего дисбаланса "пропульсивной", выталкивающей тен­денции и стремления к удержанию, к возвращению назад.

Иероглифичность водопада поэтому выражает не только его связь с неким архаическим типом записи, письмом истоков, но и невозможность словесного, вокализуемого описания (ср. у Шатобриана, у которого Ниагара "не может быть описана че­ловеческим языком"¹⁰³). Отсюда характерная для "водопадных текстов" оппозиция "каскад/озеро", выражающая существо "иероглифичности" водопада. В сочетании каскада и озера объ-

_________

¹⁰¹ С. G. Cams. Briefe und Aufsatze iiber Landschaftsmalerci. Leipzig-Weimar, 1982, S. 129.

¹⁰² Ференци совершенно справедливо установил связь между такого рода заика­нием и анальным удержанием, блокирующим эакуляцию. — S. Ferenczi. Thalassa. A Theory of Genitality New York, 1938, pp. 8—9. При этом он показал, что ор­газм связан со стремлением организма к возвращению в материнское лоно, ко­торое обыкновенно ассоциируется с некими первичными водами. Оргазм в своей структуре выражает действительно возвращение к водным истокам.

¹⁰³ Chateaubriand. Essai historique, politique et morale sur les Revolutions anci-ennes et modemes, considerees dans leur rapports avec la Revolution francaise. — Oeuvres completes, t. 1. Paris. 1836, p. 208.

203

Адекватное описание может быть достигнуто только через освоение "нового" языка, обучение которому возможно через постоянный перевод изобразительного в словесное, словесно­го в изобразительное. В "Путешествии по Швейцарии" (1797) Гёте начинает описание Рейнского водопада у Шафгаузена сле­дующими рассуждениями:

"Человеческой природе свойственно сильное стремление находить слова для всего, что мы видим, и еще более сильная страсть видеть соб­ственными глазами все то, что мы слышим. <...> В качестве такого уп­ражнения мы и предлагаем здесь описание Шафгаузенского водопада <...> Это явление природы будет еще достаточно часто зарисовывать­ся и описываться, оно будет поражать каждого, кому придется его со­зерцать, некоторые будут пытаться поделиться своими представлени­ями о нем и своими ощущениями, но никому не удастся его зафиксировать и еще в меньшей степени воплотить"¹⁰⁴.

Это упражнение ((bung) равнозначно научению новому язы­ку, образец которого Гёте предлагает в виде "неправильной", "асинтаксической" речи: "Возбужденные мысли. Мощь обва­ла. Неистощимость, как если бы неослабевание силы. Разруше­ние, оставаться, длиться, движение, непосредственный покой после падения (или — водопада). [Erregte Ideen. Gewalt der Sturzes. Unerschopfbarkeit als wie ein Unnachlassen der Kraft. Zerstomng, Bleiben, Dauem, Bewegung, unmittelbare Ruhe nach dem Fall.]¹⁰⁵ Ha этом примере хорошо видно, каким образом связность мысли раз­рушается несовместимостью компонентов и векторов. Стазис, длительность, покой здесь слиты воедино с неиссякающей мо­щью движения. И именно эта непрерывность потока приводит к эффекту его остановленности. Речь претерпевает нечто совер­шенно сходное. Излияние слова тут прерывается стазисом пара­таксиса, устремленного к гёльдерлиновской цезуре.

_________

¹⁰⁴ GoethesWerke in sechs Banden, Bd, 6. Leipzig, 1914, S. 312-313.

¹⁰⁵ Ibid., S. 313.

204

Распад синтаксической речи в описании водопада состав­ляет основу поэтики известного стихотворения Роберта Саути "Лодорский водопад" (1809), где собственно описание заме­нено огромным перечнем глаголов (более сотни), герундий ко­торых снимает различие между частями речи и чье бесконеч­ное развертывание имитирует лексикон (ср. с деятельностью Адама — изобретателя словаря, назывателя, а также с рекой Альф-алфавитом у Кольриджа):

Collecting, projecting,

Receding and speeding,

And shocking and rocking,

And darting and parting,

And threading and spreading,

And whizzing and hissing,

And dripping and skipping,

And hitting and splitting,

And shining and twining,

And rattling and battling...¹⁰⁷ и т. д.

Любопытно, что и Гёте и Сауги в основном фиксируют дви­жение или его трансцендирование. Во всяком случае, в обоих слу­чаях в описании господствуют глаголы (у Саути исключительно), которые обладают наименьшей суггестивной энергией для пере­дачи зрительных образов. Шарль де Бросс, например, в своем "Трактате о механическом формировании языков" (1765) писал, что глаголы, будучи абстрактными терминами, в гораздо мень­шей степени, чем существительные, мотивированы, то есть миметически связаны с объектом описания, "потому, что действие, выражаемое глаголом, часто в большей степени происходит от человека, чем от вещи..."¹⁰⁸ Действительно, описание водопада в большей степени выражает ситуацию наблюдателя, чем описыва­ет объект наблюдения. Описание поэтому оказывается похожим

__________

Parataxis. On Holderiin's Late Poetry. In: T. W. Adorno. Notes to Literature, v. 2.

New York, 1992, pp. 130-137.

¹⁰⁷ The Lake District, p. 103.

¹⁰⁸ Cit. in: G. Genette. Mimologics. Lincoln-London, 1995, p. 65.

205

Отношение к водопаду в целом постоянно балансирует на грани миметического. Древняя "кратилическая" традиция воз­водила речь первых людей к имитации природных звуков. Еще Дионисий Галикарнакский в трактате "О соединении слов" ил­люстрировал миметизм речи метафорой водопада, ссылаясь при этом на Гомера, который,

Желая изобразить слияние рек воедино и рев смешивающихся вод, вставляет слоги не плавные, а сильные и противные слуху:

Словно две реки наводненные, с гор низвергаясь, Обе в долину единую бурные воды сливают¹⁰⁹.

В XVIII веке интерес к кратилизму возрождается. В иссле­довании "О происхождении языка" Гердер писал:

"...бушующая буря и сладкий эфир, чистый родник и могучий оке­ан — вся их мифология лежит в сокровищнице Verbis и Nominibus древ­них языков, и древнейший словарь был звучащим пантеоном"¹¹⁰.

Обретение первоязыка выдвигается в разряд первостепен­ных задач поэзии. Едва ли не основной метафорой поэтичес­кого первоязыка становится эолова арфа, которую уже Томас Грей сближал с шумом ручья, текущего с Геликона¹¹¹. Эолова ар­фа — явление исключительно звуковое, в изобразительном смысле она — чистейшая абстракция. В первой трети XIX ве­ка на роль основной аллегории поэзии начинает претендовать водопад, со всей противоречивостью связанного с ним мифа и поэтики описания. Шелли в "Орфее" (1820) дает описание во­допада, как метафоры поэзии:

В отличие от всех людских творений Он никогда не утихает, и в каждом изменении

__________

¹⁰⁹ Античные риторики. М., 1978, с. 191.

¹¹⁰ Herders Werke in funf Banden, Bd. 2. Berlin und Wiimar. 1982, S. 131

¹¹¹ The Poems of Thomas Gray. London-Oxford, 1939, p. 31.

206

Водопад воплощает новую романтическую теорию речи, как места постоянного становления и трансформаций значений¹¹³.

Джон Китс, совершивший в 1818 году паломничество по Озерному краю, посещает водопады и пишет в письме Томасу Китсу (25—27 июня): "Я буду учиться поэзии здесь", — и тут же добавляет:

"Я живу зрением [I live in the eye] <...> Покажи мои письма кое-ко­му из моих друзей — описания будут им неинтересны — описания пло­хи во все времена"¹¹⁴.

Зримое, "иероглифическое" здесь окончательно отторгает­ся от описательного. Китс выносит приговор той самой опи­сательной поэзии, которая ввела водопад в оборот европей­ской культуры, не подозревая о том, что позже он станет выявителем ее собственных противоречий. Водопад нельзя опи­сать, он создает пропасть между видимым и логосом. И в этой пропасти оказывается наблюдатель. М. X. Абрамс как-то заме­тил, что Вордсворт в "Прелюдии", описывая водопад, неожи­данно обнаруживает за горной пропастью некую умственную пропасть:

"Вдруг природная пропасть переходит в умственную бездну, с края которой потерянный поэт с дрожью вперяет взор в пустоту"¹¹⁵.

Эта бездна — бездна утратившего свое место наблюдателя.

_____________