Исследование мотивации: точки зрения, проблемы, экспериментальные планы

Теория поля Левина явилась но­вым шагом в объяснении поведения. Согласно ей, протекание действий це­ликом сводится к конкретной сово­купности условий существующего в данный момент поля. Понятие поля охватывает факторы как внешней (окружение), так и внутренней (субъ­ект) ситуации. Даже при поверхно­стном рассмотрении этот подход рез­ко отличается от всех теорий, сводя­щих поведение к личностным диспо­зициям и индивидуальным различиям в них. Теория поля — один из ярких примеров объяснения поведения со второго взгляда Кроме того, с ее помощью пытаются не только вы­явить все условия, значимые для определения поведения и характери­зующие как наличную ситуацию, так и состояние субъекта, но и описать их динамические взаимоотношения.

От уже обсуждавшихся теорий на­учения и влечения левиновская те­ория поля отличается по трем пунктам, которые совпадают с тремя из шести характеристик, данных Ле-вином своей теории [К. Lewin, 1942]. Согласно первой из них, анализ пове­дения должен исходить из общей ситуации. Таким образом, в объясне­ние включается более широкий круг явлений, чем объединения отдельных элементов типа раздражителей и ре­акций. Совокупную ситуацию следует реконструировать так, как она пред­ставляется субъекту. Это означает (вторая характеристика), что объяс­нение должно быть психологичным. Детерминанты поведения независимо от локализации в окружении или субъекте должны пониматься психо­логически, а не физикалистски. По­этому к основным единицам причин­но-следственного анализа относятся, например, не раздражители, как их пытается определить бихевиорист, а воспринимаемые субъектом особенно­сти окружения, которые предоставля­ют ему различные возможности для действия. При этом психологическому анализу подлежит не только феноме­нально данное действующему субъек­ту в нем самом и окружении, но и не представленное в переживании и тем не менее влияющее на поведение. Третья характеристика. Простых свя­зей в смысле ассоциации «раздражи­тель— реакция» для объяснения пове­дения недостаточно. Согласно Леви­ну, в основе всякого поведения лежат силы. Этот динамический аспект объ­яснения поведения выходит за рамки допущения об общих и специфических влечениях.

Три оставшиеся характеристики те­ории поля в основном совпадают с современными ей подходами к экспе­риментальному анализу поведения — теориями научения и влечения. Чет­вертая— конструктивный метод. Про­стая классификация наблюдаемых феноменов не идет дальше описа­тельного уровня и может стать причи­ной неверного объяснения, поскольку внешне одинаковое поведение не обязательно связано с одними и теми же причинами. Необходимо выработать общие понятия и использовать их как конструктивные элементы, со­четание которых позволяло бы объяс­нить каждый конкретный случай. Пя­тая характеристика. Поведение рас­сматривается как функция существу­ющего в данный момент поля. На поведение влияет только то, что дей­ствует здесь и теперь: будущие и прошлые события сами по себе не могут определять поведение, они дей­ственны лишь как нечто актуально припоминаемое или предвосхища­емое. Такие прошлые события, как научение, могут внести свой вклад в структуру существующего в данный момент поля (в той мере, в какой они влияют на актуальные состояния субъекта и его окружения). Но, под­черкивает Левин, нельзя без провер­ки (как это, например, часто делается в психоанализе) сводить наличное по­ведение к более ранним событиям. Левин скептически относился к таким диспозициональным переменным, как интеллект или инстинкт, видя в них лишь отражение традиционного исто­рического (т. е. основанного на сведе­нии к прошлым событиям) приема объяснения. И наконец, шестая харак­теристика. Психологические ситуации должны по возможности представ­ляться в математической форме, ко­торая облегчает их «научную обра­ботку» и позволяет «использовать ло­гически неопровержимый и одновре­менно соответствующий конструктив­ным методам язык» [К. Lewin, 1942; нем. пер., 1963, S. 106]. Математиче­ское представление данных не обяза­тельно носит количественный харак­тер, оно может иметь и качественную природу, как в геометрии. В своей теории поля Левин широко пользует­ся понятиями топологии, одного из разделов геометрии, рассматрива­ющего соседство областей, а не рас­стояния и направления. В число ос­новных понятий его теории входит, кроме того, понятие вектора, задава­емого тремя переменными: величи­ной, направлением и исходной точкой.

Мы не будем подробно обсуждать взгляды Левина на принципы постро­ения научного знания — об их плодот­ворности и возникающих при этом трудностях свидетельствуют разбира­емые ниже модели. Левин [К. Lewin, 1931 a;b; 1935] стремился в психологи­ческом объяснении поведения пре­одолеть аристотелевский тип мышле­ния, т. е. отказаться от классифика­ции внешних наблюдаемых характери­стик, и утвердить галилеевский ме­тод, т. е. осуществить анализ условий протекания явлений и свести их к основным объяснительным конструк­там. Такими конструктами должны были стать понятия общей динамики, как они употреблялись в послегали-леевской физике, например: напряже­ние, сила, поле (по аналогии с элек­тромагнитным и гравитационным полями).

Еще более значительным для ис­следования мотивации было требова­ние Левина анализировать ситуацию в целом. Результатом такого требова­ния анализа стало знаменитое урав­нение поведения [К. Lewin, 1946a], согласно которому поведение (V) есть функция личностных факторов (Р) и факторов окружения (U): V=f(P,U). Это программное требование характе­ризует теорию как объяснение пове­дения с третьего взгляда. По сути дела, оно открывает путь для учета двустороннего влияния личностных и ситуационных факторов. Правда, в теории поля это требование последо­вательно не проведено, поскольку в ней диспозициональные, личностные факторы растворялись в возника­ющих здесь и теперь функциональных переменных. Пренебрежение индиви­дуальными различиями мотивацион-ных переменных связано с уже упоми­навшимся скептическим отношением к «историческому» способу рассмот­рения, хотя Левин в принципе не отрицал его возможности. Подкрепле­ние событиями истории жизни инди­вида не противоречит представлению о поведении как функции существу­ющего в данный момент и предструк-турированного соответственно лично­стным характеристикам поля.

Для объяснения поведения Левин разработал две отчасти дополня­ющие друг друга модели: личности и окружения. Обе посвящены пробле­мам мотивации, но не мотива. Струк­турными компонентами этих моделей являются соседствующие, отграни­ченные друг от друга области. Нес­мотря на это сходство, структурные области, как это станет ясно из даль­нейшего, в каждой из моделей имеют разное значение, которое определя­ется прежде всего динамическими компонентами обеих моделей. Мо­дель личности оперирует энергиями и напряжениями, т. е. скалярными ве­личинами. Модель окружения имеет дело с силами и целенаправленным поведением (в сфере действия соот­ветствует локомоциям), т. е. вектор­ными величинами. В конечном счете обе теоретические схемы базируются на представлении гомеостатической регуляции: создавшееся положение стремится к состоянию равновесия между различными областями про­странственного распределения напря­жений, или сил. При этом регулиру­ющим принципом является не умень­шение напряжения, а его уравновеши­вание по отношению к более общей системе или полю в целом [см.: К. Le­win, 1926а, S. 323 и далее].

Модель личности

Исходным моментом при создании Левином психологической теории мо­тивации стал рассмотренный выше его спор с Ахом. Левин показал, что детерминирующая тенденция не про­сто объясняет, как это было у Аха, частную группу феноменов, отлича­ющихся от образования ассоциаций, но и служит динамической предпо­сылкой любого поведения. Чтобы вы­ученное проявилось в поведении, недостаточно образования в резуль­тате научения устойчивого сочетания «раздражитель—реакция». За пове­дением всегда должны стоять какие-то актуально действующие силы. На первом плане для Левина стоял воп­рос энергетизации. Под этим имелась в виду не проблема энергетического обеспечения текущих когнитивных и моторных действий, а, скорее, проб­лема центрального управления пове­дением, точнее, того, какая из воз­можных в данной ситуации тенденций действия возобладает и начнет опре­делять поведение. Согласно перечню проблем мотивации, речь, таким образом, идет о пятой и восьмой проб­лемах: смена и возобновление пове­дения, а также влияние мотивации.

Обе эти проблемы Левин [К. Lewin, 1936] пытался если не решить, то представить с помощью модели меня­ющихся состояний напряжения в раз­личных областях структуры личности. Как видно из рис. 5.1, личность представляет собой систему, состоящую из многочисленных непересекающих­ся друг с другом областей. Каждая область соответствует определенной цели действия, будь то устойчивое стремление, которое можно обозна­чить как потребность (мотив), или же сиюминутное желание. (Области структуры личности могут также представлять некоторые активности или знания субъекта.) Отдельные об­ласти в зависимости от степени бли­зости имеют разную степень сход­ства. Две области максимально похо­жи, если имеют общую границу.


Рис. 5.1. Модель личности. М—сенсомоторная пограничная зона, выполняющая роль посред­ника между окружающим миром (U) и внутри-личностными областями (IP). Внутрилично-стные области подразделяются на централь­ные (Z) и периферические (Р) [К. Lewin, 1969, S. 185]

По своему местоположению обла­сти делятся на центральные и пери­ферические. Первые граничат с боль­шим количеством областей, чем вто­рые. Числом пограничных областей определяется «близость к Я», лично­стная значимость целей Действия или представленных этими областями ак­тивностей, а также их влияние на другие цели и активности. Области также различаются своим внутренним и внешним положением, определяемым степенью соседства (т. е. воз­можностью доступа) с пограничной зоной, окружающей все области структуры личности. Сама погранич­ная зона выполняет функции воспри­ятия и исполнения, т. е. выступает посредником между индивидом и ок­ружением: с одной стороны, воспри­ятие несет информацию об окружа­ющем мире, а с другой — моторное исполнение обеспечивает воздей­ствие личности на окружение (сюда относится не только такая сравни­тельно грубая моторика, как локомо-ции, но и речь, а также мимика).

В целом модель личности представ­ляет собой чистую структуру обла­стей с отношениями соседства и фун­кциями опосредования внутреннего и внешнего. Следует упомянуть еще од­ну структурную особенность— состояние границы. Она может обла­дать различной прочностью и, будучи проницаемой, обеспечивать связь между соседними областями. С этой структурной особенностью границ об­ластей связан динамический компо­нент модели личности. Для его обоз­начения Левин ввел понятие напря­жения. Отдельные области структуры личности могут различаться по состо­янию напряжения. Напряжение обла­стей можно представить себе в виде сосудов, наполненных находящейся под различным давлением жидко­стью. Область с повышенным по срав­нению с другими областями напряже­нием Левин обозначает как «напря­женную систему». Для такой системы характерна тенденция к уравновеши­ванию напряжения с соседними обла­стями. Последнее может осуще­ствиться двумя путями; Первый. На­пряженная система, представляющая производимое действие, разряжается, если находит доступ к пограничной зоне сенсомоторной активности, т. е. она начинает определять поведение, продолжающееся до тех пор, пока не достигается цель действия. Второй. Если же система не находит такого доступа, то ее силы воздействуют на собственные границы. В таком случае уравновешивание напряжения достигается путем диффузии, которая за­висит от прочности границ с соседни­ми областями и от фактора времени. Оба вида уравновешивания напря­жения не являются собственно объяс­нением, а представляют собой физи-калистскую метафору. Они сыграли большую эвристическую роль при анализе ряда феноменов поведения, который предприняли ученики Левина в ставших классическими экспери­ментах по «психологии действия и аффекта». Первый вид уравновеши­вания напряжения через исполнение позволяет объяснить, какое действие начнется после окончания предше­ствующего или какое будет возобнов­лено после прерывания. Классиче­ским в этом отношении является так называемый эффект Зейгарник. Уче­ница Левина Б. В. Зейгарник [В. Zeigarnik, 1927] установила, что прер­ванные действия удерживаются в па­мяти лучше завершенных. Второй вид уравновешивания напряжения через диффузию позволяет объяснить столь различные феномены, как удовлетворение потребности замеща­ющей деятельностью [К. Lewin, 1932; К. Lissner, 1933; W. Mahler, 1933; М. Henle, 1944], а также роль утомле­ния, эмоций гнева [Т. Dembo, 1931] и выхода в ирреальный план действий [J. F. Brown, 1933] при разрядке на­пряженной системы. Состояния утом­ления, эмоционального возбуждения и ирреальность действия понимаются при этом как условия, уменьшающие прочность границ областей, а следо­вательно, увеличивают их проница­емость.

Структура интраличностных обла­стей не задается раз и навсегда. По мере индивидуального развития и на­копления опыта она дифференциру­ется и может переструктурироваться. каждая моментальная цель действия представлена в этой структуре соб­ственной областью. Как отмечает Левин в своем основополагающем труде «Намерение, воля и потребность» [K. Lewin, 1926], цели действия очень Часто представляют собой «квазипотребности», т. е. производные потреб­ности. Квазипотребности имеют пре­ходящий характер. Они часто возни­кают из намерения, например, опустить в почтовый ящик письмо другу. Намерение образует напряженную си­стему, которая разряжается и исчеза­ет только после достижения цели действия.

Квазипотребности могут, однако, образовываться и без акта намере­ния, как подлежащие исполнению де­ятельности, служащие необходимыми промежуточными ступенями к дости­жению целей действия и связанные с «истинными», т. е. более общими и устойчивыми, потребностями. Ска­жем, указания экспериментатора, как правило, принимаются без предвари­тельного намерения. Возникает ква­зипотребность выполнить заданную деятельность, которая по сути не отличается от действия, предприни­маемого по собственной инициативе. В обоих случаях можно видеть, что деятельность после прерывания вновь спонтанно возобновляется [М. Ovsiankina, 1928]. Решающим в силе квазипотребности (или соответ­ствующей ей напряженной системы) является не наличие или интенсив­ность акта намерения, а степень свя­зи квазипотребности с истинными потребностями (которые в нашей си­стеме понятий имеют статус моти­вов), так сказать, степень «насыщен­ности» ими. Левин пишет по этому поводу:

«Намерение опустить в почтовый ящик пись­мо, посетить приятеля или в качестве испыту­емого заучить ряд бессмысленных слогов воз­никает, когда соответствующие действию со­бытия представляют собой относительно за­мкнутое целое, стоящие за ним силы не опре­деляются чем-то посторонним, а вытекают из более общих потребностей: из желания выпол­нить свои профессиональные обязанности, продвинуться вперед в обучении или показать свою дружбу знакомому. Действенность наме­рения в основном зависит не от интенсивности акта намерения, а (отвлекаясь от других фак­торов) от силы и жизненной важности (или, точнее, глубины закрепления) истинной пот­ребности, которая лежит в основе квазипот­ребности» [К. Lewin, 1926b, S. 369—370].

Как мы увидим при обсуждении модели окружения, наличие напря­женной системы, будь то потребность или квазипотребность, сопровождает­ся специфическими изменениями вос­приятия окружения. Объекты, кото­рые могут служить для разрядки или удовлетворения потребностей, приоб­ретают так называемый побудитель­ный характер, валентность, что и выделяет их из окружения, приводит в движение целенаправленное поис­ковое поведение. Если, например, че­ловек собирается опустить письмо, то в незнакомом месте почтовый ящик как бы сам бросается в глаза, хотя осознанно его не ищут. Сила вален­тности зависит от степени напряже­ния системы. Этой зависимостью ут­верждается единственная связь между двумя — как мы увидим — разными в своей основе моделями.

Гибкость и широта применения мо­дели личности в значительной мере определяются ее структурными ком­понентами. Модель оперирует вариан­тами взаимного расположения внут­риличностных областей, прочностью их границ и, наконец, положением границ повышенной прочности. Рису­нок 5.2. поясняет сказанное. На нем представлены три различных динами­ческих состояния одного и того же индивида, а именно: (а) при отсут­ствии побуждения, (b) под давлением, которому противостоит самооблада­ние, и (с) при крайне высоком напря­жении. Для каждого состояния можно вывести различные способы поведе­ния, например недифференцирован­ный аффективный прорыв в случае состояния (с).

В теории поля недостаточно учиты­ваются индивидуальные различия, чтобы, действительно, с ее помощью можно было перейти на уровень объ­яснения поведения с третьего взгля­да, т. е. специально проследить вза­имодействие индивидуальных разли­чий диспозиций и ситуационных фак­торов. Тем не менее попытки описать с помощью модели личности индиви­дуальные различия через разное «со­стояние материала» все же предпри­нимались. Имеются в виду разные уровни развития личности, представленные, с одной стороны, степенью дифференцированности (числом) внутриличностных областей, а с дру­гой — разной степенью их отграниченности (прочностью границ). Сам Левин [К. Lewin, 1935; см. также гл. 7] опи­сал в этой модели с помощью обеих особенностей «состояния материала» различие между нормальными и сла­боумными индивидами. У слабоум­ных границы между внутриличностны-ми областями более жестки, и этих областей у них меньше, чем у нор­мальных индивидов. На рис. 5.3 пред­ставлены модели, отражающие раз­личия в интеллекте и развитии.

Так выглядит модель личности. Ее динамический компонент — не силы и направления, а состояния напряже­ния — соответствует «психогидравли­ческим» моделям Фрейда [S. Freud, 1895; 1915] и Лоренца [К. Lorenz, 1950]. Во всех трех моделях действу­ет одна и та же аналогия: накаплива­ющаяся в емкости жидкость (как в паровом котле), повышая давление, стремится к выравниванию сил, к «оттоку». От теории влечения Халла концепция напряженной системы Ле­вина отличается двумя важными мо­ментами. Во-первых, напряженные си­стемы всегда специфичны относи­тельно цели и, следовательно, не обладают общей функцией влечения; во-вторых, напряженные системы не просто активируют фиксированное привычное выполнение (сочетание «раздражитель—реакция»), которое в прошлом приводило к достижению соответствующей цели действия. Они направлены на достижение цели и в зависимости от ситуации гибко вводят необходимые для этого действия.

Тем не менее остается неясным, как именно протекают постулирован­ные моделью личности процессы, в частности как напряженная система находит доступ к сенсомоторной пограничной зоне и каким образом осуществляется предусмотренное двигательное исполнение, хотя структур­ный компонент модели личности при­даеет ей известную изменчивость. Полевые представления реализованы в теории в той мере, в какой она оперирует отношениями соседства, взаимного расположения и новообразованием областей. Сюда присоеди­няется, скорее, техническое пред­ставление о прочности границ обла­стей, т. е. их проницаемости для со­стояний напряжения. Однако окружа­ющий мир (хотя Левин указывает, что этот мир находится по ту сторону пограничной сенсомоторной зоны) в модели личности никак не представ­лен. Взаимодействие с ним в модели только предполагается. Личность, та­ким образом, оказывается заключен­ной в оболочку, а созданная Левином модель не удовлетворяет его же тре­бованию анализировать совокупную ситуацию. В модели не нашлось места связывающим субъекта с окружа­ющим миром мотивирующим ожидани­ям и привлекательности самих объек­тов (требовательный характер вещей, валентности). Чтобы их ввести, Левин создал модель окружения. Несмотря на свою ограниченность, модель лич­ности вызвала к жизни ряд важных экспериментов. Некоторые из них мы рассмотрим позднее.

Модель окружения

Наблюдая поведение людей в раз­личных ситуациях, Левин стремился выявить психологическую структуру окружающего мира как пространства действия. Ему удалось установить примечательные различия между пси­хологической и географической структурой мира, особенно если пос­ледняя описывается в евклидовой системе координат. Наблюдения та­кого рода Левин провел еще фронто­виком, во время первой мировой вой­ны. Они описаны в его первой психо­логической публикации «Военный ландшафт» [К. Lewin, 1917b]. Пред­ставления о протяженности отрезков пути в аналогичных участках лан­дшафта на фронте по сравнению с тылом полностью меняются. Если требуется достичь близлежащего в географическом отношении места, то на фронте в качестве непреодолимых препятствий могут оказаться все лег­ко преодолимые и ведущие непосред­ственно к цели участки, если они не скрыты от наблюдения противника. В условиях возможного вмешательства неприятеля петляющая и укрытая от посторонних глаз тропинка психологи­чески становится наикратчайшим пу­тем к цели, даже если с географиче­ской точки зрения она является окольной дорогой (психологически она так не переживается). Позднее Левин часто снимал на пленку пове­дение детей в свободной ситуации, например на игровой площадке, а потом анализировал психологическое пространство передвижения детей среди окружающих объектов (приме­ром тому служит представленная на рис. 4.11 схема передвижения ребен­ка в конфликтной ситуации: он хочет вернуть своего попавшего в воду игрушечного лебедя, но боится волн).

Направление возможного или реально происходящего действия должно быть представлено в модели окружения в психологическом, а не в географиче­ском пространстве. Психологическое пространство, или поле, состоит из различных областей, которые струк­турируют не пространство в собствен­ном (географическом) смысле слова, а психологически возможные дей­ствия и события. Часть из таких областей соответствует возможным позитивным и негативным событиям: целевые регионы с позитивной вален­тностью и регионы опасности с нега­тивной валентностью. Остальные об­ласти представляют инструменталь­ные возможности действия, использо­вание которых приближает к целевому региону или отдаляет от региона опасности. Они имеют, таким обра­зом, значение средства действия. В одной из областей модели окружения находится сам субъект, представля­емый точкой или кружком. Чтобы достичь целевого региона с позитив­ной валентностью, субъект должен одну за другой «перебрать» все обла­сти, лежащие между ним и целевым объектом, преодолеть их в действии. Если, например, кто-то хочет купить автомобиль и самостоятельно им уп­равлять, он должен получить води­тельские права, скопить деньги, явиться в место продажи автомоби­лей, обратиться к продавцу и т. д.

Модель окружения не столько объ­ясняет, сколько описывает ведущие к достижению искомой цели или позво­ляющие избежать нежелательных со­бытий возможные действия, какими они представляются субъекту в дан­ном жизненном положении. Таким об­разом, она позволяет описать когни­тивную репрезентацию соотношений средств и цели, которые субъект структурирует, исходя из своих воз­можных действий и их результатов. Другими словами, речь идет о мотиви­рующих ожиданиях, структурного ком­понента модели окружения.

Динамическим компонентом модели окружения является поле сил, центр которого может лежать, как это изоб­ражено на рис. 5.4, в областях с позитивной или негативной валентностью. На субъекта воздействуют силы определенной интенсивности, и их ре­зультирующий вектор определяет на­правление и силу его психических локомоций. Если же в противополож­ном направлении действуют силы приблизительно такой же интенсивно­сти, возникает конфликт. Направле­ние означает при этом последова­тельность отдельных целевых дей­ствий. Часто действие разными путя­ми ведет к одной и той же цели, психологическое направление в этом случае остается неизменным, имеет место эквивалентность исходов целе­направленного поведения (см. рис. 1.4). Очевидно, модель окружения была сконструирована в основном для решения шестой из выделенных нами основных проблем исследования мотивации, для объяснения целенап­равленности поведения и мотивацион-ного конфликта. Наряду с этим, как и модель личности, она предназнача­лась для объяснения влияния мотива­ции, но не ее смены и возобновления. Использовавшиеся первоначально Левином понятия топологии не впол­не удовлетворяли его, поскольку с их помощью можно оперировать лишь отношениями соседства, но не на­правлениями. Он попытался усовер­шенствовать их [К. Lewin, 1934], обра­тившись к «годологическим» (от гре­ческого слова «hodos» — «путь») по­нятиям: пути действий представля­лись как связи между областью, в которой в данный момент находится субъект, и областью цели. На рис. 5.4а показаны три различных пути достижения цели. Левин допускает, что среди возможных вариантов обычно существует своего рода «луч­ший» путь, которому отдается пред­почтение, так как он требует пересе­чения наименьшего числа областей, т. е. представляется «кратчайшим». Короткость, или минимальность, пси­хологического расстояния зависит не только от числа промежуточных об­ластей. Пример с военным ландшаф­том показывает, что независимо от числа областей минимальность может определяться степенью сложности прохождения отдельных областей, мерой необходимых усилий или размером грозящей опасности. В топологии не представлены ни направления, ни расстояния. Несмотря на все уси­лия Левина [К. Lewin, 1936; 1938; 1964а], вопрос о том, как можно определить и представить психологи­ческое расстояние, остался нерешен­ным. Не разрешен он и до сих пор, хотя ответ на него (мы в этом еще убедимся) является важнейшей пред­посылкой для определения интенсив­ности сил, исходящих от позитивной или негативной валентности и прояв­ляющихся в различных областях поля.