Исследование мотивации: точки зрения, проблемы, экспериментальные планы

Ориентированные на понятие вле­чения, экспериментальные исследо­вания 20-х и 30-х гг. позволили до­быть много фактов и сделать опреде­ленные выводы. Потребностные состояния, внутренние и внешние стиму­лы, физиологические и поведенче­ские индикаторы интенсивности про­изводного от потребности влечения, инструментальные и консумматорные реакции — многое сделалось объек­том наблюдения, измерения и стало связываться между собой. Повсюду наблюдался заметный отход от умоз­рительного понятия инстинкта. Одна­ко понятие влечения отнюдь не было вполне ясным и однозначным. Было лишь общепризнано, что с обострени­ем потребностного состояния усили­вается лежащее в основе поведения влечение. Вновь встали те вопросы, на которые пытались ответить сто­ронники теории инстинктов. Имеется столько же влечений, сколько физи­ологических потребностей, или суще­ствует единственное влечение как общая, неспецифическая функция по­буждения всех форм поведения? Ес­ли существуют разные влечения, то тогда влечение, связанное с конкрет­ной потребностью, выполняет не только функцию побуждения, но и функцию селекции стимулов и реак­ций, т. е. выступает не только как мотивационный (энергетический), но и как структурный (регуляторный) ком­понент?

Четкие ответы на эти вопросы дал в своей теории влечения Халл [С. Hull, 1943]. До этого он разрабатывал теорию мотивации, основывавшу­юся на ассоциативном механизме предвосхищающих целевых реакций, в которой воздавалось должное целе­направленности поведения и которая перекликалась с введенным Толме-ном понятием ожидания. Мы вернем­ся к нему в следующей главе. Ответ Халла состоял в следующем: есть лишь влечение в единственном чис­ле, и оно обладает функцией общего побуждения, а не ассоциативной и селективной функциями регуляции по­ведения. Этот ответ Халла для всех теоретиков, следовавших по его сто­пам, свел проблему мотивации к проблеме влечения, или, точнее ска­зать, побуждения (Antrieb). Мотива­ция стала синонимом энергетизации поведения. Избирательность и на­правленность поведения, напротив, были отнесены к вопросам ассоци­ативного научения. Подкупающая яс­ность теории, разделяющей труд объ­яснения поведения на проблемы на­учения и проблемы мотивации, не означала, однако, что разделенные компоненты не влияют друг на друга. Главным в халловской концепции влечения было влияние мотивацион-ного компонента на компонент науче­ния, но не наоборот. Из числа факто­ров, детерминирующих поведение, мотивационный компонент «влече­ние» (drive, D), так сказать, автохто-нен.

В чем состоит влияние влечения на компонент научения? Уже в конце 30-х гг. Халл не считал достаточным для объяснения научения, а значит и образования новых S — R-связей, про­стого совпадения стимула и реакции. Основным принципом научения стало не классическое обусловливание, из которого в первую очередь пытались вывести торндайковское научение методом проб и ошибок, а обусловли­вание инструментальное. Стимулы связываются с реакциями, если реак­ции ведут к контакту с целевым объ­ектом, к завершению цепи поведенче­ских актов, к удовлетворению пот­ребности. Это очевидно и в случае классического обусловливания. На­ступающее вслед за этим ослабление актуальной потребности подкрепляет новые S — R-связи. Стимульно-реактивное научение происходит в соответствии с принципом подкрепле­ния. Подкрепление заключается в «разряжении рецепторов потребно­сти» (need receptor discharges). Вме­сто потребности Халл также говорит об уменьшении влечения и о разря­жении рецепторов влечения (S_D), не имея в виду каких-либо процедур измерения этого разряжения. Такое описание детерминантов подкрепле­ния кратко обозначается как редук­ция влечения. В «Принципах поведе­ния» (1943) она приведена как чет­вертый из основных постулатов:

«Всякий раз когда реакция (R) и стимул (S) совпадают во времени и это совпадение непос­редственно ассоциируется со снижением пот­ребности или со стимулом, который непосред­ственно и постоянно ассоциировался со сниже­нием потребности, то в результате возрастает тенденция этого стимула в последующих ситу­ациях вызывать данную реакцию. Возрастания при успешном подкреплении суммируются, да­вая в итоге совокупную силу привычки (sH_R), представляющую собой простую монотонно воз­растающую функцию от числа подкреплений. В свою очередь, верхний предел кривой научения является функцией от величины редукции пот­ребности, достигаемой при первичном подкреп­лении или ассоциируемой с повторным под­креплением, от отсрочки подкрепления и от степени совпадения стимула и реакции» [С. Hull, 1943, р. 178].

Итак, прочность стимульно-реактивной связи (_SH_R) зависит только от частоты подкреплений. Частота, или интенсивность, проявления вы­ученных реакций, зависит только от силы актуального влечения. На пред­ставления Халла о подкреплении че­рез редукцию влечения (как и на другие его идеи о влечении) прежде всего повлияли исследования Уилльямса [S. Williams, 1938] и Перина [С. Perin, 1942]. В экспериментах обо­их авторов крысы после 23-часовой пищевой депривации обучались веду­щей к получению пищи инструмен­тальной реакции (нажатию рычага). Че­тыре группы подопытных животных различались по частоте, с которой на этапе обучения подкреплялась (т. е. вознаграждалась пищей) инструмен­тальная реакция. На последующем, критическом этапе после нового пе­риода голодания (22 ч у Уилльямса и 3 ч у Перина) эта реакция больше не подкреплялась, т. е. угасала. Зависи­мой переменной было сопротивление угасанию, т. е. число нажатий на ры­чаг до момента, когда в течение 5 мин не удается зафиксировать ни одной реакции. Это число и есть мера силы привычки (_SH_R). Результаты эк­сперимента приведены на рис. 4.4.

Из графиков видно, что с ростом числа подкреплений возрастает соп­ротивляемость выученной S — R-связи угасанию. Другими словами, животное делает тем больше тщетных попыток, прежде чем оставляет их совсем, чем чаще данная реакция ослабляла раньше актуальное потребностное со­стояние. Все это подтверждает пред­положение о подкреплении на основе редукции влечения. Но обе кривые свидетельствуют еще об одном. Неза­висимо от числа подкреплений сопро­тивляемость угасанию возрастает с длительностью голодания. Чем боль­ше частота подкреплений, тем замет­нее различия в сопротивляемости угасанию между двумя условиями длительности голодания, т. е. между двумя величинами интенсивности влечения. Другими словами, частота подкреплений и интенсивность влече­ния с точки зрения их влияния на поведение связаны между собой мультипликативно. Ни основанная на частоте подкреплений сила привычки (_SH_R), ни основанная на длительности депривации сила влечения (D) сами по себе не могут вызвать требуемое поведение (в нашем случае исчезно­вение выученной реакции): чтобы воз­действовать на поведение, силы должны объединиться. На поведение влияет произведение (_SH_R) и (D), так называемый потенциал реакции (_SE_R). Формула выглядит так: sE_R=f(_sH_R)xf(D).

А вот что пишет в связи с ней Халл:

«Это мультипликативное отношение есть от­ношение особой важности, поскольку то, из чего складывается sE_R, по-видимому, зависит от совокупного действия в его разнообразных формах. Ясно, например, что абсолютно невоз­можно предсказать энергичность или настойчи­вость действия определенного типа, исходя только из силы привычки или из силы влече­ния; ее можно предсказать, только зная произ­ведение частных функций _SH_R и D; фактически это произведение задает величину, которую мы обозначаем символом sE_R » [С. Hull, 1943 р. 239-240].

Здесь уместно вспомнить результат дискуссии Ах — Левин, а именно раз­ведение научения как чистых ассоци­ативных связей и как выполнения заученных действий. Заученное само по себе не детерминирует выполне­ния деятельности: должен включить­ся мотивационный компонент. Это отмеченное Левином различение науче­ния и исполнения проводит и Халл, причем в случае уже сформирован­ных привычек у него это различение выступает явно. Ведь лишь произве­дение _SH_R и D определяет выполне­ние. Имплицитно то же имеет место и в предшествующих процессах науче­ния. Научение у Халла выступает наряду с выполнением заученного как принцип поведения. Чтобы привычка укрепилась, организм должен посто­янно делать что-то непосредственно вызывающее редукцию определенно­го влечения. Несколько проблематич­ным разведение компонентов науче­ния (_SH_R) и мотивации (D) выступает применительно к фазе научения. Ведь через процессы подкрепления, рассматриваемые как совершенно не­обходимые, мотивационный компо­нент проникает и в процессы науче­ния (образование привычки).

Халл [С. Hull, 1943] развивал свою теорию влечения в разных направлениях и сформулировал при этом шесть гипотетических положений. Все они способствовали прояснению поня­тия влечения, чрезвычайно стимули­ровали исследования и, как мы еще увидим, привели к возникновению но­вых концепций. Эти шесть пунктов касаются: (1) предварительных усло­вий возникновения влечения; (2) по­будительных стимулов; (3) независи­мости влечения и привычки; (4) энер­гетического действия влечения; (5) подкрепляющего эффекта редукции влечения и (6) неспецифичности вле­чения. Обсудим кратко каждый из этих пунктов, а также результаты исследований, в частности, в связи с теми трудностями, которые возникли перед теорией влечения в ее перво­начальной форме.

Сила влечения находится в прямой зависимости от актуального потреб-ностного состояния организма; пред­положительно эта связь опосредуется через рецепторы в организме, воспри­нимающие связанные с конкретными потребностями внутренние раздражи­тели. Например, пищевая потребность индуцирует состояние влечения. Ма­нипулирование длительностью пище­вой депривации как предварительным условием возникновения влечения служило операциональным критерием интенсивности влечения.

Однако критериальная ценность длительности депривации должна быть существенно ограничена. Так, у крыс взаимосвязь между длительно­стью депривации и индикаторами го­лода, в частности количеством прини­маемой пищи, устанавливается лишь начиная с длительности не менее 4 ч [R. Bolles, 1957; 1975]. Голодные кры­сы за день поедали только в 4 раза больше пищи, чем обычно, а ночью — уже в 8 раз, так что одинако­вой продолжительности депривация ночью оказывала более сильный эф­фект, чем днем. Наличие четырехча­сового предела было установлено, в частности, Ле Маньеном и Таллоном [J. Le Magnen, S. Tallon, 1966]: в промежутке между двумя регулярны­ми кормлениями количество поедаемой пищи не зависело от длительно­сти воздержания, однако эта зависи­мость обнаруживалась после пропу­щенного кормления.

Проведенные исследования [см.: R. Bolles, 1967, гл. 7] показали, что уменьшение веса является лучшим индикатором силы влечения, чем длительность депривации. В экспери­ментах с крысами, как и предсказы­вала теория влечения Халла, обнару­жилось, что интенсивность инстру­ментального и консумматорного пове­дения при использовании разнообраз­ных индикаторов (латентное время, интенсивность, настойчивость, сопро­тивляемость угасанию) возрастает по мере потери веса (фиксировалось процентное соотношение). Конечно, количественные соотношения между потребностным состоянием и силой влечения (т. е. его поведенческими параметрами) могли дать не интер­вальные, а лишь порядковые шкалы. Другие потребности, помимо приема во­ды и пищи, например половое влече­ние или ориентировка, не являются «потребностями» в том смысле, какой вкладывает в это слово теория вле­чения, так как их блокировка едва ли оказывает влияние на поведение. Ус­ловия, детерминирующие поведение, довольно сложны. Решающую роль играют стимульные условия внешней ситуации (см. ниже рис. 4.6). Напри­мер, для спаривания определенные гормональные состояния являются необходимым, но еще не достаточным условием.

поведения при помощи опытов на различение влечений. Крыс обучали определенным инструментальным ре­акциям в состоянии голода и другим реакциям в той же внешней ситуации в состоянии жажды. Очевидно, лег­кость инструментальной реакции со­ответственно актуальному состоянию зависит от того, «знают» ли они, что страдают от голода или жажды. Дру­гими словами, специфические побуди­тельные стимулы должны ассоцииро­ваться с инструментальными реакци­ями. Результаты проведенных иссле­дований [см.: R. Bolles, 1967, р. 254 — 256] едва ли позволяют говорить о побудительных стимулах. Там, где крысы быстро обучались инструмен­тальному поведению, адекватному потребности и ведущему к успеху, напрашивались иные, лучшие объяс­нения, а именно через побудительный механизм частичных целевых реакций r_G).

Поясним это на примере двух ис­следований. Халл [С. Hull, 1933] пускал крыс через лабиринт. Если они выбирали один путь, то в конеч­ной камере они находили воду; если же другой, то находили в той же камере пищу. Животные помещались в лабиринт попеременно в состоянии жажды или голода. Прошло очень много времени, пока не появились слабые и не очень надежные успехи в различении. Липер [R. Leeper, 1935], напротив, наблюдал быстрые успехи в различении, когда вода и пища находилась в разных камерах.

Если бы побудительные стимулы играли важную роль, то два исследо­вания не должны были различаться по результатам научения. В экспери­менте Липера дело решало нечто отличное от побудительных стимулов. Консумматорная реакция питья или еды (R_G) связывается со стимулами актуального окружения, в котором она совершается. Это окружение име­ет сходство со стимулами, которые встречались раньше на критических развилках лабиринта. В результате запускаются частичные предвосхища­ющие целевые реакции (r_G) питья или еды, одна из которых оказывается сильнее и заставляет двигаться жи­вотное в соответствующем направлении. Как мы увидим в следующей главе, этот гипотетический механизм побуждения с его частичными антици­пирующими цель реакциями (r_G) под названием «мотивация привлекатель­ностью» стал благодаря своим боль­шим объяснительным возможностям серьезнейшим конкурентом самых раз­ных теорий влечения. Это справедли­во также и по отношению к попыткам чисто ассоциативного объяснения по­ведения, которые целиком опирались на концепцию побуждающих стимулов [W. Estes, 1958].

Поведение определяется не при­вычкой (компонент научения) и вле­чением (мотивационный компонент) самими по себе, а их произведением. Но можно ли эмпирически доказать функциональную независимость обоих компонентов? Для ответа на этот вопрос были предложены две проце­дуры. В первой сравнивались кривые научения, получаемые при сопостави­мой частоте подкреплений в условиях разных влечений. Вследствие муль­типликативного эффекта плато кри­вых располагались в зависимости от силы влечения на разной высоте (см. рис. 4.4) и всегда должны были достигаться путем пропорционального прироста. Вторая процедура более однозначна. Научение может происхо­дить в условиях одного влечения, а проверка — в условиях другого. Воп­рос в том, будут ли результаты соот­ветствовать изменению условий вле­чения, или же будет наблюдаться эффект переноса прежних условий?

Примером процедуры второго типа служит исследование Диза и Карпентера [J. Deese, J. Carpenter, 1951]. Крысы с низким и высоким уровнями влечения (по критерию пищевой деп­ривации) помещались перед прохо­дом, ведущим к камере с пищей. Замерялось латентное время между открытием прохода и началом движе­ния. При достижении каждой группой животных плато латентного времени (после 24 подкреплений) параметры влечения изменились: группа, имев­шая низкий уровень влечения, была доведена до высокого, и наоборот. Результаты представлены на рис. 4.5. Эффект переноса характеризуется своеобразной асимметрией. При изме­нении уровня влечения от низкого к высокому был обнаружен в точности ожидаемый эффект: латентное время сократилось от 10 до 2 с и сразу достигло величины, которую группа, имевшая изначально высокий уровень влечения, продемонстрировала лишь к концу фазы обучения. В последней группе, однако, латентное время не увеличилось до значения плато груп­пы с первоначально низким уровнем влечения. О независимости привычки и влечения эти данные не свидетель­ствуют. Им можно найти и другие объяснения: скажем, в фазе обучения приобретались не одинаковые, а раз­ные реакции (медленное и быстрое начала движения) или после 24 под­креплений в группах с различным влечением была достигнута неодина­ковая прочность привычки. Соблюде­ние обоих требований необходимо для доказательства независимости привычки и влечения.

Боллс [R. Bolles, 1967, р. 227 — 242], сведя вместе важнейшие из полученных результатов, сделал сле­дующий вывод: в целом независи­мость привычки и влечения в поиско­вом поведении подтверждается в той мере, в какой речь идет об их интенсивности. В последнем случае встает вопрос: являются ли быстрое и мед­ленное начала одной и той же реак­цией, различающейся только интен­сивностью, или это две качественно разные реакции, вырабатываемые со­ответственно при высоком и низком уровнях влечения. Имеются и другие сложности.

Впрочем, вопрос о независимости влечения и привычки друг от друга — это вопрос об определениях. Ведь есть вторичные, приобретенные вле­чения (мотивы), например страх, акти­вация которых связана с определен­ными сигнальными раздражителями. Халл выделяет их в особую группу, так как относит к влечениям (D) только неприобретенные состояния. Коллеги и ученики Халла — Спенс [К. Spence, 1956; 1958], Миллер [N. Miller, 1956] и Браун [J. Brown, 1961], напротив, причисляют к влече­ниям все, что имеет мотивирующий характер, отбрасывая тем самым по­стулат независимости влечения и сти-мульно-реактивных связей (о даль­нейшем развитии теории влечения см. ниже).


Рис. 4.5. Латентное время (в обратных величинах) реакции пробежки к пище при низком и высоком уровнях влечения и при последующем измене­нии этих уровней [J. Deese, J. Carpenter, .1951, р. 237]

Энергетическое действие влечения

Это основной гипотетический посту­лат теории влечения: мотивационный компонент оказывает на поведение лишь побуждающее, но не направля­ющее влияние. И здесь исследования не могут дать однозначного ответа. Наиболее очевидные результаты, подтверждавшие энергетизирующую силу влечения, получались, когда в ситуации выработанного поведения параметры влечения подвергались резкому изменению посредством ин­струментальных или консумматорных реакций (см. рис. 4.4). В сущности, так и происходит в случае пищевой потребности, однако это не так в случае полового влечения (принад­лежность которого к влечениям вы­ше уже ставилась под сомнение). -Впрочем, если понимать под энергетизацией частоту реакций, то данные можно объяснить и по-другому, напри­мер чисто ассоциативно или исходя из гипотезы влияния побудительных стимулов, примером чего являются приведенные выше данные Кэмпбелла и Шеффилда [В. Campbell, F. Sheffield, 1953; см. также рис. 4.1].

Выработка новой стимульно-реактивной связи предполагает нали­чие состояния влечения, которое ре­дуцируется посредством реакции. Ни один из постулатов теории влечения не вызвал столько исследований и экспериментальных проверок, сколь­ко этот. Было получено много доказа­тельств, но еще больше данных, кото­рые с трудом или же вообще не согласуются с теорией редукции вле­чения. Постулат поднимает вопрос о том, что следует понимать под редук­цией влечения. То ли это сама консумматорная активность, то ли ее последствия, имеющие характер сти­мулов (например, активация рецепто­ров в стенках желудка после приема пищи), то ли, наконец, следующая за этим редукция потребности организ­ма? Кроме того, в связи с этим постулатом вновь встает вопрос из дискуссии Ах — Левин: не является ли редукция влечения просто мотивационным процессом, ведущим к осуще­ствлению поведения, которому науча­ются иначе, чем с помощью этого процесса? В таком случае редукция влечения выступает уже как принцип поведения (его мотивация), но не принцип научения (см. в следующей главе о латентном научении).

Чтобы проверить критический (для подкрепления научения) характер консумматорных реакций, исключали отдельные звенья в цепи реакций: оральное звено — введением пищи прямо в желудок через трубку и гастрическое звено — выведением принятой пищи через вставленную в пищевод фистулу (псевдокормление). Так как в обоих случаях научение наблюдалось, хотя и в ограниченном объеме, редукция влечения оказалась необходимо связанной, по меньшей мере отчасти, с консумматорной ак­тивностью. Правда, чтобы сохранить при этом в силе гипотетический кон­структ влечения, пришлось, как это сделал в отличие от Халла Миллер [N. Miller, 1961], много эксперименти­ровавший с прямым и псевдокормле­ниями, развести редукцию влечения и редукцию потребностного состояния организма.

Шеффилд продвинулся еще даль­ше, показав, что ни редукция потреб­ности, ни редукция влечения не явля­ются необходимым условием для об­наружения научения. Шеффилд и Ро-би [F. Sheffield, T. Roby, 1950] устано­вили, что у крыс в состоянии жажды вырабатывается инструментальная реакция на получение раствора саха­рина вместо такого же количества воды. Поскольку сахарин непитате­лен, большая редукция потребности исключена. Янг [P. Young, 1949; 1961] зарегистрировал множество вкусовых предпочтений, которые, не влияя на обмен веществ в организме, стимулировали научение. Янг объяс­няет это различной аффектогенной привлекательностью пищи.

Еще более серьезный удар по ре­дукции влечения нанесло исследова­ние Шеффилдом, Вульффом и Бейке-ром [F. Sheffield, J. Wulff, R. Backer, 1951] научения в условиях стимулиро­вания полового влечения. У крыс-самцов, не имевших опыта копуляции, вырабатывалась инструментальная реакция, позволявшая совокупляться с самкой, находящейся в состоянии течки; при этом копуляция прерыва­лась до наступления эякуляции. Нельзя не согласиться с тем, что при этом редукции силы влечения не происхо­дит, напротив, влечение усиливается. В отдельных случаях научение было следствием не редукции, а индукции влечения. На рис. 4.6 приведены peзультаты научения в сравнении с контрольной группой, животные кото­рой находили в конце лабиринта вме­сто самок самцов.


Рис. 4.6. Динамика научения в условиях осуще­ствления копуляции без эякуляции у крыс-самцов. Контрольная группа находила в конце пути вместо самок самцов [F. Sheffield, J. Wulff, R. Backer, 1951, p. 5]
Существует целый класс феноме­нов научения, которые не могут обус­ловливаться редукцией потребностных состояний организма. Они изве­стны под названием ориентировочно­го или исследовательского поведе­ния. Так, Харлоу [Н. Harlow, 1953] установил, что макаки-резусы могут часами, забыв обо всем, разгадывать механизм запора. По данным Батлера [R. Butler, 1953], резусы решают зада­чу на различение только для того, чтобы открылось окошко, позволя­ющее выглянуть из визуально экрани­рованной клетки [см. обобщающую работу: D. Berlyne, 1960].

В последней группе исследований, на которой нужно остановиться в этой связи, использовалось сенсаци­онное открытие Олдса и Милнера [J. Olds, P. Milner, 1954]. Крысы на­учались нажатию рычага или другим инструментальным реакциям, если после этого они получали легкую электрическую стимуляцию опреде­ленных областей гипоталамуса, так называемых центров удовольствия. Олдс [J. Olds, 1958] фиксировал до 7000 реакций в час, вплоть до полно­го физического истощения. Если электроды вживлялись в область, от­вечающую за пищевую регуляцию, то подкрепляющий эффект электриче­ской стимуляции исчезал, когда жи­вотное было сытым. Эффект стиму­ляции этой области ослабевал и при использовании инъекций андрогенов сексуального поведения. Были зафик­сированы также взаимодействия с состояниями физических потребно­стей и другими влечениями.

Можно ли согласовать рассмотрен­ные данные с теорией редукции вле­чения? Убежденный представитель этой теории мог бы сказать, что элек­трическая стимуляция мозга как-то влияла на сложный механизм регуля­ции потребностных состояний, или влечения. Однако, может быть, состо­яния потребностей, или влечения, не играют никакой роли, а поведение подкрепляет вызываемое им аффек­тивно окрашенное возбуждение или состояние наслаждения? Во всяком случае, исследования мозговой сти­муляции ставят постулат Халла под сомнение. Кто хочет сохранить этот постулат, в виду накопленных фактов поступит правильно, не связывая ре­дукцию влечения с предшествующими потребностными состояниями и назы­вая влечением все то, редукция чего служит подкреплением.