Исторические предпосылки возникновения режиссуры

Начало января 1960 г. [А. П. Чехов «Пестрые рассказы». Ленинградский государственный театр Комедии. Сценическая композиция, постановка и декоративное оформление Н. П. Акимова. Режиссер-ассистент Н. В. Балашова. Художник по костюмам Н. А. Шнейдер. Музыка Л. В. Пескова и из произведений Л. ван Бетховена, Ф. Шопена, Ж. Оффенбаха¹⁴.]

Улыбаться и думать, думать, думать… Талант режиссера и художника Н. П. Акимова — это талант не простой. Каждый взлет его — взлет не только театра, но и зрителя. На большом доверии к зрительской сметке, вкусу, уму, способности додумывать построены лучшие его работы. И, конечно, «Пестрые рассказы» А. П. Чехова.

В спектакле «Пестрые рассказы» высоко над сценой висит огромное пенсне, как бы заменяя непременный юбилейный портрет. Одно пенсне, бутафорское, непомерно большое, — вот все, что осталось от традиционного хрестоматийного образа хрупкого, робкого, близорукого интеллигента. Сам же Чехов, настоящий, а не выдуманный {141} и приглаженный, «сильный, веселый художник слова», любящий жизнь, труженик и борец, беспощадный к пошлости, лицемерию, мещанству, зоркий и бодрый, сошел на сцену…

Была легенда о «певце сумеречных настроений», «бытописателе серой жизни»… Была — и нет. То жизнелюбие, то утверждение человека гордого, счастливого, благородного, которое всегда есть в подтексте любого чеховского рассказа, вышли в наши дни на первое место. И еще — чеховская лаконичность, дерзкая простота, сразу, хотя, к сожалению, не навсегда убивавшая пошлую красивость, дешевую романтику пышного описательства.

Остры, разнообразны и просты сценические решения чеховских рассказов в этом спектакле. Живой диалог сменяется речью ведущего [от театра — А. Д. Подгур], в то время как актеры застывают в выразительных позах или продолжают мимическую игру, пантомима сочетается с игрой, когда сам исполнитель в третьем лице описывает свои переживания. Очертания декорации проецируются на белый раздвигающийся экран в виде свитка, из свернутой части которого и появляются персонажи. Место действия меняется мгновенно, актеру нужно сделать только один шаг, чтобы из комнаты попасть в сад или беседку.

Автор спектакля сумел обойтись без инсценировщика. Он прямо переводит с языка прозы на язык театра, сохраняя не только диалоги, но и описания. Внутренний драматизм чеховских рассказов стал источником особой театральной выразительности, ярких и эффектных сценических решений. Между писателем-прозаиком и режиссером не стоит некий драматург, обычно довольно посредственный, который инсценирует, переводит повествовательный текст в драматургическую форму. Чеховские рассказы, избранные театром, может быть и «не сценичны», внешне не приспособлены для сцены, но они глубоко драматичны, верно отражают драматические коллизии жизни. И повествовательная форма рассказов не только не оказывается чем-то сковывающим, чем-то, что приходится преодолевать и обходить, а становится источником совершенно особой театральной выразительности, основой ярких и эффектных сценических образов. Театр не имитирует быт, не стремится к нарочитому {142} упрощению. Он убежден в творческой фантазии зрителя. И эта убежденность не обманывает его.

Некий Осип Федорович Клочков собрал своих друзей и сослуживцев, чтобы прочитать им пьеску собственного сочинения («Водевиль»). И пока ведущий излагает содержание комедии, на сцене происходит забавное мимическое пародийное представление — пантомима водевиля, написанного Клочковым.

Появляется чиновник Ясносердцев (А. Д. Вениаминов), в доме которого происходят комические приключения, он произносит беззвучный монолог, спорит с женой, дочкой, дерется с ее возлюбленным. В разгар этого почти петрушечного скандала появляется пухленький румяненький генерал, которого Ясносердцев прочит в женихи дочери. Взявшись за руки и весело приплясывая, действующие лица водевиля покидают сцену… Смеются зрители, веселятся друзья Клочкова, слушавшие водевиль в чтении автора. Но вот пародийное представление сменяется реальной жизнью. Друзья начинают поговаривать, что может обидеться начальник их департамента, что либеральные взгляды на брак просто опасны… Все приходят к выводу, что лучше всего разорвать рукопись и более не заниматься таким сомнительным и страшным делом — сочинительством! Так приятное послеобеденное чтение кончается очень печально, водевиль оборачивается трагедией. Последняя реплика незадачливого автора (его очень выразительно играет В. И. Осипов), последний его взгляд в зрительный зал — и вам уже не смешно, хотя еще скачут в своем пестром хороводе веселящиеся герои водевиля.

Это действительно «пестрые» рассказы. «Пропащее дело», например, поставлено с лаконизмом марионеточного представления. Сусальные звезды и луна из фольги наклеены на черный занавес, ветви дерева спускаются как ленты серпантина, героиня (А. В. Прохорова) въезжает на сцену в пышном платье, словно грациозная кукла. Но и в этот кукольный мир врываются призрачные условности, разрушающие счастье.

О разбитом сердце маленькой героини шуточного «Пропащего дела» вы невольно вспоминаете, когда смотрите миниатюру совсем иного плана, отнюдь не шуточный «Рассказ г жи Н. Н.». {143} Чеховский лиризм, чеховское человеколюбие с особой силой воплощаются в образе одинокой, напрасно загубленной жизни, созданном Е. В. Юнгер. Она тончайшим образом проводит свой монолог. Догорают угли в камине, отсветы их ложатся на лицо умной, все понимающей женщины, у которой когда-то не хватило решимости переступить через сословные перегородки, прийти к своему счастью.

Забавное происшествие в доме нотариуса Капитонова («От нечего делать») театр разворачивает в целую пьесу, где актеры П. М. Суханов, К. Я. Турецкая, А. И. Кириллов создают цельные и живые характеры. От зимней дороги, по которой извозчик везет чиновника («Шило в мешке»), мы попадаем в будуар скучающей дамочки («Месть женщины»). Благодаря блестящей игре Н. Н. Трофимова драматическая шутка о дачном муже («Трагик поневоле») приобретает действительно трагическое звучание. А в конце театр показывает шутку в одном действии «Юбилей», где А. В. Савостьянов, играющий Шипучина, К. М. Злобин в женской роли Мерчуткиной, С. Н. Филиппов в роли Хорина дают полную волю своим комическим талантам и актерской изобретательности.

Каждая из сцен, каждый из рассказов — маленькое открытие, позволяющее создать полноценный, яркий и подлинно чеховский образ. Один рассказ дополняет другой. Их много, они разные. Но эти пестрые миниатюры, составляющие спектакль, объединяет не только живая чеховская интонация, но и единый почерк постановщика, безукоризненного в точности и вкусе.

Не все рассказы удались в равной степени. В сценке «Шило в мешке» театр прибегает к слишком сильным средствам, чтобы разбить несколько однообразный диалог. Сложное сценическое решение рассказа «На даче» не оправдывается его чисто шуточным смыслом. Суховат вступительный монолог ведущего [От театра], написанный в стиле традиционных юбилейных речей. В иных случаях живет и творит на сцене один актер — остальные лишь «подыгрывают» ему («Трагик поневоле»). Театр, кстати, продолжает работать над спектаклем, ставит еще один рассказ — «Человек в футляре».

{144} Но для того, чтобы говорить о недостатках чеховского спектакля в Театре комедии, надо сосредоточенно вспоминать какие-то детали и подробности, а вот чтобы сказать: «Ярко! Талантливо! Умно!» — достаточно вспомнить то ощущение, с которым покидаешь театр в этот вечер.

К столетию Чехова все театры ставят чеховские спектакли. Но разве мы вспоминаем о Чехове только по случаю юбилея? Нельзя представить себе наш сегодняшний театр без Чехова, он самый близкий и самый живой из писателей прошлого. Это с особой остротой ощущаешь, когда смотришь этот первый в нашем городе юбилейный спектакль Театра комедии. И хотя «Пестрые рассказы» начинаются небольшим вступительным словом совсем в духе стандартных юбилейных речей, сам спектакль получился живым и веселым, совершенно лишенным хрестоматийного налета.